• Программа Экономика от 28.01.2016 с Михаилом Делягиным на #говоритмосква

    11:05 Янв. 28, 2016

    В гостях

    М. ДЕЛЯГИН: Здравствуйте, дорогие друзья. Меня зовут Михаил Делягин. Я экономист. И сегодня мы обсудим итоги 2015 года. Немножечко с запозданием, но статистика всегда приходит с большим запозданием. И символично, что мы обсуждаем социально-экономические итоги 2015 года именно в день 30-летия катастрофы американского шаттла «Челленджер». Я хочу сразу всем напомнить, что у нас работает телефон прямого эфира +74957373948. Легко запомнить. Это частота 94.8. И вы можете присылать SMS по телефону +79258888948. Я хочу провести голосование. Сегодня мы это будем обсуждать. Я надеюсь, что вам это будет интересно. Но я экономист, у меня вопрос будет с особым цинизмом. Дорогие друзья, выйдем ли мы из социально-экономического кризиса через 3 года? То есть 2016-2018 годы у меня лично сомнений не вызывают. Поэтому я не занимаюсь тем, что социологи называют формирующий опрос, когда при помощи голосования я пытаюсь вбить в голову аудитории какую-то идею. Меня действительно интересует, что вы думаете по этому поводу. Через 3 года в 2019 году мы выйдем из кризиса или нет? Если вы думаете, что да, в 2019 году через 3 года мы выйдем из кризиса, +74951342135. Если нет, то +74951342136.

    Говорят, что москвича очень легко отличить от жителей других регионов, потому что он называет номер телефона без префикса. Но, тем не менее, я рискну показаться не совсем москвичом. Стараюсь называть их с префиксами для вашего удобства. На этом организационная часть закончена. Я постараюсь давать вам слово. Мне уже объяснили, что как истинный демократ я с людьми разговариваю крайне мало, и это плохо. Но сначала я хочу рассказать вам про итоги года, потому что они необычны и об очень значимых вещах почему-то говорят мало, а то и почти вообще не говорят. 

    Так вот, прежде всего экономический спад. Экономический рост стал некоей религией. Какое-то время назад, лет 100 назад, всё прогрессивное человечество верило в науку, и это на самом деле тоже напоминало религиозную веру. Потом в 1990-е годы произошло возрождение религии, не только в нашей стране и не только на пространстве бывшего социалистического мира. Но сейчас экономисты веруют в экономический рост. Притом, что уже всем всё давно объяснили, что экономический рост бывает разный, что если он происходит за счёт одного олигарха при стагнации всего остального в стране, то это не то, что неполезно, это прямо вредно. И лучше даже слабый экономический спад, чем такой рост. Несмотря на это, по-прежнему все молятся на экономический рост. И то, что в 2015 году мы из очень слабого экономического роста в 0,7%, который затухал с 2011 года, перешли в спад в 3,7%, в общем-то, является негативом, является плохой новостью, которую многие болезненно переживают. Но здесь нужно учесть две вещи.

    Первое. То, что у нас спад только 3,7% – это очень хорошо. Когда мы входили в этот кризис в 2014 году и когда была понятна степень адекватности наших социально-экономических властей, что они продолжают политику 1990-х и будут её продолжать вопреки всему, я ожидал, что будет спад не менее 5% по данным официальной статистики. Почему я это подчёркиваю, сейчас станет понятно. То, что у нас по данным официальной статистики со всеми искажениями не 5%, а 3,7% – это хорошая новость, свидетельствующая о том, что у нас большой запас прочности, что мы сильнее, мы умнее, мы гибче, мы энергичнее, адаптивнее и дальше весь перечень прилагательных, который кому-то придёт в голову, чем мы могли себе представить. Что у нас на новый год будет 30 долларов за баррель, экономический спад только 3,7% – это хорошая новость на самом деле.

    Второе. Я всегда подчёркиваю про официальную статистику. Когда-то было сказано, что есть ложь, есть большая ложь, есть статистика. Но человечество идёт вперёд уверенно. И теперь можно сказать, что есть официальная статистика. Дело в том, что экономический спад считается очень просто: оценивается ВВП, то есть масштаб экономической деятельности в стране, и он сравнивается с предыдущим годом, естественно, в рублях и делится на величину роста цен. Инфляция – это рост цен только на потребительском рынке. А в целом рост цен называется очень забавно – дефлятор ВВП. Вот этот показатель общего роста цен всегда на протяжении нашей истории, по крайней мере, в нулевые годы, был заметно выше потребительской инфляции. Это трактовалось по-разному, но это была такая общая закономерность. В 2013 году они почти сравнялись. И с 2014 года дефлятор ВВП очень сильно отстаёт от потребительской инфляции. При этом социологи, которые проводят исследования и задают людям вопросы «а какой вы ощущаете инфляцию?», они зафиксировали, что люди ощутили инфляцию в прошлом году примерно в 2 раза выше, чем официальная инфляция. То есть официальная инфляция – 12,9%. Люди ощутили на 26%. И общий рост цен в экономике (промышленность, сельское хозяйство, транспорт, финансовый сектор, сфера услуг, строительство) – официально считается, что этот рост цен заметно ниже даже не реальной инфляции, которую ощущает население, а инфляции официальной. Это представляется малоправдоподобным.

    Если предположить, что рост цен в экономике опережает официальную инфляцию не очень сильно, как раньше, на протяжении более 1,5 десятилетий, а хотя бы чуть-чуть, то экономический рост выглядит по-другому. В 2014 году у нас вместо экономического роста 0,7% получался экономический спад на 3,4%, а в 2015 году вместо экономического спада на 3,7% получается экономический спад на 8,8%, что, в общем-то, более правдоподобно.

    Но, опять-таки, это лишний раз показывает, что экономика – очень неопределённая наука. Каким бы ни был экономический спад, я понимаю, что он, скорее всего, будет продолжаться, потому что социально-экономическая политика не направлена на то, чтобы обеспечивать развитие. Как и в 1990-е годы, наше государство под благовидными предлогами борьбы с инфляцией, которая зависит не от динамики денежной массы, а от произвола монополий, но государство этим не занимается, оно делает деньги безумно дорогими, он делает кредит безумно дорогим. И оно при этом поощряет тем самым спекуляции, потому что кредит можно взять только на финансовые спекуляции. В результате деньги бегут из реального сектора, как в 1990-е годы, в сектор спекулятивный. Спекулятивный сектор обрушивает все финансовые показатели, в первую очередь курс национальной валюты, и делает жизнь остальных невыносимой. Кончается это достаточно плохо.

    К сожалению, при этом государство игнорирует очень многие важные показатели, которые свидетельствуют о неблагополучии нашей замечательной экономики. Наверное, самый яркий – это внешний долг. Может быть, это кто-то уже слышал, но внешний долг у нас официально за 2015 год в долларовом эквиваленте сократился на 14%. Не наша заслуга, потому что внешнее давление, кредитная инвестиционная блокада и всё остальное. Тем не менее, с 599 до 515 с хвостиком внешний долг упал. И это хорошая новость. Но при этом давление внешнего долга на нашу экономику выросло очень сильно. Из-за того, что поощрение спекуляций привело к обрушению рубля, ВВП в долларовом выражении сократился в 1,5 раза. В принципе нас с вами это касается не очень сильно, потому что мы живём в рублях, мы живём в рублёвой зоне. Нас касается девальвация, когда это касается импорта или турпоездок, но нашей экономической активности в целом это касается не очень сильно. Но когда ВВП сжался в 1,5 раза, даже сократившийся внешний долг в отношении к ВВП резко вырос. Было 32,2% ВВП, стало 42,4% ВВП. Притом, что для таких экономик, как наша, пороговым является 30% ВВП. Не очень хорошо это понимать, но то, что… структурным несовершенством, то есть произвол монополий, коррупция, крайне нерациональное, иногда откровенно дурное управление, поощрение людей, которые злостно злоупотребляют своими обязанностями в социально-экономическом блоке, даже на уровне правительства и на уровне банка России. Это всё снижает жизнеспособность экономики. И когда для экономики Соединённых Штатов Америки внешний долг сильно за 100% ВВП является нормальным, и даже государственный долг в 100% ВВП является терпимым, для нашей экономики внешний долг выше 30% является опасным. Это неприятно так говорить про самих себя, это нехорошо, наверное, даже так говорить про самих себя, но это реальность, которую нужно учитывать обязательно. Это то, что касается нас всех, это то, что с нами происходит.

    Когда говорят, что нельзя давать дешёвые кредиты, потому что завтра они окажутся на валютном рынке, как в сентябре 1992 года, отчасти это правда. Но когда вы видите проблему, знаете, здесь та же история, что с юристами. Чем хороший юрист отличается от обычного юриста, от нормального? Нормальный юрист вам говорит, что то, что вы хотите сделать, сделать нельзя по таким-то причинам, разумеется, в хозяйственном праве. Хороший юрист, за что они ценятся и за что слово «юрист» произносится с уважением, говорит: это сделать нельзя, но если вы осуществите такие-то и такие-то действия, то это сделать будет можно по закону и оформить это можно так-то и так-то. Разница между хорошим юристом и обычным юристом точно такая же, как между хорошим экономистом и обычным экономистом.

    Обычный экономист говорит: в сложившейся ситуации нельзя давать дешёвые кредиты реальному сектору, он завтра будет на валютном рынке, поэтому давайте повесимся и тихо умрём или в крайнем случае свалим в какую-нибудь фешенебельную страну, потому что здесь ничего не вырастет. А хороший экономист, которого хотя бы чему-то учили в его жизни (это, к сожалению, уже становится некоторой редкостью), говорит – так отлично. Как мы должны изменить сложившиеся условия, чтобы можно было делать то, что необходимо для нормального развития? Чтобы можно было кредитовать реальный сектор под проценты, которые хотя бы не превышают его рентабельность.

    Ответ очень простой – ограничивать финансовые спекуляции, ограничивать валютные спекуляции. У нас один замечательный сенатор, который слишком много времени провёл в ЛДПР, на мой взгляд, довёл это дело до абсурда: сказал, что нужно ввести курс 40 рублей за доллар. Я напомню, что во время войны в Америке были экономисты, которые говорили, что регулирование цен неэффективно и поэтому нужно ввести единую цену на любой товар 5 долларов за единицу. И тогда всё будет хорошо. Вот это из той же серии. На самом деле все страны, которые проходили наш уровень зрелости финансовой системы, ограничивали спекуляции. В Соединённых Штатах Америки закон Гласса-Стиголла, который работал с 1932 по 1999 год, чуть в третье тысячелетие этот закон не переехал. Он разграничивал банки. Одни финансовые организации имеют право заниматься спекуляциями, другие финансовые организации имеют право работать с деньгами реального сектора. Они были разделены.

    Я это повторяю так подробно, потому что у нас до сих пор везде подскакивают люди, которые кричат, что развивать страну нельзя, потому что это невыгодно глобальному бизнесу, потому что это невыгодно спекулянтам. На самом деле это большая либеральная ложь, которая слишком глубоко въелась в наши мозги, и поэтому нужно наши мозги от этой лжи отмывать, как и мы отмываем, извините, засорившиеся унитазы. Дело неприятное, дело муторное, но абсолютно необходимое, потому что иначе будет эпидемия.

    Так вот, можно сделать, как в Японии, когда банковская система была единой, а не разделённой, как американская, но при этом в Японии очень жёстко структурировались активы банковской системы. То есть банк мог делать всё что угодно. Но 10% он должен был вложить в государственные ценные бумаги, не менее 10%. На финансовые спекулятивные рынки, на покупку акций он мог направить не больше определённой части своих активов, причём отдельно на покупку акций японских компаний и отдельно на покупку акций всех остальных компаний. Отдельный процент он должен был направить на кредитование реального сектора. Пожалуйста, объекты выбирайте сами. Но структура будет такая.

    Если вы не можете найти птицефабрику, которую вы хотите прокредитовать, то у вас активы будут омертвлены и вы не сможете часть денег, которые могли бы вложить в том числе на высокорискованные финансовые вклады.

    Японцы свою систему на самом деле, всю систему – и социально-экономическую, и образовательную – срисовали у нас. И систему мотиваций в значительной степени срисовали у нас, правда, очень сильно адаптировав, с одной стороны, к рынку, а с другой стороны – к национальной психологии. 

    Но когда мы говорим «японский опыт», нужно понимать, что это превращённый советский опыт. Это то, о чём мы по-хорошему должны были спросить наших дедушек. Но, к сожалению, и мы люди вежливые, национальное русское заболевание – вежливость, как национальный вид спорта – ремонт. Не шахматы, не биатлон, не футбол с хоккеем. Ремонт – национальный вид спорта. Точно так же национальное заболевание – вежливость. А, с другой стороны, наша история такова, и поколение наших дедов, прадедов – это поколение молчаливое, это люди, которые сами не разговаривают, потому что, к сожалению, они прошли слишком страшную школу.

    Так вот, возвращаясь к нашей замечательной экономике, отделять спекулятивные капиталы от нормальных – это условие выживания. Это то, что отличает сегодня нормального экономиста от плохого экономиста или от того, кто разрушает нашу экономику. Это то, что отличает наше будущее от нашего прошлого. Потому что как только нам говорят, что нельзя ограничивать спекулянтов, потому что главное – свобода предпринимательства. Эта свобода грабить всех остальных, помимо того, что это является преступной позицией, помимо того, что это является разрушительной позицией, это возврат в 1990-е годы, возврат в эпоху распада и разрушения. Я не хочу туда возвращаться. Я очень не хочу туда возвращаться, хотя это была моя молодость, девушки были сильно моложе, и не только моложе, а даже красивше в определённом смысле слова, но есть эпохи национальной катастрофы. Нас сейчас всеми силами запихивают туда. И статистика это подтверждает.

    Я возвращаюсь к итогам минувшего года. Реальные располагаемые денежные доходы населения по итогам года сократились на 4%. Это не так страшно. Но если вспомнить, как у нас занижается официальная инфляция, если вспомнить, как у нас распределена структура населения, потому что богатейшая часть общества не беднеет, то падение уровня жизни очень серьёзное. Значительно страшнее падения уровня жизни падение розничной торговли, то есть падение потребления. Официальное падение – 10% по итогам года, реальное для 90% населения – не менее четверти.

    В Москве получше. Я говорю это как москвич. Вы уж меня извините. Но за что нас не любят в остальной России. Это я сформулировал. Можете обижаться, можете сейчас писать гневные комментарии, это ваше право. Но я это сужу в том числе и по себе. Москвич – это человек, который родился с серебряной ложкой во рту и посвятил всю оставшуюся жизнь плачу по поводу того, что эта серебряная ложка не той пробы. Нам очень тяжело жить в Москве, это правда. Очень тяжело быть бедным в городе, где мимо вас проносятся «Майбахи». Значительно проще быть бедным в сельской местности, где все живут плохо и вы, имея возможность раз в неделю купить пиво, чувствуете себя по-честному средним классом и даже верхней частью среднего класса. Но, к сожалению, наше московское потребление выше уровня потребления остальной России. Мы болезненней это переживаем, да, но терпение России может закончиться уже в следующем году, потому что люди теряют очень много. И во многих регионах люди толком потреблять ещё и не начали. Мы начали потреблять в первой половине 2000-х годов, а есть регионы, где начали потреблять уже после кризиса 2008-2009 годов, уже на отскоке. У нас есть регионы, где бюджет принят на 8 месяцев. Мы не будем называть эти горные районы, как было сказано в «Кавказской пленнице», чтобы не обижать другие районы, но есть регионы, где бюджет принят на 8 месяцев – до выборов в Госдуму. А там, ребята, куда кривая выведет. И я не могу обвинять этих депутатов, этих губернаторов, этих мэров городов, которые осуществляют финансовый и бюджетный бред. У них действительно вправду нет денег, и у них нет фантазии даже вообразить, откуда их теоретически можно взять.

    В то время как в федеральном бюджете без движения валяется 9,2 трлн рублей. Господа, это деньги, на которые можно построить новую Россию, более современную, более комфортабельную, более бурно развивающуюся, чем наша сегодняшняя. На эти деньги можно решить любую проблему. Хорошо, ребята, не хотите развивать страну – Господь с вами, но перестаньте урезать зарплату силовым структурам. Хотя бы. Если вы уж КГБ-шники, если вас обвиняют во всех смертных грехах, но своим-то зарплату не урезайте, в конце концов. К моему даже не сожалению, к моему глубокому внутреннему ужасу, наш социально-экономический блок ведёт себя, как Плюшкин, с той разницей, что Плюшкин был человек честный, и он крестьян морил голодом, и сам голодал тоже вместе с крестьянами. И ходил в обносках. Покажите мне министра финансов, который ходит в обносках, вымаривая пока ещё не голодом, но реально вымаривая целые регионы. Ведь у нас и социальная сфера разрушается, и всё разрушается. И, понимаете, даже у нас дороги… Мы 10 лет строили дороги. И 10 лет любой человек, приезжая в любой регион, смотрел в первую очередь на дороги. Все понимают, что хорошие дороги – это хороший губернатор, это лицо района, лицо области, лицо места. Раньше в цивилизованные времена мы судили о качестве местных властей по состоянию туалетов, сейчас – по состоянию дорог. Сейчас даже по федеральной трассе иной раз едешь, и такое ощущение, что война ещё не кончилась.

    И, естественно, у нас идёт падение инвестиций. Они в прошлом году упали на 1,5%, в этом году падение резко ускорилось до 8,4%. Если пересчитать с учётом вероятного реального роста цен, а не официального дефлятора ВВП, то это падение где-то больше, чем на 13%. Но, опять-таки, это лучше, чем должно было быть. У нас есть ресурс прочности. И это замечательная, отличная новость. Беда в том, что мы этот ресурс не используем. Вместо того, чтобы начать строить страну, государство сидит и считает, на сколько времени разрушения ему ещё хватит денег. Сколько оно ещё может просидеть, продолжая политику разрушения и отчасти уже стихийного саморазрушения. Что говорят во многих регионах России, что говорят многие даже руководители в частных беседах, я не могу воспроизвести по радио, не потому, что нас слушают женщины, не потому, что есть статья за оскорбление и за клевету, а просто потому, что люди начинают впадать в состояние отчаяния одни и в состояние ожидания революции и подготовки к переживанию этой революции другие.

     

    НОВОСТИ

     

    М. ДЕЛЯГИН: Здравствуйте, дорогие друзья. Это снова я, Михаил Делягин. Мне пишут, что помимо 30-летия «Челленджера», сегодня 70 лет ОКБ «Гидропресс» – главного конструктора реакторов для атомных станций. Замечательное напоминание, спасибо огромное. Я думаю, что я не только от своего имени, но от имени всех радиослушателей поздравляю работников ОКБ «Гидропресс», как бы он сейчас ни назывался, и всех смежных производств, и атомной отрасли в целом. Поздравляю, желаю успеха, желаю компетентных руководителей, желаю, чтобы государство наконец начало проводить разумную рациональную политику в этой сфере и больше заботиться о технологическом прогрессе, больше заботиться о безопасности и меньше заботиться наращиванием расходов на все статьи, кроме заработной платы. Потому что какая у вас заработная плата, я, к сожалению, знаю по своим, правда, дальним родственникам.

    Мы продолжаем текущее голосование. Тем, кто считает, что через 3 года в 2019 году мы выйдем из кризиса, пожалуйста, звоните по телефону +74951342135. Те, кто считает, что через 3 года в 2019 году мы не выйдем из кризиса, +74951342136. По части ваших SMS-ок и сообщений через социальные сети. Если вы 10 раз будете повторять одно и то же сообщение, это не значит, что оно дойдёт до меня в 10 раз лучше, и даже не значит, что я его прочитаю 10 раз подряд. Люди, которые пытаются выражать свои мысли непонятным образом или чрезмерно эмоционально, я полностью сочувствую вашим эмоциям и вашим чувствам, но если нельзя понять, чем они вызваны и к чему относятся, то вам можно только сочувствовать. Давайте возьмём какой-нибудь звонок, потому что я опять забыл, что нам звонят хорошие люди. Пожалуйста, говорите.

    СЛУШАТЕЛЬ: Добрый день. Иван Иванович. Михаил, новейшая история показывает, что год Олимпиады – это год большой войны. Большая война для России – это прекращение импорта. Вопрос к вам: сколько времени продержится российская экономика без импорта и безтехнического импортозамещения? Спасибо.

    М. ДЕЛЯГИН: Спасибо, Иван Иванович. Без импорта мы продержимся минут 15. Потому что, помимо импорта продовольствия и всяких замечательных предметов потребления, у нас есть ещё так называемый технологически необходимый импорт. Скажем, без некоторых реактивов некоторые химические предприятия просто превратятся в химические бомбы достаточно быстро. Их придётся останавливать. Это нанесёт очень большие потери для экономики. Но вопрос о полном прекращении импорта не стоит. И он невозможен. Даже Северная Корея и Куба не обходятся без импорта. Это невозможно технологически. И даже если вдруг у нас не окажется денег, то мы сможем это делать в кредит.

    Более того, когда летом 2014 года против нас ввели санкции, был очень неприятный момент, когда Германия приостановила поставки по действующим контрактам на высокотехнологичные станки, которые очень значимы для оборонки в основном, но и для некоторых других отраслей тоже.

    Причём приостановление носило такой характер итальянской забастовки. Нам говорили: да, да, это всё, конечно, несанкционно, мы вам обязательно будем поставлять, мы в этом заинтересованы. Но, вы знаете, бумажка потерялась, электронная почта ушла в спам, наверное, ваша, а вы нам напишите ещё раз. Ой, а у нас сотрудник, который вами занимается, ушёл в отпуск, а новый всё бумажки найти не может. И вот, как у Райкина, колёса раскатаны населением по аулам. Ему кричат: пришлите насос, у нас шахты заливает, он говорит: не волнуйтесь, готовим следующий самолёт с колёсами. Примерно такое же общение шло с немцами. И стало понятно, что это не технические сбои, а это очень чувствительная сфера, потому что помимо высокоточных, прецезионных станков, которые мы почти не делаем, ведь нам по этим контрактам поставляются и расходные материалы, и запчасти. А без расходных материалов это всё встанет очень быстро. И, естественно, разумная часть государства напряглась. И была авральное исследование рынков, где это можно взять. Выяснилось, что эти станки можно купить в Японии, в Южной Корее, и некоторые из них – на Тайване. Не все, но некоторые. Оказалось, что если Германия присоединится к санкциям и в этом направлении, то ничего страшного не произойдёт. Японцы нам, может, и не продадут, а Южная Корея продаст нам точно просто в пику японцам. Да, это будет стоить чуть дороже, но технологические процессы не будут разрушены. Судя по всему, немцы тоже провели такую же работу, потому что через месяц, а там по контракту было установлено время возможных перебоев, и через месяц день в день, в общем, в последний день, когда перебой не будет нарушением контракта, поставки возобновились. Как мне рассказывали люди, связанные с этой сферой.

    То есть значительную часть товаров есть где купить в другом месте. Дороже, неудобнее, хуже, но полная импортная блокада невозможна. Точно так же, как невозможно полное импортозамещение. Когда у нас говорят о желаемости импортозамещения, это вызвано тем, что мы чудовищно перегнули палку. Разрушая своё производство, мы запустили импортные товары на рынки, которые, в общем-то, обязаны обслуживать сами. Не так давно в Москве магазин считался дешёвым, если продаваемая там картошка была не французская, а египетская. Это было недавно. Это было несколько лет назад. Это было перед кризисом 2008 года. Вот эти вещи недопустимы.

    И когда говорят об импортозамещении, говорят не об идеях Чучхе, говорят не о самоизоляции, говорят не о том, что мы сами будем изобретать Америку и пытаться её правильно приготовить. Говорят о том, что то, что мы можем делать сами, мы должны делать сами. Точно так же, что пока старый человек может сам завязывать свои шнурки, он должен завязывать их сам, потому что это продлит его жизнь. Давайте следующий звоночек.

    СЛУШАТЕЛЬ: Алло, добрый день.  Дмитрий, Москва. Такой вопрос. Вы всё говорите правильно. Что делать то нам, простым людям? Как нам заставить эту власть идти правильным руслом и что может сделать отдельно стоящий человек, для того чтобы наша страна стала снова великой?

    М. ДЕЛЯГИН: Во-первых, если брать политическую активность, сейчас есть довольно много разных каналов давления на власть, которые власти, как ни смешно это звучит, учитывает. Помимо голосования, есть огромное количество разных петиций, есть просто активность в социальных сетях. Это учитывается, это мониторится и это принимается во внимания, как это ни смешно.

    Второе. Я считаю, это моя оценка, что нас ждёт системный кризис, который исторически называется смутой. Системный кризис – в точке бифуркации даже самое слабое воздействие может оказаться решающим. Грубо говоря, соломинка может сломать спину верблюда. Никто из нас не знает, кто окажется этой соломинкой. Просто никто не знает. Если бы Ельцину сказали в 1986 или даже в 1988 году, и даже в 1989-ом, что он станет президентом независимой России, он бы даже смеяться не стал, он бы решил, что над ним или издеваются, или человек умалишённый. Я помню, как в ноябре 1987 года на Арбате в Москве стоял человек с плакатиком «я за Ельцина». Ему все очень сочувствовали, потому что все понимали, что от демократии человек сошёл с ума. Нужно готовиться к этому времени. Когда, может быть, от вас, лично от вас будет зависеть судьба страны. Для этого нужно делать две вещи: первое – организовываться, потому что даже самая слабая организация, даже самая слабая группа людей – это больше, чем просто один человек. И второе – учиться. Чтобы если вдруг всё упадёт случайно в ваши руки, как в гениальном украинском сериале «Слуга народу», чтобы вы понимали, что делать и чтобы вы сделали лучше, а не сделали хуже. И наконец наше общество выживало в самые страшные времена, в самых страшных катаклизмов, от которых умерло бы любое западное общество. Я не знаю насчёт азиатских обществ, я мало про них знаю, или латиноамериканских, или африканских, но любое европейское общество умерло бы в этих катаклизмах, потому что мы заботились о своих друзьях, заботились друг о друге, заботились о своих семьях. Есть чудесная поговорка: не имей 100 рублей, а имей 100 друзей. Мы страна оборванных цитат. Продолжение такое: потому что деньги отнимут, а друзья останутся. Хорошую жизнь нужно пытаться построить вокруг себя. И это возможно даже в самых скверных обстоятельствах. Это то, что мы не умеем делать, что умеют делать западники, а мы этого делать не умеем. Это то, чему нам у них нужно учиться. Мы всё время пытаемся учиться какой-то ерунде. Мы пытаемся учиться манипулированию, мы пытаемся учиться завязыванию галстука, мы пытаемся учиться сексуальных излишествам и переборам. Меня сейчас спрашивают про мальчика в 1990-е годы. Не знаю, не могу оценить мальчика 1990-х годов не той ориентации. Но мы упорно и упрямо не учимся у Запада тому, что у них хорошо, тому, что у них правильно. Порядку не учимся. Не учимся умению выстраивать хорошую жизнь вокруг себя. А что будет в мире – это проблема мира, этим мы займёмся потом. Грубо говоря, ответ такой. Если вы что-то понимаете хорошо, то учите людей вокруг себя, потому что уровень бытовой деградации такой, что ни один специалист её вообразить не может. Не может человек, знающий русский язык, представить, что можно в слове «ещё» по-честному, без всякой ошибки, сделать 5 ошибок. Он думает, что это смешно. Он думает, что это такая шутка. И только когда он начинает читать это каждый день в социальных сетях, что это зарисовка с натуры.

    «Работаю, учусь новому, – пишет Сурёжка. – Повышаю квалификацию, а плакать хочется. Толка нет. Что делать?» Знаете, жизнь вообще дело довольно безысходное. Она кончается смертью. И даже религии, которые учат нас вечной жизни, они тоже рассказывают о достаточно серьёзных и безысходных проблемах. Поэтому прежде всего научитесь радоваться жизни. Поймите, что вам безумно повезло. На фоне тех миллиардов и миллиардов, кто не родился. На фоне тех миллиардов и миллиардов, кто уже умер. На фоне безумного количества людей, которые погибли, не дожив до ваших лет. Мне пока 47 лет. В моём поколении, да, пришлись 1990-е годы, пришёлся бандитизм, пришёлся террор, пришёлся либеральный террор на нашу жизнь, но у меня уже больше погибших хороших знакомых, чем живых хороших знакомых и друзей. Учитесь радоваться жизни. Потому что человек – это не лопата. Человек приспособлен не для работы. Человек приспособлен не для того, чтобы жаловаться. Человек придуман Вселенной для того, чтобы радоваться. Я всю жизнь думал, что слова Горького «Человек создан для счастья, как птица для полёта» – это такая пропаганда или в лучшем случае какой-то непонятный романтик. Мне стоило очень больших трудов понять, в том числе на биологическом уровне, когда мне объяснили, что, знаете, у вас проблема с лёгкими. Вот это антибиотики, они очень хорошие. Но они вам не помогут, если вы не будете радоваться жизни всё время. Я говорю: «Я дышу плохо. Как же я буду радоваться?» Мне ответили: «Как хотите. Но если вы не будете радоваться, ваш организм будет находиться в неестественном состоянии для него, и антибиотики не помогут, потому что вы сами себя разрушаете».

    Человек приспособлен к тому, чтобы испытывать радость. Это не значит, что нужно выпивать полбутылки утром или что-нибудь ещё. Это нужно достигать естественными способами. Но когда мы говорим «Ой, какая плохая жизнь!», мне за редким исключением хочется сказать: «Ребята, а вам не стыдно так говорить?» И когда я напоминаю просто факты нашей истории, уж не буду портить вам настроение перед обедом, как тут мне написали, люди как-то успокаиваются. Так что, знаете, всё очень скверно, всё очень тяжело, но нам очень повезло со временем, потому что оно гуманное и даёт нам колоссальные возможности.

    Был такой поэт в 1940-е годы – Сергей Наровчатов, великий поэт, недооценённый поэт, как с большинством русских поэтов. Он написал стихотворение, тогда был госзаказ к 800-летию Москвы, называется «Зелёные дворы». Все 1940-е годы с XII века, когда Москва попала в летописи, и один рефрен: «В 1940-е тяжко на Москве». И вправду тяжко, святая правда. И я как человек, который учил историю в школе, могу сказать: и не только в 1940-е тяжко. Это не повод, чтобы закопать себя в землю и не жить.

    Когда я говорю об экономических и социальных проблемах, я говорю о том, что у нас плохо. Но это не значит, что мы не живём. Это не значит, что мы должны посвятить свою жизнь переживанию этих плохих новостей, как некоторые москвичи посвящают жизнь переживанию того, что серебряная ложка не той пробы. Мы должны прилагать усилия, для того чтобы сделать то, что можно, чтобы улучшить то, что можно. И переживать о том, что всё плохо… да, жизнь – это в том числе разочарования, это несчастья, это провалы, это неудачи и всё остальное. Провалились – встаньте и идите.

    «Не ту страну назвали Гондурасом», – как мне пишет Кэп. Понимаете, уважаемый коллега, я не могу вас посылать в Гондурас в турпоездку в силу нынешнего валютного курса. Почитайте, как живут люди в Гондурасе. Почитайте, как сейчас живут люди, например, в ржавом поясе Соединённых Штатов Америки, лучшей страны мира, наиболее передовой по социальному развитию.

    «Михаил, а тотальное обесценение труда нашимиинноваторами – это тактика или стратегия?» Это стратегия. Потому что наши инноваторы – это люди на тему «а поговорить», насколько я могу судить. Есть, конечно, исключения. Но то, как организовывалось Сколково, просто чтобы сделать витрину, и безразлично, чего витрина эта будет, доказывает, что это в лучшем случае болтуны. Соответственно, болтун, как мне здесь писали, очень переживает, когда он получает хотя бы меньше, чем создатель чего-то. Поэтому болтун ненавидит создателя, не выносит его на дух и старается максимально обесценить его труд. Не говоря уже о том, что сладких пряников всегда не хватает на всех. И если инноваторы, творцы, созидатели и просто работяги будут получать столько, сколько они должны получать по чести и совести, то болтуны либо сдохнут, либо переквалифицируются в дворники, даже не в управдомы, чего им, естественно, неохота. Так что это, к сожалению, закономерность.

    Мне пишут, что это в Иваново бюджет принят на 9 месяцев. Я говорил о Забайкальском крае, где он принят на 8 месяцев. Вы можете утешаться тем, что у вас не самое безысходное место.

    «Пока у власти Путин со своей бандой, ничего не изменится, сколько бы вы тут ни ныли про плохих либералов и хорошего царя». Знаете, в 1990-е годы у власти были другие люди, совершенно другие. И я могу сказать, что в 1990-е годы государственная политика, даже с учётом поправки на то, что тогда нефть была дешёвая и денег не было, но государственная политика была направлена на разрушение, осознанное, осмысленное в значительно большей степени, чем сейчас. Так что дело не в первом лице при всей нашей неинституционализированности, при всей нашей ориентации именно на первое лицо, при всей нашей склонности перекладывать ответственность на начальство. Дело всё-таки в государственной политике.

    Ужас приватизации и то, почему никогда в России не простят приватизаторов и приватизацию, заключается не в том, что людей ограбили. Это бывает. Мы к этому приучены. Ужас заключается в том, что ограбление людей возвели в ранг закона и в ранг моральной нормы, тем самым разрушив право на собственность.

    Когда приватизаторы плачут «ой, как в России слабы права собственности, как в России не защищена собственность» – это крокодиловы слёзы. Потому что смысл приватизации заключался в грабеже, в уничтожении права собственности. Просто эта собственность принадлежала народу.

    Помните, может быть, мое любимое место в «Берегитесь автомобиля», где жулик, которого играет Андрей Миронов, плачется в суде, что Деточкин посягнул на святое – на собственность, на личную собственность. В 1990-е годы собственность была отменена. Это главное преступление 1990-х годов. Одно из главных преступлений тогдашнего государства.

    Ещё раз повторюсь, Владимир Владимирович Путин был в то время максимум вице-губернатором. Он не был в этом виноват. Так что я понимаю эмоции, я понимаю чувства, но люди, которым не нравится Путин и которые на основании этого считают, что русских надо или хотя бы можно убивать, или люди, которым не нравится Путин и которые считают, что их священный долг в связи с этим – уничтожить свою страну, извините, ни малейшего сочувствия у меня не вызывают.

    Новодворская имела право быть психически не вполне адекватной или производить такое впечатление, потому что она была действительно жертвой карательной медицины. Может быть, сначала не жертвой, может, её сначала по-честному пытались лечить. Но в итоге она стала жертвой карательной медицины. Она имела право демонстрировать агрессивную и разрушительную глупость. А все остальные такого права не имеют. И мы с вами такого права не имеем тоже.

    «Но ведь же импортозаменили мы инсулин. Кого волнует, что от этого импортозамещённого инсулина люди мрут, так как он… к сожалению. Такие мелочи же никого не волнуют». Простите, пожалуйста. Такие мелочи волнуют. И конкретно инсулин – это одна из головных болей даже этого плохого государства. И когда самому конченому пропагандисту, который начинает рассказывать, как у нас всё замечательно, просто говоришь слово «инсулин» – он замолкает, даже абсолютно бессовестные люди замолкают, говорят: да, конечно, я понимаю. Но ведь где-то же есть лаборатория при институте, которая делает качественный российский инсулин. Значит, можем. На уровне специалистов можем. На уровне государства не хотим, потому что это страшный бизнес на крови. Это страшный бизнес на людях. Люди не просто мрут. Трофические язвы, чудовищные осложнения и всё остальное. Хотя есть и качественный российский, но как отличить, обычный потребитель не знает.

    И это тот случай, когда государство, прикрываясь либеральными требованиями минимизации избыточного государственного вмешательства в экономику, отказывается от своих прямых обязанностей по обеспечению качества. Я считаю это преступлением. И я считаю, что наш кризис кончится тогда, когда у нас будет экономический рост 10% пять лет подряд. И не тогда, когда у каждого подъезда будут припаркованы не битые ржавые машины в кредит или какие-нибудь суперсовременные машины, да ещё и в России произведённые качественно. У нас кризис кончится тогда, когда мы преступников будем судить по закону. Пусть даже по очень гуманному закону, пусть даже с условными сроками. Но смысл нюрнбергского трибунала заключался не в том, чтобы несколько десятков мерзавцев осудить или повесить. Смысл заключался в том, чтобы назвать преступление преступлением.

    И когда у нас сейчас некоторых, с моей точки зрения, либеральных преступников считают чуть ли не святыми на том основании, что они вовремя умерли от перепоя или не вовремя, не дожили до суда над собой, извините, это неправильно, это одно из проявлений кризиса. И давайте возьмём самый последний звоночек.

    СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. Много, конечно, эмоций и пришедших грамотных людей. Много людей, которые выражают свою беду. Но, дорогие соотечественники, слово «кризис» во все времена переводилось как «суд». Есть субъективные оценки, а есть объективные. Путин знает, в чём дело. Он знает, что будет…

    М. ДЕЛЯГИН: Понятно. Спасибо большое. Это очень дискуссионный вопрос. И самое главное, он не относится к нашей сегодняшней теме. Потому что от первого лица зависит многое, но всё равно зависит не всё. Мой любимый пример: когда началась Сталинградская битва, Сталин дал команду наступать танковым соединениям. А перед этим было очень много таких наступлений, где все сгорели. И командиры фронтов, опытные, битые, не исполняли его команды. Они говорят: да, конечно, уже все пошли. Не пошёл никто. И тогда он позвонил и сказал, не матерясь, не крича, не командуя, сказал: вам будет стыдно. И повесил трубку. Через 10 мин после этого контрнаступление под Сталинградом, переломившее ход войны, началось. У нас 22% людей, которые считают, что через 3 года кризис закончится. 78% считает, что кризис не закончится. Я думаю, мы постараемся, чтобы правы были 22.

    Версия для печати

Связь с эфиром


Сообщение отправлено