С.ДОРЕНКО: 8 часов 38 минут. Понедельник, 4 июля. Настя, если 4 июля — так ведь это же праздник американский сегодня.

А.ОНОШКО: Да, я тоже сегодня об этом вспоминала.

С.ДОРЕНКО: У посла американского станут наливать дешёвое вино — такое, как сангрия. Я был там, ты знаешь, может быть, в 2009 году в последний раз, а потом меня что-то перестали звать.

А.ОНОШКО: Поздравляли? Руку жали?

С.ДОРЕНКО: Не знаю, что-то меня исключили из актива и не зовут больше.

Здравствуй, великий город! Здравствуйте, все! Это радио «Говорит Москва»! Говорит Москва! Анастасия Оношко — ведущая этой программы.

А.ОНОШКО: Доброе утро всем. А Великобритания празднует 4 июля?

С.ДОРЕНКО: Великобритания празднует День рождения королевы, причём не в день рождения королевы. Ты знаешь, что день рождения…

А.ОНОШКО: По лунному календарю? Что у них там?

С.ДОРЕНКО: Нет-нет. Они празднуют какой-то день, а на самом деле день рождения королевы в другой день, но это никого не интересует.

А.ОНОШКО: Замечательно. Мир условностей.

С.ДОРЕНКО: Конечно. И это прекрасно.

А.ОНОШКО: Конечно. И это действительно не имеет значения.

С.ДОРЕНКО: Скажи, пожалуйста… Мы верили, что жизнь идёт по рельсам, всю свою жизнь, и это вызывало уныние. Но была надежда, что не всё… Ты же точно понимаешь, что если ты подходишь к автомату и нажимаешь на какой-то сладкий батончик вот здесь, то тебе вылетает сладкий батончик. А представь себе, что вылетела бы вдруг канарейка и весело запела бы. И ты бы сказала…

А.ОНОШКО: Такой автомат-лотерея: ты бросаешь 50 рублей…

С.ДОРЕНКО: 100 рублей, 50 рублей — и выскакивает сладкий батончик. А вдруг вылетали бы канарейки, попугайчики какие-то и так далее.

А.ОНОШКО: Я бы испугалась.

С.ДОРЕНКО: Мир стал бы тебя пугать или веселить? Вот эта исландская команда (я просто возвращаюсь к футболу моментально) была похожа на наше счастливое детство, когда ты можешь представить себе, что скамейка в парке — это корабль. Вот что-то такое. Понимаешь, жизнь…

А.ОНОШКО: Они по-настоящему играли, бегали по полю.

С.ДОРЕНКО: Это было необычно, классно. И главное, что их сопровождает миф, что они вообще не футболисты. Это миф, на самом деле это миф. Они футболисты. Но у них миф, что они ловят треску, что они суровые парни, которые ловят треску.

А.ОНОШКО: Кто-то там заместитель управляющего отеля, бородач.

С.ДОРЕНКО: А другой — стоматолог. Он, вообще говоря, работает стоматологом и вдруг иногда…

А.ОНОШКО: Нет, это невозможно — «вдруг иногда» взять и поиграть в футбол.

С.ДОРЕНКО: Третий — вообще говоря, режиссёр рекламных роликов. И вдруг иногда он, уставший, трёт виски и говорит: «Господи, я так устал от этих рекламных роликов! Я пойду и сыграю в футбол, что ли».

А.ОНОШКО: «Ребята звали в эту субботу. Я пойду».

С.ДОРЕНКО: Да. И вот поэтому (я сейчас говорю о мифах) миф, что это как бы вылетающие вместо сникерса канарейки и попугайчики, — этот миф сделал нас лучше. Исландская команда сделала нас лучше. Мы стали верить…

А.ОНОШКО: Северная Европа…

С.ДОРЕНКО: Нет-нет-нет, весь мир. Весь мир стал лучше, глядя на исландскую команду, потому что они — некое детское ожидание возможности.

А.ОНОШКО: Но и французская команда — детское ожидание возможности. Посмотрите, сколько детей мигрантов там играет.

С.ДОРЕНКО: Жизнь состоит из рутины. Ты точно понимаешь, что у тебя рутина с утра… Нет, ночью, в полтретьего ночи мотоциклисты с прямотоком будут носиться под окнами — и ты понимаешь своё бессилие. Ты понимаешь, что пьяные молодые люди будут орать под окнами на скамейке — и ты понимаешь своё бессилие. Ты понимаешь, что месяц не мыли в подъезде, и никогда не будут — и ты понимаешь своё бессилие. Понятно, да? Ты понимаешь, что утром в субботу сосед над тобой будет ронять гири, а потом…

А.ОНОШКО: Катать шарики железные по квартире.

С.ДОРЕНКО: Катать железные шарики, а потом матом ругать свою жену и дочь. И ты тоже понимаешь, что… Ну, это рутина. Ты всё это понимаешь. И ты понимаешь, что жизнь, в общем, конечно, ужасна, что всё надо выбивать, пробивать, чудом держаться, всё делом чудом. Чудом!

А.ОНОШКО: На своей плодоножке отгнившей.

С.ДОРЕНКО: Но мы чудом не падаем. А потом оказывается, что можно быть счастливым. И вот это — исландская команда. Она подарила нам чувство детского счастья, невозможного, чудесного, что происходят чудеса. Чудеса возможны. Сказка возможна. Ну и всё. Вчера их наконец кровавая гэбня… то есть, простите, французы поставили на место — и всё. И всё стало опять ужасно, и мы опять понимаем бессилие: машина сильнее человека. Ну и всё. Алло. Здравствуйте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Алло. Доброе утро. Сергей, я хотел сказать, что у меня тоже соседи сдали квартиру квартирантам с маленьким ребёнком, ему 4–5 лет. Я к тому, что я бессилен.

С.ДОРЕНКО: Скажите, вот французы вернули всё на место, французы как бы отхлестали нас по щекам.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Да, я хотел сказать по поводу исландцев. Мне кажется, они даже разрешили себе забить два гола, потому что видно было, что они играли, как с мышкой. Вот реально, честное слово.

С.ДОРЕНКО: Я представляю, как мы, погружённые в грёзы, в сладкие грёзы, сидели и мечтали, подобно Алисе, которая вдруг, задремав, увидела Кролика, бегущего и поглядывающего на часы с криком: «Я опаздываю! Я опаздываю к герцогине!» — вот это всё. А потом представь себе, что Алиса, которая засыпает… Сестра рядом читает книжку без картинок, а Алиса засыпает и видит Кролика. Представь, что её поднимает какой-то мужик, дёргает за плечо и даёт ей несколько пощёчин. Вот это примерно сделали французы. То есть нас разбудили нагло, грязно — и нас вернули в мир машин, в мир побед таких каких-то…

А.ОНОШКО: Профессиональных.

С.ДОРЕНКО: Испепеляюще профессиональных. Ну, это стыдно и плохо. Да, это с нами сделали. Здравствуйте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. Вы знаете, был такой вопрос у вас в передаче: «Почему мы смотрим все футбол с участием российской сборной?» Это ожидание волшебства, что случится вдруг чудо, что мяч отрикошетит и полетит в ворота.

С.ДОРЕНКО: Конечно! Пришли старцы — и Илья Муромец встал и пошёл.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Да, совершенно верно. И с Исландией также все смотрели, надеясь на чудо, что вдруг…

С.ДОРЕНКО: Нам хотелось. Нет, в отличие от наших, исландцы показали, что чудо, да, существует. Они же… Понимаете?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Да-да-да, согласен с вами совершенно.

С.ДОРЕНКО: Ну и всё. Ну и хорошо. Ребята, мы вернулись во взрослую жизнь — потные, побитые. Мы вернулись во взрослую жизнь. Всё. Всё, теперь понятно — Франция и Германия. Алло. Здравствуйте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Доброе утро, Сергей и Настя. Это Фрог.

С.ДОРЕНКО: Здравствуйте, Фрог.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Я думаю, что, конечно, французы реалисты, но наибольшие прагматики в этом смысле — это жёны наших футболистов, которые говорят про наших же футболистов, что они выходят на поле умирать и погибать.

С.ДОРЕНКО: Да ладно? Где это?

А.ОНОШКО: Имеется в виду Бузова?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Ну, был недавно репортаж.

А.ОНОШКО: Вам открыть это?

С.ДОРЕНКО: Не надо.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Она просто как бы грудью, как самка, на защиту своего дитяти встала.

С.ДОРЕНКО: Они выходят умирать с расчётом умереть лет через 80–90.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Да. А исландцы при этом как бы дарят праздник, понимаете.

С.ДОРЕНКО: Скажите, теперь, когда кончился праздник, нам надавали пощёчин, вернули во взрослую жизнь, праздник кончился, за кого вы будете болеть?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Я останусь верен себе и буду болеть за Уэльс.

С.ДОРЕНКО: Спасибо. Слушайте, ну правда, за кого болеть, ребята? Давайте быстренько проголосуем, а? Смотрите у нас (давайте всё-таки по алфавиту) Германия будет на первом месте. 134-21-35 — вы будете болеть за Германию. 134-21-36 — за Францию. Ну, я просто по алфавиту: Германия, Франция. Хотя слева-направо было бы удобнее, но — нет. Мы голосуем. Вы будете болеть за Германию — 134-21-35. За Францию — 134-21-36.

Та-та-та, тра-та-та… Смотрите, за Германию — 88 процентов, 85… Но это первая сотня пока набирается. За Германию все, смотрите-ка. Ну нет, уже 70. Число меняется. Вновь позвонившие меняют процент. Алло. Здравствуйте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Доброе утро. Я думаю, что в финале будет Германия и Франция.

С.ДОРЕНКО: Нет, это мы точно знаем уже. А вы за кого?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Ну, я за немцев. И я думаю, что…

С.ДОРЕНКО: Подождите, разве это не известно точно? Подождите, извините. Я, наверное, плохо разбираюсь в футболе. То есть ещё предстоит это выяснить? Нет. Ребята, кто разбирается в футболе? Слушайте, мне так стыдно. Мне так стыдно!

А.ОНОШКО: Давайте сейчас быстро я открою…

С.ДОРЕНКО: Нет, ну подождите, полуфинал сейчас. Ах, полуфинал! Полуфинал ещё! Ещё Португалия и Уэльс будут играть. Ах, вот оно что! Ну конечно! Я поторопился. Алло. Здравствуйте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Алло. Здравствуйте. Я действительно болел тоже. Вы правильно сказали: как в детстве, вот эта яркая игра, такая хорошая.

С.ДОРЕНКО: Да, чудо, чудо.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Единственное, конечно, им тяжело было вчера играть против сборной Африки. Французы со всей Африки собирают, отбирают, отсеивают и дают гражданство.

С.ДОРЕНКО: Ну а что делать?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: И там несколько французов…

А.ОНОШКО: Они ещё принимают беженцев.

С.ДОРЕНКО: Подождите. Ну а что такое для французов Африка? Это как наша Сибирь.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Ну, получается — да. Может, и нам надо почаще туда выезжать, тренеров вызывать, чтобы они там выбирали, систему ввести такую?

А.ОНОШКО: А почему? У нас есть Якутия.

С.ДОРЕНКО: Сибирь. Выезжать в Сибирь. Для французов Африка — это разновидность Сибири.

А.ОНОШКО: Да. А у нас есть ненцы всякие.

С.ДОРЕНКО: То есть это земля, куда была обращена их экспансия прежде, когда-то, то есть экспансия французов шла в Африку.

А.ОНОШКО: И неизвестно, что сложнее было…

С.ДОРЕНКО: Конго (Браззавиль) и Конго (Киншаса) — одна из них была бельгийская Конго, а вторая была французская. Ну и так далее. Там много французских (Сенегал) всевозможных земель. Конечно, команда, которой, вероятно, суждено победить — это Германия или Франция.

А.ОНОШКО: Ну да. Вы будете болеть…

С.ДОРЕНКО: Значит, 65… Запиши, пожалуйста.

А.ОНОШКО: Пишу.

С.ДОРЕНКО: 65 процентов — за Германию, и 35 — за Францию. Вот так у нас народ распределился: 65 процентов — за Германию, 35 — за Францию. А почему? Вам французская игра меньше нравится, она вам чужда?

А.ОНОШКО: Французы меньше нравятся.

С.ДОРЕНКО: Или вы считаете, что они недостаточно европейцы?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте, Сергей. Я всё-таки за Германию, я там родился. Самое главное — чем мне понравились исландцы? Понимаете, от них пахло своим домом, они играли сами. А те — как под фонограмму. Понимаете, когда импровизация, но сам, плохо получается иногда — всё равно это привлекает. Даже дворовая сборная мне всегда большая нравилась. Спасибо.

С.ДОРЕНКО: Ну да. А что значит «родился»? Это не до конца понятно. 73-73-948. В смысле — ну и что «родился»? Алло. Здравствуйте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Алло. Здравствуйте. Немножечко ошибка произошла: не могут Франция и Германия играть в финале.

С.ДОРЕНКО: Почему?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Они могут сыграть только в полуфинале.

С.ДОРЕНКО: В полуфинале… А, чёрт! Спасибо.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Да. А дальше победитель пары Франция — Германия выходит на победителя пары Уэльс — Португалия.

С.ДОРЕНКО: Соответственно, кого в финале вы прогнозируете? Португалия — Германия?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Я думаю, что Франция — Португалия.

С.ДОРЕНКО: Франция — Португалия? Всё-таки французы побьют немцев?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Я думаю, да. Всё-таки с точки зрения более качественной игры…

С.ДОРЕНКО: Тогда наше голосование, тем не менее… Спасибо вам огромное за поправку. Наше голосование, тем не менее, имеет право.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Да, безусловно.

С.ДОРЕНКО: То есть в полуфинале будут болеть…

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Полуфинал: пара Франция — Германия.

С.ДОРЕНКО: Да. И будут болеть за Германию 65 процентов, а за Францию — 37.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Но Франция победит.

С.ДОРЕНКО: Ага! Хорошо. Несмотря на то, что немцы — это машина такая?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Ну, машина тоже иногда сбоит. Вы же это прекрасно знаете, Сергей.

С.ДОРЕНКО: Машина бывает скучной, это правда. 73-73-948. Хорошо, мы прогнозируем: Португалия — Германия…

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Алло. Сергей, Здравствуйте.

С.ДОРЕНКО: В основном люди прогнозируют Португалию и Германию.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Нет, я думаю, будет Германия и Уэльс.

С.ДОРЕНКО: Уэльс дойдёт до финала?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Конечно. Мы за них должны болеть. Это единственное оправдание нашим провалам — у нас в подгруппе была команда-участница финала. А немцы — это машина. И действительно она дойдёт, и она покажет. Она скучна, но она настолько надёжна, что сбоя там, я думаю, на таком уровне уже не будет.

С.ДОРЕНКО: Всё-таки почему-то нашему сердцу… Я не знаю почему, но я сужу по прессе. В нашем сердце машина вызывает, Настя, оторопь, уважение невероятное, вот такое, знаешь, цоканье языком, как у героев Платонова.

А.ОНОШКО: А удовольствия вы не получаете, когда вы на это смотрите?

С.ДОРЕНКО: Вот я не знаю, как у других народов, но я анализирую свой народ, мой народ, здесь, вот как они относятся к машине и к волшебству, я это анализирую. И русский человек (я называю русским здесь всех, кто живёт здесь), он предрасположен к тому, чтобы любить волшебство по-настоящему, зажмурившись, улыбаясь, в блаженстве улыбаясь, и опасаться машины как всё равно чужой какой-то штуки. Ну, она какая-то чужая. То есть как бы мы понимаем, что вот дизель работает. Помнишь, у Андрея Платонова дизель на «Шане»: «с дизелем я полажу», за дизелем ухаживают, но это машина. Там у него ещё есть повесть, где человек настраивает насос какой-то, который должен воду дать, и там тоже двигатель. Вот эти двигатели русский человек опасливо любит и опасливо уважает. Русский человек опасливо уважает немецкую…

А.ОНОШКО: Ну, сам-то так не может, поэтому остаётся только уважать.

С.ДОРЕНКО: Сам не может. Опасливо уважает немецкую машину, но любит чудо. Чудо должно произойти. Должна попасться щука в прорубе. Случайно попалась щука в ведро. Почему щука? Почему в ведро? Почему в проруби? Почему сегодня, а не вчера? По волшебству. Русский человек понимает, что он просто лежал больной, слабый, а потом пришли старцы — он встал и стал Ильёй Муромцем. Задом наперёд на волке куда-то скакал дурачок. То есть вот это — по-нашему. Отсюда вывод: мы немцев уважаем, но любить мы их не можем.

А.ОНОШКО: Ну, 65 процентов, тем не менее, будут болеть.

С.ДОРЕНКО: Нет, уважают. Конечно, уважают! Это как BMW, это как Mercedes, это как Porsche — это что-то такое. Это — серьёзная машина. Но она не наша, она как бы из другой плоти создана. А исландцы оказались нами вроде. Но это неправда.

А.ОНОШКО: Тоже неправда. Среди наших таких нет.

С.ДОРЕНКО: Понимаешь, когда мы сравниваем себя с исландцами и когда мы сравниваем себя с немцами, и нам симпатичнее исландцы, вы выдумываем…

А.ОНОШКО: Мы хотели бы быть как исландцы.

С.ДОРЕНКО: Вот в том-то беда! Мы хотели бы быть исландцами и немцами одновременно. И никогда не станем ни теми, ни другими. Это принципиальная вещь. Мы не станем немцами, потому что немец, как мы, но у него другой мозг. Понимаешь, у него другой мозг. Я уже говорил, что немец моет мыло перед тем, как положить его в мыльницу, отдельно. То есть он моет руки, а потом моет мыло. Это другой мозг, понимаешь. А исландец — это самоотверженное трудолюбие, протестантское, не наше. Самоотверженное трудолюбие.

А.ОНОШКО: А ведь когда-то были просто кто? Бандиты, по сути, они были.

С.ДОРЕНКО: Они бандиты, да, абсолютно бандиты.

А.ОНОШКО: Держали в страхе весь север Европы.

С.ДОРЕНКО: Абсолютные бандиты, да. Но смысл… Немцы — это машина, это расчётливость плюс дикое трудолюбие. Расчётливость плюс абсолютно самооотверженное трудолюбие. И на втором месте — экстратрудолюбие и воодушевление исландцев. И то, и то вызывает у нас любовь, восхищение и опасливое уважение. Но этого никогда с нами не случится, понимаешь, вообще. А почему? Настя, вот почему?

А.ОНОШКО: Я не разделяю вашего мнения, что никогда с нами не случится.

С.ДОРЕНКО: Никогда. А я отвечаю: ни-ког-да!

А.ОНОШКО: Но есть примеры меняющихся условий жизни.

С.ДОРЕНКО: Ни одного. Ни одного! Приведи.

А.ОНОШКО: Китай…

С.ДОРЕНКО: Китай? Я умоляю…

А.ОНОШКО: Корея, Турция.

С.ДОРЕНКО: Я принципиально не согласен.

А.ОНОШКО: Япония. Они все из неизвестно чего, из сельскохозяйственного отсталого…

С.ДОРЕНКО: Не согласен ни разу! Никогда не согласен. Все приметы нынешнего Китая есть в «Троецарствии». Все приметы!

А.ОНОШКО: Это вам сейчас понятно.

С.ДОРЕНКО: Всегда было понятно. Все приметы!

А.ОНОШКО: А на 100 лет отмотайте назад, буквально на 100 лет.

С.ДОРЕНКО: На 100 лет?

А.ОНОШКО: И посмотрите на Китай 100 лет назад.

С.ДОРЕНКО: А зачем на 100? На 30 лет назад. 30 лет назад китаец работал, чтобы к 50 годам заработать на часы и велосипед.

А.ОНОШКО: А сейчас они живут по-другому.

С.ДОРЕНКО: Нет, послушай меня. Все приметы нынешнего Китая есть в «Троецарствии», в «Речных заводях», во «Сне в красном тереме» — один в один.

А.ОНОШКО: А Турция?

С.ДОРЕНКО: Все приметы Турции были всегда, Настя! Никогда не было ничего другого. Настя, найди этот континуум. Просто проблема в том, что твоё зрение не в состоянии вычленить…

А.ОНОШКО: Может быть, я слишком по-обывательски сужу, представляя себе улицу каждый раз.

С.ДОРЕНКО: Ты как у окулиста в кабинете. Тебе говорят: «Какие цифры здесь в цветовых пятнах?» А ты как будто бы дальтоник, и ты не видишь, ты говоришь: «Знаете, я вижу просто пятна». Тебе говорят: «Нет, здесь две цифры. Попробуйте…»

А.ОНОШКО: Ну всё, вы меня… Хорошо, не вижу.

С.ДОРЕНКО: Все приметы нынешнего Китая были вообще всегда. Всегда!

А.ОНОШКО: Сейчас это понятно.

С.ДОРЕНКО: Черноволосые ненавидели рыжих бестий ещё во времена Жёлтого императора, когда черноволосые занимались ирригацией — трудолюбием. Занимались в Китае трудолюбивой самоотверженной деятельностью — ирригацией коллективной. На них налетали рыжие бестии… Я не знаю, кто это. Денисовский человек? Не знаю кто. Налетали рыжие бестии и портили каналы. У них есть легенды о том, как черноволосые отбиваются от рыжих бестий. Настенька, ознакомься с фольклором. Понимаешь, рыжие бестии всё портили, разрушали каналы.

А.ОНОШКО: Мне стыдно. Я себя чувствую уже как-то рыжей бестией. Надо покаяться.

С.ДОРЕНКО: Ну конечно. Черноволосые были людьми порядка. Покайся!

А.ОНОШКО: Надо Ахеджакову позвать и вместе с ней покаяться.

С.ДОРЕНКО: И покрасься! Немедленно покрасься, стань черноволосой — и тогда ты станешь настоящим человеком. Ребята, ничего нового не появляется, всё летит по кругу. Погнали дальше!

В ДВИЖЕНИИ

С.ДОРЕНКО: Ну правда. Это простая правда. Слушайте, очень тяжело… «Ничего нового не появляется», — сказал я. И прекрасно это вижу. После Свободы стоит Волоколамка, просто стоит и всё. В Раменках Мичуринский просто стоит вмёртвую — это новое такое, да? Текстильщики чуть получше. От Кузьминок до Текстильщиков как-то что-то ползёт. На шоссе Энтузиастов место, где стоят, не такое большое, как обычно. Город — 4 балла, ребята. Плохо для Рублёвки — она стоит, и сильно стоит. И видно, что люди пытаются с Рублёвки уйти на Новую Ригу. Это, наверное, правильно. Но только до реки и после реки, до Глухова, всё стоит. Новости.

НОВОСТИ

С.ДОРЕНКО: 9 часов 6 минут. Понедельник, 4 июля. Здравствуй, великий город! Здравствуйте, все! Это радио «Говорит Москва»! Говорит Москва! Анастасия Оношко — ведущая этой программы.

А.ОНОШКО: И Сергей Доренко.

С.ДОРЕНКО: А ну-ка расскажи мне про Китай, пожалуйста.

А.ОНОШКО: Ну так что? Появились новости о том, что в Китае запретили писать новости на основе слухов из соцсетей.

С.ДОРЕНКО: Вот у нас надо запретить.

А.ОНОШКО: И что?

С.ДОРЕНКО: Скажи, пожалуйста, а почему в Китае так много всего запрещается?

А.ОНОШКО: Потому что не за счёт новостей… Развитие общества…

С.ДОРЕНКО: Ну почему? Простой вопрос.

А.ОНОШКО: Общество продолжает развиваться.

С.ДОРЕНКО: У нас есть общества открытые, так называемые открытые общества. Например… Назовём их открытыми, хотя на самом деле, конечно, огромное число самоограничений в этих обществах. Более или менее открытые общества, тем не менее с огромным числом внутренних самоограничений, — это Соединённые Штаты, это Северная Европа…

А.ОНОШКО: И всё.

С.ДОРЕНКО: И всё.

А.ОНОШКО: Ну, Япония там, в принципе, как-то особенно.

С.ДОРЕНКО: Нет-нет, Япония… Ну, хорошо. Но она какая-то совсем отдельная и трудная страна такая, непонятная.

А.ОНОШКО: Мы ничего о ней не знаем в этом смысле.

С.ДОРЕНКО: Хорошо. А Китай весь запрещён, там всё запрещено. В Китае нельзя думать неподобающие вещи, даже думать нельзя, понимаешь, тем не менее, Китай движется от успеха к успеху. Почему это так?

А.ОНОШКО: Может быть, он движется вопреки? В смысле — если бы всё было открыто, то движение было бы ещё с большим ускорением?

С.ДОРЕНКО: Не знаю. 73-73-948. Скажите, пожалуйста…

А.ОНОШКО: Кто работает с Китаем, может быть, часто, мог бы прокомментировать.

С.ДОРЕНКО: Ну нет. А мне кажется, что нет. Первая моя мысль была — позвонить Брониславу Виногродскому. Сегодня 4-е число, а он завтра прилетает наконец из Пекина. Мне кажется, что… Нет, я не хочу в данный момент говорить с китаистами. А причина простая.

А.ОНОШКО: Почему?

С.ДОРЕНКО: Потому что китаисты как бы уже дышат жабрами. Человек, вступивший в китайскую культуру…

А.ОНОШКО: Начинает ей сочувствовать.

С.ДОРЕНКО: …он в ней тонет, он внутри, он не снаружи, и он не может её рассматривать с высоты. Он внутри, он всё равно уже жабрами дышит. Алло. Здравствуйте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Доброе утро. Это Гурген. Я позволю себе посмотреть…

С.ДОРЕНКО: Да, прошу вас.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Обратите внимание…

С.ДОРЕНКО: Не слышно. Гурген, не слышно, абсолютно залипает звук, и это для радио очень тяжело. Алло. Здравствуйте. Слушаю вас.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Да, здравствуйте. Я далеко не китаист. Одно только хочу сказать про Китай. СССР тоже же был заставленный, а мы и в космос полетели. Возможно, действительно это даёт вырываться тем, кто умеет так сделать, чтобы они даже не поняли…

С.ДОРЕНКО: Я понял. В смысле, я понял, но мне кажется… Алло. Здравствуйте.

А.ОНОШКО: А мы открыты, и у нас нет достижений.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Сергей, добрый день. Меня зовут Константин, и я наполовину китаец.

С.ДОРЕНКО: Очень хорошо.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: У меня отец китаец, дед китаец, а мама русская. Вот как-то так получилось.

С.ДОРЕНКО: И вы дышите жабрами? Вы внутри какой культуры?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Нет, жабрами я не дышу, потому что отец у меня родился…

С.ДОРЕНКО: Здесь тоже?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Здесь.

С.ДОРЕНКО: А, понятно.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Да, в советские годы.

С.ДОРЕНКО: Скажите, пожалуйста… Почему открытость позволяет развиваться — мы понимаем. Открытость не мешает информации, открытость не мешает инновациям — это понятно. А вот Китай — строго регламентированная закрытость, полузакрытость.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Сергей, понимаете, Китай — как это сказать? — это вещь в себе.

С.ДОРЕНКО: Такая немаленькая — 1,5 миллиарда.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Да-да-да. Они же развиваются не по общим тенденциям, а они развиваются вопреки всему, понимаете. Примером будет Южная Корея…

С.ДОРЕНКО: Ну как вопреки? Прямо, фактически им промышленность всю построили американцы — ну да.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Сергей…

С.ДОРЕНКО: Подождите, подождите. Мы помним… В 1989 году я смотрел фильм документальный о том, что китаец мечтает купить велосипед, но для этого надо скопить денег, это же непросто. И китаец мечтает в конечном итоге купить часы — конечно, китайские часы, не швейцарские часы. Понятно, да? В то же время, в 1989 году, на 16-летие мальчику в Америке дарили Rolex. Было типично, если мальчику 16 лет, sixteen вот этот… Только sweet sixteen у девочек, а просто sixteen у мальчиков. Sweet sixteen — это красивое платье, большой праздник у девочек. А у мальчиков 16 лет — это обычно папа дарит Rolex. Понимаешь?

А.ОНОШКО: Я первый раз про это слышу. Это из того же документального фильма информация, или просто вы уже добавляете?

С.ДОРЕНКО: Нет-нет-нет, просто я в 80-е годы хорошо знал о том, что папа дарит Rolex — это типичные американские 16 лет. А китаец к 40 или к 35 годам…

А.ОНОШКО: Успешный.

С.ДОРЕНКО: …хорошо работая, желал получить часы (но китайского производства, конечно, не Rolex никакой) и велосипед. Это был такой верх. Дальше — уже недвижимость, ещё что-то. Ну так вот. Понимаешь? Китайцам промышленность построили американцы.

А.ОНОШКО: Значит, у них открытость была в нужных местах. Ведь, например, нет при закрытом обществе никаких успехов вообще.

С.ДОРЕНКО: Всё притом. У меня друзья торгуют сантехникой в Нью-Йорке. Всю сантехнику они покупают в Гуанчжоу с американских фабрик, которые построены в Китае. Всё это в Гуанчжоу покупается. Все линии эти — американские. Все машины — американские. Станки — американские. Всё американское либо китайское в подражание американскому. Ну и так далее. Поэтому трудно сказать, чёрт бы его задрал. 73-73-948. Алло. Здравствуйте. Слушаю вас.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Алло. Здравствуйте. Я немножко в курсе ситуации. У меня, например, приглашение на работу в Китае, и до сих пор рабочая виза в Китае стоит не на один год.

С.ДОРЕНКО: Ого!

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Вы путаете закрытость общества с фактической экономической ситуацией. Если немножко вдаль отъехать и вспомнить, что у них был закон об ограничении рождаемости, дикие штрафы на второго и третьего ребёнка, то там вдали, за рекой, стоят замечательные деревни людей без паспортов, которые плодят деревни людей без паспортов — и это фактически рабская сила. Вот Nokia же тогда поседела, когда пришла на свой завод, а там семилетние девочки в кислотных реактивах промывают и просветляют линзы для фотообъективов фотоаппаратов. То есть там экономическое чудо совсем не потому, что там у них «коммунистическая партия — наш рулевой». Если здесь у нас восьмилетних девочек запихать на химпроизводство, то и у нас будет экономическое чудо.

С.ДОРЕНКО: Ну да, ну да. То есть вот это 900-миллионное село — это и есть…

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Мы не знаем, сколько их. Вы понимаете, мы физически не знаем. Они сами не знают. Они поэтому снова разрешили выдавать паспорта, потому что у них… Я говорю, у них нет абсолютно никакого понимания, сколько их вообще, потому что у них люди без паспортов в течение 50 лет производят людей без паспортов. Это у них единственное развлечение. Больше им делать нечего в этих деревнях, у них даже электричества нет.

С.ДОРЕНКО: А тогда серийные запретные на интернет, вот эти «зеркала», вот сейчас последнее распоряжение, что нельзя на основе соцсетей делать новости, вот это всё — запреты, запреты, запреты. «Сделай сердца подданных пустыми, а желудки полными», — Лао-цзы. Вот это, вы считаете, не мешает — ввиду того, что гигантский океан живёт на свободе?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Извините, пожалуйста, а какое отношение это имеет к тому, что сейчас возьмут у них, три полка армии выделят, и они пророют какой-нибудь канал просто поперёк этого Китая этими беспаспортными людьми, и это будет настоящее экономическое развитие. А запрещено им писать слово «мама» наоборот или не запрещено писать в интернете слово «мама» наоборот — поверьте, к 99 процентам населения это отношения вообще не имеет.

А.ОНОШКО: А можно вопрос?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Если вы посмотрите на карту Китая ночную, вы увидите, что вся цивилизация, всё электричество — это такой маленький светленький бананчик справа, на побережье. А всё остальное — абсолютно чёрное. Знаете, вот как Южная и Северная Кореи.

А.ОНОШКО: Но там Тибетские горы, подождите.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Вот просто ради интереса в интернете найди карту ночного Китая — и вы это увидите.

С.ДОРЕНКО: Спасибо. Подождите, останьтесь с нами.

А.ОНОШКО: И в Соединённых Штатах не всё прямо светится.

С.ДОРЕНКО: Ребята, я вас возвращаю, я хочу вернуть на более высокий уровень абстракции и поговорить о распространении информации как о распространении технологий и так далее. То есть давайте скажем, что более открытые информационно общества более успешны. И Китай в этом смысле противоречит этому закону, да?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Нет, у них сейчас идёт индустриализация. У них угольное производство, вы поймите. Вот у нас сейчас постиндустриальное общество, а они сейчас колотят индустриальное — и у них поэтому смог, у них поэтому уголь. Понимаете, у них не электрифицирована большая часть территории. У нас даже где-то вдали, в Сибири, всё равно электричество есть. У нас в каждом большом посёлке городского типа, где уже стоят хотя бы три хрущёбы, уже есть центральная канализация. У нас более или менее постиндустриальное общество.

С.ДОРЕНКО: А в каких местах в Китае…

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: А в Китае только начинается индустриализация, понимаете, они вот только-только опиумные войны, грубо говоря, закончили. Поэтому у них такой скачок и идёт. Если у вас была одна лопата, понимаете, а через год вы купили ещё две, то у вас прирост лопат — 300 процентов.

С.ДОРЕНКО: Слушайте, подождите, но я был в Сычуани, и в Сычуани я ездил на Эмэйшань, вот эту гору, и Вавушань. На Эмэйшань довольно много людей, действительно там столпотворение. А вот на Вавушань, откуда вознёсся Лао-цзы, по некоторым свидетельствам, людей категорически мало — не знаю, там 30 человек на всей горе. И при этом гигантские подъёмники, всё это дико дорого построено. Я бы не сказал, что там нет электричества, а наоборот. Мы едем через какие-то мелкие проездные городочки, там пятизвёздочная… хорошо, четырёхзвездочная гостиница стоит. Город Яань, по-моему, — там четырёхзвездочная гостиница, шикарный интернет. Ну, как бы он с рестрикцией…

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Это туристические центры.

С.ДОРЕНКО: Вы думаете, да?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Это туристические центры, понимаете. Ещё раз говорю, вы поймите, что вот то же самое высокотехнологичное производство, то же самое просветление линз, которое делается забесплатно девочками пятилетними, чтобы не покупать какого-нибудь робота за 1,5 миллиона долларов. Люди работают за еду и подзатыльник — это и есть «технологический прогресс». Завод строится в течение года, и там расстреливают тех, кто плохо строит. Люди вешаются, потому что у них 20-часовой рабочий день. Просто вешаются на производстве. Эти случаи на телевидение проникали. Поэтому Nokia вывела свои производства на Тайвань.

С.ДОРЕНКО: Я понимаю. Спасибо за свидетельства, очень интересно. Слушайте, вот говорят ещё… Ну, хорошо, а почему не получается точно так же в Северной Корее? Почему точно так же не получается в Северной Корее? Ещё вопрос, на который нет ответа.

А.ОНОШКО: Да, вообще не получается ничего.

С.ДОРЕНКО: А вот Владимир мне задаёт вопрос, и на этот вопрос есть ответ. «Смотрел фильм о Северной Корее от Первого канала. Показывали школьников — все в Adidas, и у всех лэптопы Sony». Владимир, я объясню, это легко объяснить. Насчёт Adidas. Я как-то удивился, прилетев в деревню на границе Суринама и Бразилии, где вообще ничего нет. Ну, там один склон деревьев почистили, и туда американские баптисты садятся на маленьких Cessna. Американские баптисты взяли шефство над этой деревней конкретно, в джунглях между Суринамом и Бразилией. И я был удивлён, что эти люди, которые находятся на грани выживания и едят… ну, они совсем… Это племя дикое, и оно всё ходит в Adidas, все в трусах Adidas.

А.ОНОШКО: И прямо на вас это действительно повлияло?

С.ДОРЕНКО: Да, потому что я был советский человек.

А.ОНОШКО: Правильно.

С.ДОРЕНКО: И все до единого в Adidas, все одного!

А.ОНОШКО: И как же это можно объяснить?

С.ДОРЕНКО: Очень просто. Американские баптисты…

А.ОНОШКО: Раздавали?

С.ДОРЕНКО: Американские баптисты передали им партию Adidas, большую партию Adidas. Причём Adidas наверняка это сделал как спонсорскую какую-то благотворительность, ещё что-то. Баптисты его добили.

А.ОНОШКО: А ещё мы знаем, как можно удачно перед съёмками раздать компьютеры детям.

С.ДОРЕНКО: У всех у них был аспирин какой-то, самый чистый, самый лучший — и это тоже американские баптисты привозили. Поэтому когда вы видите северных корейцев, целый класс весь в Adidas и с лэптопами от Sony, то поймите, что это опять какие-нибудь американские баптисты им таскают в смысле гуманитарки. Это нормально, этому не надо удивляться. Всё, ребята.

Значит, около МИДа на внутреннем Садовом сбили мотоциклиста. Живой, мёртвый — нет сообщения. Поехали дальше.

С.ДОРЕНКО: Я у Доктора Лизы, с которой мы тут разговаривали в твоё отсутствие, Настя, в том числе и о тебе (и она тебя хвалила), взял ссылку на LiveJournal про ребят, которые погибли, тушили пожары. И я начал думать о том, что они делают неправдоподобные вещи вообще, если честно.

А.ОНОШКО: Сбрасывая воду?

С.ДОРЕНКО: Воду. Ты понимаешь, в чём дело? А, ты понимаешь, что происходит, да?

А.ОНОШКО: Ну, я прочитала, да. Я вообще не знаю…

С.ДОРЕНКО: Я почему-то об этом не думал раньше.

А.ОНОШКО: Что это такая тяжёлая работа?

С.ДОРЕНКО: Нет, это адски рискованная работа. Они снижаются иногда очень низко, заходят прямо над пожаром, в дым пожара заходят, чтобы точно… И что происходит? Они сбрасывают по 40 тонн, не знаю, по 10 тонн воды в очаг возгорания, и дальше эта вода, попадая в раскалённый горящий лес…

А.ОНОШКО: Ой, она превращается в пар.

С.ДОРЕНКО: Она превращается в пар, который подбрасывает — и самолёт кидает в такую турбулентность, какой в обычной жизни не бывает вообще. Ты можешь себе представить?

А.ОНОШКО: Нет. То есть — да.

С.ДОРЕНКО: То есть ты льёшь… Например, стакан воды разливаешь на электроплиту, которая у тебя раскалённая.

А.ОНОШКО: И отскакиваю от неё моментально подальше.

С.ДОРЕНКО: А теперь представь, что ты не можешь моментально отскочить — и тебя бьёт эта струя раскалённого воздуха, а теперь ещё с паром вместе. Боже милостивый, что они творят? То есть эта работа по тушению пожаров просто какая-то запредельная. Я не уверен, что у нас есть такие лётчики, которые тушили пожары, но позвоните, если вы знаете что-то об этом. Погиб экипаж. И говорят, что они невероятные мастера были. Алло. Здравствуйте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Сергей, здравствуйте. Пролетает после того, он как осуществил выброс воды… поток турбулентный…. он не может… Там проблема в другом…

С.ДОРЕНКО: У вас всё время что-то свиристит. Простите, честное слово, брак по звуку, и брак по звуку серьёзный. Как пролетает? У него скорость какая, когда он снижается? Он же снижается для того, чтобы точно зайти на очаг. Я же не могу идти на 900 километрах в час? Ну, я просто так соображаю себе.

Вот слушайте. Мне ставят задачу, например. Я не лётчик (я не лётчик — внимание!), но я пытаюсь выдумать эту ситуацию. Мне ставят задачу — снизиться, открыть люки и бросить груз, сбросить воду или что-то там открыть, ну, что-то открыть в любом случае, нажать на кнопку. Значит, я должен снизиться для точности, потому что если я шарахну с 10 километров на 900 километрах в час, я эту воду кину куда хочешь, но только не в точку. Правильно?

А.ОНОШКО: Да.

С.ДОРЕНКО: Это же не радиоуправляемая бомба.

А.ОНОШКО: Теплонаводящаяся.

С.ДОРЕНКО: Нет. Она просто льётся — и дело с концом. Ясно, что это очень тяжёлая операция. Я должен снизиться хорошо и как-то так понять, что вода, которая из меня вылетит, она тоже вылетит со скоростью горизонтальной, она же пойдёт к земле под углом. Значит, надо мне зайти на минималочке… Алло. Здравствуйте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Добрый день, Сергей. Я, если позволите… Предыдущий человек звонил вам, там был брак по звуку. По поводу сброса воды. Приходилось работать. Методика такая: снижение в данной местности до максимально возможной высоты производится.

С.ДОРЕНКО: Минимальной.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Да. То есть — если равнина, то можно поменьше, а если горная местность… Допустим, по Иркутской области я знаю, что там и сопочки присутствуют, и горушки, и видимость очень плохая. Как правило, выпускаются закрылки, ну, на разные углы — в зависимости от необходимой скорости. И ты стараешься менее 400 — 350, 300 бывает скорость.

С.ДОРЕНКО: Вот!

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: И, естественно, конечно же, пар, как вы сказали…

С.ДОРЕНКО: Лупит, как из пушки!

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Ну, нет. Он действительно остаётся позади самолёта. Просто так называемый резкий подброс происходит из-за того, что на несколько секунд 35, до 40 тонн воды уходит из самолёта. Вы представляете, резко самолёт за несколько секунд облегчить на 40 тонн? Естественно, подъёмная сила из-за таких значений…

С.ДОРЕНКО: Подбрасывает.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Да, подбрасывает очень. В этом отношении всё, пожалуй. Спасибо.

С.ДОРЕНКО: Вот Леонид Семёнович Филин, командир корабля Ил-76 (вы знаете, они все погибли) — 33 боевых вылета. Ну, рабочих вылета имеется в виду, наверное, всё-таки.

А.ОНОШКО: Они так пишут.

С.ДОРЕНКО: Сбросил более 1000 тонн воды.

А.ОНОШКО: И такие немолодые уже люди, там фотографии.

С.ДОРЕНКО: Видно, что они опытные люди, я вижу на фотографиях, но все погибли. Я считаю, что это горе, конечно.

А.ОНОШКО: Но это так редко происходит и при таких чудовищных условиях. Всё-таки надо признать, что на моей памяти это первая такая массовая гибель.

С.ДОРЕНКО: Жалко, жалко. И жалко, знаешь, почему? Потому что по-настоящему геройские профессионалы…

А.ОНОШКО: Да, безусловно.

С.ДОРЕНКО: Геройские профессионалы — их целое сословие.

А.ОНОШКО: И мы их как-то не очень замечаем обычно.

С.ДОРЕНКО: И вдобавок они лётчики, чёрт, а мне жалко любого лётчика. Понимаешь, да? Ну вот. У меня как-то своё что-то такое. Не знаю… В общем, ладно, двигаемся дальше.

Слушайте, мне теперь лётчики все звонят, что ли? Ребята, это ценно. Давайте поговорим, да.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. Я служил начальником медицинской службы в авиации, и у нас были 76-е в том числе. 76-х, мне кажется, всего два самолёта погибло. Один в Стамбуле сел вынужденно, а остальные все бились. И наши пилоты ещё сбрасывали грузы с высоты 6 метров — в Намибии, в Замбии — для подстанций, без парашютов. Я вам скажу, что лётчики 76-х действительно асы.

С.ДОРЕНКО: Ну, с 6 метров — я вообще себе не понимаю, как это может быть. С 6 метров? То есть он как бы идёт на посадку, точно понимая, а потом добавляет резко — и пошёл, да?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Да. Но на предельно низкой скорости. Почему? Потому что там в тюках оружие.

С.ДОРЕНКО: Я понимаю.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: И вот он на 6 метрах открывает заднюю рампу и потом выбрасывает…

С.ДОРЕНКО: И скорость должна быть почти на скорости сваливания, правильно?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Да, да, да. Самое главное — не клюнуть, понимаете.

С.ДОРЕНКО: Ну да.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Почему? Потому что всё-таки 350–400 километров в час — это скорость такая…

С.ДОРЕНКО: Да, это фантастически звучит. То, что вы говорите, звучит фантастически. Я представляю себе, какое напряжение нервное должно быть. Невероятное!

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Я вам скажу. Подсчитано, где-то около 300 движений в минуту делает лётчик, управляющий командир или второй, если он управляет, во время взлёта или посадки.

С.ДОРЕНКО: 300 движений в минуту. Спасибо, это очень важно.

А.ОНОШКО: 20 движений в секунду, что ли? Подождите… 300 движений на 60 поделить…

С.ДОРЕНКО: 300. Но они же одновременно, пойми ты. Подожди, это не одним пальцем он 300 движений производит. Как будто ты думаешь, что он фокусник.

А.ОНОШКО: Нет.

С.ДОРЕНКО: Нет, имеются в виду повороты головы одновременно с движениями рук, там нога пошла и прочее.

А.ОНОШКО: Мы во время вождения автомобиля тоже много чего совершаем, не осознавая.

С.ДОРЕНКО: Но ты не понимаешь… Вы не совершаете вообще ничего, вы производите, а они совершают — в этом разница между вами и ими. Понимаешь, Настя?

А.ОНОШКО: Безусловно.

С.ДОРЕНКО: Ну, Настя, это на острие. Если бы ты на работу приехала на двух левых колёсах, я бы тебе сказал: «Вот это да! Вот это ты ас, Настя!» Хотя этого не нужно делать. А им нужно это делать. Их работа такова, что они должны на грани подвига постоянно работать. Вот это его рабочая смена. «Скажите, пожалуйста, а что вы будете делать?» — «Да я вошёл вот совершать подвиг».

А.ОНОШКО: Подвиг с утра.

С.ДОРЕНКО: «А сколько?» — «Ну, вы знаете, у меня будет сегодня три вылета, каждый по часу, по полтора, может быть. Я намерен совершить три подвига сегодня». Ты говоришь: «Да, ни фига себе… А мы пошли посидеть в офисе». Ага, сравнились?

А.ОНОШКО: Нет, ну не надо занижать…

С.ДОРЕНКО: Нет, ну в офисе это тоже подвиг, я понимаю. 73-73-948. Большой подвиг — подмигивать блондинке во время ланча. Здравствуйте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте, Сергей. Это действительно боевые вылеты, потому что это огнеборцы, потому что они гибнут, у них боевые расчёты — как на земле, так и в небе. Спасибо.

С.ДОРЕНКО: Спасибо и вам. 73-73-948. Алло. Здравствуйте. Слушаю вас.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Алло. Здравствуйте, Сергей. Вы знаете, по трагической такой случайности я заочно знал бортинженера, когда он улетал. Я договаривался с ним (только по телефону), чтобы он бортинженерам нашей авиакомпании сделал проверку, мы откомандировали бы его. И, конечно, когда вчера я увидел фото самолёта этого, название, вы знаете, у меня что-то аж ёкнуло. Я перезвонил тут же Валерию Андреевичу Крузе (он начальник МЧС, он в морской авиации тоже служил), и он мне подтвердил эту трагедию. Вы сами понимаете, что мы… Я, конечно, летал, у меня боевые вылеты были в Чечне. Мы к этому не относимся как к подвигу, это работа наша.

С.ДОРЕНКО: Работа. Так я Насте и объясняю, что работа состоит из чёртового подвига. Вот и всё. Ну, как бы работа.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Только мы не считаем, что это подвиг.

С.ДОРЕНКО: Нет, я понимаю. Но, поймите, идёт человек сейчас, погладив брючки, садится в офисе у кондиционера, сидит какое-то время, задумчиво говоря: «Э-э-э…» Потом он идёт на ланч. Потом опять, погладив брючки… Ну, это же разные работы! Вот поэтому я и говорю: человек идёт на работу, и за время работы он совершает два-три подвига — и всё. И спокойно говорит: «У меня было три боевых вылета сегодня». Всё.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Наверное, так.

С.ДОРЕНКО: Ну да, это так и есть. Новости.

НОВОСТИ

ОБЗОР ПРЕССЫ

С.ДОРЕНКО: А вот Прохоров продаёт, мне пишут. Так что делать, если Прохоров продаёт?

А.ОНОШКО: И Outline запретили ещё. Как-то всё вместе.

С.ДОРЕНКО: И Outline запретили. Давайте разберёмся последовательно: сначала — с Outline, а потом — с Прохоровым. Ладно? Вопрос простой у меня. Скажи ещё раз, поподробнее мне, что за Outline?

А.ОНОШКО: Это крупнейший фестиваль электронной музыки. Организаторы специализируются на том, что они облюбовывают какое-нибудь заброшенное место — какую-нибудь фабрику или что-то такое в стиле лофт. Там готовят, готовят… 17 лет они уже этим занимаются, устраивают…

С.ДОРЕНКО: 17 лет?

А.ОНОШКО: Да. Ну, вот в таком формате существует это мероприятие. И электронная музыка — соответственно, Outline. Публика там…

С.ДОРЕНКО: А электронная музыка — это что? Вот скажи, пожалуйста.

А.ОНОШКО: Ой! Ну, это… Пример вам? Ну, не знаю. Chemical Brothers, например — допустим, пример электронной музыки. Я думаю, слушатели мне сейчас накидают. Я, честно говоря…

ЗВУЧИТ МУЗЫКА (M4SONIC — WEAPON)

С.ДОРЕНКО: Такое вот?

А.ОНОШКО: Ну, в одном из залов, на одной из площадок могла играть и такая музыка, да. Но это вы сейчас, знаете, что смотрите? Это ролик — демонстрация возможностей прибора, каоссилятора. Вот такое. Да-да-да, вот такое.

С.ДОРЕНКО: Электронная музыка — это вот это?

А.ОНОШКО: Ну, типа того, да. Я такое очень люблю.

С.ДОРЕНКО: А чем она вредна для устоев? Ну, устои как она колеблет в этот момент? Почему устои содрогаются от такой музыки?

А.ОНОШКО: Ну, есть определённая история, конечно, всех этих движений…

С.ДОРЕНКО: А я знаю, что мой сын такое слушает.

А.ОНОШКО: Вот молодец!

С.ДОРЕНКО: Когда он садится в машину, он подключает свой iPhone к моей машине, и таким образом…

А.ОНОШКО: Молодец! Я тоже так делала.

С.ДОРЕНКО: А потом говорит, что мы с ним мало разговариваем, меня же обвиняет. Я говорю: «Подожди, мы же слушаем всё время». Чего плохого-то здесь, а?

А.ОНОШКО: Долгое время…

С.ДОРЕНКО: Какие-то группы запретили. Там какие-то группы должны были приехать, но их запретили. Рассказывай, ты продолжай рассказывать.

А.ОНОШКО: Ну, я могу про публику, которая собиралась. Это вообще было массовейшее мероприятие. И отмена его с раскупленными билетами за два часа — это сразу несколько ударов по всему. Это удар по публике, которая определённая. Это примерно мой круг, возраст и…

С.ДОРЕНКО: Спасибо, Ленинградец мне вот кинул названия, которые я сейчас вобью. А ты давай говори, говори, говори.

А.ОНОШКО: Ну, что? Это первое. Второе: это сигнал всем промоутерам и организаторам, что с Россией им нельзя иметь дело, потому что отмена за два часа — это беспрецедентная вещь, когда 10 тысяч человек собралось поприсутствовать. И плюс это определённая категория зрителей, то есть это определённый круг людей, которые ходят туда — это люди 30+.

С.ДОРЕНКО: Скажите, пожалуйста, простите, а там может быть лексика, Ленинградец, а?

А.ОНОШКО: Нет, навряд ли, навряд ли. Это же не рэп какой-то, а там просто…

С.ДОРЕНКО: Я имею в виду — я не попаду сейчас на какую-то лексику небесспорную? Мне бы не хотелось этого.

ЗВУЧИТ МУЗЫКА (SUICIDE COMMANDO — HELLRAISER)

С.ДОРЕНКО: Ну, ничего такого здесь нет антиправительственного. Нет? Может, мне только кажется? Может, там зашифрованы какие-то слова? Или, например, у меня мозг — какой-нибудь 386-й компьютер, и он не ловит просто некоторые вещи, а там мгновенно сейчас идут какие-то лозунги?

А.ОНОШКО: Ну, вы мотните.

С.ДОРЕНКО: Это электронная музыка.

А.ОНОШКО: Да, это электронная музыка.

С.ДОРЕНКО: Чёрт, меня прёт от неё!

А.ОНОШКО: Вам нравится? Вот видите.

С.ДОРЕНКО: Мне нравится. Меня реально прёт.

А.ОНОШКО: Так что вы теперь с сыном будете спорить, чей iPhone втыкать в машину.

С.ДОРЕНКО: Ну, я, может, тоже накачаю себе. Ну, как-то круто.

А.ОНОШКО: Ой, сейчас я вам наберу…

С.ДОРЕНКО: Мне круто. А?

А.ОНОШКО: «Радио Рекорд онлайн, Пиратская станция» наберите.

С.ДОРЕНКО: Нет, мне это хочется. Я прямо не могу слезть.

А.ОНОШКО: Вот это прямо понравилось?

С.ДОРЕНКО: Я не могу, я залип, да. Ой, как я залипаю! Спасибо, Ленинградец! Серьёзная тема, серьёзные люди. Сейчас, пока мы тут с вами ерундой занимаемся, я зайду на iTunes и куплю это.

А.ОНОШКО: Кто должен был пойти на этот фестиваль?

С.ДОРЕНКО: Куплю, как буржуазный, грязный типчик-мещанин, мещанин, в сущности! Вместо того чтобы украсть во «ВКонтакте», я пойду на iTunes, заплачу по 99 центов за песню…

А.ОНОШКО: Ой, как дорого!

С.ДОРЕНКО: …и куплю целый альбом. Я начинаю становиться мещанином, я становлюсь буржуа, понимаешь. Я сам купаюсь в отвращении к себе от этого! Ну, я куплю, куплю. Спасибо. Suicide Commando — Hellraiser. Ну ладно. Давай, говори.

А.ОНОШКО: Кто публика-то? Кого не пустили? Кого обломали на выходных этих?

С.ДОРЕНКО: Вот вас обломали, у вас был билет? 73-73-948. Алло. Здравствуйте. У вас был билет?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Нет, я делал в 2014 году фестиваль. Я могу объяснить, в чём причина отмены.

С.ДОРЕНКО: Ну скажите. Просто интересно, ужасно интересно.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Смотрите. Заявленная цена билета была 4 тысячи рублей. Я не думаю, что кто-то в наше время, даже отъявленный хипстер, будет покупать билет за 4 тысячи.

С.ДОРЕНКО: А кто же купил?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: И представляете, сколько денег? Заявлено было 20 тысяч человек, которые должны были прийти. Если это умножить, то это 60 миллионов рублей. Я думаю, что просто они внесли куда нужно, и в ближайшие два-три дни мы увидим, что фестиваль возобновят. Я делал в 2014 году фестиваль. И я могу сказать, что организация была, ну, среднего уровня. Да, музыка хорошая, но публика была, я вам скажу… Ну, это не те люди, которые готовы за 4 тысячи купить билет.

С.ДОРЕНКО: Хорошо. Подождите, подождите! Вы говорите «занесли куда нужно». То есть они сейчас пробьют разрешение всё-таки, да?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Конечно. Это пиар-акция, потому что люди не отбивали прайс, понимаете.

С.ДОРЕНКО: А! Вот оно что! Всё. Спасибо огромное! Сейчас я буду объяснять.

А.ОНОШКО: Не продали билетов столько?

С.ДОРЕНКО: Некоторое время мне понадобиться, чтобы Оношке вставить этот файл… приживить файл Насте Оношко.

А.ОНОШКО: Я поняла.

С.ДОРЕНКО: Мы с тобой организаторы. Я тебе пытаюсь объяснить, но ты…

А.ОНОШКО: Но я не понимаю, да, уже заранее. И не пойму.

С.ДОРЕНКО: У тебя мозг ещё медленнее моего. Это довольно трудно, но ты этого достигла. Послушай меня. Значит, смотри… Что? Нет, неважно. Ну подожди! Я так мягко издеваюсь. Смотри. Мы с тобой заявили 4 тысячи рублей за билет, что существенно… Потому что он идёт с девушкой — 8 тысяч. Ха-ха! Он не хочет платить 8 тысяч. И билеты не были якобы распроданы. Это версия этого человека, а этот человек — один из организаторов такого же Outline 2014 года, то есть два года назад.

А.ОНОШКО: За два часа только отменили.

С.ДОРЕНКО: Они объявили 4 тысячи. Мы делаем скандал для того, чтобы дораскупили билеты, потому что это будет ультрамодным и правильным — туда пойти. Это будет даже выражением политической и гражданской позиции. Понятно, да?

А.ОНОШКО: Да.

С.ДОРЕНКО: То есть они сейчас отобьют Outline, им дадут разрешение экстренно, только на следующие выхи.

А.ОНОШКО: А если нет?

С.ДОРЕНКО: А если да? Вот это догадка человека, который нам позвонил. Он говорит: «Им дадут разрешение». И по 4 тысячи всё сметут. «Что за гон?» — говорит Дмитрий. Секундочку. «Заранее за 1500 можно было купить», — Дмитрий говорит. Ну, заранее… «Сейчас возвращают деньги за билеты».

А.ОНОШКО: Да, возвращают, сказали «всё».

С.ДОРЕНКО: Да. Давайте ещё. Вы обломались с Outline? Здравствуйте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Алло. Добрый день.

С.ДОРЕНКО: Собирались сходить, да?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Не я, а знакомые собирались сходить. Но, судя по всему, да, возвращают билеты. А когда возвращают билеты, то странно, если там будут ещё продавать и возобновлять. Может, позже? В любом случае это смешно, что целая куча наркоманов обломалась.

С.ДОРЕНКО: Но это не наркоманы. Не наркоманы.

А.ОНОШКО: Нет, не наркоманы.

С.ДОРЕНКО: Кто социальная страта, которую представляют ваши друзья. Вот кто они?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Да они все богатенькие. Ну, не наркоманы, а социально активные наркоманы. Нужно же тоже разделять людей. Как бы социально активные наркоманы: ходят на работу, есть дети, есть семья…

С.ДОРЕНКО: А при слове «богатенькие»… Они опираются на собственные заработанные средства или на средства родителей тоже?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Кто как. Некоторые работают, некоторые у родителей…

С.ДОРЕНКО: Я понял, спасибо. То есть это страта «богатеньких успешных наркоманов», как говорит наш слушатель. Алло. Здравствуйте. Слушаю вас.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Добрый день, Сергей. Меня зовут Николай. Дело в том, что уже вчера по поводу данного фестиваля был выложен официальный ответ. И там сказано очень просто: организаторы подали заявку буквально за сутки, хотя надо за месяц. Плюс им говорили о том, что пожарная безопасность там нарушена, и они ничего не исправили.

А.ОНОШКО: Слушайте, а у меня вопрос к вам теперь. Вот мы бы с вами, например, взялись организовывать такое мероприятие с таким количеством людей и такими ценами.

С.ДОРЕНКО: Никто не верит.

А.ОНОШКО: Вы можете себе представить, что мы бы с вами в последний день пошли заносить заявку, если бы это не было разрешено законом?

С.ДОРЕНКО: А как вас зовут?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Вы знаете, с учётом того, что это действительно не первый раз, то вполне вероятна возможность, что раньше это удавалось, а сейчас так получилось.

С.ДОРЕНКО: Вот есть Кристина Потупчик, вы знаете. Ей очень льстит, что я называю её «пимпончик». Значит, Кристина Потупчик. И есть Ксения Чудинова. Они представляют собой разные страты населения нашего, и обе возмущены, и обе указывают в соцсетях, что это очень опытные люди, серьёзные люди. Ну, почему? Как? Мы им приписываем полупьяное странное поведение…

А.ОНОШКО: Безответственное.

С.ДОРЕНКО: Да, безответственное. А на самом деле они серьёзные и дико опытные люди, понимаете.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Сергей, смотрите, официальный ответ поступил.

А.ОНОШКО: А вы верите в него?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Если официальный ответ противоречит, то надо подавать в суд и надо доказывать, что было всё правильно сделано.

С.ДОРЕНКО: Нет, не надо. В теории восприятия, в теории коммуникации вы обнаружите, в отличие от юриспруденции, что существует текст, который опубликован, и текст, который прочли как бы — не как сказан, а как прочитано. Понимаете, да? Например, вы ждёте, что за ужином нальют, а вам говорят: «Товарищи, а после ужина — собрание». Это означает, что не нальют. Поэтому теория коммуникации и теория юриспруденции — это разные вещи. Я не собираюсь оспаривать юриспруденцию. Я просто вам говорю, что есть вещи, которые официальные органы заявляют, а как их прочитывают люди, которые услышали эту информацию… Говорят: «Врут». Вот и всё. Без всякого суда говорят: «Врут». Понимаете, да? То есть условно говоря. А говорят-то, может, правду, но народ не верит. Это и есть теория восприятия.

В любом высказывании, как мы помним Грегори Бейтсона великого, которого мы продолжаем с Брониславом Брониславовичем насаждать в России… Мы насаждаем в России, как вы знаете, наследие Грегори Бейтсона. В любом высказывании есть скрытое, декларируемое и подразумеваемое. Понятно, да?

А.ОНОШКО: Да.

С.ДОРЕНКО: Вот в высказывании, когда закрывают этот фестиваль, что есть декларируемое, что есть скрытое и что есть подразумеваемое — для говорящего и для слушающего (что очень важно)? Давай проанализируем.

А.ОНОШКО: Давайте.

С.ДОРЕНКО: Смотри. Есть говорящий, и у говорящего есть декларируемое, скрытое и подразумеваемое. Есть слушающий: декларируемое, скрытое и подразумеваемое. Есть всего шесть высказываний в каждом высказывании. В каждом высказывании есть шесть высказываний. Понятно я объясняю?

А.ОНОШКО: Да.

С.ДОРЕНКО: Понятно. Слава богу. Официальные власти запрещают этот Outline. Что они декларируют? Что декларируемое в этом высказывании? Ну, что декларируется? Декларируется: не будет фестиваля.

А.ОНОШКО: Да. «Вы все, богатенькие наркоманы…»

С.ДОРЕНКО: Нет-нет-нет! Это подразумеваемое.

А.ОНОШКО: А, ну да!

С.ДОРЕНКО: У нас три. Для говорящего есть три и для слушающего есть три.

А.ОНОШКО: «Не здесь. Езжайте куда-нибудь. Фестиваля здесь не будет».

С.ДОРЕНКО: Нет, смотри. Есть декларируемое: фестиваля не будет ввиду нарушений.

А.ОНОШКО: Да, плохие организаторы.

С.ДОРЕНКО: Нет, всё, это и есть. Дальше. Есть скрытое: «Мы вас, может быть…» Я сейчас говорю о догадках. Скрытое могло бы быть, если бы я писал книгу. «Мы вас ненавидим. Вы нам социально чужды. Мы эту музыку не понимаем. Поэтому, товарищи, вот такого на Святой Руси не должно быть, Святая Русь подобного не должна терпеть. Всё». Это скрытое, может быть, я это выдумал сам. И подразумеваемое — всё, что ты сейчас говорила.

А.ОНОШКО: «Езжайте за фестивалями электронной музыки…»

С.ДОРЕНКО: «…в Африку к себе или куда-то в Америку вашу».

А.ОНОШКО: В «гейропу».

С.ДОРЕНКО: Да-да-да. «Идите туда, паршивые…» — и так далее. Это подразумеваемое. А теперь декларируемое, скрытое и подразумеваемое, которое услышали посетители предполагаемые этого фестиваля. Декларируемое — как они слышат: «Нас ненавидят».

А.ОНОШКО: Ну да.

С.ДОРЕНКО: «В сущности, нас запрещают. Как вид культуры нас запрещают», — это они слышат. Что бы там ни было сказано, они слышат «нас запрещают». Секретное, secret… И ещё подразумеваемое есть. Секретное…

А.ОНОШКО: Все друг друга поняли. Мне кажется, что секретное: «Езжайте с фестивалем и со своей музыкой в другие места».

С.ДОРЕНКО: Все друг друга поняли: «Здесь нам судьбы нет. Здесь нас ненавидят. Здесь нам судьбы нет. Да, хорошо, будем ездить». И, наконец, подразумеваемое: «Мы никогда не смиримся с этим. Мы всегда будем вам как-то пытаться отомстить».

А.ОНОШКО: Это кто так думает?

С.ДОРЕНКО: Думают эти наркоманы.

А.ОНОШКО: А как они могут отомстить, объясните? Собственным отъездом?

С.ДОРЕНКО: А так, как хиппи в Советском Союзе думали. Потом спились в результате, но перед этим думали враждебно к режиму.

А.ОНОШКО: Ну, хиппи не были активны.

С.ДОРЕНКО: Хиппи в Советском Союзе.

А.ОНОШКО: В смысле — они не занимали должностей, ничего не делали.

С.ДОРЕНКО: Что ты говоришь?

А.ОНОШКО: Нет? А это кто?

С.ДОРЕНКО: Они не занимали должностей? Да они были все дети генералов, они были все дети министров.

А.ОНОШКО: Нет, но сами-то они ничего уже не делали.

С.ДОРЕНКО: Они растили внуков генералов — таких, которые потом запретили Советский Союз.

А.ОНОШКО: Это вообще сложная конструкция.

С.ДОРЕНКО: Конструкция очень простая.

А.ОНОШКО: Может быть.

С.ДОРЕНКО: Очень простая. Хиппарями были дети генералов и дети министров, которых вот так же запрещали.

А.ОНОШКО: Ну, хорошо. Так они-то сами…

С.ДОРЕНКО: Очень просто. Они выросли и вырастили внуков генералов и внуков министров, которые запретили Советский Союз, и на этом всё закончилось.

А.ОНОШКО: Ну, вы так говорите, как будто хиппи было прямо массовым явлением.

С.ДОРЕНКО: Что ты говоришь? А каким оно было явлением?

А.ОНОШКО: В Советском Союзе? Мне кажется, это какая-то маргинальная часть, какая-то особая.

С.ДОРЕНКО: Тотальным явлением! Абсолютно тотальным явлением было хиппи в Советском Союзе. Чисто хиппи было мало, их было действительно мало, чистых хиппи. Они были в Москве и в Питере, и все стекались туда.

А.ОНОШКО: И в крупных городах.

С.ДОРЕНКО: Нет, в Москве и в Питере, точка. Но каждый мальчик, каждый девятиклассник в любой школе на Дальнем Востоке, в Комсомольске-на-Амуре, в Новосибирске, в Волгограде, — в любой школе каждый мальчик подражал хиппи во всём. Они были моделью правильного. The must, ты была обязана им подражать.

А.ОНОШКО: Ну, это элемент взросления человека — встраиваться и подражать, мимикрировать в какую-то массовую культуру, конечно.

С.ДОРЕНКО: Нет, ты была обязана им подражать. Нет, не встраиваться. Это было не встраивание, а это было подражание разрушению страны. Понятно, да? То есть мы должны были разрушить мир отцов, которые запрещают нам быть хиппи. Мы должны были обязательно его разрушить — желательно вместе со страной. Мы должны были разрушить страну.

А.ОНОШКО: А в Соединённых Штатах этого не произошло, у родоначальников, ничего там не развалилось.

С.ДОРЕНКО: Мать, можно я тебе объясню?

А.ОНОШКО: Да.

С.ДОРЕНКО: Потому что Соединённые Штаты очень быстро адаптируются, понимаешь.

А.ОНОШКО: А почему они адаптировались? Там были…

С.ДОРЕНКО: Эбби Хоффмана арестовали за неприличную надпись помадой на лбу, когда он спускался в одном месте… и так далее. Его арестовали, полиция взяла и понесла. Там на букву «F» было слово на лбу, ему какая-то из подруг нарисовала на лбу красной помадой — и его тотчас арестовали. Через два-три года с этой надписью его в Сиэтле встречало несколько тысяч человек. Несколько тысяч человек!

А.ОНОШКО: И страна не развалилась.

С.ДОРЕНКО: И страна не развалилась, потому что она быстро адаптируется. Америка — страна, которая быстро адаптируется. Настя, разница огромная с Советским Союзом. Всё, что у них образ жизни, у нас — образ смерти. Запомни, пожалуйста, эту максиму.

А.ОНОШКО: Понятно.

С.ДОРЕНКО: И повторяй время от времени! Доренко учит тебя примерно нескольким тезисам, которые надо постоянно знать. Всё, что у них образ жизни, у нас — образ смерти. Пойми ты это! Разницу ощутила?

А.ОНОШКО: Но у нас уже нет тоталитарного общества, у нас нет Советского Союза уже сейчас, есть прогрессивный активный слой населения…

С.ДОРЕНКО: Общество тоталитарное в душе.

А.ОНОШКО: Учёные молодые какие-то, которые посетители…

С.ДОРЕНКО: Которым запретили фестиваль. И это хорошо? Я считаю, что плохо.

А.ОНОШКО: Конечно, ужасно плохо.

С.ДОРЕНКО: Если бы его не запретили, его бы не было в моём внутреннем мире. Для меня этого фестиваля не существовало. И его бы не существовало дальше, понимаешь, но его запретили — и теперь этот фестиваль существует в моём сознании. Но его не существовало, а теперь существует. Вот чего добились запретители. Понятно, да?

А.ОНОШКО: Да.

С.ДОРЕНКО: То есть результат действий запретителей вот какой: они сделали фестиваль существующим в сознании каждого. Ну, отлично! Что сказать? Что можно сделать ещё для пропаганды? «Вот Суслова вернуть, и он вам устроит фестиваль нариков!» — говорят. Товарищи, любой запрет обязательно…

А.ОНОШКО: А нам пишут, что 13 тысяч билетов было продано.

С.ДОРЕНКО: 13 тысяч билетов?

А.ОНОШКО: Да. А ещё — что завод, на котором производились раньше когда-то эскалаторы, должен был быть снесён после проведения фестиваля. И ещё тут всякие подробности.

С.ДОРЕНКО: Вот Макс: «Если бы не отменили данное мероприятие, я бы вообще о нём не услышал».

А.ОНОШКО: И я бы тоже.

С.ДОРЕНКО: Ровно так же! То есть это мероприятие сделали существующим и сущностным, сделали точкой столкновения, точкой конфликта ровно потому, что его запретили. Никакой нужды в этом не было. Никакой нужды!

А.ОНОШКО: А читают ли эти посетители, что «пора валить», в этом запрете?

С.ДОРЕНКО: Ну да. Подразумеваемое.

А.ОНОШКО: Конечно, это и есть: сейчас вот так, а дальше будет ещё хуже.

С.ДОРЕНКО: Нет, конечно, «пора валить» я сейчас читаю очень много в соцсетях в связи с этим фестивалем, потому что действительно… «Ну как бы всё», «здесь нас не хотят», «нам здесь нет места», «нам не по пути», «мы здесь не можем существовать», «пора валить» — да, я слышу это, я читаю это в соцсетях. Так прочитан запрет. Напоминаю, в каждом высказывании есть несколько пластов, которые все надо изучать как минимум — и то, как ты говоришь, и то, как они услышали. А они вот так услышали.

В ДВИЖЕНИИ

С.ДОРЕНКО: Так, «В движении». Хорошо. Но если власть пытается мобилизовать своих, то это тоже правильно, хорошо. Любая радикализация полезна, потому что она позволяет мобилизовать своих.

А.ОНОШКО: «Фестивали варенья» против Outline?

С.ДОРЕНКО: Вообще любая радикализация, запреты, порки, издевательства, истязания, инквизиция и так далее всегда способствовали на протяжении всей истории мобилизации своих. Если своих надо мобилизовать…

А.ОНОШКО: С последующим чем? Вот они мобилизовались — и что сделали? И провалились под лёд.

С.ДОРЕНКО: Что-то сделали, а потом им говорят: «По домам! Всё, хватит».

А.ОНОШКО: Да.

С.ДОРЕНКО: Очень трудно на Новой Риге. Если позволите, я почитаю, что тут пишут. Секундочку. «Господа тоннельные, может, всё-таки побыстрее?» Ребята, на Новой Риге (можно я вам расскажу просто, господа тоннельные?) поставили две камеры: одна — на въезд, другая — на выезд. Вы посмотрите, пожалуйста, они справа.

А.ОНОШКО: И они считают, с какой скоростью вы проехали?

С.ДОРЕНКО: Они считают среднюю скорость. Ребята, давайте так. У меня связей таких совсем уж товарищеских с Ликсутовым нет, чтобы он мне слил это. Не сольёт, потому что он чиновник, и такой образцовый чиновник. Ликсутов не скажет. Но в тоннеле на Новой Риге — посмотрите, пожалуйста, внимательно! — поставили на въезде и на выезде камеры: вот такие чёрные, как бы сверху объектив, а снизу ещё какой-то датчик. Посмотрите внимательно. Как будто мне говорят все, что это на среднюю скорость, то есть они смотрят, как вы въехали в тоннель, и дальше они рассчитывают вашу среднюю скорость. Она должна быть равна 80 километрам в час, потому что в Новорижском тоннеле ограничение — 60, если вы видели. Значит, должно быть 80, 79 километров в час, поэтому люди ползут 75, чтобы на выдаче получить среднюю скорость. Мы не знаем, подключили эти камеры или нет. Мы не знаем. Но мы думаем, что, может быть, их и подключили. Абсолютно драматическая ситуация с движением в центр на Тверской, плохая. Новости.

НОВОСТИ

С.ДОРЕНКО: 10 часов 6 минут. Понедельник, 4 июля. Здравствуй, великий город! Здравствуйте, все! Это радио «Говорит Москва»! Говорит Москва! Анастасия Оношко — ведущая этой программы.

А.ОНОШКО: И Сергей Доренко. Доброе утро.

С.ДОРЕНКО: Так вот, слушай меня. Значит, с отъездом предполагаемым Прохорова… Во всяком случае, не с отъездом, речь не об отъезде, а о том, что он продаёт вообще все активы в России, вообще все. Это сегодня «Ведомости»…

А.ОНОШКО: Ну, это, вообще-то, напоминает отъезд в прямом смысле.

С.ДОРЕНКО: Ну почему? Он может здесь жить, но ничем не владеть. Может такое быть? Значит, смотри… Ну, просто из-за счастья быть с нами. Разве с нами не счастье?

А.ОНОШКО: С нами приятно.

С.ДОРЕНКО: С нами счастье. Полно третьекурсниц всевозможных и так далее. Ну, хорошо. Я имею в виду…

А.ОНОШКО: Они давно уже выпустились.

С.ДОРЕНКО: Нет, ты знаешь, что третьекурсница…

А.ОНОШКО: Да, «жена стареет, а третьекурсницы — никогда». Я слышала шуточки.

С.ДОРЕНКО: Это хорошая шуточка.

Группа «Онэксим» Михаила Прохорова выставила на продажу все принадлежащие ей активы. По данным газеты «Ведомости», такое решение может быть связано с обысками, прошедшими в штаб-квартире компании. И так далее, и так далее, и так далее. Смысл? Если вдруг он продаёт (а значит — вероятно, уезжает), значит сломался один из законов русской жизни. Закон заключается в том, что для сколько-нибудь крупного бизнеса в России закон всегда был такой: «Здесь зарабатываем, там тратим». Понимаешь, да? Это был закон. Я тебе объясню.

А.ОНОШКО: Интересно.

С.ДОРЕНКО: Конечно. У меня знакомый поехал в Амстердам. А у него там ребёнок с первой женой.

А.ОНОШКО: С которой он уже развёлся?

С.ДОРЕНКО: Развёлся, неважно. Они дружат, и ребёнок там. Говорит: «Я попробовал посмотреть, что там с бизнесом». Ребята работают (и это тогда было) за 4–5 процентов годовых. Я думаю, что сейчас меньше. 4–5 процентов годовых имеют, то есть работают, с нашей точки зрения, с русской, в ноль — ничего не имеют. Ну, что такое 4 процента? Понимаешь, да?

А.ОНОШКО: Да.

С.ДОРЕНКО: У них, правда, кредиты там 2 процента стоят. Кредит стоит 2, а он отбивает 4. Вот так всю жизнь и работает. Ты заходишь в бизнес, и это вся твоя жизнь. Тебя потом в 80, не знаю, в 60 вынесут вперёд ногами прямо с рабочего места. Ты будешь работать в ноль всю свою жизнь. В ноль! Ты никогда не станешь миллиардером. Вообще навсегда забудь — и всё! Вот ты, например, Настя Оношко. Ты где-нибудь в Амстердаме открываешь, я не знаю, сеть прачечных — четыре прачечные в каком-то квартале.

А.ОНОШКО: Ну, если четыре, то я не стану, конечно, миллиардером.

С.ДОРЕНКО: Четыре. Ты берёшь под это кредит. И дальше ты работаешь, 2 процента имеешь на отпуск, но ты едешь, конечно, прикрутив велосипеды к своему Volkswagen Multivan, прикрутив два велосипеда…

А.ОНОШКО: Я еду в Испанию.

С.ДОРЕНКО: Ты с мужем едешь в Испанию, естественно. Потом ты там катаешься на велосипедах в горах. Потом ты едешь назад через Францию. Это очень мило. Вот это вся твоя жизнь и есть — она ровно одинаковая, никогда ничего не случится. Понятно, да? А наши не могут так, поэтому работали в России. Работали в России, потому что в России отбивались за год. Потом в России стали отбиваться за полтора года. Потом в России стали отбиваться за пять лет. И всё-таки за пять лет, Настя. В России отбивались за пять лет.

А.ОНОШКО: А сейчас?

С.ДОРЕНКО: Я не знаю. То есть, если отбиваешься… Все бизнесмены мне говорили: «Если мы будем отбиваться дольше чем за полтора года, мы отсюда свалим», — они уедут из России. И этих же самых людей я видел позже, и они говорили мне: «Если мы будем отбиваться меньше чем за пять лет, мы отсюда свалим». Этих людей я вижу до сих пор. Значит, мне кажется, что-то не так.

Давайте, расскажите мне, пожалуйста, про бизнес. Прохоров собирается уехать — значит, закон сломался, закон, который гласил: «Зарабатываем в России, тратим за рубежом». Ну, значит, что-то сломалось, значит, что-то не так. А? 73-73-948. Здравствуйте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Доброе утро, Сергей. Один пример.

С.ДОРЕНКО: Давайте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Мой одногруппник, наверное, с 1995-го или 1997 года занимался мясным бизнесом: они импортную говядину и свинину привозили сюда. В общем-то, жили очень шоколадно. Он всё время на встречи группы нашей привозил целое ведро готового шашлыка, с шофёром, и мы, в общем-то, хорошо всё это дело праздновали. Была в этом году последняя встреча наша ежегодная. Он подходит ко мне и говорит: «Слушай, у меня где-то есть диплом, я работал доцентом в одном институте. Как бы сейчас восстановиться?» Я так удивился, говорю: «Женя, ты чего? А как же твой бизнес-то?» Он говорит: «А наш бизнес — всё, потому что сейчас эмбарго на мясные продукты. Ну и стали в основном…»

С.ДОРЕНКО: Да, я понимаю. Хорошо, давайте каких-нибудь практиков бизнеса послушаем. Практики, практики, практики! 73-73-948. Вы практикуете бизнес? Скажите мне, пожалуйста, за сколько лет сейчас отбивается?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Алло. Я практикую давно бизнес, но этот бизнес в Тибете, в Гималаях.

С.ДОРЕНКО: Слушайте, это круто, но у вас ещё и со звуком проблемы. У вас сейчас был такой возврат звука очень странный. Алло. Здравствуйте. Слушаю вас.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Алло. Здравствуйте. Хотел бы по поводу системы…

С.ДОРЕНКО: Вы занимаетесь бизнес? За сколько отбивается сейчас капитал?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Я не про капитал. Я вот про то, почему хотят уехать за границу и почему стало сложнее работать в России.

С.ДОРЕНКО: Почему?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Я сам сотрудник финансового сектора. И новые контрольные меры, которые ввели Центральный банк и налоговая, очень усложнили серые схемы в нашем российском бизнесе.

С.ДОРЕНКО: Серые усложнили. А почему по-белому не работать, как в Голландии?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: По-белому неинтересно, по-белому меньше денег зарабатываешь.

А.ОНОШКО: Вы говорите, что уезжают. А там как будто бы серые схемы приветствуются?

С.ДОРЕНКО: Нет, там тоже серые схемы не приветствуются. А?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Там серые схемы не приветствуются, но я думаю, что это просто топанье ножкой такое: «Ну, раз здесь не получается, уеду тогда!»

А.ОНОШКО: А какая судьба там ждёт людей? Понятно, что типа Прохорова…

С.ДОРЕНКО: Нет, Настя, судьба ждёт разная. Всегда сначала downgrade какой-то, то есть сначала падаешь. А потом кто-то поднимается, кто-то — нет. Алло. Здравствуйте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. Елена из Кунцева. Сергей, я как аудитор, который видит балансы, а не разговоры, конечно, очень сомневаюсь в таких заявлениях. Помните, когда связисты объявили то, что они будут в убытке, когда их заставят копировать разговоры? Я очень смеялась! Мы вообще всегда смеёмся, когда…

С.ДОРЕНКО: Лена, а вы помните, публиковались всякие отчёты, что у наших компаний, у каждой по 600 миллионов долларов прибыли в год? И я всегда тоже думал: чёрт, какая большая прибыль!

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Сергей, так надо ещё учитывать то, что они ещё убирают. Я всё это вижу. Поэтому сделать убыток и быть в убытке — для нас, аудиторов, это совершенно разные вещи, понимаете. Допустим, когда начался кризис, я среди своих коллег говорила: «Ну что, покажут убыток». Но это не значит, что они будут в убытке.

С.ДОРЕНКО: Хорошо. За сколько лет отбивается капитал? За сколько лет я отобью деньги, если я войду здесь в бизнес — типично, в среднем?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Сергей, это зависит от ваших связей, понимаете, от того, как вы, как говорится… Я вижу систему при газпромовской трубе, и там, конечно, всё в шоколаде.

С.ДОРЕНКО: Ну, за сколько? За полтора года отобьюсь?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Сергей, я это не считаю. Я просто смотрю чисто бухгалтерскую отчётность, понимаете.

С.ДОРЕНКО: Я понимаю. Спасибо огромное. 73-73-948. Алло. Здравствуйте. Слушаю вас.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Да, здравствуйте. Я собственно тот пресловутый практик бизнеса.

С.ДОРЕНКО: Давайте. Вот за сколько лет? Мы с вами решили: «Ну, с богом пошли! Сбрасываемся — и понеслась!» За сколько лет отобьёмся?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Стандартно — пять лет. Я работаю в американской компании по хранению информацию. За пять лет мы должны выйти в ноль с точки зрения нашей рентабельности.

С.ДОРЕНКО: Пять лет. В Америке мы с вами не получим ведь такую историю, нет.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Абсолютно нет.

С.ДОРЕНКО: Значит, в Америке у нас будет 15–20 лет.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Ну, не 15–20. Зависит, безусловно, от сферы. Но в целом вы правы: в России до сих пор очень многие мировые компании приходят работать, особенно в те сферы, которые на Западе предельно развиты, а у нас пока они ещё на нуле или около того.

С.ДОРЕНКО: Ровно потому, что это деньги. И в тот день, когда это не будет приносить деньги, при прочих равных Запад выигрывает по условиям ведения бизнеса, поэтому при прочих равных все, естественно, уйдут на Запад. Но здесь прибыль существенно выше — вот они и сидят.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Вы очень правильно зачастую сравниваете нашу страну с некоторой такой африканской республикой.

С.ДОРЕНКО: Смотрите. Смысл простой, Настя. Здесь работают, здесь вообще работают, потому что это приносит деньги. Другое дело, что к этому месту прекрасному, к моей любимой Родине, относятся, как раньше к северам. «Я на Вачу еду — плачу». Помнишь, да?

А.ОНОШКО: Да, конечно.

С.ДОРЕНКО: Про Вачу песню помнишь?

А.ОНОШКО: Да.

С.ДОРЕНКО: По Вачу песня заключается в следующем: я живу в Сочи, но вообще деньги зарабатывать еду на Вачу — на ужасную, но денежную Вачу. Точно так же они живут в Ницце, в Монако, ещё где-то, как Астахов. Астахов же там не один. Астахов хвалился тем, что там большой приход Русской православной церкви — в Монако или в Ницце, где они там. Постоянно у них батюшка. То есть их там много. Они живут в правильном месте. А сюда они едут… «Я на Вачу еду — плачу. Возвращаюсь — хохочу».

А.ОНОШКО: Ну, уже не едут. А что? Они работают за рубежом прекрасно. Вот Батурина, например, давно избавилась вроде от бы активов местных, наших, российских.

С.ДОРЕНКО: Нет, ну давай так: у неё была возможность терять деньги, то есть у неё была возможность учиться. Если бы у тебя было 2 миллиарда долларов, ты тоже могла бы учиться. Ты понимаешь, да?

А.ОНОШКО: Ну да.

С.ДОРЕНКО: Ты можешь поучиться на миллиард, а на остальной миллиард неплохо себя чувствовать.

А.ОНОШКО: Да. Ну и сейчас она прекрасно себя чувствует там, за рубежом — насколько я понимаю, в Австрии. А Потанин… то есть, простите, Прохоров…

С.ДОРЕНКО: Назло Насте, которая не любит наследия этих древних советских людей, которая, в общем, нас ненавидит тихо, я всё-таки поставлю чуть-чуть «Вачи».

ПЕСНЯ «ПРО РЕЧКУ ВАЧУ И ПОПУТЧИЦУ ВАЛЮ» — ВЛАДИМИР ВЫСОЦКИЙ

Под собою ног не чую —
И качается земля…
Третий месяц я бичую,
Так как списан подчистую
С китобоя-корабля.

Ну а так как я бичую,
Беспартийный, не еврей, —
Я на лестницах ночую,
Где тепло от батарей.

Это жизнь! Живи и грейся —
Хрен вам, пуля и петля!
Пью, бывает, хоть залейся:
Кореша приходят с рейса —
И гуляют «от рубля»!

Рупь — не деньги, рупь — бумажка,
Экономить — тяжкий грех.
Ах, душа моя тельняшка —
В сорок полос, семь прорех!

Но послал господь удачу —
Заработал свечку он!
Увидав, как горько плачу,
Он сказал: «Валяй на Вачу!
Торопись, пока сезон!»

Что такое эта Вача —
Разузнал я у бича.
Он на Вачу ехал плача —
Возвращался хохоча.

Вача — это речка с мелью
Во глубине сибирских руд.
Вача — это дом с постелью,
Там стараются артелью, —
Много золота берут!

Как вербованный ишачу —
Не ханыжу, не «торчу»…
Взял билет — лечу на Вачу,
Прилечу — похохочу!

С.ДОРЕНКО: Ну ладно, я пропущу кусочек.

То да сё, да трали-вали, —
Как узнала про рубли…
Слово по слову, у Вали
Деньги по столу шныряли —
С Валей вместе и сошли.

С нею вышла незадача, —
Я и это залечу!
Я на Вачу ехал плача,
Возвращаюсь — хохочу!..

С.ДОРЕНКО: Бизнес в России имеет некоторый характер случайной удачи («Я на Вачу еду плача»), но в общем — бича, который едет на удачу, срубить бабла. Ну, будем чуть-чуть огрублять.

А.ОНОШКО: Но мы-то тут живём, все остальные.

С.ДОРЕНКО: Конечно, конечно. Это место… Мы живём на Ваче — речке с отмелью, где золото берут. Мы живём на Ваче все, да? Мы все живём на некоторой метафизической Ваче, понимаешь. И на этой Ваче есть умные люди, которые здесь колотят деньги, а потом они едут в Монако, в Лондон жить.

А.ОНОШКО: Ну, в Монако. Но остальные-то живут… Я имею в виду иностранцев, у которых такая нудная и скучная жизнь с Multivan.

С.ДОРЕНКО: Нет, иностранцы все — подданные этого князя Монако, которые обслуживают миллиардеров, так что у них всё хорошо, денег много всё время. Понимаешь, они обслуживают миллиардеров, они их дурят, продают им фальшивые картины и так далее. Денег там у всех много, Настя. Мы живём на Ваче. И вот мы говорим, как вдруг один из наших тутошних богатеев на Ваче (Прохоров) собирается закрыть дело. Почему?

А.ОНОШКО: А нам обидно.

С.ДОРЕНКО: И очень мудрое предположение сделал один из нас.

А.ОНОШКО: Кто? Вы?

С.ДОРЕНКО: Нет, человек написал в Telegram +79258888948. Он говорит: «Прохоров очищается от уязвимостей, планирует идти на президента России». То есть он чистит уязвимости — мягкое брюшко, мягкое подбрюшье. Бизнесы — это твои уязвимости, это то, за что тебя можно поймать.

А.ОНОШКО: У меня сложилось о нём такое впечатление, что это всё была какая-то ненастоящая игра. Я не вижу в нём вообще никакого стремления взять власть, в отличие…

С.ДОРЕНКО: Я тоже не вижу потенциала. Однако, когда говорят, что он готовит, расчищает плацдарм для политического наступления, я начинаю думать: нет, никогда до этого он серьёзно в политике не выступал. Нет, ребята. Давайте я даже голосовать не буду. Да ерунда просто! Пока здесь можно за пять лет отбить капитал неправдами, эти неправды все будут в ходу, и прекрасно. Как только здесь можно будет так же работать, как в Голландии, ровно так же, все отсюда уедут. Почему? Потому что прочих равных, если иметь ту же самую прибыль, на фига сидеть здесь? Ну, я передаю вам высказывание бизнесменов, с которыми я знаком: «Пока здесь мы рубим деньги втрое-вчетверо больше, чем в Голландии, мы сидим здесь. Как только здесь будет, как в Голландии, мы будем сидеть в Голландии». Вот примерно так говорят люди.

С.ДОРЕНКО: Слушайте, про выборы и про политическую деятельность. Я начинаю не понимать этот ваш ПАРНАС. Настя, ты у меня либералочка. Пожалуйста, расскажи, что это значит.

А.ОНОШКО: Ну, я такая либералочка, которая…

С.ДОРЕНКО: Слово «ПАРНАС» ассоциируется у меня с Немцовым. Вот я помню, что Немцов где-то стоит у основания этого ПАРНАСа, да? ПАРНАС — что это? ПАРтия НАС? Кого «нас»?

А.ОНОШКО: НАродной Свободы.

С.ДОРЕНКО: Народной свободы, хорошо. Эта партия тащит сейчас каких-то странных персонажей — Белова (Поткина) и так далее.

А.ОНОШКО: Которые по-настоящему хотят взять власть в России, в отличие от Прохорова, мне кажется.

С.ДОРЕНКО: Да. Ну скажи, пожалуйста.

А.ОНОШКО: Мне кажется, это какой-то такой рудимент, и вдохнуть в него вторую жизнь нельзя. Теперь там сборище всяких экстравагантных, эксцентричных личностей. Но верить и как-то рассматривать это как настоящий инструмент…

С.ДОРЕНКО: Прошли два съезда. Почему я знаю, что прошли два съезда? На самом деле не замеченные никем, кроме Кати Винокуровой. Катя Винокурова — она, как вы знаете, моя подружка в Facebook. Я её читаю, даже с ней переписываюсь, какие-то реплики ей пишу и всё такое. Катя Винокурова — девушка со «Щёлковской», которая полна самоуважения, потому что со «Щёлковской» ездит в спортзал на «Маяковскую». Она объяснила это в нашем эфире, что на «Щёлковской» и вообще на востоке Москвы решительно негде потренироваться, поэтому она ездит на «Маяковскую». Из этого следует, что она полна самоуважения и к себе прислушивается. Это правда же?

А.ОНОШКО: Конечно.

С.ДОРЕНКО: Она не берёт абы что, а она берёт лучшее. Она по полтора, по часу пилит на «Маяковку», проклиная Собянина и всё на свете. Хорошо. Эта девушка Катя — она журналиста, небезынтересная, но очень страстная журналистка. Она пишет у себя в Facebook (и я её читаю) о том, что… «Возьмёмся за руки, друзья» — смысл «Яблока». Там Слабунова и какие-то шофёры всё время Явлинского. Это странно. Какие-то помощники странные, подозрительные, которые никогда не участвовали в политической деятельности, они идут в середине десятки. То есть ощущение междусобойчика. У Явлинского — «возьмёмся за руки, друзья», и какие-то шофёры там идут.

А.ОНОШКО: А везде шофёры. Только одни у нас такие шофёры, что о-го-го! А другие — смешные.

С.ДОРЕНКО: «Давайте возьмёмся за руки, друзья, обязательно».

А.ОНОШКО: Давайте. Мы уже мотив забыли.

С.ДОРЕНКО: А это, знаешь, почему? Так обязательно нужно. Когда говоришь про «Яблоко», надо обязательно петь эту песню, потому что «Яблоко» — это действительно вот такая песня. Это такая песня про людей, не приспособленных к жизни совершенно, в общем никчемных, но которые всё время ожидают тайно что-то хорошее.

ПЕСНЯ «СОЮЗ ДРУЗЕЙ» — БУЛАТ ОКУДЖАВА

…И я за жизнь его тогда
Не дам и самой ломаной гитары.
Как вожделенно жаждет век
Нащупать брешь у нас в цепочке,
Возьмёмся за руки, друзья,
Возьмёмся за руки, друзья,
Чтоб не пропасть поодиночке.
Возьмёмся за руки, друзья,
Возьмёмся за руки, друзья,
Чтоб не пропасть поодиночке.

С.ДОРЕНКО: И пропадут. И пропадут.

А.ОНОШКО: Да.

Среди совсем чужих пиров
И слишком ненадёжных истин,
Не дожидаясь похвалы,
Мы перья белые свои почистим.
Пока безумный наш султан
Сулит нам дальнюю дорогу
Возьмёмся за руки, друзья,
Возьмёмся за руки, друзья,
Возьмёмся за руки, ей-богу.
Возьмёмся за руки, друзья,
Возьмёмся за руки, друзья,
Возьмёмся за руки, ей-богу.

С.ДОРЕНКО: Вот такая вот песня. Окуджава, когда её сочинял, он ещё не знал, что она станет антиправительственной.

А.ОНОШКО: Как не знал? Антиправительственной 2016 года? Нет, конечно, не предполагал такого.

С.ДОРЕНКО: Значит, было два съезда, один из которых (я сужу по публикациям Кати Винокуровой) был такой окуджавовский. Но смысл этого высказывания был в том, что «всё равно пропадём, мы никчемные люди, мы полностью не приспособлены к жизни, никчемные страдальцы».

А.ОНОШКО: «Не дожидаясь похвалы, мы перья белые свои почистим».

С.ДОРЕНКО: Да. «Мы обязательно перья белые почистим. После чего возьмёмся за руки и все пропадём вместе», — вот это лозунг «Яблока» прекрасного, которое не лишено практицизма, потому что, ещё раз, какие-то шофёры Явлинского идут там в первой десятке. Это, с моей точки зрения, интересно и показывает известный практицизм всё-таки. То есть они «перья белые почистят», но при этом какие-то хитрованы лезут между ними, чтобы опереться на их перья белые. Ну, это прекрасно!

А второй съезд — это ПАРНАС. ПАРНАС — это вообще что-то отдельное. Там какие-то Мальцевы идут, безумные Поткины идут. Что это? Немцов, будь он жив, он бы этого не разрешил.

А.ОНОШКО: Лидер — Михаил Касьянов!

С.ДОРЕНКО: Не знаю, не знаю. Скажите, а вот этот Мальцев…

А.ОНОШКО: Их много же, Мальцевых.

С.ДОРЕНКО: Мальцевых три, как выяснилось. Есть дети Мальцева, какие-то внуки Мальцева. Внучата Ильича, а тут есть внучата Мальцева. Катя Винокурова пишет о том, что их три в списке ПАРНАСа.

А.ОНОШКО: Да, да, да. Ужас какой!

С.ДОРЕНКО: Один из них сын другого. То есть там какая-то семья Мальцевых, большая какая-то.

А.ОНОШКО: Что неудивительно.

С.ДОРЕНКО: Этот Мальцев, который сейчас на втором месте в ПАРНАСе, утверждает, что Господь оберегает его от кровавой гэбни, что он друг Володина… И так далее, и так далее, и так далее.

А.ОНОШКО: Рвётся к власти серьёзно.

С.ДОРЕНКО: Рвётся к власти, нещадно критикует Путина, позиционирует себя как мессию. «Пациент провозглашает, что хочет взять власть», — я читаю по «Луркоморью».

А.ОНОШКО: «Лурк».

С.ДОРЕНКО: По «Лурку» читаю, да. Знаете, что? После новостей и обзора печати я вернусь к этому ПАРНАСу удивительному и ещё поудивляюсь.

НОВОСТИ

ОБЗОР ПРЕССЫ

С.ДОРЕНКО: Степан пишет мне в Telegram +79258888948: «Вы же сами говорили, что “Яблоко” — это социально-демократическая партия, сделанная по западному образцу, а теперь их критикуете. Я разочарован», — говорит Степан.

Степан, я говорил о том, что я голосовал за «Яблоко» систематически в 90-е. Я голосовал за Явлинского в июне 1996 года и голосовал против всех — именно против всех — 3 июля 1996 года, потому что не было Явлинского. Я потом приезжал к Явлинскому и ему об этом рассказывал. И надо сказать, что я приглашал Явлинского всегда, пользовался своим статусом и приглашал в свою передачу, вне зависимости от политики Кремля, в самую выгодную передачу, чтобы он разъяснил свою позицию. Ну, например, выборы были 26 марта 2000 года. Соответственно, 25 марта была последняя суббота — «день тишины». А 18 марта у меня был Явлинский, который пропагандировал свои взгляды на Первом канале в самой рейтинговой передаче. Понятно, да?

А.ОНОШКО: Но это ему не сильно помогло. То есть это помогло, наверное, но это не продвинуло его.

С.ДОРЕНКО: В декабре были выборы — я не помню, может быть, какого-нибудь 26 декабря или 24-го. Нет, 12-го я завершил — значит, 19 декабря были выборы 1999 года, в воскресенье. Соответственно, 18-е было суббота, и так далее. И 11-го или 12-го был у меня Явлинский в гостях. То есть настолько я как бы проталкивал Явлинского…

А.ОНОШКО: А сейчас?

С.ДОРЕНКО: Я ни в коем случае этого не стал бы делать — при том, что если бы я с ним встретился лично, я бы отнёсся к нему с уважением, я не стал бы никаких выходок делать. Но мне кажется, что Явлинский… Я здесь пытаюсь лишить свой текст… мне не хочется, чтобы это было эмоционально окрашено, я именно как функцию описываю Явлинского. Явлинский — это такая обидчивая пожилая женщина, которая всегда ждала, что принц на белом коне прискачет какой-то, и поведёт её под руку, и введёт её во дворец — и она станет королевой как минимум. Явлинский — в сущности, политическая старая дева.

А.ОНОШКО: Но он не перестаёт бороться.

С.ДОРЕНКО: Политическая старая дева, которая по-прежнему мечтает стать королевой. Это всё смешно, уныло.

А.ОНОШКО: Да, я согласна.

С.ДОРЕНКО: И это уже давно смешно. Ты знаешь, это смешно уже лет двадцать. Но я присоединился к смеху этому позже — я присоединился, может быть, лет двенадцать назад. До этого я относился к Явлинскому с пиететом, и надо мной все смеялись. Все смеялись. Когда я говорил о Явлинском с дрожью в голосе, надо мной все смеялись — всё моё окружение, все мои друзья. Но я продолжал говорить с дрожью в голосе, потому что у меня было такое… Знаешь, комплекс неполноценности, в сущности, работал во мне. Почему я к старой деве, которая ждёт поцелуя принца, к такой спящей старой деве, Григорию Алексеевичу, относился с содроганием, с интересом, с любовью? Потому что у меня был комплекс наполненности. Потому что я был человеком во многом практическим, забивая свою мечтательность, не позволяя себя мечтательности. А он позволял себе только мечтательность. Он ходил и просто мечтал, как будто его пыльным мешком по голове трёхнули. Он такой был — трёхнутый ходил. И он всё время мечтал. И мне казалось, что это проявление невероятного какого-то аристократизма, что это какой-то запредельный аристократизм. Понимаешь?

А.ОНОШКО: Да, интересно.

С.ДОРЕНКО: Вот быть трёхнутым пыльным мешком по голове — это запредельный аристократизм, не доступный мне, практику. Я как персонаж «Вишнёвого сада» полагал господ высшими существами. Я понимал, что, конечно, куплю у них этот вишнёвый сад, потому что им нужны деньги. Им же деньги нужны. Они в Германию собираются уехать, ну, одна из них. Ты помнишь, да?

А.ОНОШКО: Да.

С.ДОРЕНКО: В Германию, профукать всё с какими-то другими мужиками. Но я куплю в них этот вишнёвый сад. Я мнил себя вот таким купцом, который всё равно с содроганием, с уважением думает о господах и об их нуждах. Но я избавился от этого. Уважение моё (во всяком случае, в политической сфере) прошло. Теперь я понимаю, что они, в общем, никчемные старые девы, которые ждут, что приедет принц и их поцелует. Может быть, и поцелует, но только в их мечтах, во сне.

Возвращаемся к ПАРНАСу. Вячеслав Мальцев, который там ведущий теперь деятель ПАРНАСа, — «несистемный оппозиционер, влоггер, неуравновешенный псих, российский политик, общественный деятель, предприниматель, поэт, публицист, забавный пациент с завышенным чувством собственного величия, ярый поцреот, борец с кровавым кремлёвским путинским режимом». Я читаю по «Лурку». Мне говорят: «А как вы достигаете “Лурка”? Это что, через VPN заходите, через прокси?» Ребята, я вам честно скажу: мне Настёна в Facebook бросила ссыль на «Луркомор», на «Лурк», я спокойно нажал пальчиком — и влетел туда без всякого прокси. «Я не знаю, как у вас, а у нас во Франции замуж можно десять раз, и все — без регистрации». Просто пальчиком тычешь — и всё.

А.ОНОШКО: Да. Там всего на «Лурке» две статьи Роскомнадзор пытается запретить, а на всё остальное…

С.ДОРЕНКО: Вообще-то «Лурк» работает. Он не работает, но старый «Лурк» всё ещё есть. Ну вот. «На своём канале во влоге Мальцев порой довольно смешно психует и ругается, что доставляет лулзы аудитории и заставляет его смотреть вновь».

А.ОНОШКО: А он на самом деле ведёт видеоблог, поэтому сложно выцепить его какие-то конкретные тексты, высказывания. Только пересказы в интернете ходят.

С.ДОРЕНКО: «Как и ещё один известный в определённых кругах пациент, Вячеслав Мальцев ведёт “Реальную глубокую Аналитику” без предвзятой телепропаганды российских СМИ. Прямые эфиры проходят по будням на его YouTube канале Artpodgotovka». А почему мы не посмотрели с тобой во время подготовки к эфиру, не нашли?

А.ОНОШКО: Ну, мы можем сейчас включить кусочек.

С.ДОРЕНКО: Я очень боюсь, что там мат. А вдруг там мат?

А.ОНОШКО: Ну что вы, какой мат?

С.ДОРЕНКО: Не может быть?

А.ОНОШКО: Он же серьёзный человек. Нет, не может. Он же не шпана какая-то.

С.ДОРЕНКО: Что происходит с оппозицией? Они всасывают себя… Знаешь, когда они ходили по бульварам двумя колоннами, то справа шли либералы, а слева шли, чтобы не пересекаться, националисты, потому что считалось, что это испачкает…

А.ОНОШКО: Гремучая смесь. Друг о друга испачкаются?

С.ДОРЕНКО: Абсолютно. Тут шла Ахеджакова, справа, а слева Белов (Поткин) шёл практически. Но казалось, что всё равно они разные, и всё ещё бульвары их разделяют — они шли по тротуарам с разных сторон. А теперь они слились в одном движении. «На какие деньги они существуют?» — меня спрашивают. На деньги Касьянова, и это определённо известно. Потому что Касьянов финансирует ПАРНАС вот этот, теперь националистический — с Мальцевым и с Беловым (Поткиным), — за это Касьянов, безусловно, требует от них подчинения. Он говорит: «Мои деньги — мой закон». Ну, хорошо. Я думаю, что надо осторожно присматривать за этой психсистемой.

А.ОНОШКО: Да.

С.ДОРЕНКО: Мы будем осторожно присматривать за псих-ля-ля. Ура!

С.ДОРЕНКО: А чего это мне говорят, что надо про «гелики» говорить? А когда они катались?

А.ОНОШКО: А мы уже о них столько всего сказали.

С.ДОРЕНКО: Мы уже столько сказали, но это было в выхи.

А.ОНОШКО: Сегодня утром позвонили представителю…

С.ДОРЕНКО: «Не ставьте Мальцева, там постоянно мат», — говорит мне Абдул. Спасибо, Абдул. Слушайте…

А.ОНОШКО: Представитель Mercedes сегодня давал утром комментарий у нас в «Моторах» и сказал, что не отразится никак вся эта история на образе Mercedes и всё такое, что всё нормально.

С.ДОРЕНКО: То есть мерседесы остаются хорошие. Но на самом деле у меня есть некое человеколюбивое замечание по поводу выпускников.

А.ОНОШКО: Да? Расскажите.

С.ДОРЕНКО: Конечно, это в чистом виде Сорокин, «День опричника».

А.ОНОШКО: Конечно! Но разве это хорошо?

С.ДОРЕНКО: Всё-таки многократно… Понимаете, в чём дело? Ведь писатели (по крайней мере, в России так было) прозревают будущее. И, конечно, «S. N. U. F. F.» — провидческий. «S. N. U. F. F.» с Уркаиной, пелевинский «S. N. U. F. F.».

А.ОНОШКО: Но он описывал же, в общем, текущую реальность в каком-то смысле?

С.ДОРЕНКО: Нет, он будущее описывал. Да, конечно, он видит вектор развития текущей реальности. И «S. N. U. F. F.» пелевинский — абсолютно провидческий. И сорокинский «День опричника», несмотря на тяжёлый язык… Я не люблю этот лубочный, как бы специально, нарочито…

А.ОНОШКО: А я люблю.

С.ДОРЕНКО: Нет, а мне не нравится, меня воротит.

А.ОНОШКО: Салтыков-Щедрин…

С.ДОРЕНКО: Я не могу читать, мне трудно читать сорокинский «День опричника». Однако, если бы убрать оттуда всех бояр, вот эти все словечки дурацкие и идиотские диалоги, если бы как-то это всё немножечко подсушить, то сущностно это и есть. Эти дети держат страну. Понимаешь, да?

А.ОНОШКО: Ну да, понимаю. Я ещё думаю, что никаких последствий, конечно, для них не будет. Мы же их по фамилиям не помним. Займут они свои должности, которые и собирались. Откуда ФСБ наберёт новые кадры?

С.ДОРЕНКО: Они не должны скрываться. Они держат страну, и это надо манифестировать, понимаешь.

А.ОНОШКО: Ну… Мне всё-таки кажется, что это не совсем правильная вещь.

С.ДОРЕНКО: Нет, этого нельзя не манифестировать. Это очень правильная вещь. Давай исходить из даосского предположения, что всё правильно. Я сейчас вас склоняю к даосской космологии.

А.ОНОШКО: Сейчас становится обидно тем, кто…

С.ДОРЕНКО: Даосская космология заключается в том, что неправильного нет, а правильно всё. Ну, так сказать, всё колеблется вокруг цепи какого-то центра, какой-то оси, но это всё есть правильно. Ничего неправильного не может быть вообще в жизни, а всё правильно.

А.ОНОШКО: Ну, хорошо.

С.ДОРЕНКО: Выпускники академии ФСБ берут десятки, сколько-то там десятков — не знаю, 30, 40…

А.ОНОШКО: 30.

С.ДОРЕНКО: Берут 30 «геликов» и на 30 «геликах» ездят. Давай проанализируем опять это послание. Это же месседж, это сообщение. Давай это сообщение проанализируем с точки зрения их. Есть декларируемое, секретное и подразумеваемое.

А.ОНОШКО: Первое: «Мы уже…»

С.ДОРЕНКО: «Мы контролируем страну. И мы используем символ контроля над страной…»

А.ОНОШКО: Охранную машину чёрного цвета.

С.ДОРЕНКО: Да. «Мы используем чёрную машину». Такие машины ездят в охране, как мы знаем… Ой, мне страшно сказать кого.

А.ОНОШКО: Ой, нет-нет-нет!

С.ДОРЕНКО: По Рублёвке такие машины ездят и по Кутузовскому.

А.ОНОШКО: Везде они ездят.

С.ДОРЕНКО: В охране.

А.ОНОШКО: В охране, да.

С.ДОРЕНКО: Значит, это машина охраны, но такой охраны, которая ездит с ЕКХ. Что такое ЕКХ?

А.ОНОШКО: «Езжу как хочу».

С.ДОРЕНКО: Нет.

А.ОНОШКО: А что?

С.ДОРЕНКО: «Е… кого хотим».

А.ОНОШКО: Ой, ну я таких не знаю слов.

С.ДОРЕНКО: Ты не знаешь таких слов. И я не знаю таких слов. Но когда ты спрашиваешь самих ЕКХ, ФСО, что значит ЕКХ…

А.ОНОШКО: Они посмеиваются.

С.ДОРЕНКО: Нет, они тебе говорят: «Е… кого хотим». Это смысл их существования. Ведь в буквах ЕКХ выражен манифест существования спецслужб. Это манифест: «Попираем кого хотим». Здесь же речь о сексуальной агрессии: «Е» — это не «любим», а именно «попираем», через сексуальную агрессию. То есть: «Мы с сексуальной агрессией попираем кого хотим», — вот что такое ЕКХ. Понятно, да?

А.ОНОШКО: Да.

С.ДОРЕНКО: Это уже манифест. Дети растут в этой культуре, где «е… кого хотим». Дети растут в этой культуре. Дети вырастают, становятся выпускниками, и они заявляют о готовности, они готовы «е… кого хотят».

А.ОНОШКО: Ну да. У них уже почти есть «Гелендвагены», у каждого.

С.ДОРЕНКО: Нет, они символизируют через символический, мистический, инициационный акт, это инициация…

А.ОНОШКО: Что новая партия готова.

С.ДОРЕНКО: Что они готовы «е… кого хотим». «Мы будем… кого хотим», — вот что они декларируют! То есть они говорят: «Мы готовы, мы встали на крыло». Так что здесь плохого?

А.ОНОШКО: Да ничего. Особенно если ты страшная старуха и тебе ничего не грозит, то ничего страшного, конечно.

С.ДОРЕНКО: Ну, здесь нет ничего плохого.

А.ОНОШКО: Нет конечно. Одно только сплошное хорошее.

С.ДОРЕНКО: Птенцы оперились и встали на крыло.

А.ОНОШКО: И они будут нас защищать.

С.ДОРЕНКО: И заявляют о готовности попирать кого хотят. Ну, это классно.

А.ОНОШКО: А вы, главное, не высовывайтесь. Сидите и смотрите из окон своих «Фордов Фокусов», как там люди делают жизнь.

С.ДОРЕНКО: Я не вижу здесь проблемы. Это хорошо, правильно. Они подражают старшим товарищам. Другое дело, что им пеняет генерал Михайлов, с которым дружила Елена Караева и которому звонила она и говорила: «Mon Générale, без вас не могу!» Это был Михайлов как раз. Он же был в пресс-службе ФСБ, если ты помнишь. Генерал Михайлов пеняет, что они рассекретились.

А.ОНОШКО: Да!

С.ДОРЕНКО: Но я бы не пенял. Я бы считал, что и это хорошо, что они рассекретились.

А.ОНОШКО: Вообще надо секретность снять.

С.ДОРЕНКО: Нужно снять? Почему? Потому что хозяева страны секретны. Ну, это неправильно. Генерал Михайлов, при всём моём огромном к вам уважении…

А.ОНОШКО: Тогда получается, что кто угодно может на их место прийти.

С.ДОРЕНКО: Конечно. А если дальше какие-то самозванцы пойдут с фальшивыми удостоверениями?

А.ОНОШКО: На чёрных «геликах».

С.ДОРЕНКО: Понимаете, в чём дело? У меня генерала Михайлова нет телефона, но я бы, это самое… Михайлов, генерал Михайлов. Мы когда-то с ним довольно много общались, но у меня не сохранился его телефон. Ну и хорошо, не надо. Да и времени уже нет. Я готов ему возразить. Хозяева страны должны занять место, подобающее аристократии. Это и есть наша аристократия — выпускники…

А.ОНОШКО: И мы должны их знать в лицо.

С.ДОРЕНКО: Конечно! Нет, не просто знать в лицо, а знать, что они есть, декларированы, на правильном месте, они занимают некие места у трона, рядом с троном.

А.ОНОШКО: Ну и передавать по наследству, конечно, во избежание проникновения всяких агентов Госдепа.

С.ДОРЕНКО: Конечно, естественно, должна быть гордость сословная. Я не считаю, что это плохо. Это очень правильно. Ну и прекрасно, конечно. А на каких машинах, вы хотели, чтобы они ездили? Они показывают: «Мы готовы! Отцы, мы готовы встать рядом! Мы готовы подхватить знамя!» Алло. Здравствуйте. Слушаю. Вы как-то долго думаете, как если бы вы были из МВД, а не из ФСБ. Да, прошу вас.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. Конечно, там давным-давно всё засекречено. И при нынешних этих технологиях по пяти точкам… В общем, и возле академии можно камер наставить. Да и сами у нас начальники академии раньше уходили со всей картотекой.

С.ДОРЕНКО: А главное, что не надо секретить хозяев. Ну, это же хозяева, наши хозяева.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Вы понимаете, это новое дворянство. Если помните, ведь Россия держалась на чём? На том, что дети дворян должны служить.

С.ДОРЕНКО: Нет.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Да. И она развалилась после того, когда служить стало необязательно — ну, там вольноопределяющиеся какие-нибудь и прочие. Но пока эти дворяне…

С.ДОРЕНКО: Так они готовы. А разве они не готовы? Они готовы.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Они готовы были в 1980 году…

С.ДОРЕНКО: И сейчас готовы тоже.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Они готовы были служить на олимпиаде. Но когда нужно было ехать в Афганистан, они резко перестали готовы служить, понимаете. Муж Гали Брежневой съездил на один день, чтобы привезти и показать Брежневу иконостас, потому что Брежнев любил эти боевые награды смотреть. Старший лейтенант… ну, неважно. Замминистра внутренних дел. Но это на один день. А эти не хотят и на один день далеко ехать, понимаете.

Ведь посмотрите, присяга, которую все мы давали в Вооружённых силах и во всех других ведомствах, эта присяга звучала приблизительно так: «Я клянусь до последней капли крови, до последнего вздоха…» — и так далее. Не до дембеля, не до пенсии. И когда Союз развалился, никто не вышел. Все давали эту клятву, понимаете. Не до дембеля давали, не до какого-то форс-мажора, а до последней капли крови.

С.ДОРЕНКО: Подождите. Давали клятвы, а потом 17 марта был референдум, когда Советский Союз развалился. 17 марта 1991 года был референдум, и опять это была клятва всенародная. Весь народ присягнул Советскому Союзу, а ровно через несколько месяцев послали его в небытие. Понимаете?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Немножко не так. Всё равно немножко не так.

С.ДОРЕНКО: Ну, как не так? Так.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Понимаете, в каждой республике сидели эти коммунисты, больше 16 миллионов, которые вообще цемент должны быть. Но была же ещё и спецслужба, которая руки, ноги, скальпель всей этой… И они все не то что не вышли, не то что ничего не сделали. А может быть, у них была другая присяга? И они совершенно по-другому…

С.ДОРЕНКО: Нет, нет, нет! Просто вы придаёте огромное… Вы хороший служака, вы придаёте огромное значение обетам, важным обетам. А они — нет. Вот ваше отличие вы можете понять?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Каждый приходил по рекомендации, несколько рекомендаций было. Это же была каста.

С.ДОРЕНКО: Слушайте, всё очень просто. Надо признавать, что, во-первых, всё нормально. Вот я вас приглашаю к такому ходу размышлений. Всё нормально, всё правильно. Это даосский путь рассуждений. А дальше понимать: а почему так? И вот мы с вами должны понять. А почему так? Потому что вот так. И этому есть объяснение. А объяснение простое, мы его дали с Настей: это хозяева страны, которые ЕКХ. ЕКХ — это лозунг: «Е… кого хотим». Всё. Хозяева страны имитируют взрослых. Встав на крыло, молодые птенцы, молодые орлы показывают взрослым: «Мы готовы е… кого хотим или е… кого вы хотите. Кого скажете — того и е…». Вот и всё.

А старшие своими номерами машин ФСО не утверждают это же самое? Утверждают ровно это же самое. Дети разве не должны слышать месседж взрослых? Должны. Дети не должны разве наущения отцов использовать для того, чтобы стать лучше, ещё лучше, чем отцы? Должны. Разве эти выпускники не лучше их отцов? Лучше. Лучше, чётче, понятливее. Значит, прекрасная смена растёт в ФСБ! Я считаю, что это на самом деле был большой успех. Это был каминг-аут. Поехали дальше!

В ДВИЖЕНИИ

С.ДОРЕНКО: «В движении». Давайте посмотрим, что у нас. На Можайке большие проблемы — не совсем до Рублёвки, а примерно посередине, вот от «Молодёжного» универмага и вгорочку стоят, и причём сильно стоят. Значит, дальше. Несколько аварий, которые на Новой Риге препятствуют въезду в город, такому быстрому. Плохо стало на шоссе Энтузиастов, где и не было… А вообще по Москве лучше стало — 3 балла. Но где не было, на шоссе Энтузиастов вдруг закисло всё. И чуть-чуть легче стала ехать Волоколамка после Свободы, которая раньше ехала скверно. Вот аварию на Ленинградке мы здесь видим, перед Соколом. Секундочку… В правом ряду кто-то ударился, правый ряд занят до Сокола. Вот через железную дорогу после «Войковской», на втором мосту — там кто-то ударился, смотрите. И на 9 часов по циферблату очень трудно на Третьем транспортном — как внутреннем, так и внешнем.

Где едете, что видите? Пробки, засады, аварии? 73-73-948. Алло. Здравствуйте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Доброе утро, Сергей. Настя, здравствуйте. Это Фрог. В 10:30 зашёл по Варшавке в Москву. После пересечения с Сумской начинаются проблемы, потому что перекопано… Если по дублёру, то достаточно бодро получается.

С.ДОРЕНКО: Смотрите — 3 балла. Ведь хороший город, а?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: А вы поднимете тему «Гелендвагенов» у себя в Facebook? Потому что есть что сказать, недосказанная тема.

С.ДОРЕНКО: Спасибо. Ну не знаю, честно говоря. Спасибо, спасибо. Не знаю. А, в Facebook чтобы я написал какой-то пост? Ну, может, кто-то вымонтирует именно этот кусочек.

А.ОНОШКО: Начало новой доброй традиции.

С.ДОРЕНКО: Может быть, кто-то вымонтирует именно этот кусочек, и тогда я его обязательно размещу в Facebook. Договорились?

Мы с Настей провели этот выпуск. Мы пройдём и проживём его, этот понедельник, 4 июля.