Е. ЗВЯГИНЦЕВА: В гостях у нас очень добрый человек, он улыбается просто, журналист Антон Красовский, здравствуйте.

А. КРАСОВСКИЙ: Доброе утро!

О. ДАНИЛЕВИЧ: Доброе утро! Вот прямо сейчас заулыбался, правда. До этого был не очень расположен, мне кажется.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Говорит, все неправильно, всё не так, всё мы врём.

А. КРАСОВСКИЙ: Вы ещё не успели наврать, я вас поправил, к сожалению.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: К сожалению, да. Говорили сегодня много о Евтушенкове, и первая же новость у нас была, что акции АФК «Система» рухнули. И Владимир говорит: «Может, хватит уже про Евтушенкова, кому он интересен?» Вам он интересен?

А. КРАСОВСКИЙ: Мне очень интересен Владимир Петрович Евтушенков, во-первых, как человек, как человек, который создал крупнейшую, вообще-то говоря, то, что раньше называлось дигетальную компанию в стране, компанию МТС, которая принадлежала АФК «Система». Мне очень интересен человек, который создал такую инновационную компанию по меркам 90-х годов в этих самых 90-х годах, когда все качали нефть и сосали газ. Мне очень интересен Владимир Петрович Евтушенков как человек, который никогда не переходил дорогу власти, и всячески наоборот позиционировал себя как человек к власти лояльный или от власти отстранённый. И вот Владимир Петрович Евтушенков закрыт дома. Мне кажется, что это такое начало прямо конца.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Значит, кому-то всё-таки перешёл дорогу?

А. КРАСОВСКИЙ: Это очевидно, кому он перешёл дорогу. Перешёл дорогу сделкой по «Башнефти» «Роснефти», то есть Игорю Ивановичу Сечину, и здесь нет никаких сомнений, что вот Игорь Иванович Сечин, человек, который управляет следственным комитетом, видимо.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Но, тем не менее, в Госдуме не видят никакой политической подоплёки?

А. КРАСОВСКИЙ: Кто не видит, конкретно? Так же какой-то человек это сказал, там в Государственной Думе 450 депутатов. Мало ли там этих депутатов.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: А можете предсказать, как будет развиваться история?

А. КРАСОВСИЙ: Его отпустят.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Отпустят? Всё будет хорошо.

А. КРАСОВСКИЙ: Нет, всё будет плохо, но его отпустят. И это будет большой системный кризис внутри такой политической бизнес взаимоотношений. Конечно, Владимир Владимирович очнётся и поймёт, что «ой!»

О. ДАНИЛЕВИЧ: Сейчас, чтобы не один Владимир всё-таки писал нам сообщения на наш сайт, на наш телефон, надо назвать наши координаты.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: У нас недавно тут выборы прошли, в воскресенье был единый день голосования.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Вы сходили, проголосовали?

А. КРАСОВСКИЙ: Я живу в Москве, я не видел никаких выборов в Москве. Вы имеете в виду выборы в Московскую городскую Думу что ли?

О. ДАНИЛЕВИЧ: Именно.

А. КРАСОВСКИЙ: Ну, они, честно говоря, и меня не интересуют, и 80% москвичей, если мне не изменяет память, тоже не интересуют, поскольку это никакие не выборы и не Дума, она ничего не решает, там нет никаких депутатов. Туда даже несчастному этому Леониду Исааковичу Ярмольнику не дали пройти.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Зато Надежда Бабкина прошла.

А. КРАСОВСКИЙ: Окей! Мне печально, что в хорошем городе Москва при хорошей власти в виде московского правительства, оно действительно на фоне того, что есть в стране, очень хорошее, произошли такие выборы. Это просто стыд, это мне кажется, личный такой стыд Анастасии Раковой.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: То есть вы не голосовали?

А. КРАСОВСКИЙ: Нет, конечно. Ну, конечно, нет. Зачем ходить на выборы, которые не являются выборами? Зачем участвовать в мероприятиях, которые не имеют отношения к реальности? Это просто глупо. Я в своей жизни прошёл много выборов в виде голосовальщика, и в виде человека, который имел отношение к устройству, и, в общем, понимаю, что это всё не выборы.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Это вы такую позицию заняли после того, как в этом году и на этих выборах помогали Ольге Романовой, и после того, как она не зарегистрировалась кандидатом?

А. КРАСОВСКИЙ: Я помогал Ольге Романовой, у меня были личные не имеющее отношение к этим выборам мотивы, которые в основном звучали так, что надо помочь Оле не выглядеть идиоткой. Я помог Оле не выглядеть идиоткой, и этим очень счастлив.

О. ДАНИЛЕВИЧ: А в каком случае она бы выглядела идиоткой, как вы говорите?

А. КРАСОВСКИЙ: Если бы она, как она объявила, участвовала в выборах, а потом снялась, якобы не набрав голоса этих самых подписчиков как будто. Я считаю, что это идиотизм, так собственно говоря, большинство из этих либеральных кандидатов  и выглядели.

О. ДАНИЛЕВИЧ: А сама Романова говорила, что она идёт на выборы для того, чтобы посмотреть на собственной шкуре, что такое власть. Вам не любопытно в этом смысле самому?

А. КРАСОВСКИЙ: Я очень хорошо знаю на собственной шкуре, что такое власть, в отличие от Ольги Романовой.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Что такое власть?

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Беда. Трагедия. Одиночество.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Личная?

А. КРАСОВСКИЙ: И личная, и народная.

О. ДАНИЛЕВИЧ: То есть, вы вообще не рассматривали никогда вариантов?

А. КРАСОВСКИЙ: Рассматривал, и очень быстро понял, что я к этому не хочу иметь абсолютно никакого отношения, не хочу никак с этим ассоциироваться, и мне это просто физиологически очень противно. Я естественно конечно, когда участвовал в компании Михаила Прохорова, и когда она заканчивалась, потом надеялся, то есть у меня был такой период от надежды до отстранённости. Я думал, что я буду к этой власти потом иметь какое-то отношение, а потом я понял, что никогда, ни при каких обстоятельствах, не буду, не хочу, и упаси, Господи!

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Там надо какие-то черты что ли перешагивать? Переступать через какие-то принципы свои?

А. КРАСОВСКИЙ: Через принципы мы все с вами здесь переступаем с утра до вечера. А там надо через человеческие жизни перешагивать, через человеческие головы, через человеческие судьбы, причём тут принципы?

О. ДАНИЛЕВИЧ: Скажите, судя по вашим аккаунтам в социальных сетях, вы дружите с инвестором «Дождя» Александром Винокуровым.

А. КРАСОВСКИЙ: Я с огромным количеством людей дружу и общаюсь.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Да. Мы сейчас больше про фотографии, то, что вы присутствовали на дне рождения у Винокурова. Так вот, вы как человек разочаровавшийся в каком-то смысле в политике, никогда не агитировали что ли Винокурова в том числе не участвовать в выборах? У него была мысль такая.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Он ведь тоже собирался идти на выборы?

А. КРАСОВСКИЙ: Он собирался, но, по-моему, он не собирался, он где-то во время избирательного дня был не в России.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Да, но изначально очень собирался.

А. КРАСОВСКИЙ: Ну, я тоже, слушайте, у людей есть какой-то настрой: «Я должен, я должен пойти, я должен принять в этом участие. Если не я, то кто же?» На самом деле ребят мы просто очень сильно сейчас в нынешней своей ситуации переоцениваем.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Собственную значимость?

А. КРАСОВСКИЙ: Личностный фактор, вот не собственную значимость, не значимость нас как людей, не значимость нас как общества, не значимость Путина как президента или кого угодно, как Игоря Ивановича Сечина как президента «Роснефти», а просто личностный фактор. Мы находимся в такой стадии развития России, когда личностный фактор, законы личности, они подменены законами истории. И, в принципе, можно ничего не делать.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Когда наступила эта стадия?

А. КРАСОВСКИЙ: Мы в ней уже живём всю свою жизнь с рождения. Я думаю, что она наступила тогда, когда начали действовать исторические законы распада империи. А исторические законы распада империи начали действовать где-то в начале ХХ века.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Павел К. пишет по вас: «Вы не любите выборы, потому что не ходите на выборы. А из-за таких, как вы, у нас и выбор – не выбор. Надо ходить или сдавай паспорт москвича». Вот так.

А. КРАСОВСКИЙ: Я во-первых хочу Павлу сказать, поздравляю его, что у него в голове есть какая-то страна под названием Москва, где есть собственный паспорт. Я хочу Павлу. К. напомнить, что мы живём в стране под названием Российская Федерация, и паспорт у нас гражданина Российской Федерации, и я в отличие от Павла К. гражданин не Москвы, а гражданин Российской Федерации. Я бы посоветовал Павлу К. оставить свой менторский тон для своих детей или хотя бы собачек. У меня вот такое мнение, у Павла К. такое мнение. У меня опыт, я точно знаю, побольше, чем у Павла К., кем бы этот Павел К. ни был.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Вот так вот Павел, сдавайте свой паспорт москвича!

А. КРАСОВСКИЙ: У меня даже есть, помните, была личная карточка москвича, где выдавали сахар и соль.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: А сейчас есть социальная карта москвича.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Сейчас вы чем, в общем, занимаетесь, нас сильно интересует?

А. КРАСОВСКИЙ: Работаю над собой, как говорила Фаина Георгиевна Раневская.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Где лежит ваша трудовая?

А. КРАСОВСКИЙ: Дома.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: В комодике?

О. ДАНИЛЕВИЧ: Опять же, мы ведь готовились, мы активно смотрели ваш аккаунт и увидели там, что вы довольно часто и много путешествуете. На что, возникает вопрос?

А. КРАСОВСКИЙ: Я вам скажу, на какие деньги. Во-первых, я какое-то количество денег в своей жизни заработал, я довольно экономный. Во-вторых, я же не живу в 5-ти звёздочных отелях, не летаю первым классом «Катарских авиалиний». Я покупаю билеты за самые маленькие денежки, а потом живу у друзей.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Есть любимые страны?

А. КРАСОВСКИЙ: Венгрия.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: А вы где-то квартиру купили?

О. ДАНИЛЕВИЧ: В Будапеште.

А. КРАСОВСКИЙ: В Венгрии, да. Венгрия – такое сочетание европейской империи, абсолютно чужой культуры, не европейской культуры, естественно, а венгерской, поскольку она совершенно чужая и такого совка, который я, безусловно, люблю как совок.

О. ДАНИЛЕВИЧ: А европейскую культуру вы любите?

А. КРАСОВСКИЙ: Конечно, русская культура и европейская культура. Венгерская культура не очень европейская.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Но вы при этом хотите именно в Венгрию?

А. КРАСОВСКИЙ: Я вам говорю, такое сочетание не сочетаемых вещей, которое всё равно делает очень привлекательным, очень комфортным для меня, как для 40 летнего совка.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Ну, старость в общем есть где уже провести потом через дцать.

А. КРАСОВСКИЙ: Я не думаю, что я доживу.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Да ладно вам!

А. КРАСОВСКИЙ: Так мне кажется.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Почему  такие пессимистические у вас мысли?

А. КРАСОВСКИЙ: Почему? Это наоборот, оптимизм.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: У нас такие гости в последнее время! Всё, я старый, я всё сделал.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Очень много говорят о старости и о смерти. Слушайте, мы тут с вами Винокурова вспомнили, всё время как-то возникает вопрос. У нас он был и Михаил Шац, который тоже приходил к нам в гости. Почему люди, которые в какой-то степени, может быть, я не права, они угодны власти, не идут работать на этот телеканал, которые очень хотят работать на телевидении, которые видят какую-то потребность?

А. КРАСОВСКИЙ: Что за канал?

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Телеканал «Дождь».

А. КРАСОВСКИЙ: Меня не звали.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Просто никогда не звали?

А. КРАСОВСКИЙ: То есть звали когда-то, чего-то, как-то, но никогда не срасталось. А сейчас уже не зовут.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Вы бы хотели там работать, если бы вам предложили?

А. КРАСОВСКИЙ: Вы знаете, это всё совершенно не зависит от телеканала. Мне бы хотелось сделать какое-то количество вещёй, которых наверно на телеканале «Дождь» сделать невозможно, потому что телеканал «Дождь» – не очень телеканал. Телеканал «Дождь» – это, в общем, такое радио в телевизоре.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Есть ли телеканал в России, на котором вы могли бы делать те проекты без внутренних каких-то барьеров?

А. КРАСОВСКИЙ: Первый.

О. ДАНИЛЕВИЧ: И вы бы мирились со всем тем, что вас не устраивало до этого на российском телевидении?

А. КРАСОВСКИЙ: Да. Нет, меня огромное количество вещей просто не устраивает в жизни, но поверьте мне, человек, который возглавляет этот канал, делает ежедневный подвиг, совершает этот подвиг. И если вы посмотрите, я вчера случайно, просто мне нечем было заняться, сидел и смотрел телевизор, и я переключал каналы. Я вам хочу сказать, что есть разница между даже новостями на Первом и новостями, например, на Рен-ТВ, которые делает мой бывший коллега Алексей Егоров, и программой «Анатомия дня» на канале НТВ, которую тоже делает мой бывший коллега Вадим Такменёв. Это огромная разница!

О. ДАНИЛЕВИЧ: Уходя с телевидения, вы говорили о том, что вам приходится постоянно лицемерить, и вы не можете сосуществовать?

А. КРАСОВСКИЙ: Это не совсем так всё было. Не то, что я уходил с телевидения и говорил такие вещи, это не совсем так. Я никогда такие вещи не говорил. Я говорил такие вещи про конкретный определённый случай в конкретной определённой ситуации в своей жизни, когда я не уходил с телевидения, а уходил с должности главного редактора канала Контр-ТВ, который финансировалась администрацией президента непосредственно. Это немножко разные вещи. А когда ты ведёшь какую-то передачу на каком-то канале, это другое. Я же не говорю о том, что я бы хотел вести на Первом канале программу «Воскресное время», вместо Ирады Зейналовой. Упаси Господь. Но с другой стороны, я просто говорю абсолютно гипотетические рассуждения. Никто никогда при нынешней власти мне ничего не позволит делать.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Леонид Парфёнов в последнем интервью Ксени Соколовой сказал, что однажды его просто выкинули с телевидения. Вы можете о себе так же сказать?

А. КРАСОВСКИЙ: Нет, во-первых, я не такой значимый персонаж на российском телевидении как Леонид Геннадьевич. Во-вторых, Леонид сделал в отличие от меня на российском телевидении несоизмеримо больше. То есть он, всё-таки, имеет право ассоциировать себя с телевидением и обижаться на телевидение. Я телевидению благодарен. Кроме того, Леонида действительно выгнали с этого самого телеканала НТВ, а я всё-таки уходил сам, причём я дважды отказывался, то есть я дважды уходил. Но, с другой стороны, Леонид Геннадьевич правильно заметил в этом интервью, что в год он делает по огромному фильму, который стоит много денег, и эти фильмы показывают на Первом канале независимо от того, говорил ли Леонид Геннадьевич что-то на вручении этой премии Листьева или не говорил. И это тоже часть ежедневного подвига, который совершает генеральный директор Первого канала.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: А ещё в том же интервью Парфёнов сказал, что дело сейчас вообще не в журналистах, а в аудитории. На качественную и критическую информацию просто сейчас  нет спроса. Это разве так?

А. КРАСОВСКИЙ: Нет, не так. Абсолютно конечно не так, просто надо как-то систематизировать и философствовать. Каждый человек систематизирует свою жизнь, философствует по-своему. Конечно, не так, всегда спрос есть, более того, к сожалению, я подчёркиваю, к сожалению, в Росси поголовная грамотность 100%. Страна у нас, как говорит Анатолий Борисович Чубайс, очень большая. Из 150 фактически миллионов, которые живут в России, поверьте мне, 15 миллионов, а это город Москва, хотя бы хотят потреблять такую информацию. Если вы видите, какое количество людей потребляют мобильные контенты, а это ведь не только Мамба.ру, развлечения и так далее, знакомства, а это в том числе и новости. Вы удивитесь, когда Леонид Геннадьевич говорит о том, что нет такого запроса, я бы хотел просто посоветовать Леониду Геннадьевичу посмотреть количество просмотров его собственного интервью Ксении Соколовой или, например, тексты Ксении Собчак на том же самом «Снобе», ответы Никиты Сергеевича Михалкова. Это, по-моему, уже более 2 миллионов прочтений, тексты на сайте не телевизионного контента. Нет, конечно, есть запрос. Люди хотят чего-то серьёзного, люди хотят чего-то на самом деле, люди хотят выборов. Почему собственно это такой атавизм: надо идти, надо идти, надо ходить, надо голосовать, потому что люди по-прежнему этого хотят, просто с каждым днём они всё меньше и меньше в это верят. Я родился в 1975 году, и я помню, что всё моё детство мои родители ходили на эти выборы, просто никто в них не верил. Вот то, что сейчас происходит с этими выборами - это то же самое. Это кстати ответ этому Павлу К., гражданину Москвы.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Ничего не изменилось?

А. КРАСОВСКИЙ: Нет, очень многое изменилось. Тогда нельзя было не прийти. Тогда никто не верил, и ничего не менялось из-за твоего голосования, но нельзя было не прийти. А сейчас можно не ходить, но тоже ничего не изменится. 

О. ДАНИЛЕВИЧ: Вы говорили о том, насколько читающие наши граждане, сограждане.

А. КРАСОВСКИЙ: Да, конечно, очень читающие.

О. ДАНИЛЕВИЧ: И тут, знаете, недавно был опрос ВЦИОМа, где выяснилось, что больше трети граждан России не читают.

А. КРАСОВСКИЙ: Да не правда всё, слушайте.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Не правильный опрос?

А. КРАСОВСКИЙ: Значит, во-первых, вообще, все опросы неправильные, вся социология неправильная. Не читают что?

О. ДАНИЛЕВИЧ: Не читают книг, имеется в виду.

А. КРАСОВСКИЙ: Вот, не читают книг. При этом эти люди получают огромное количество информации, написанной буковками. Они читают новости, они читают какие-то статьи, они читают какие-то отрывки из этих книг, какие-то дайджесты, какие-то журналы бесконечные читают. Все всё время бесконечно читают, просто надо забыть, понимаете. А какое количество граждан в ежедневном порядке читает «Илиаду», например, в мире? Я думаю, очень маленькое количество.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Студенты и школьники.

А. КРАСОВСКИЙ: Да не студенты не  читают и школьники уж тем более не читают никакую «Илиаду», ну о чём вы говорите? А вот, например, древние греки все читали «Илиаду» или в каком-то виде её получали. Просто меняется контент, который ты потребляешь ежедневно со временем. То есть меняются обстоятельства, меняется текст, который ты потребляешь. Сейчас люди потребляют другой текст. Опять же, я родился в 1975 году, подчёркиваю, в годы, когда властителями Дум были писатели. Все всегда знали всех писателей бесконечно, даже таких, которых знать-то и не нужно, типа ныне покойного Константина Ворошенкина, например. Сейчас никто не знает писателей, потому что их нет, в общем, никаких писателей, кроме двух – трёх, их никто не помнит, как они выглядят, никто уже не читает их книг и главное их книги однообразными становятся, как мы видим из последней книги Виктора Пелевина. А зато все знают и любят журналистов, например. Сейчас такое время журналистики, публицистики.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Да ладно, любят журналистов сейчас. Сейчас не стыдно говорить: «Я журналист»?

А. КРАСОВСКИЙ: Не стыдно. Стыдно было журналистам говорить: «Я журналист» в 1998 году, когда всем было понятно, что большая часть журналистов печатает заказуху. А сейчас наоборот появилось новое такое героическое поколение журналистов: Тимур Алевский, который бесконечно сидит на линии фронта, получивший вчера премию GQ Илья Азар. То есть, есть количество людей, которых уважают, которым доверяют. Посмотрите на ситуацию на Украине: журналисты – это люди, которые сделали Майдан в сущности, его собрали, его интегрировали. И сейчас Мустафа Наем, великий украинец создаёт свою политическую структуру, и видимо пройдёт в Раду. 

О. ДАНИЛЕВИЧ: Раз мы заговорили уже об Украине, давайте вспомним, потому что это очень на самом деле удивительный момент. Вы в феврале вместе с Ксенией Собчак были на Украине и брали интервью у Петра Порошенко. Ваши личные впечатления какие остались?

А. КРАСОВСКИЙ: Мои личные впечатления от Петра Алексеевича очень хорошие. Пётр Алексеевич – такой лидер сельского протеста. Вообще, мы же понимаем, что всё, что происходит на Украине, это такой сельский протест.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Нет, не понимаем, объясните нам.

А. КРАСОВСКИЙ: Ну как не понимаем? Украина – сельская страна. Украина – это такой огромный большой колхоз.

О. ДАНИЛЕВИЧ: А Россия какая страна?

А. КРАСОВСКИЙ: Россия, безусловно, городская страна.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Вся?

А. КРАСОВСКИЙ: Россия, конечно, вся городская. Посмотрите в процентном соотношении, количество людей, проживающих в больших крупных городах. Города в России и на Украине – это абсолютно несопоставимое величие России. Индустриальная пролетарская страна, страна заводов, страна фабрик, страна электростанций, страна флота, страна армии. А Украина – это страна кабачков и синеньких, как у них там говорят. И это не плохо и не хорошо, это просто так. Понимаете, условно говоря, страна Португалия, она тоже очень сельская страна. Пётр Алексеевич Порошенко – шоколадный король, человек в нужной степени интеллигентный, человек в необходимой степени изворотливый, человек в той степени не принципиальный, чтобы между этими ярмарками балансировать, и главное, что это человек, который способен договориться с Россией, вернее с метрополией, давайте всё называть своими именами, с метрополией, что для Украины сейчас жизненно необходимо.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Вот тогда в феврале, когда вы брали интервью, Порошенко вообще понимал, что ему придётся всё решать?

А. КРАСОВСКИЙ: Нет, смотрите, тогда никто ничего не понимал.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Тогда ещё Крым не был наш.

А. КРАСОВСКИЙ: И Крым не был ваш, и Виктор Фёдорович Янукович ещё был президентом, и все считали, что Виктор Фёдорович Янукович там будет навсегда, и ну у кого не было никаких сомнений, что он пойдёт на второй срок. Порошенко думал, как бы ему пойти сейчас и как бы ему убедить восточного избирателя, того самого избирателя, который сейчас воюет в Луганске и Донецке, что он к ним имеет хоть какое-то отношение. Потому что успех Виктора Фёдоровича Януковича, я хочу слушателям напомнить прекрасного радио «Говорит Москва», что вообще-то говоря, украинцы дважды голосовали за Виктора Фёдоровича Януковича. То есть не мы же с вами, не Путин кровавый, не Ельцин Борис Николаевич.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Как раз слушатели у нас об этом хорошо помнят.

А. КРАСОВСКИЙ: Украинцы избрали дважды, они дважды за него голосовали. И всем на Украине в феврале этого года было важно как-то показаться этому Донбассу. Потом произошла эта обида, когда западные украинцы или центральные украинцы начали говорить: «Ну что там эта Луганда, что это за люди? Это вообще не люди, это быдло». В этом проблема, собственно говоря, взаимоотношений на Украине.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: А вас тогда не звали помогать в избирательной компании?

А. КРАСОВСКИЙ: Мы разговаривали с Порошенко, действительно, как раз о той части избирательной компании, которая касалась востока, поскольку, у меня понятно есть некоторое количество опыта работы с русскими людьми с одной стороны в избирательной компании, а с другой стороны с человеком, у которого много денег, чтобы убедить русского человека проголосовать за другого человека, у которого много денег. Это специальный опыт.

О. ДАНИЛЕВИЧ: У вас не сложилось впечатление при разговоре с Порошенко, что он скользкий, может быть, политик и уходящий от ответов?

А. КРАСОВСКИЙ: Слушайте, как раз Пётр Алексеевич человек очень опытный в отличие от большинства политиков на Украине. Всё-таки, надо напомнить, видимо, что Пётр Алексеевич присутствовал в украинской системе при всех президентах, возглавлял администрацию президента, был чуть ли не секретарём СНБУ, был министром иностранных дел, был вице-премьером, то есть он был всем, всем, всем на этой Украине. И, конечно, он человек в той степени конкретный, в которой должен быть человек с таким опытом. Он не скользкий совсем, он понятный.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Павел К. не унимается, и пишет, что: «Пятая колонна и Крым не наш! Наш, наш, наш», говорит К. Павел.

А. КРАСОВСКИЙ: Я хочу вас немножко огорчить и сказать, что это вы – пятая колонна, потому что вы считаете, что Крым наш, а Донбасс не наш. Вы считаете, что Крым – наш, а Гомель – не наш, вы считаете, что Крым – наш, а Рига не наша. А я как человек, живущий историческими законами, считаю, что всё это наше. И Финляндия наша, и Польша наша. Другое дело, что в какой-то момент этой огромной империи эти куски начали откалываться. Но я-то империалист в отличие от вас Павел. Вы живёте в этом маленьком мирке, где надо отцапать Севастополь и радоваться этому. А я живу в том мире, когда моя империя, империя, в которой я родился, рушится, она разрушилась, и она ещё будет собираться. Чем хорош Порошенко для Украины? Потому что он может, по-прежнему, договариваться с метрополией, потому что конечно и Украина наша. Украина – это Россия, и Белоруссия – это Россия, и Казахстан – это Россия, и Узбекистан – это Россия.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Остановитесь, Антон, Павел уже плачет! Я вижу, буквально, слёзы на лице Павла.

А. КРАСОВСКИЙ: Просто не надо думать, что это какие-то другие страны. Это по-прежнему та страна, например, в которой я родился. Что будет через 40 лет? Может, вообще, ни одной из этих стран уже не останется? Вы же не знаете, как распадалась Великая Римская империя? Она же по частям распадалась, потом собиралась, потом снова распадалась. Та же самая история будет с великой империей, которую создавали ваши, Павел, деды прадеды на протяжении многих тысячелетий.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Сейчас Павел продолжает думать, оставим его в покое.

А. КРАСОВСКИЙ: Завис, да. Где пятая колонна? Он ищет пятую колонну. Пятая, пятая, я в четвёртой.

ДАНИЛЕВИЧ: Ещё не перешли или уже вышли?

А. КРАСОВСКИЙ: Надо у Павла спросить, я-то что? Я рядом стою просто.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: А вот ещё наш слушатель один спрашивает: «Очень интересно, что Антон думает по поводу сбитого на Украине самолета?»

А. КРАСОВСКИЙ: Я думаю, что огромная трагедия, которая произошла в семьях тех людей, которые погибли в этом самолёте, вот что я думаю. И думаю, что этот самолёт сбит на территории военных действий, вот всё, что я думаю.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Украинцы назвали вчерашний день судьбоносным, окончательное принято решение об ассоциации с ЕС, Рада приняла закон об особом статусе Донбасса, и с третьей попытки закон люстрации. Правда, судьбоносный день?

А. КРАСОВСКИЙ: Чёрт его знает, я понятия не имею. Меня это вообще не волнует, потому что в Украине сейчас идут события, которые будут развиваться опять же по тем же самым историческим законам, не связанным с непосредственно с Украиной, а связанными с Россией, с вот этими центростремительными или наоборот центоустремительными законами. Понимаете, проблема этой сельской организации как раз заключается в том, что там нет представления о законах, и не было никогда, и его до сих пор нет. Ну, приняли они закон люстрации. Вы же видели, как они принимали эти законы.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: С третьей попытки они его приняли.

А. КРАСОВСКИЙ: Так их депутатов в помойку совали, они же вот так любят. Да, это у них такая традиция образовалась. Она, собственно, всегда такая была, ведь махновщина, она ведь не в Рязанской области была.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Заседания Рады иногда весело смотреть.

А. КРАСОВСКИЙ: И Петлюра он же не в Красноярске, правда, кучковался? Это всё там было, это такая народная традиция вот этого столкновения русского казачества и «западенского такого, подшляхетского этноса». Ну, чёрт его знает, что из этого будет. Понятия не имею. Я не думаю, что ждёт Украину такая сказочная жизнь, такое у меня есть ощущение.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Слушайте, когда-то в своё время вы жили на Украине? Как вас сюда занесло в Подмосковье-то?

А. КРАСОВСКИЙ: Да. Слушайте, мой папа просто занимался, он атомщик и он возглавлял что-то на Ровенской, Хмельницкой, Запорожской атомных станциях.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Хорошо получается у вас?

А. КРАСОВСКИЙ: Да, конечно, фактически, это мой родной второй язык.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Долго вы прожили там?

А. КРАСОВСКИЙ: Три года.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Это какой возраст?

А. КРАСОВСКИЙ: С Чернобыльской аварии с 1986 года по 1988 включительно.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Вот и считай, сколько было лет тогда было Антону.

А. КРАСОВСКИЙ: С 11-ти до 13.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: И вы говорили, что это одно из самых лучших ваших времён, отрочество. Почему вам там было хорошо?

А. КРАСОВСКИЙ: Действительно, мне там было очень комфортно, мне там было очень хорошо.  Я же тепло очень к этому отношусь и почему я говорю, что Крым наш? В смысле, не ваш. И Ровынь моя, и Ровенская область моя, и Львов мой. Это моя страна, и это мой народ, и это мои сельские люди прекрасные, Рафалов, Стырь – это всё мои, мои, мои места. Мне там было очень комфортно. Это простые, добрые, открытые люди.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: А сейчас они такие же добрые?

А. КРАСОВСКИЙ: Конечно же да. Они никакими другими не стали, поймите. Это же историческое развитие. Оно не зависит от взаимодействия Кучмы с Ельциным или Порошенко с Путиным. Это человеческое всё.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Просто сейчас я говорю, это человеческое, я знаю, что у моих многих знакомых в связи с ситуацией, родственники пообрывали даже связи.

А. КРАСОВСКИЙ: Понятно, что когда начинается пропагандистская истерия, когда происходит война между братьями, она происходит регулярно. Что думаете, это в первый раз в жизни произошло?

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Просто нас так затронуло впервые в жизни.

А. КРАСОВСКИЙ: Понятно, что в нашей жизни – это наверно, в вашей жизни – это наверно впервые, я ещё раз повторяю: вы считаете, что украинцы – братья? А я считаю, что литовцы – братья. Да, я помню прекрасно 89-й год в Риге и в Вильнюсе, и в Таллине. И помню, как начали тогда прибалты относиться к русским, чего никогда не было. Поэтому всё переживём, и это переживём, поверьте. И ещё Украина будет нашей.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Вы однажды сказали, что когда пришли в 21 возрасте к папе и сказали: «Папа, я журналист», папа на это ответил, цитата: «Какой ты к чёрту журналист?» «Меня, говорите вы, это так резануло. Мне было 21 год, подумал: «Ни фига я не журналист, а, простите, говно какое-то!» Когда вы себя перестали так чувствовать? Когда вы поняли, что вы всё-таки журналист и что это не зазорно?

А. КРАСОВСКИЙ: То, что я не говно? Нет, это разные немножко вещи. Я понял, что я не говно достаточно недавно. Может, кстати, я ещё пойму что-нибудь обратно. Что я журналист, я понял, когда научился сравнивать себя с чем-то аналогичным. То есть, есть такая профессия журналист и в этой профессии есть какое-то количество разных людей. Я со всеми этими людьми, в большинстве своём, знаком и в какой-то момент, уже сильно после 30-ти я научился себя с ними сравнивать, то есть без каких-то комплексов неполноценности. И тогда я понял, что я не очень говно.

О. ДАНИЛЕВИЧ: А вообще, родители ваши профессию журналиста воспринимали как серьёзную?

А. КРАСОВСКИЙ: Да, конечно, разумеется. Нет, всё-таки мои родители – классическое такое поколение целеустремленных восьмидесятников, то есть людей, которые обнаружили для себя журнал «Новый мир» с Домбровским и Трифоновым. Конечно, они воспринимали поколение журналистов, всё-таки, советское поколение тех журналистов. Конечно, тогда в конце 80-х - в начале 90-х в эту профессию с тем же самым Корякиным, с Щекочихиным, с Политковской воспринимали очень-очень серьёзно.  

О. ДАНИЛЕВИЧ: Один из слушателей спрашивает: «У вашего гостя профессиональное журналистское образование, или как обычно, из технарей?»

А. КРАСОВСКИЙ: Я хочу вашему слушателю, во-первых, сказать, что уже как обычно, технарей не бывает в стране Россия в 2014 году, потому что обычно у всех Бог знает какое образование.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Юридическое, экономическое.

А. КРАСОВСКИЙ: Менеджерское, условно говоря. Нет, ваш гость учился в литературном институте имени Горького на курсе Татьяны Бека и Сергея Чупринина.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Почему не доучился-то?

А. КРАСОВСКИЙ: Работать пошёл.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Не было просто времени или в какой-то момент вы решили, что это не нужно?

А. КРАСОВСКИЙ: Я работать пошёл, и мне было лень просто этим заниматься.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Сейчас не задумывались о том, чтобы закончить, получить эту корочку?

А. КРАСОВСКИЙ: С какой приблизительно целью?

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Чтобы был дипломчик.

А. КРАСОВСКИЙ: Зачем он мне нужен?

О. ДАНИЛЕВИЧ: Родители никогда не говорили: «Сынок, ну что ты?»

А. КРАСОВСКИЙ: Да, конечно говорили, всё время продолжают говорить, ну что же делать теперь? Такая жизнь. Ничего страшного. В мире огромное количество приличных людей, у которых нет корочки, а корочки они потом сами выдают, так что. Как говорила Алла Борисовна Пугачёва: «Сынок, скажи этим, что я преподавала в тех университетах, куда они не поступили».

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Мы тут вспоминали Илью Азара, который вчера получил премию GQ.

А. КРАСОВСКИЙ: Я поздравляю, кстати, Илью Азара.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: И он своей речью упомянул экс главреда Ленты.ру Галину Тимченко. И она собирается вроде как запустить в середине октября в Латвии проект «Медуза». Он будет рассчитан на русскоязычную аудиторию. Там будут подниматься темы, которые вроде как у нас в России здесь под запретом.

А. КРАСОВСКИЙ: «Я не колокол, не колокол, не колокол», говорила Галина Тимченко и Илья Красильщиков, который партнёр, судя по всему, по запуску этого проекта журнала «Форбс». Во-первых, там очень мутная история с деньгами, потому что все прекрасно понимали, что это деньги Ходорковского. Потом, раз, мы делаем вид, что это деньги не Ходорковского. И вроде они может быть не Ходорковского, а вроде Ходорковского. Вот это вот не люблю.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Лучше бы сразу сказали, откуда деньги.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Говорят, что не договорились с Ходорковским.

А. КРАСОВСКИЙ: Ну, говорят, что так, а другие говорят, что кур доят. Понимаете? Всё. Я не люблю мутных людей. Почему, например, у нас была такая история с Контр-ТВ? Мы сразу договорились, что мы честно всем скажем, что у нас деньги из админки, потому что все понимали, то есть вообще это очень важно. А вот это «а у нас есть специальные акционеры, которые тихо нам скидываются, а сами будем в Риге, но мы будем в эмиграции жить, но будем делать не эмигрантскую», а что вы будете делать, ребят? Вот этого я всего не люблю. И главное, я в отличие от многих моих коллег, не испытываю абсолютно никакого пиетета к изданию Лента.ру, потому что я его никогда не читал, мне было абсолютно никогда не интересно, там чудовищные, неудобные, агрегированные  новости были. О существовании Галины Тимченко я узнал, что когда Галину Тимченко узнали. Я до этого считал, что просто это сестра Геннадия Николаевича Тимченко или племянница, я её никогда не видел. Я не люблю культов личности разнообразных.

О. ДАНИЛЕВИЧ: В этом смысле, знаете, что  какой вопрос у нас к вам: вы несколько раз говорили о том, что вас что-то в России не устраивает, как журналиста, как гражданина. При этом каждый раз, когда вам предлагали куда-то уехать, какие-то варианты возникали, одной из причин, почему вы этого не делаете, вы называли свой возраст. В этом смысле вас не вдохновляет Тимченко, которая решила уехать?

А. КРАСОВСКИЙ: Во-первых, мне никогда не предлагали как Галине Тимченко уехать с деньгами. То есть мне никогда не говорили: «Антон, вот тебе миллион долларов, езжай, сделай новостной маленький портальчик в каком-то приятном для тебя европейском городе». Я бы задумался, но у меня есть огромное количество обстоятельств, по которым бы я отказался, семейных в основном. Но, тем не менее, это, по крайней мере, деловое предложение. У меня никогда не было деловых предложений, в этом смысле я просто не стану кривить душой. Она его получила, в отличие от меня. То есть она более состоявшийся и состоятельный во всех смыслах человек. Но я не люблю вот такого.

О. ДАНИЛЕВИЧ: А сами вы инициировать начало подобных проектов не стали бы?

А. КРАСОВСКИЙ: Я не умею, я не, это самое, не коммерсант, не умею договариваться и не умею как-то со всеми этими людьми общаться. Честно, знаете, договориться с Александром Леонидовичем Мамутом, что я тебя немножко обосру, получу за тебя отступные, а потом скажу, что от тебя ничего не получил. Я так не люблю. У меня так никогда не получалось, не получается и не получится. И это огромное, что я в отличие от Галины, видимо не очень приятный человек во всех смыслах, она, Илья Азар, кто там ещё работает.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Поговорили вы об общении, у нас очень много на самом деле вопросов от слушателей, и на сайт и по смс приходят.

А. КРАСОВСКИЙ: А выпускники журфака МГУ говорят: «не деньгАми, а дЕньгами!» У них педагогом был Розенталь. Я хочу вот этому слушателю просто как раз предложить открыть учебник Дитмара Ильяшевича. Я в отличие от него, знаю, как звали Розенталя и посмотреть на ударение в слове деньги во множественном числе родительного падежа.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Деньгами – устаревшая форма.

А. КРАСОВСКИЙ: Нормальная московская форма. Мы ещё яичница говорим и булочная.

О. ДАНИЛЕВИЧ: На самом деле, говорю про общение,  у нас слушатели спрашивают после того знаменитого, в общем, эфира на Контр-ТВ, когда вы признались в своей ориентации.

А. КРАСОВСКИЙ: Который никто не видел.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Который никто, возможно, не видел, не знаю. Но после этого эфира какие отношения у вас складываются с Сергеем Минаевым?

А. КРАСОВСКИЙ: У нас прекрасные отношения с Сергеем Минаевым. Сергей Минаев – мой товарищ. Сергей Минаев – человек, которому я глубоко благодарен. Сергей Минаев – человек, который принял на себя основной удар после того, что случилось. И мне по-прежнему очень неудобно перед Сергеем Минаевым, что вся эта ситуация в итоге повлекла за собой закрытие телевизионного канала Контр-ТВ.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Вот и 15-й спрашивает: «А с Минаевым, в смысле с программой, что-то будет? Почему всё закончилось?»

А. КРАСОВСКИЙ: Откуда же я знаю? Почему закончилось? Да по кочану, да по капусте. Почему всё закончилось? Потому что я ушёл с Контр-ТВ, и Контр-ТВ закрыли.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Это как раз те люди, которые активно смотрели ваш проект на Контр-ТВ.

А. КРАСОВСКИЙ: Да, товарищи, я ушёл с телевизионного канала Контр-ТВ, потому что так получилось. Потом этот телевизионный канал закрыли, потому что финансирование закончилось. Сергей Минаев делает свою телевизионную программу, прекрасную телевизионную программу на федеральном канале ТВЦ. А я наблюдаю за событиями. Мы раз в месяц с Сергеем Минаевым встречаемся и выпиваем.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Вы очень, очень, очень много раз говорили о том, что вы ежедневно, буквально, жалеете о том, что вы сделали.

А. КРАСОВСКИЙ: Нет, я не очень много раз говорил. Я один раз сказал в интервью Натальи Синдеевой. Наталья Синдеева не профессиональный интервьюер, не дожала. Смысл очень простой, давайте, у меня есть шанс досказать эту фразу: я ежедневно жалею о том, что я сделал, но я никогда не поступил бы иначе, потому что обстоятельства, которые были тогда, не позволяли мне, как честному человеку, а честность – это единственное положительное качество, которое мне присуще, поступить иначе тогда. Понимаете, то есть я не мог сидеть и молчать в тряпочку в то время, когда в стране принимались законы Димы Яковлева, законы по борьбе с гомосексуализмом, какие-то тещё идиотские законы, вот вы сегодня сослались на Государственную Думу. Я это сказал, потому что это был единственный мой способ протеста против всего того паноптикума, который начал происходить в стране после 24 сентября 2011 года. Знающие люди понимают, откуда эта дата взялась. Всё остальное, мы сейчас видим развитие этого паноптикума. Я не мог поступить иначе.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Антон, о чём вы жалеете тогда?

А. КРАСОВСКИЙ: О том, что я честный человек.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Учитывая то, что вы сказали, что вы жалеете об этом каждый день, это вас как-то мучает, что ситуация произошла, что вы об этом говорили, что сложились обстоятельства так, что вам пришлось это говорить, потому что не говорить вы не могли.

А. КРАСОВСКИЙ: Нет, я разумеется, жалею о том, что все обстоятельства так сложились, жалею о том, что страна, движимая историческими законами, а не волей каких-то людей, движется в этом направлении, в направлении распада, полураспада, в направлении войны и так далее. Я безусловно жалею. Я безусловно жалею, что я не могу сидеть тихо себе на даче, выращивать гладиолусы.

О. ДАНИЛЕВИЧ: А хотелось бы?

А. КРАСОВСКИЙ: Или руководить телевизионным каналом. Я безусловно жалею, что я не могу совершать ежедневный подвиг борьбы с собственной честностью, который совершает, например, Константин Львович, прикрывая вот этим своим подвигом огромное количество добрых и хороших вещей, которые делаются на Первом канале.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Мы, готовясь опять же, к этой программе, в одном из женских журналов нашли ваше интервью, в котором два факта нас сильно удивили. Мы об этом не знали. Во-первых, вы там говорили, что вы уходили в монастырь и, во-вторых, вы говорили, что в 19 лет вы собирались жениться, причём ваши родители узнали об этом за три дня до свадьбы. Это вообще, не мутно ли всё? Выглядит всё очень неправдоподобно почему-то?

А. КРАСОВСКИЙ: Нет, абсолютно правдоподобно, и действительно, у меня был период, так сказать, православия, как сказали бы сейчас, головного мозга. Он довольно долгий был, связан он был, в частности, с моей клинической депрессией, в которой я пребывал.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: И правда, уходили в монастырь?

А. КРАСОВСКИЙ: Да, да, чистая правда.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: В какой?

А. КРАСОВСКИЙ: У меня всегда было нормально с целеполаганием. Я уходил в Сербский монастырь, потому что с русской православной церковью у меня проблемы. Я всё-таки понимаю разницу между церковью и государственным учреждением. Но просто там было очень холодно.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Сколько вы там пробыли?

А. КРАСОВСКИЙ: Это был довольно многолетний опыт, то есть не то, чтобы я там жил много лет, но я много лет там мучился в разных стадиях диалога с Господом, так скажем. Потом мы с ним просто договорились уже.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Вы получили там что, зачем туда шли?

А. КРАСОВСКИЙ: Да, да, конечно. Я получил там то знание, которое мне сейчас очень помогает в жизни, что Бог везде.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Или внутри тебя?

А. КРАСОВСКИЙ: Везде. Он не внутри тебя, он везде. И вообще, мы всё это Бог. Мы – маленькая его частица. То есть для этого не надо уходить в монастырь. Это такое знание, которое, мне кажется, очень ценно. Оно не всеми осознаётся реально. А главное я понимаю, что у Бога всего много, что называется, Бог не Тимошка, видит немножко. Всё это я тоже в монастыре узнал. Везде. Он не внутри тебя, он везде. И вообще, мы всё это Бог. Мы – маленькая его частица. То есть для этого не надо уходить в монастырь. Это такое знание, которое, мне кажется, очень ценно. Оно не всеми осознаётся реально. А главное я понимаю, что у Бога всего много, что называется, Бог не Тимошка, видит немножко. Всё это я тоже в монастыре узнал.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: А всё-таки, почему вы родителям о свадьбе-то не сказали в 19 лет?

А. КРАСОВСКИЙ: Слушайте, я не помню такого текста. Всё там было всем известно. Мы прекрасно жили

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: За три дня мама узнала, вы сказали.

А. КРАСОВСКИЙ: Ну, я не помню уже, что там сказал, но где-нибудь я приукрашиваю что-то. Там всё было нормально, там всё все прекрасно знали, и более того, мама всегда была в курсе. Мы, собственно говоря, с моей тогдашней матерью моей девушки тогда маму мою и крестили у отца Вавилова здесь в городе Москве.

О. ДАНИЛЕВИЧ: У нас ещё один вопрос, опять же из социальных сетей. Вы там подобрали собачку. Нашли хозяина?

А. КРАСОВСКИЙ: Действительно собачку хаски мы нашли в деревне Филипповка Жуковского района Калужской области, так что если слушают хозяева радиостанцию «Говорит Москва», может быть сейчас они отзовутся. Это хаски, она действительно вышла к нам из леса, прыгнула к нам в машину, и пришлось вести её на дачу. В общем, собака уехала на передержку в хаский центр. Ищут хозяев честных, настоящих хозяев, то есть не каких-то там «а можно мы возьмём вашу собачку?»

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Я бы взяла.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Будете конкурс проводить?

А. КРАСОВСКИЙ: Нет, почему конкурс? Ищут, сначала будут искать реальных хозяев, если не найдут через какое-то время, 2 – 3 месяца хозяев, которые потеряли собаку наверняка, тогда будут искать другого хозяина.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Вы сейчас отслеживаете судьбу?

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: А себе почему не оставили?

А. КРАСОВСКИЙ: Потому что у меня огромная собака Акита, которая начала её грызть. Акита – собака в два раза больше, чем хаски, а главное, очень агрессивная по отношению к другим собакам. Вот и всё, это единственная причина.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Опять про веру спрашивает слушатель, поговорили овере в Бога, а спрашивает Бран, так он назвался: «А верите ли вы в любовь?»

А. КРАСОВСКИЙ: Конечно.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Так ответили, коротко?

А. КРАСОВСКИЙ: Да, а что же мне не верить? Нет, вообще, это довольно глупый вопрос, то есть если ты веришь в Бога, вообще как известно, и есть любовь, читать первое послание к Аринфину, как же можно в неё не верить? Я всю жизнь живу с этим чувством и это единственное, что меня в этой жизни удерживает. Я бы давно уже с удовольствием перешёл бы в другой, если честно, если не было б любви.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Вы устали от жизни?

А. КРАСОВСКИЙ: Любой человек устаёт от жизни, если он начинает осознавать, чем эта жизнь является.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: А что вы осознали?

А. КРАСОВСКИЙ: Я же говорю, жизнь – это грусть. А почему мне Венгрия, например, очень близка и нравится? Вот я сейчас приехал в Венгрию, у меня там приятель в Венгрии. Я говорю: «А чего вы в Венгрии никогда не улыбаетесь?» А мне говорит: «Просто мы в Венгрии очень грустная нация». Жизнь грустная на самом деле и любовь – это то, что, как писал и пел Виктор Робертович Цой, любовь стоит того, чтобы жить.

О. ДАНИЛЕВИЧ: У нас есть  традиционная рубрика «5 вопросов», которую мы задаём традиционно всем гостям и первый из этих вопросов: что вы скрыли от мамы?

А. КРАСОВСКИЙ: Слушайте, я всё время от мамы что-то скрываю, по-прежнему, не скажу вам. Вы хотите, чтобы мама сейчас узнала, что я от неё скрываю?

О. ДАНИЛЕВИЧ: Возможно, вы скрыли, а потом рассказали, спустя много лет?

А. КРАСОВСКИЙ: Я вообще очень скрытный. Вся моя жизнь – это открытие моей маме разных тайн. Вот так  скажем.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: А как она реагирует на тайны?

А. КРАСОВСКИЙ: По-разному: от радости до грусти тоже, конечно. Сейчас у нас просто всё меньше и меньше этих тайн. Я думаю, что у моей мамы тайн больше, чем у меня от неё.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Мы переделаем потом как-нибудь вопрос: что мама скрыла от вас.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: У нас тоже есть второй переделанный вопрос: с кем бы вы могли изменить своему любимому человеку?

О. ДАНИЛЕВИЧ:  Надо сказать, что изначально этот вопрос для всех наших гостей звучит так: с кем бы вы могли изменить жене?

А. КРАСОВСКИЙ: А все ваши гости женаты что ли?

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Ну, как правило, да.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Почти да.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: С грустью я сказала.

А. КРАСОВСКИЙ: Слушайте, это тоже какой-то глупый вопрос, со многими на самом деле. Другое дело, вы что вкладываете в это понятие?

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Измена – это предательство.

А. КРАСОВСКИЙ: Как у вас всё сложно.

О. ДАНИЛЕВИЧ: А у вас измена – это что?

А. КРАСОВСКИЙ: Потрахался, забыл.

О. ДАНИЛЕВИЧ: То есть, вот так, с кем угодно, как и ответили?

А. КРАСОВСКИЙ: Абсолютно.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Самая большая ошибка в жизни?

А. КРАСОВСКИЙ: Я не могу ответить на этот вопрос, он очень сложный.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Вы для себя её осознаёте или?

А. КРАСОВСКИЙ: Нет, не осознаю, если бы осознавал, честно бы сказал, не осознаю.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Очень многие гости у нас говорят о том, что видимо эта самая большая ошибка в жизни им ещё предстоит.

А. КРАСОВСКИЙ: Это глупо, это как раз мы через не можем сказать честно, что я просто не могу ответить на этот вопрос. Я не могу ответить на этот вопрос, потому что всё время ищу в себе какую-то ошибку, их у меня так много, этих ошибок, что идентифицировать главную из них, я пока, к сожалению, ещё не могу. Но она наверняка уже была, потому что это тоже глупость, вот это она мне ещё предстоит, Господи. Предстоит вам всем, дорогие наши гости, одно: только помереть нормально и потом место на Троекуровском получить.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: У кого бы вы попросили прощения? Вот такие у нас вопросы. Не молчите, нельзя же на радио молчать.

А. КРАСОВСКИЙ: Я понимаю, что нельзя молчать на радио. Слушайте, вы ставите не очень глупых людей в глупое положение. Вы, кстати, берите пример с Владимира Владимировича Познера, потому что вопросы они довольно идиотские и простые. Что бы вы сказали Богу? Привет. Перед кем бы я, я уже перед всеми попросил прощения, перед кем я мог попросить прощения. Мне перед собой на самом деле периодически хочется, у себя у самого попросить прощения. И я вот этого пока ещё не научился делать. А просить прощения, я, когда женился в 19 лет, я тогда каждый день прощения просил и тогда я научился это делать. Мне как раз просить прощения очень просто. Давайте следующий, потому что осталось 30 секунд.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Кто ваш лучший друг?

А. КРАСОВСКИЙ: Моя собака.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Удивительно. А главное, всё-таки, честный человек, вы мне понравились, вот так я хочу закончить.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Честный человек Антон Красовский был у нас в гостях. Это программа «Блабландинки». Катерина Звягинцева.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Ольга Данилевич.

О. ДАНИЛНВИЧ: Услышимся через неделю, пока.