Отрезавший себе мочку уха художник Павленский находится в больнице

М. ИВАНОВА: Петр, расскажите, как состоялось задержание? Довольны ли вы своей акцией?

П.ПАВЛЕНСКИЙ: Да, я безусловно доволен акцией. Доволен тем, что смог ее осуществить, потому что сейчас усложнились условия работы. За нами в Петербурге установлено наблюдение. Несколько месяцев вообще было постоянное наружное наблюдение особенно по официальным праздникам. Ну, и я не говорю о прослушке и остальных вещах. Но мне удалось уехать, там спокойно все сделать. Никаких сотрудников центра «Э»  там не было, то есть никто раньше времени не узнал.  И по большому счету то, что я хотел сказать, я сказал.

М. ИВАНОВА: Как вы попали в институт Сербского?

П.ПАВЛЕНСКИЙ:  В институт Сербского я попал как раз через стену, через которую меня затащили охранники, полиция и, по-моему, МЧСники. Там было большое количество всяких людей.

М.ИВАНОВА: Долго продумывали план действий?

П.ПАВЛЕНСКИЙ:  Техническую сторону продумывал где-то две недели, а так это все собиралось, сама акция, с того момента, когда началась эта история с психиатрией. Когда Следственный комитет начал проявлять одержимость  в намерении каким-то образом  меня поместить принудительно в психиатрическую больницу. Тогда я начал размышлять о возвращении использования психиатрии в политических целях. Я начал думать о том, что мы начинаем к этому возвращаться, по всей видимости.  И последние события, безусловного уже связанные с судами, когда был уже третий отказ суда, и все равно следственный комитет продолжает. Были определенные основания предполагать, что им просто нужно уладить это вопрос. И вообще, этот дискурс, когда ярлык патологии навешивается на что-то неудобное власти.  То есть власти проще обозвать что-то безумием, чем признать какую-то критику, признать свою ущербность. Шел долгий разговор, долгая бюрократическая возня. Но уже параллельно с этим я, конечно, начинал  продумывать какой-то ход, чтобы вывести из этого цикла постоянного перепроизводства бумаги.  Безусловно, это отделение. Эта акция называется «Отделение».  Да, мочка уха была отделена, но так же этот забор психиатрии отделяет безумных больных от общества нормальных, здоровых. И вчера я в этом убедился, когда провел два часа в психиатрическом  отделении здесь.

Значит, что происходит. Как только я пропадаю, начинают угрожать вязкой. Меня обсуждают врачи и говорят: «Ну давайте, буйного туда-то, а спокойного положим в коридоре». Я сначала думал, что спокойный это я, потому что я спокойно разговариваю. Но нет, на самом деле для них  я не считаюсь спокойным. Спокойный – это человек, который заехал вместе со мной, у которого текла слюна. Он был овощем. И всех людей, которые к ним поступают, они делят так. Спокойных  просто кладут, а тех, кто разговаривает и что-то вообще делает, требует  и выясняет  сразу говорят: «Или вы ложитесь и не двигаетесь  или мы вас привязываем».  Я говорю: « Какой мне смысл просто лежать и не двигаться, или я буду привязанный». Потом появились какие-то журналисты, пока я спорил с санитарами. Я пошел что-то сказать им. И все, после этого буквально через две минуты забежали санитары, напрыгнули на меня и привязали. Они сказали, что у них такой порядок, что первые сутки обязательна вязка и так далее. Но, несмотря на то, что их много, они даже не смогли меня нормально привязать, потому что я через полчаса перед приходом врача я успел освободить ноги. Я выпутал одну ногу, потом другую. Оставил их под одеялом. Приходит врач и санитар, чтоб обеспечить  безопасность. Я показываю ноги, которые у меня свободны. Понятно, что этими ногами можно и ударить и еще что-то делать.  Я говорю: «Ну я же ничего не делаю. Почему я привязан?» Мы начинаем с врачом психиатром говорить.  Я ему озвучиваю свои позиции. И потом говорю  про использование психиатрии в политических целях. Он говорит: « Ну а что, как вы считаете, сейчас  она используется?». Я говорю: « Вы на меня посмотрите. Как считаете, она используется?!». После этого,  мне кажется, они испугались,  и меня минут через 20 меня схватили и потащили в реанимацию. Сказали, что у меня опасное угрожающее жизни состояние. Меня положили в отдельную палату под постоянный надсмотр. Там посадили человека. Но в таких условиях, чтобы я не видел ничего такого нехорошего. Но я могу сказать, то что я видел в психиатрическом отделении, это половина людей полумертвые. Там люди с пролежнями, с язвами на теле. Они просто лежат  у них текут слюни, они в папмерсах. А другая половина, те кто могут разговаривать, более-менее живые люди, лежат все привязанные.  То есть ,если ты можешь говорить, у тебя соображает мозг, то ты должен быть на вязке. Принцип такой. Это то, как работает психиатрия. И когда я уже выходил,  мне сказал санитар, что когда ты сюда попадаешь, ты не рассматриваешься как человек. Но это было уже «за», в отделении реанимации.

М.ИВАНОВА: Но почему вы оказались в реанимации? Все ли с вами в порядке?

П.ПАВЛЕНСКИЙ: Конечно, все в порядке. Я может сегодня отсюда и выйду.  Просто не было вещей, у меня не было желания бежать.

М.ИВАНОВА: А воспаление легких?

П.ПАВАЛЕНСКИЙ: Какое воспаление легких? Кто об этом сказал?

М.ИВАНОВА: В СМИ об этом писали, что у вас подозрение на воспаление легких.

П.ПАВЛЕНСКИЙ: Нет, это ерунда какая-то. Вообще ничего нет, никаких проблем. Просто как поцарапался и все.

М.ИВАНОВА: А в каком отделении вы сейчас находитесь?

Пю.ПАВЛЕНСКИЙй: Меня из реанимации перевели в ЛОР-отделение, где меня врач просто посмотрел. И ему тоже очевидно, что тут не о чем говорить. Вот и все.

М. ИВАНОВА: Какие ваши планы?

П.ПАВЛЕНСКИЙ: Я не знаю. Пока не до конца понимаю, какие у них планы относительно меня, потому что я постоянно нахожусь под присмотром охранника. Он следит за передвижениями. Его очень интересует, когда я отсюда выйду и что. Я не знаю, там есть ли у них какая-то связь с отделами полиции или  нет или просто такое указание. По крайней мере, пока так происходит, я до конца не знаю.

М.ИВАНОВА: На крышу как вы попали?

П.ПАВЛЕНСКИЙ:  Легко. Поднялся. Почему на крышу? На стену. Это стена такая большая.

М.ИВАНОВА: Кто-то вам помогал или самостоятельно?

П.ПАВЛЕНСКИЙ: Не-не, самостоятельно поднялся. Там не сложно. Можно было так сбоку еще подняться. Там одни перила, другие. Небольшая ловкость, конечно, нужна была.

М. ИВАНОВА: Последний вопрос. У вас уже есть какие-то мысли, планы насчет следующих акций?

П.ПАВЛЕНСКИЙ: Нет пока. У меня все это складывается из достаточно сложных процессов, из политической ситуации, из общего контекста  того, где мы находимся, ну и, безусловно, из ситуаций, которые так или иначе со мной связаны. Поскольку я сейчас погружаюсь достаточно сильно в этот бюрократический аппарат, то я сам вижу какие-то вещи, которые  дают мне возможность делать какие-то выводы.

М.ИВАНОВА: Ждете вдохновения.

П.ПАВЛЕНСКИЙ: Почему вдохновения? Тут нет вдохновения. Тут есть непрерывный процесс. Вдохновения нет.