О. БАЙКАЛОВА: В студии бывший заместитель руководителя администрации президента, председатель совета директоров Комитета развития общественных связей Сергей Зверев. Сергей Александрович, вы же знали Бориса Ефимовича лично?

С. ЗВЕРЕВ: Да, знал.

О. БАЙКАЛОВА: Когда вы познакомились? Как это было?

С. ЗВЕРЕВ: Мы с ним познакомились, насколько я помню, в июле 1990 года, почти 25 лет назад, когда я пришёл на работу в Белый дом, тогда ещё в правительство РФ. Борис был, соответственно, депутатом Верховного Совета. Это было, в общем, такое весёлое время, мы тогда были весьма молодые. Ему было 30, мне было чуть поменьше – 26-27. И всё вокруг кипело. Я помню очень хорошо, в один прекрасный летний день ко мне в кабинет вошёл молодой кудрявый человек, который сказал: «Я депутат, мне надо срочно». Я тогда работал помощником Явлинского. Мы занимались тогда ещё подготовкой к созданию группы, которая впоследствии разработала программу «500 дней». И ворвался молодой человек в джинсах, майке, который сказал: «Мне немедленно надо поговорить с Явлинским». Я говорю: «Вы, собственно, кто?» «Я депутат». Видочек у него был, мягко говоря, не депутатский. Он говорит: «Я Борис Немцов». Вот с этого момента мы с ним и познакомились, и более или менее плотно общались в течение последующих 25 лет. Меньше в последнее время, но в 90-е-начале 2000-х, конечно, было больше общения.

О. БАЙКАЛОВА: То есть, это был молодой, энергичный политик, который фонтанировал идеями?

С. ЗВЕРЕВ: Да, это была очень яркая личность. Он был энергичен. Надо понимать очень простую вещь. Боря был очень эрудированным, образованным человеком. Все говорят в одно слово, что это был человек, который безумно любил и умел жить. И при всём при этом Боря физик, и достаточно хороший физик. На тот момент времени, когда он избрался депутатом Верховного Совета, он уже начал делать весьма неплохую научную карьеру. Он был автором большого количества работ, интересовался разными вещами. У него всегда был очень системный  и такой грамотный математически-физический подход. То есть, ему нужно было разложить проблему до каких-то понятных ему вещей. Он не стеснялся задавать вопросы в том, чего он не понимал. А окунулся он тогда с огромным своим энтузиазмом и с энергией в сопредельные физические сферы. Он начал лезть в экономику, начал лезть в политику, в общественные какие-то отношения. Ему было всё безумно интересно. Идей у него было огромное количество. В общем, потом на протяжении последующих лет наблюдали.

О. БАЙКАЛОВА: Сергей Александрович, представьте себе, появляется политик в Белом доме. Какими-то идеями он в любом случае движим. Он пришёл с какой-то идеей. С какими идеями изначально Борис Немцов начал восхождение на этом политическом пьедестале?

С. ЗВЕРЕВ: Политический пьедестал дело такое сложное. Боря был до мозга костей демократом. Вот эта знаменитая фраза Вольтера относительно того, что я могу быть с вами не согласен, но готов отдать жизнь за то, что вы имели право её высказывать – это была Борина позиция. Идея у него была простая. Он считал, что так, как мы живём – это неправильно. И, собственно говоря, мы должны построить нормальное демократическое общество в таком классическом его исполнении, которое позволит нашей стране рвануть вперёд. Те экономические отношения, которые у нас в тот момент времени были, они неприемлемы, они завели страну в тупик, и нам необходима свобода выбора, свобода инициативы, и у нас должна быть возможность предпринимательской деятельности и т.д. Собственно, поэтому он так активно поддержал Явлинского с идеей «500 дней». К этому документу можно по разному относиться, но то, что фактически в этом документе впервые на таком государственном уровне, в общем, столь отчётливо были прописаны идеи свободного рынка. Кстати говоря, там со свободным рынком было очень много государственного регулирования, но они были очень такие взвешенные. Но там была и приватизация, и развитие финансового рынка, там было развитие личности и т.д. И, собственно говоря, главная Борина идея и тогда, и по-моему, он пронёс через всю свою жизнь – это свобода, свобода личности, свобода выбора, свобода высказываний, свобода в экономических отношениях. Он жил свободно. Так свободно, что многие его порицали за это, а многие просто завидовали.

О. БАЙКАЛОВА: Очень многие хвалят Немцова именно за его деятельность на посту губернатора Нижегородской области, где он все эти идеи свободы, свободного развития, свободы от цензуры, открытости общества и СМИ, реализовывал.

С. ЗВЕРЕВ: В общем, да. Это один из очень немногих наших лидеров оппозиции, который имел колоссальный государственный опыт не только как чиновник в правительстве, но и как самостоятельный первый руководитель очень крупного, очень сложного региона. Представьте себе, ему этот регион, а это один из наиболее промышленно развитых регионов Советского Союза, областей РФ достался в начале 90-х годов просто в самый пик упадка. Колоссальные были проблемы и с заработной платой, и с остановкой предприятий, и с жилищно-коммунальным хозяйством и т.д. То есть, ему приходилось крутиться со страшной силой. Но при этом он оставался Борисом Немцовым. Вне зависимости от того, какой пост он занимал, это был очень весёлый, жизнерадостный. Я приехал к нему в 1992-1993 гг. в Нижний Новгород. Меня привели к нему в кабинет. Я захожу, кабинет пустой, я его не вижу. Я несколько опешил, может, он в комнате отдыха. Потом смотрю, что-то происходит в месте, где его кабинет. Я подхожу ближе, вижу, что Боря залез под стол, ползает, кряхтит. Я его говорю: «Что случилось?» Он говорит: «Сейчас». Вылезает, у него на руках маленький котёнок. Я ему говорю: «Ты что делаешь?» Я не помню каким образом попал к нему этот котёнок, но он что-то такое пытался с ним делать, залез под стол, и он за ним лазил под столом, вытаскивал. При том, что обсуждали достаточно серьёзные темы, и всё было тогда очень непросто. К тому моменту, когда Борис уезжал из Нижнего Новгорода в Москву, он ведь несколько раз уже переизбирался в качестве губернатора. И это были настоящие выборы. У него были очень серьёзные оппоненты. Область была одна из самых тяжёлых. Он никогда не боялся. Я бы так сказал, Борис Немцов – это уникальный персонаж нашего политического театра. Потому что это один из немногих людей, которые были готовы жить в публичной политике, которые просто созданы для публичной политики, и которые на самом деле являлись публичными политиками. Потому что он всегда шёл навстречу со своими избирателями, или с теми, с кем он собирался вести диалог, он всегда был открыт, он никогда не боялся жёсткого разговора.

О. БАЙКАЛОВА: Как вы думаете, он был политиком сомневающимся или убеждённым? Он знал как или он искал как?

С. ЗВЕРЕВ: Я, честно говоря, не вижу противоречий в вашем вопросе. Он вообще был политиком убеждённым, но при этом он искал как. Это моя точка зрения. Будучи научным сотрудником, тем более в физике, тем более в ядерной физике, ему было присуще я не могу сказать сомнение, ему было абсолютно естественно задавать вопросы, естественно искать другие точки зрения, выслушивать их, спорить, и т.д. У него были некие базовые принципы. И, в общем, эти базовые принципы прошли с ним всю его жизнь. Наверное, если оглянуться, едва ли не единственный человек из той когорты 90-го года, к которому я не помню, чтобы к нему прилипали какие-то коррупционные или какие-то имущественные скандалы. Он был человек в этом смысле абсолютно цельный. У него были принципы, он в соответствии с ними жил. Он считал, что человек должен быть свободен, отстаивал этот принцип. Он говорил о том, что я буду честен и я не буду попадать в те или иные истории сомнительного свойства. Он в них не попадал. Но при этом я не могу сказать, что он был твердолобым. Как есть одна идея, он на этой идее стоит. Нет, он был готов слушать. В нашей жизни так случилось, мы несколько раз были по разные стороны баррикад. Поэтому я могу ответственно говорить, что с ним можно было спорить, разговаривать.

О. БАЙКАЛОВА: Интересно, когда Бориса Немцова назначили вице-премьером, как к этому отнёсся политический истеблишмент? Как к нему относились?

С. ЗВЕРЕВ: Я тогда был не в политическом истеблишменте. Я в этот момент был в олигархическом истеблишменте, поэтому за политический истеблишмент отвечать не могу. Если вспоминать то, как к этому отнёсся круг тех людей, с которыми я общался, я бы так сказал, что с одной стороны к нему всегда относились с большим уважением, с другой стороны был некий флёр несерьёзности, потому что это был человек-спектакль, человек-песня. Он был свободен во всём. Эта знаменитая встреча президента Азербайджана в светлых брюках, нарушение неких правил этикета. У него был период времени, когда он должен был встречать иностранные делегации во Внуково. Он там тоже периодически выступал в светлых костюмах. Хотя, в принципе, с точки зрения протокола это было непринято. И к нему было какое-то не очень серьёзное отношение. Считали, что свой парень. Боря повёл себя достаточно жёстко, потому что сфера, которую он курировал, была весьма непростая. Это был топливно-энергетический комплекс. Когда вспоминают о Борисе Ефимовиче вице-премьере, все почему-то вспоминают по поводу его замечательной идеи пересадить всех на отечественные машины, на «Волги». Это любимое воспоминание, самое яркое. Поскольку я занимаюсь профессиональными коммуникациями, могу сказать, что Боря абсолютно гениальный коммуникатор. Он чувствовал это кожей. При этом он прислушивался к тем людям, которые занимаются этим профессионально. Но, тем не менее, конечно, он был человеком, который блестяще формулировал фразы, которые ваш брат журналист сходу цеплял. У него рождались идеи типа этих «Волг». Но на самом деле он занимался очень большой, серьёзной работой. Это был ровно тот момент, когда мы с ним были с разных сторон баррикад. Потому что в это время я работал зампредом правления «Газпрома». А Борис Ефимович был, с одной стороны, официальным представителем государства, а с другой стороны он был вице-премьером. У него был идея-фикс, в общем, правильная идея, как мы сейчас понимаем, разделение «Газпрома» на добывающую и транспортирующую компании, на открытость и прозрачность и прочее. И, собственно говоря, я как зампред правления «Газпрома», был с ним с разных сторон, я противостоял в этом смысле. Мы достаточно жёстко боролись друг с другом. Потом он меня постоянно пенял. Периодически, когда мы с ним встречались, он говорил: «Вот ты». Я говорил: «Боря, так жизнь складывается». Он на самом деле занимался и нефтедобывающей отраслью, и трубопроводной промышленностью, и пытался делать очень многие большие серьёзные вещи. Опять-таки, не забывайте, что это 1997-1998 гг., это забастовки угольщиков. И Борис Ефимович был ответственным, в том числе, и за эти вещи. Но я бы сказал так, что сегодня это мало кто помнит, но это были очень сложные годы и с точки зрения социальной, и с точки зрения наполнения бюджета. Думаю, что сегодня мало кто представляет себе, что в этот момент времени, насколько я помню, баррель нефти стоил не катастрофические 60 или 55 долларов, а порядка 18. И, соответственно, это была совсем другая история.

О. БАЙКАЛОВА: Негласно считается, что термин олигархи популяризировал именно Борис Немцов. Понятно, что не он придумал слово, но очень хлёстко использовал его в своих речах, статьях, выступлениях. С какого момента начинается его борьба с олигархами? После истории с «Газпромом»? Когда он встал в жёсткое противостояние?

С. ЗВЕРЕВ: Я не совсем правильно выразился с идеей фикс. Идея фикс -  это понятие более грубое. Боря считал, что это правильно – разделение «Газпрома» на компании, сделать его несколько более открытым. Что касается противостояния с олигархами, вроде как это было почти вчера, а 20 лет уже прошло. Всё началось к 1996-1997 гг., когда пошли залоговые аукционы. И, собственно говоря, в какой-то момент времени получилось так, что были олигархи, условно говоря, хорошие, и были олигархи плохие. Сейчас мы вспоминаем о том, что, условно говоря, Березовский, Гусинский были олигархи плохие, но на тот момент времени были олигархи хорошие. Хорошим олигархом был Ходорковский, Потанин, Фридман. Но жёсткого противостояния, как вы говорите, не было. Потому что ужасные 1990-е годы отличала немножко другая атмосфера. Потому что при всём при том, что люди имели разные политические, экономические взгляды, при всём при том, что это были схватки, цена которых была достаточно высока с точки зрения денег, это были диалоги всё равно. Да, тогда началась эра информационных войн, тогда схватывались друг с другом, и начинали использовать общественное мнение в качестве неких аргументов. Но это были аргументы, которые представляли для общественного мнения и для людей, которые принимали решения, для власти. Никто при этом друг друга врагами не считал. И все продолжали общаться.

О. БАЙКАЛОВА: Получается, несмотря на смуту, диалог был?

С. ЗВЕРЕВ: Конечно. Смуты не было. Какая смута?! Просто были разные точки зрения. Буквально вчера, листая программу телевидения, кто-то дал коротенькие кадры периода 1997-1998 гг. Бориса Ефимовича в качестве вице-премьера, который говорит: «Зарплаты бюджетникам и шахтёрам будут зависеть от позиции Государственной Думы». Представьте себе сегодня такую постановку вопроса.

О. БАЙКАЛОВА: С трудом, если честно.

С. ЗВЕРЕВ: Я когда со своими студентами беседую, то для них это вообще тяжело себе представить, они не понимают как это вообще может быть. Это был диалог с оппозицией. Причём тогда оппозиция была не эта позиция. Тогда сегодняшняя оппозиция была позицией.

О. БАЙКАЛОВА: Мейнстрим.

С. ЗВЕРЕВ: Да. В общем, это были представители власти, так или иначе. Тогда политическая борьба велась не в категориях враг, не в категориях насилие и не в категориях того, что имеешь ты право на существование или не имеешь ты право на существование. Тогда политическая борьба и дискуссия велась, всё-таки, в категориях дискуссий, аргументов и политической игры. Может быть, где-то кто-то какие-то делал уступки, шёл на какие-то компромиссы, и всегда пытались найти ту комбинацию, которая позволяла, так или иначе, решать те  или иные проблемы.

О. БАЙКАЛОВА: Слушатель спрашивает: «Потеряла  ли большая политика, когда Немцов покинул правительство? И что она потеряла?» Отказался же, и была идея, что Борис Немцов сможет стать преемником Ельцина. Но почему-то он решил уйти в оппозицию. Как вы думаете, почему?

С. ЗВЕРЕВ: Он покинул правительство в 1998 году, если мне память не изменяет. И тогда в оппозицию он не переходил, как таковую. В нормальном демократическом обществе то, что человек уходит из правительства, возвращается в правительство, находясь даже, собственно говоря, в партии, которая является правящей, это нормально абсолютно. Он, насколько я помню, уходил из правительства в тот момент времени, когда произошёл этот знаменитый скандал с книгой. Он к этому скандалу не имел никакого отношения, там были какие-то другие размены. Честно, я уже даже не помню как это всё происходило, это давно всё было. У него осложнились отношения тогда с Борисом Николаевичем, экономическая ситуация была, мягко говоря, очень непростой. И тогда, если вы помните, серьёзные члены правительства приходили и уходили, потому что вот именно эта политическая игра, в том числе, размены с Государственной Думой, в том числе, размены с какими-то группами влияния, которые были в стране в этот момент времени. И Боря в политике оставался, никуда он из неё не ушёл. Большая политика России, с моей точки зрения, потеряла два назад, в ночь с пятницы на субботу. Почему он не стал преемником, если этот вопрос формулируется? Борис был очень яркой фигурой и независимой. У него были свои точки зрения, у него была своя позиция. И навязывать эту позицию было, мягко говоря, сложно. Поверьте, поскольку в 90-е годы мы фактически были по разные стороны баррикад. Я никогда не был в числе его сторонников, так складывалась моя жизнь и карьера, что я всё время был с другой стороны по каким-то вопросам. В целом да, а так нет, что называется. С ним всегда было очень сложно. Он был принципиальным человеком, и он всю позицию очень последовательно отстаивал. Представить себе его в роли преемника было невозможно, потому что он никогда бы не был преемником, он был бы независимым человеком, и он бы проводил ту политику, которую он считал бы нужной. И это было всем понятно.

О. БАЙКАЛОВА: Поэтому он ушёл в оппозицию?

С. ЗВЕРЕВ: Поэтому он ушёл. А когда страна начала развиваться по тому пути, с которым он оказался не согласен, потому что если вы помните, в 1999-2000 году Немцов поддержал кандидатуру Владимира Владимировича Путина как кандидата в президенты, потому что он считал, что это правильно. А потом, когда их взгляды разошлись, он ушёл в оппозицию. Это для него абсолютно естественно, он в этом смысле человек был бескомпромиссный.

О. БАЙКАЛОВА: По каким принципиальным моментам взгляды разошлись?

С. ЗВЕРЕВ: Я думаю, что, прежде всего, именно этот принципиальный вопрос, связанный с демократией, демократическими процедурами, с вопросами свобод, как экономических, так и личностных. Я думаю, что это было связано с этим. Я думаю, что один из принципиальных моментов был, конечно, это выборы губернаторов, которые были отменены. Мы с ним, кстати, обсуждали эту тему. Понимаете, можно выбирать, можно не выбирать. И аргументация, в том числе, тогда была такая, что страна не готова к выборам, и в результате выборов на руководящие посты в регионах приходят не те люди, которые должны были бы быть руководителями этих регионов. И он абсолютно, с моей точки зрения, правильно говорил, что на самом деле одна из функций политической элиты, политического руководства страны заключается в том, чтобы поворачивать страну в тот вектор развития, в который нужно. Если она ориентируется на демократические ценности, на демократические процедуры, то тогда должны быть выборы, мы должны помогать преодолеть, мы должны научить друг друга понять кто реально хорош, как кандидат на выборную должность, кто нет. Но мы не должны под эту сурдинку просто отменять демократические процедуры. Просто это, может быть, тактически, правильный шаг. Но стратегически, с точки зрения развития страны, этот шаг был для Бориса, с моей точки зрения, в общем, абсолютно неприемлем. И у него не было других возможностей, кроме как оказаться в оппозиции.

СЛУШАТЕЛЬ: В интернете много пишут, что якобы спонсировался он американцами. Что по этому поводу думаете?

О. БАЙКАЛОВА: И в Америку ездил, и с европейскими лидерами общался. Чего добивался, чего хотел? Поддержки искал?

С. ЗВЕРЕВ: Наше любимое занятие – это искать руку какого-то внешнего врага, который нас здесь не любит сильно. После того, как СССР прекратил своё существование, и Россия стала Россией, мы начали дрейфовать в ту сторону, что мы являемся частью мирового сообщества. Надо понимать простую вещь: нам было значительно сложнее пережить 90-е годы, если бы, с одной стороны, не поддержка, а с другой стороны, давление, которые оказывали на нас международные финансовые организации. Это надо понимать очень чётко. И поскольку это давление подталкивало колеблющееся правительство Виктора Степановича Черномырдина, надо понимать, что оно было разное. Виктор Степанович сам был разным человеком в начале 90-х годов и в конце его карьеры как председателя правительства. И люди у него работали разные. И это давление подталкивало на проведение тех реформ, которые позволили нам вытащить страну из того состояния, в котором она была в 1991-1992 гг., и, в общем, дойти до состояния, в котором вдруг начали расти цены на нефть. Мы действительно стали мирового сообщества. И у  Бориса были колоссальные контакты с Западом, в том числе, когда он был губернатором, в том  числе, когда он был вице-премьером. И он прекрасно понимал, что позиция, которую Запад занимает по отношению к тем процессам, которые проходят в России, она очень существенна. Она была в 90-е годы достаточно существенна, она существенная и сегодня, не будем по этому поводу прятаться. Я не сторонник заговоров. Я недавно был в США. Честно говоря, вынес для себя несколько другое впечатление. С моей точки зрения, мы им давно перестали быть интересны в целом по большому счёту. Потому что в начале 90-х годов интерес был колоссальный, на сегодняшний день мы, в общем, не очень интересны.

О. БАЙКАЛОВА: Даже несмотря на международную повестку мы не интересны США? Если честно, как-то слабо в это верится.

С. ЗВЕРЕВ: Международную повестку вы имеете в виду Сирию, исламский фундаментализм и т.д.? Мы являемся партнёрами для них в определённой системе интересов. То, что происходит у нас внутри, если бы у нас не было бы ядерного оружия, если бы мы не были той Россией, которая сегодня есть, мы бы вообще не представляли для них интереса, с моей точки зрения, исходя из тех диалогов, которые у меня были с контактами, которые есть. Они не сильно вовлечены в это. Безусловно, у них есть риторика, есть повестка дня, которая связана с правами человека, есть демократические ценности и т.д. Они никогда не поддержат то, что происходит у нас, с одной стороны. Но, с другой стороны, по большому счёту, мы находимся явно не на первом плане интересов. Сегодня Китай значительно выше с точки зрения интереса для того политического истеблишмента, который сегодня представлен в США. Это моя личная точка зрения, я могу ошибаться. Так вот, по поводу финансирования со стороны американцев. Я не исключаю того, что какие-то из фондов, которые существуют в Америке, так или иначе, спонсировали и спонсируют институты гражданского общества, которые у  нас возникали в начале 2000-х годов. У меня такой информации нет, но я при этом этого не исключаю. Я очень сильно сомневаюсь, что Борис лично финансировался со стороны США, и уж тем более спецслужб, о чём тоже сейчас публично говорят. Я Борю слишком хорошо знал для этого, чтобы таким образом думать. Я в это честно не верю. То, что есть люди в Америке, которые искренне переживают, потому что то, что я говорил относительно того, что мы не являемся в фокусе их интересов, я говорил о политическом истеблишменте, прежде всего. Это очень странно, потому что мы всё время слышим: «Америка», а в Америке никто не говорит: «Россия».

О. БАЙКАЛОВА: Очень странная история. Это циничное убийство, и Джон Теффт, который приносит на место убийства Бориса Немцова украинский флаг, и Барак Обама, который высказывается по поводу российского оппозиционного лидера.

С. ЗВЕРЕВ: Я вас уверяю, если в Бангладеш завтра будет убит оппозиционный лидер, то, скорее всего, Барак Обама выскажется по этому поводу тоже. Джон Теффт лично знал Бориса Немцова много лет. Ещё тогда, когда в 90-е годы он работал в Москве. Они лично были знакомы. Я думаю, что у них были достаточно плотные личные контакты. А то, что американцы искренне считают, что Немцов разделял с ними одинаковые ценности – это факт медицинский, однозначно совершенно. Я думаю, что те ценности, которые разделял Борис Ефимович Немцов, они очень близки к тому, что, собственно говоря, лежит в фундаменте ценностей американцев, и той демократической системы, которую они считают единственно возможной. Я в этом смысле абсолютно согласен. Это нормально. И с точки зрения политики Обама политик, он не может пройти мимо такой ситуации. Хотя думаю, что в данном случае он действовал не только как политик, но и как человек в каком-то смысле. Я когда прочитал об убийстве, это шок. Не только потому, что я знал Бориса. Не только потому, что нас связывали личные отношения. Мы действительно попадаем в другую реальность просто. Меня спрашивали: «Что, как?» Я говорил: «Ребята, мы должны понять, что мы живём в другой стране. Мы жили в одной стране, а сейчас мы живём в другой стране».

О. БАЙКАЛОВА: У вас не было ощущения, что  мы вернулись в 90-е?

С. ЗВЕРЕВ: Мы вернулись не в 90-е. Это другой длинный разговор. Я не считаю, что мы вернулись в 90-е. В 90-х такого не было. Это не про 90-е или 2000-е. Это другая страна.  Мне кажется, что мы начали трансформацию в начале 80-х годов, мы её, безусловно, не закончили, мы не прошли точки невозврата. А сейчас мы проходим трансформацию в другую сторону, отнюдь не в обратную. Многие говорят, что мы возвращаемся в Советский Союз и т.д. Я с этим категорически не согласен. Мы трансформируемся во что-то другое. Во что я не знаю.

О. БАЙКАЛОВА: Можно сказать, что Немцов стал жертвой этой трансформации?

С. ЗВЕРЕВ: Да, безусловно, он стал жертвой трансформации. Он стал жертвой того общества, которое сегодня в нашей стране возникает. Даже не общества, а тех общественных настроений, которые возникают в обществе. Я категорически согласен с теми людьми, которые говорят, что власти не выгодна смерть Немцова, и она, скорее всего, не стоит за этими вещами. Я категорически с этим согласен. Другое дело, что мы должны понимать, когда сегодня очень многие говорят относительно того, что есть страны, в которых оппозиционеров арестовывают, есть страны, в которых оппозиционеров убивают. Я готов понимать и разделять позицию власти, которая арестовывает оппозиционеров, если они нарушают закон. Потому что если ты хочешь играть в оппозиционную игру, ты должен быть готов к тому, что тебя могут арестовать, если ты нарушаешь закон, и твоё решение в рамках политического процесса нарушать этот закон, или не нарушать этот закон. Это нормальная политическая процедура. Сегодня мы стоим на грани, или мы её уже перешли, что, в общем, вероятно, когда мы из этой страны превратились в страну, где оппозиционеров убивают. Это другая совершенно история, это другая страна, это другие отношения. Я бы сказал так, что мы сегодня живём в стране, которую разделили на наших и не наших. Вот это движение «Наши», которое возникло сколько-то лет назад, мы тогда говорили: «Ребята, послушайте, это страшная история, не надо так делать, не надо говорить «наши», потому что тогда остальные не наши. И это только первый шаг. За «нашими» потом последуют другие истории, и эти истории вы не сможете контролировать». Вот на сегодняшний день, очевидно, пришли в ситуацию, когда есть уже совсем не наши, и их никто не контролирует.

СЛУШАТЕЛЬ: Быть хорошо знакомым, это ещё не значит все дела Немцова знать. Например, когда он возглавлял банк «Нефтяной», там пересажали стрелочников, а он сухим из воды вышел. Вы говорите скандалов финансовых не было, а крупный судебный процесс с бывшим главой Росвооружения?

О. БАЙКАЛОВА: Были скандалы какие-то. И судился много с кем Немцов.

С. ЗВЕРЕВ: Вы знаете, Боря судился много с кем. История с Росвооружением – это личная история с ссудой и с деньгами. Банк «Нефтяной» - тоже непростая история. Кто уехал, почему уехал, что произошло – это всё не очень явные вещи с одной стороны. Во всех этих историях Борис не был главным действующим лицом, может быть, за исключением его взаимоотношений с Котёлкиным. Потому что когда он ушёл из правительства и работал какое-то время в банке «Нефтяной», он не был в исполнительном органе, он был председателем совета директоров. Это немножко другая история. То, что я говорю, я говорю свою точку зрения и свои ощущения от тех моментов, когда я встречался с Борисом, и когда я его знал. Безусловно, господин, который звонил, может иметь свою точку зрения. В этом и прелесть, чтобы он имел свою точку зрения, и я имел свою точку зрения. И фактически Боря жизнь свою отдал за то, чтобы мы могли спокойно её друг другу высказывать.

О. БАЙКАЛОВА: Тяжёлый разговор получается, и давит на каждого из нас. Ситуация непростая. Я хотела бы сменить вектор разговора с вашего позволения. Помните, не так давно в СМИ произошла утечка телефонных разговоров Бориса Немцова. Так слушаешь, и думаешь, что человек был с чувством юмора.

С. ЗВЕРЕВ: Я вообще плохо помню его без улыбки. Бывало, когда ругались, бывало, когда кричали друг на друга. Но вообще-то он почти всегда улыбался, в том числе, говоря об очень серьёзных вещах. Сегодня просто люди, которые его знали, они в один голос говорят, что он жил жадными глотками. Вот это правда. У него короткая получилась жизнь. Он умел получать удовольствие при всём этом.

О. БАЙКАЛОВА: У вас какое самое необычное впечатление о Борисе Немцове сохранилось?

С. ЗВЕРЕВ: Белые носки. Мы же познакомились в 90-м году, а почему-то тогда были популярны и модны белые носки. Какой-то был период времени, когда Боря всё время ходил в белых носках. И честно могу сказать, я над ним подтрунивал, когда была возможность. «А мне нравится, я такой».

О. БАЙКАЛОВА: Как Немцов реагировал на критику? Он был эмоциональный, страстный человек?

С. ЗВЕРЕВ: Он был человеком эмоциональным, очень страстным, и он был готов яростно спорить. Но это всегда был спор, это не была вражда. Боря был готов ругаться, спорить, отстаивать свою точку зрения, не соглашаться с тобой, но он никогда не был врагом.

О. БАЙКАЛОВА: Как вы думаете, в 2000-е у Бориса Немцова была возможность, хоть небольшая, но вписаться, вплестись в новую политическую конъюнктуру, или он принципиально ставил себя по ту сторону баррикад?

С. ЗВЕРЕВ: Я не думаю, что он ставил себя по ту сторону баррикад. Я думаю, что просто жизнь его поставила по ту сторону баррикад. Я не думаю, что это было возможно. Это то, о чём говорят  стилистические разногласия. Вот это классический случай. У Бори были стилистические разногласия с сегодняшней властью. Хотя, подчёркиваю, при этом он всегда разговаривал, он никогда не отказывался от возможности поговорить, доказать, убедить. Это был человек, который считал, что политический процесс – это диалог, это не перестрелка и не вражда.

О. БАЙКАЛОВА: Сергей Александрович, благодарю вас за беседу, что нашли время и пришли к нам сегодня в гости. В студии был бывший заместитель руководителя администрации президента, председатель совета директоров Комитета развития общественных связей Сергей Зверев.

С. ЗВЕРЕВ: Спасибо большое.