Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Это программа «Бла-бландинки», мы начинаем. Ольга Данилевич…

О.ДАНИЛЕВИЧ: Екатерина Звягинцева.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: У нас в гостях… 

О.ДАНИЛЕВИЧ:  Русский и американский художник и писатель Валерий Бочков. Здравствуйте. 

В.БОЧКОВ: Здравствуйте. 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Можно сказать, что нам повезло, что вы здесь сегодня с нами, потому что вы уже очень давно живёте …

О.ДАНИЛЕВИЧ: 15 лет.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: В Соединённых Штатах. 

В.БОЧКОВ: Но я специально приехал. 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: К нам? 

В.БОЧКОВ: Конечно. 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Неправда. 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Из леса в Вермонте.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Давайте начистоту: что привело вас в Москву? 

В.БОЧКОВ: Начистоту… Давайте начистоту. Меня пригласили презентовать мою вторую книгу, которая называется «Медовый рай», пригласило издательство «Эксмо». То есть я приехал на презентацию своей книги. 

О.ДАНИЛЕВИЧ: А что значит вторая книга? Их же у вас явно не две. 

В.БОЧКОВ: Их явно не две. Первая книга, она называется «К югу от Вирджинии», она вышла в начале лета, по-моему, в мае. Она сразу же стала бестселлером. Для меня достаточно большая загадка, как это произошло, потому что меня здесь практически никто не знает, или кто знал, тот уже забыл, как выяснилось… 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Слушателям скажу, что найти в магазине невозможно. 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Ну, или возможно, но тяжело.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Очень тяжело. Правда. 

В.БОЧКОВ: Ну, вот видите. 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Я пыталась. 

В.БОЧКОВ: Спасибо, Оля, но мы не об этом сейчас говорим. Вы спросили…. 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Зачем вы приехали сейчас. 

В.БОЧКОВ: Я приехал встретиться со своими редакторами, я приехал посмотреть Москву, встретиться со своими друзьями, и главное, конечно, показать новую книгу. Потому что мне кажется, эта книга должна быть очень интересной читателям сегодняшним.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Она об Америке? О России? О чём она? ​

В.БОЧКОВ: Я пишу только о русских людях. Потому что я практически в большей степени путешественник, нежели что-то другое. Я практически 30 лет путешествую. То есть я занимался своими выставками, потом я занимался рекламой, то есть работал в рекламном агентстве в Москве, в «Грее», то есть я делал кампанию «Ответный удар»…. 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Об этом мы чуть попозже. 

В.БОЧКОВ: Потом я работал в Лондоне, в Нью-Йорке, до этого я делал свои выставки в Амстердаме, дважды я участвовал в Эдинбургском фестивале с личными шоу. То есть я постоянно как-то перемещался. И когда я уехал в Америку, то это было просто очередное перемещение в пространстве. И даже в Америке сначала я жил в Нью-Йорке, потом  в Вашингтоне, сейчас я пытаюсь уехать в Вермонт, в лес… 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Почему вы хотите уединиться там? Надоели люди? 

В.БОЧКОВ: Нет, наверное, уединиться. Это всё верно. Я абсолютно городской человек, я вырос в Москве, на Таганке. То есть Москва – это мой родной город, всё то, что течёт в моих жилах – это вот Москва, центр Москвы, вот это московский пульс. И в принципе я всегда тяготел к городам. То есть я жил в Амстердаме одно время, потом в Лондоне, потом жил в Нью-Йорке, Нью-Йорк совершенно сумасшедший город… 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: А может, в деревне просто лучше пишется? 

В.БОЧКОВ: И пишется лучше, и вообще в деревне лучше. 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Вы только сейчас это поняли? Или раньше, просто уезжать не хотелось? 

В.БОЧКОВ: Я понял это только сейчас. Дело в том, что всё хорошо в своё время. На каком-то этапе тебе нужно одно, другое. У Шекспира в Гамлете есть шикарная фраза. Гамлет говорит, что всё хорошо вовремя, то есть, как говорят русские, дорого яичко к Христову дню. Мы об этом редко думаем, но на самом деле это очень важно, потому что если тебе судьба даёт какой-то шанс, но ты к этому шансу не готов, то оказывается, иногда это может быть каким-то злым роком. А через, допустим, пять лет, когда ты как-то подрастёшь, или сменишь как-то взгляды, изменишься, это покажется манной небесной. То есть вот в чём дело. 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Вы пишете всегда о русских… 

В.БОЧКОВ: Я пишу о русских, потому что я сам русский. И поскольку я катался, колесил по свету, общался по работе и с англичанами, и с голландцами, естественно, с американцами, у меня жена американка, женаты 15 лет уже… 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Больше, наверное? 

В.БОЧКОВ:  Да, даже больше…. Господи… Но они другие. И дело в том, что я не могу писать от имени Джеймса Кука. Потому что, во-первых, я не знаю, как работает его голова. То есть могу предположить. Но самое главное, мне это не интересно. 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Вы хоть сколько-нибудь себя американцем чувствуете? 

В.БОЧКОВ: Дело в том, что я не чувствую себя американцем. То есть для меня этот момент как-то непонятен, что это такое… 

О.ДАНИЛЕВИЧ: То есть вы русский? 

В.БОЧКОВ: Я русский, но при этом я не…  Да, я парюсь в бане, я могу выпить водки, конечно, но при этом то, что мы называем русским…. Кстати, это очень интересный момент. Потому что все говорят: русская душа… Это настолько банальная, заезженная фраза, что о ней говорить вроде даже противно. На самом деле в ней что-то есть. Вот почему иностранцы сходят с ума от русских женщин? 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Вы знаете, что и от польских тоже сходят с ума? 

В.БОЧКОВ: Нет, я профессионально говорю. То есть именно русские. У поляков нет Настасьи Филипповны. У кого там ещё? 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Я говорила про поляков и украинцев. 

В.БОЧКОВ: У украинцев тоже нет. Дело в том, что русские женщины не только хороши, сами по себе, фактурно. Там вот этот элемент азиатчины, они сразу говорят, что вот эти высокие скулы, они сразу начинают дышать как-то неровно. И самое главное, что такое иностранная женщина? Что такое американка или голландка? Это абсолютно рациональный, предопределённый вариант. То есть ты всё знаешь, всё заранее предопределено. Включая секс, в общем-то. 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Сейчас я вынуждена вас спросить: вы намеренно выбирали американку? 

В.БОЧКОВ: Нет, дело в том, что она немного чокнутая. То есть она повернута на России, то есть этот элемент компенсируется её интересом к России. У меня такое подозрение, что она за меня замуж-то вышла, потому что я русский, чтобы иметь что-то такое сумасшедшее рядом, при себе. Как некоторые тигров себе заводят вместо собак. 

О.ДАНИЛЕВИЧ: И вас так же завели. Вы до этого говорили, что вы пишете про русских. Но вы пишете про русских в Америке, про русских в России, в том числе? 

В.БОЧКОВ: Про русских в России я начал писать совсем недавно. Дело в том, что я не был в России, в Москве 15 лет. Последний раз до этого я был в 2000 году, когда я приехал на три дня, чтобы запустить последнюю рекламную кампанию «Явы». То есть я приехал на три дня, это всё прошло в тумане, угаре, то есть я это даже не считаю. А до этого я приехал, когда получил «Русскую премию», это было год назад. И на «Русской премии» один из зубров литературных, из толстых журналов, ко мне подошёл и говорит: "Валера, я читал твою прозу, там классно всё, но ты ж пишешь про американцев, кому это интересно? Ты напиши что-то такое, чтобы русского человека за душу взяло бы". 

О.ДАНИЛЕВИЧ: И вы начали писать? 

В.БОЧКОВ: Поскольку я был в Москве, я как-то впитал в себя это моментально, за 10 дней, которые я здесь провёл. То есть я всё вспомнил, всё понял, я начал писать про Россию. Я написал роман…

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: "Харон и другие мерзавцы, которых ты встретишь на пути в ад". 

В.БОЧКОВ: Да, то есть я написал этот роман, и мне главред одного из журналов написала, она говорит: "Но ты же не хочешь, чтобы нас всех отправили в Сибирь?". Я говорю: "Нет, конечно, я не хочу, чтобы вас отправили в Сибирь…". 

О.ДАНИЛЕВИЧ: За что? 

В.БОЧКОВ: Роман не совсем политически корректен, скажем так. Это не то чтобы критика современного общественного строя. Дело в том, что я всегда использую ту или иную ситуацию в стране, неважно, это Америка или Россия, мне это всё равно, у меня нет каких-то политических пристрастий, я смотрю выше… 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Вы лукавите. Вы уехали в 2000. 

В.БОЧКОВ: Вы знаете всё, Оля. 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Мы знаем, почему вы уехали. И кто вам помог? 

В.БОЧКОВ: Дело в том, что я видел это кино уже один раз, когда я ходил в пионеры, когда нас принимали в пионеры на Красной площади, дедушка Ленин, партия и Ленин – близнецы-братья. То есть я всё это видел один раз, и мне показалось, что как-то странно будет смотреть это по второму разу. И я сказал своей жене, которая не понимала, что будет дальше: ты знаешь, всё-таки имеет смысл… 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Хорошо, и вы, понимая, что здесь будет происходить что-то, что вас не устраивает, вы пишете роман, который предлагаете именно российским издательствам, который здесь не берут. Вы не понимали, что их здесь не возьмут? 

В.БОЧКОВ: Я понимал. Но дело в том, что мне сказали: напиши то, что возьмёт русского человека за душу.  Я до этого был каким-то достаточно развязанным и недисциплинированным человеком, начиная со школы, то есть меня отправляли стричься постоянно, я носил рыжие вельветовые джинсы, за которые меня выгоняли из школы, с уроков, я шёл пил пиво. 

О.ДАНИЛЕВИЧ: В школе? 

В.БОЧКОВ: Ну да. 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Не пропагандируйте. 

В.БОЧКОВ: А, ну хорошо. Но это давно было. Это было во времена проклятого коммунизма. Там, в общем, всё так и было.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: И вы, бунтарская душа… 

В.БОЧКОВ: То есть я не могу делать что-то или по заказу, или что-то рихтовать. Даже люди, которые прочитали «Харона», они связались со мной, с телевидения, они говорят: мы влюбились в твоего главного героя…

О.ДАНИЛЕВИЧ: С какого? С российского телевидения?  

В.БОЧКОВ: Да. 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Сериал хотят снять? 

В.БОЧКОВ: Да. Они мне говорят: нам нужно там кое-что изменить. Я говорю: "Что?". Они мне сказали. Я говорю: "Вы понимаете, что если мы изменим - это если бы вы обратились к Фёдору Михайловичу с тем, чтобы Раскольников вместо того, чтобы убил старушку, вступил в комсомол и стал ходить на собрания?". Они говорят: "Да, но вы понимаете…". Я говорю: "Да". Ну и всё, на этом закончилось. Нет, на этом не закончилось…

О.ДАНИЛЕВИЧ: На этом не закончилось, потому что вас, насколько мы знаем, хотят публиковать другие страны, с радостью. 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: В Германии в том числе. 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Но вы отказываетесь. Почему отказываете? 

В.БОЧКОВ: Потому что я хочу, чтобы этот роман был опубликован в Москве, в России.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Почему? 

В.БОЧКОВ: Потому что я русский человек и для меня это принципиально. Я не хочу быть эмигрантским писателем. Меня это не интересует. 

О.ДАНИЛЕВИЧ: А кто вы сейчас? Вы живёте в США. 

В.БОЧКОВ: Я русский человек, который временно находится на территории США. 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Но это и называется эмиграцией, нет? 

В.БОЧКОВ: Дело в том, что эмиграция происходит у тебя в душе. Давайте поедем на Брайтон-Бич, и вы это увидите, что такое эмиграция. То есть я не считаю себя эмигрантом, и когда я уезжал, кстати… 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Вы просто гостите, получается? 

В.БОЧКОВ: Не гощу даже, я не знаю. 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Мы вас, конечно, попытаемся подловить, потому что наш разговор начался с того, что вы говорили о том, что в США вы жили в Нью-Йорке, жили в Вашингтоне, скоро в Вермонт собираетесь переезжать. И ваша фраза, уж не дословно, но что-то из серии: под конец хотелось бы в Вермонт. Вы не собираетесь возвращаться в Россию? 

В.БОЧКОВ: Ну, я из России как-то так не особо уезжал. 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: На 15 лет!

В.БОЧКОВ: Нет, самое смешное, вот вы девушки юные, вы не понимаете этого, но дело в том, что я приехал через 15 лет, и мне стало нехорошо оттого, что такое впечатление, что этого не было. То есть у меня есть рассказ шикарный совершенно «Черви – козыри», он напечатан в  журнале «Знамя». Он достаточно юмористический, трагиюмористический, скажем так. Я там описал вот это состояние человека, когда он приезжает через какое-то время, и вдруг… Это экзистенциальная такая штука, когда ты вдруг понимаешь, что времени не существует. 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: То есть 15 лет стерлись – и всё? 

В.БОЧКОВ: Мало этого. Ты вдруг понимаешь, что то, что произошло неделю назад, гораздо дальше от тебя, чем то, что произошло 20 лет назад. Я там прошёл мимо своей школы: господи, у меня злость так…. Ну, школа, средняя школа №8, спецшкола, Таганка. 

О.ДАНИЛЕВИЧ: У вас же хорошая была школа? 

В.БОЧКОВ: Одна из лучших, да. 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Я к «Харону» хочу вернуть вас. А почему вы не можете, если хотите, чтобы читатели, русский человек это  прочитал, как делают некоторые другие писатели: они выкладывают кусками в Фейсбуке, например..

О.ДАНИЛЕВИЧ: Популярный нынче  писатель Глуховский так делает.

В.БОЧКОВ:  Нет, я не хочу этого делать. Я хочу… 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Вы хотите денег за книгу? 

В.БОЧКОВ: Нет. 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Нет? 

В.БОЧКОВ: Нет. 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Так что, кусочками выкладывайте, люди-то прочитают. Главное правильно подать. 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Если вы хотите для русского читателя, можно сделать так…

В.БОЧКОВ: Нет-нет. Я человек не то чтобы консервативный, но, скажем так,  я человек старых взглядов. Для меня книга на бумаге… 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Это для вас. Вам важно, чтобы её прочитали? 

В.БОЧКОВ: Нет, мне важно, чтобы её издали. И чтобы никого не отправили в Сибирь. Вот что мне важно. 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Хорошо, сколько вы готовы ждать? Пока не согласятся? 

В.БОЧКОВ: Я вам расскажу сейчас гораздо более интересную историю. Дело в том, что когда всё это прошло, я подумал-подумал и написал сиквел к этому роману. Этот сиквел – это не в прямом смысле. Дело в том, что там действие происходит через 5 часов после того, как заканчивается роман «Харон». Там все совершенно другие герои, но это действие происходит в Москве, в Подмосковье, та же самая сцена, но все новые действующие лица. И главный герой там тоже совершенно другой. Единственное - там какие-то ситуации, которые сложились в «Хароне», они от большого масштаба перешли туда в плане фона. Эта книга называется «Коронация зверя». То есть книга совершенно необычного для меня формата, потому что я в большей степени люблю женщин…. 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Какое заявление!

В.БОЧКОВ:  В смысле, писать даже от лица… Я не пишу от лица женщин, я не настолько нагл, но женщины гораздо тоньше, интереснее устроены, чем мужчины, особенно русские женщины, мы, кстати, об этом говорили. Поэтому очень много героинь у меня – это именно русские женщины, разного возраста. Полина из Вирджинии, ей 24-25 лет, вот эта Белка, которая оказалась в тюрьме, ей 18 лет только исполнилось. Сейчас будет выходить книга, в «Эксмо» тоже, она называется «Время воды», там главная героиня - ей исполнилось 50 лет. То есть это всё русские женщины, они в разных ситуациях, причём действие «Время воды» - это Прибалтика. То есть это те места: не совсем заграница, но и не совсем Россия. … 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Смотрите: «Коронацию зверя», её-то опубликуют, эту книгу?

В.БОЧКОВ: Вот я решил, что эту книгу мы опубликуем, «Коронацию зверя»… 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Зацепим таким образом. 

В.БОЧКОВ: Мы сделаем, как делал Джордж Лукас, то есть мы сделаем приквел. То есть мы начало опубликуем потом. 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Но берутся уже издавать? 

В.БОЧКОВ: «Коронацию зверя»?

О.ДАНИЛЕВИЧ: Да. 

В.БОЧКОВ: Ну, я рассказал, и у людей загорелись глаза. 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Но у них же и на «Харона» загорелись глаза? Вопрос был в том, что они отказались публиковать. 

В.БОЧКОВ:  Нет, сейчас я говорил конкретно с редакторским составом «Эксмо», то есть я им отправляю рукопись после того, как возвращаюсь…

О.ДАНИЛЕВИЧ: Есть какие-то сроки? 

В.БОЧКОВ: Нет, пока нет. Дело в том, что у них свой план, для них это полная неожиданность то, что я пишу романы. Я сижу в Вермонте, один, я колю дрова, то есть мимо ходят медведи, я иногда ловлю форель, для того, чтобы вечером пожарить на костре. Вот и всё, собственно. То есть я говорю: там никого нет, я иногда по 3-4 дня не вижу людей.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: А жена-то где у вас? 

В.БОЧКОВ: Жена в Вашингтоне. 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Ей нужна какая-то жизнь? 

В.БОЧКОВ: Нет, она приезжает иногда.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: На выходные… Вы упомянули Джорджа Лукаса, а ещё критики про вас говорят, что ваша проза напоминает Тарантино, пересказанного Набоковым. Что у вас от Тарантино, а что от Набокова? 

В.БОЧКОВ: Ну, я надеюсь, у меня что-то есть от Набокова и практически ничего от Тарантино. 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Не любите Тарантино? 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Не хотите быть как-то похожим на Тарантино? 

В.БОЧКОВ: Нет, не хочу. Критики, это их дело - придумывать какие-то смешные фразочки, а Набокова я просто обожаю, я считаю, что это гений формы, по большому счёту. Ничего близко не лежало. Но при этом люди забывают о том, что у него совершенно феноменально сконструирован каркас. То есть им кажется, что все эти финтифлюшки, эти кружева эти его - это и есть Набоков. Он гораздо глубже, гораздо интереснее. А что касается Тарантино - мне кажется, Тарантино совершенно случайно снял гениальное кино «Криминальное чтиво». Но я уверен, что это получилось случайно.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Почему? 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Случайности не случайны, вы же знаете. 

В.БОЧКОВ: Естественно, конечно. Вообще любой мастер, любой творец, любой человек, который занимается, чем бы он ни занимался в области искусства, он лишь опосредованно имеет отношение к конечному результату своего творчества. То есть в большой степени он является проводником.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Это довольно распространенная мысль - про то, что любой творец берёт откуда-то сверху, претворяет это всё в жизнь, а самому ему якобы не очень дано. 

В.БОЧКОВ: Ну, Ольга, меня так сразу: банальности говорю. Ну ладно, хорошо. 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Простите…

В.БОЧКОВ: Во-первых, банальности - не всегда неправильные сентенции. Дело в том, что они потому и стали банальны, потому что они правильные. То, что вы говорите – да, это абсолютно так, потому что человек, который делает это сам, то есть сел, придумал: сниму-ка я кино или напишу песню. И вот он сел и написал, там припевчик такой. А дело в том, что эта конструкция будет мёртвая. То есть вы знаете, что больше половины того, что нас окружает, - это мёртвая дребень, которая выдаёт себя за произведение литературы, музыки, кинематографа. Вы знаете это ощущение, когда ты смотришь и у тебя перехватывает горло? Вот вы знаете это? 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Катарсис. 

В.БОЧКОВ: Вот именно. То, что придумали, открыли греки. Они не придумали, они открыли, они поняли…

О.ДАНИЛЕВИЧ: Можете вспомнить сейчас последнее, что вызвало у вас такие ощущения? Неважно - книга, кино, музыка… 

В.БОЧКОВ: Но это постоянное ощущение. То есть я могу слушать музыку, и меня комок к горлу подходит. 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Что это, классика? Может, это рок? 

В.БОЧКОВ: Это может быть всё что угодно. Я говорю, здесь жанр не определяет. Вот люди говорят: ну, это развлекательно. Что значит развлекательное? Вот Моцарт – он развлекательная музыка? 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Для меня нет. 

В.БОЧКОВ: Но он же попса. Половина Моцарта – это попса. А включаешь ты "Реквием", ну и что, я слушаю Моцарта, я что, развлекаюсь? А если я Шнитке слушаю, то я интеллектуал теперь? А почему Шнитке более интеллектуальный, нежели Моцарт? А самое главное: почему и Моцарт, и Шнитке не могут быть развлечением? Вот развлечение получило какое-то такое клеймо нехорошее, и поэтому когда мы говорим «это развлекательная литература»… Ну и что? Давайте определим жанр Достоевского, допустим, то же самое «Преступление и наказание». Что это за жанр? 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Сейчас мы поняли, что мы зависли. Но уж точно не развлечение. 

В.БОЧКОВ: Нет, дело в том, что по жанру это триллер. 

О.ДАНИЛЕВИЧ: По-хорошему, да. 

В.БОЧКОВ: Нет, не по-хорошему, это просто триллер. А если брать «Братьев Карамазовых»  - что это такое? Это детектив. 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Ну да. По сути да. 

В.БОЧКОВ: И причём мало того, что детектив, он ещё такую концовку придумал, с этими лошадьми, с побегами - то есть это просто цыганщина.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Да, только я вынуждена сейчас вам сказать, что мы должны прерваться на новости, и дальше мы…

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: О жанрах поговорим. 

О.ДАНИЛЕВИЧ: О серьёзности. 

В.БОЧКОВ: Ну, давайте. 

 

НОВОСТИ

 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Это программа «Бла-бландинки», мы продолжаем. Ольга Данилевич… 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Екатерина Звягинцева.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: А в гостях у нас.

О.ДАНИЛЕВИЧ: А в гостях у нас русский и американский писатель и художник Валерий Бочков. А вам, кстати, как приятнее, когда вам говорят, что вы писатель или что вы художник? 

В.БОЧКОВ: Мне всё равно. 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Вы вначале говорили про то, что вы любите Москву и вас всё время тянуло. Не успела я спросить сразу, потому что нас куда-то понесло тут же. 

В.БОЧКОВ: Это бывает. 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Но мне очень интересно, правда, вы вернулись спустя 14 лет. Что изменилось в Москве? И изменилось ли вообще? 

В.БОЧКОВ: Ну конечно, изменилось. Это безусловно. Что-то изменилось в лучшую сторону, что-то в худшую, количество машин, естественно. 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Вам плитка понравилась? 

В.БОЧКОВ: Плитка мне совершенно не понравилась, потому что, я знаю, у нас мексиканцы кладут такую плитку, но они знают, как её класть. Дело в том, что когда её кладут, она выглядит хорошо, но через год она вся проседает. Я приехал сейчас, я вижу, что половина плитки уже стоит колом. То есть надо уметь это делать.

О.ДАНИЛЕВИЧ: А люди? 

В.БОЧКОВ: Люди не изменились, как говорил Воланд. 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Вы знаете, мы нашли недавно какой-то прекрасный соцопрос, и выяснилось, что Москва признана среди всех городов мира самым недружелюбным. На втором месте… 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Нью-Джерси. И Санкт-Петербург американский. 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Нет-нет, Санкт-Петербург как раз российский, насколько я помню. Ну, неважно, в любом случае первое место заняла Москва. Вы с этим согласны? Вы тоже считаете, что это недружелюбный город? 

В.БОЧКОВ: Я не знаю, как проводился опрос. Как я могу сказать? Что значит недружелюбный город? 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Сервис оценивался, как люди разговаривают, насколько помогают туристам, например, подсказывают, как куда-нибудь добраться… 

В.БОЧКОВ: Я в этой ситуации не был. Я знаю, что Москва, в принципе, достаточно жёсткий город… 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Всегда была? 

В.БОЧКОВ: Всегда была, да, безусловно, сейчас даже в большей степени. То есть ритм уплотнился, скажем. А русские люди, они выросли в тяжёлых условиях, поэтому иностранцу их не понять. Особенно москвичи. То есть москвичей не понимают, ты едешь куда-нибудь в Крым, они говорят: "О, москвичи приехали". 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Они говорят не так, они говорят "москали".

В.БОЧКОВ: А раньше говорили "москвичи". Ну ладно, не в этом дело. Дело в том, что русский человек, московский человек готов отразить атаку в любой момент. Он как зверь, как паук, восемь лап в разные стороны, и он во все стороны готов. Потому что таков город, такова жизнь, и винить его в этом нельзя. Вы знаете, когда русские долго болтаются за границей, потом приезжают и, как дураки, всем улыбаются. Говорят всем "спасибо", "извините". Им говорят: "Ты чего?". Совершенно разные условия. Те же финны - они точно такие же мрачные, ну, они там ясно: похмелье, холод, солнца нет. Тоже тяжело. Поэтому когда ты подходишь ко всем меркам с одной, вот и получается такая белиберда. А каким образом туда штат Нью-Джерси попал, я не понимаю. 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Не Нью-Джерси, Атлантик-Сити. 

В.БОЧКОВ: Атлантик-Сити - там половина людей, которые просадили кучу денег и не знают, как домой вернуться. 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Вы ещё в первой части программы говорили, что вы немножко выше политики. Но тем не менее, выборы скоро в США. Вот у вас есть право голосовать? И следите вы за какой-то предвыборной гонкой? 

В.БОЧКОВ: Право голосовать у меня есть, безусловно. Безусловно, я пойду голосовать. Но это сложный вопрос, я не знаю, насколько он интересен нашим слушателям… 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Нам всем интересно. Вообще вы за республиканцев, за демократов? 

В.БОЧКОВ: Нет, я художник, я же не могу быть республиканцем. Республиканцы консервативны, они хотят запретить аборты, хотят, чтобы у всех были пистолеты… 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: То есть Дональда Трампа вы не поддерживаете? 

В.БОЧКОВ: Но он идит же, как его можно поддерживать? 

О.ДАНИЛЕВИЧ: И Джеба Буша соответственно тоже? Я так понимаю, Хиллари Клинтон у вас, да? 

В.БОЧКОВ: Дело в том, что Хиллари – это достаточно тяжёлый случай сам по себе… 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Почему? Смотрите, всё же логично будет: вот у вас, в США, первый темнокожий президент, сейчас должна быть женщина, чтобы идти по этому демократическому тренду. 

В.БОЧКОВ: Но она не очень женщина, вот в чём проблема. 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Что ж вы такое говорите? 

В.БОЧКОВ: Но серьёзно, у неё проблема с общением. То есть она вроде как бы занимается публичной политикой всю свою жизнь, но она совершенно как робот. То есть она выходит, начинает говорить, и она как кукла.

О.ДАНИЛЕВИЧ: А Ангела Меркель, извините на секундочку, как кто тогда? 

В.БОЧКОВ: Это их дела. Я за Ангелу не отвечаю.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Вот для вас идеальный кандидат кто бы был? 

В.БОЧКОВ: Вот в Вермонте у нас есть сумасшедший человек, его зовут Сандерс. Он, кстати, тоже баллотируется в президенты, и кстати, у него сейчас более высокий рейтинг, чем у Хиллари. То есть это совершенно чокнутый социалист, у него седые волосы, он такой бывший хиппи. Он говорит, что надо всё забрать и всё поделить! 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Точно не выберут.

О.ДАНИЛЕВИЧ: А забрать у кого? 

В.БОЧКОВ: У тех, у кого есть что забирать.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: И отдать бедным.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Это противоречит, мне кажется, самой концепции США? 

В.БОЧКОВ: Конечно. Но существуют налоги. В Америке люди говорят: существует две вещи, неизбежных в жизни, - это смерть и налоги. Потому что людей сажают за неуплату налогов только так, независимо от твоего положения. В Америке так, в Америке законодательство работает, работает идеально. То есть даже страшно как-то. 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Нам более важно в этом смысле, насколько вы руководствуетесь в выборе своего кандидата тем, чтобы это человек, если в будущем займет пост президента США, наладил отношения с Россией, которые сейчас не в самом лучшем состоянии. 

В.БОЧКОВ: Как говорил Горбачёв - это улица с двусторонним движением. Мне кажется, Россия должна подать какой-то сигнал, на мой взгляд. 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Ну, среди демократов нет ни одного вроде бы человека, который очень был бы нацелен на налаживание связей с Россией. 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: И среди республиканцев таких нет.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Почему? Тот же Трамп… 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Да ладно. 

В.БОЧКОВ: Нет, Трамп – он невменяемый. Поэтому то, что он говорит, не имеет никакого значения. Если говорить о внутренней политике США, а в США другой политики не существует на самом деле… 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: На самом деле всем плевать, то, что происходит в Сирии, на Украине? 

В.БОЧКОВ: Абсолютно. Дело в том, что им не плевать, у них куча своих дел, они зациклены, не по-плохому они зациклены на себе, но они занимаются своими делами. Вот им говорят: происходят вот такие события, они говорят: да, это нехорошо, но что у нас на обед? Мне кажется, что русским надо тоже перестать смотреть, как они воспринимаются со стороны, а начать думать, как они воспринимаются своими соседями. То есть этот момент гораздо важнее, как ты воспринимаешься самим собой.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Вы когда уезжали из России, вы, в том числе, уезжали и за этим? Или вы тогда ещё не осознавали этого? 

В.БОЧКОВ:  Нет, я осознавал всё прекрасно. Я все эти годы, профессиональные, занимался творчеством, скажем так: иллюстрации, реклама.. 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Были очень успешным и дорогим художником, зачем было ехать вообще? 

В.БОЧКОВ: Но не за деньгами же, правильно? 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: То есть за свободой, грубо говоря? Нет? 

В.БОЧКОВ: И за свободой в том числе. 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Какая у вас была несвобода тут? У вас всё хорошо было, вы зарабатывали больше, чем ваш начальник в Агентстве печати и новости, как мы знаем. Квартира генеральская на Таганке. Что у вас тут было несвободно? 

В.БОЧКОВ: Нет, это же ощущение. Вы вспомните декабристов. 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Мы их с трудом вспоминаем. 

В.БОЧКОВ: Пестель, помните, Рылеев? 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Нет, мы знаем про декабристов, но помним их, естественно, по книгам, хорошо было бы быть знакомыми… 

В.БОЧКОВ: Я имею в виду, что проблема заключается не в твоей личной ситуацией - в том, что происходит с твоей страной, с твоим народом, вот в чём дело. И это ощущение гнетёт. Вы же понимаете, что это не пустые слова, это атмосфера, в которой ты находишься. Да, деньги дают свободу, но до определённого момента. То есть существует лимит, после которого ты не можешь купить то, что тебе нужно. Америка, кстати, в этом плане наиболее оптимальная страна для ведения дел, в принципе. То есть идеальная. Ты можешь начинать десять раз. В Европе ты один раз прокололся – на этом всё. В Америке тебе дают второй шанс, третий, и ты это делаешь. И в Америке очень важно то, что ценят профессионалов. Они знают, если ты профессионал, они не смотрят, сколько это стоит, - они смотрят, что ты делаешь. И если их бюджет позволяет, то они тебя наймут первый раз, второй, десятый… 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Так же произошло и с вами. Это был 1989 год, когда вы впервые приехали в США, и у вас купили все работы, которые вы привезли, за 10 000 долларов. 

В.БОЧКОВ: Нет, я их не продал за 10 000 долларов. 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Вам предложили? 

В.БОЧКОВ: Мне предложили, да.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Это как вообще возможно – приехал в Америке совершенно неизвестный художник… 

В.БОЧКОВ: А это спасибо Горбачёву! Я же приехал, это была перестройка, это был Горби, гласность, все дела. Мой приятель, он работал на «Свободе», кстати, его увезли родители, и он стал предателем родины… 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Ничего святого.

В.БОЧКОВ: Да, работал на «Свободе», Владимир Дубинский такой. Он меня встретил, мы с ним были друзья детства, школьные, первые годы института. Он говорит: я когда в Джорджтауне учился, подрабатывал в галерее, я там знаю ребят, поехали. А я налепил каких-то графических листов… 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Мы как раз хотели спросить: что за работы вы привезли с собой? 

В.БОЧКОВ: Привёз какую-то ерунду. 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: То есть это даже ерунда была? 

В.БОЧКОВ: Когда ты работаешь как художник-график, как художник-иллюстратор, скажем так, когда ты иллюстрируешь журналы, книги, то ты в значительной степени раб лампы, автора, человека, редактора. И когда ты вдруг приобретаешь какой-то вес, какое-то значение, естественно, у тебя появляется некоторый гонор, ты говоришь: а кто они такие, чтобы мне указывать? Я художник, а ты кто? 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Начинает лепить свое. 

В.БОЧКОВ: Тебя это немного раздражает, потом у тебя появляется мысль, ну, в молодости: меня никто не знает, я вот такой талантливый… 

О.ДАНИЛЕВИЧ: На всякий случай: это Валерий Бочков, писатель и художник. 

В.БОЧКОВ: Да, меня никто не знает, как же так? Моя фамилия набрана таким мелким шрифтом, внизу страницы. И вдруг тебе в голову приходит: а вот настоящие художники ходят по вернисажам, с бабочкой, пьют шампанское, у них берут интервью, там ходят какие-то красивые женщины с голами спинами, на шпильках. Тебе хочется с ними поговорить - они сами к тебе идут, целая комната этих женщин. И я начал делать вот эти вещи, тем более к тому времени у меня было страшное количество денег, которые они не могли мне выплачивать, потому что президент АПН получал меньше, чем я. Они мне говорили: это будет нехорошо. Я говорю: "А что мы будем делать?". Они говорят: "Мы будем переводить на следующий месяц". Но они так допереводились, что у меня несколько тысяч зависли. И я подумал, что если я перестану работать, они будут мне выплачивать два года по 500 рублей. И я думаю: надо начать что-то делать. Я съездил первый раз за границу, съездил к своему другу в Амстердам, туда приехал Дубинский из Вашингтона, мы не виделись чёртову уйму лет - лет десять, наверное. Он говорит: "Ты должен поехать в Америку". Я говорю: "Ну, давай". Он прислал мне приглашение, оформил, и с этими работами, которые я наклепал, у меня появилась какая-то идиотская идея, что меня должны с ними там…. 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Вернисаж и голые женщины. 

В.БОЧКОВ: И он мне потом говорит: "Пойдем в галерею, в Джорджтауне. А Джорджтаун - богатый район, с хорошими магазинчиками, бутиками. Мы пошли туда. Там два мужичка сидят, сейчас я понимаю, что очень дорогая галерея, просто по расположению понятно, сколько стоит эта земля. Они говорят: "Чего там?". Я открыл папку, они говорят: "Откуда?". Я говорю: "Из Москвы". "Из Москвы? Русский?". Я говорю: "Да". Они стали смотреть, оживились, а работы были такие большие, графические листы, монотипии, смешанные техники достаточно забавные. Они чего-то по-своему поговорили, я тогда по-английски вообще не говорил, я закончил немецкую спецшколу, а по-немецки вообще не говорили на той стороне земного шара. И они говорят: "Давайте мы у вас купим все работы и права на них?". Я дурак: что такое права? Какие права у советского человека? А тем более, можно ли их продать в галерею в Джорджтауне? Неизвестно. Я говорю: "А сколько?". Они говорят: "10 000". 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Это же можно было ЮЗАО купить в Москве…. 

В.БОЧКОВ: Я уезжал, я ходил отмечаться. Вы не знаете, что такое отмечаться ходить в очередь? 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Нет. 

В.БОЧКОВ: Стоит очередь за билетами в Америку. Ты должен был туда приехать в шесть часов утра, там стоял человек со списком, и толпа стояла вокруг него, и он выкрикивал: "Иванов!".

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Это куда, в посольство США? 

В.БОЧКОВ: Нет, к кассам рядом с Крымским мостом. Там были кассы Аэрофлота. "Сидоров!" - "Я!" - "А где Петров? Вычёркивайте!". Ну, его вычёркивали. И потом ты приезжал на следующий день, потом ещё, и в конце концов подходила очередь, и ты покупал билеты. Точно так же покупали всё остальное. За машинами стояли годами, за какой-то мебелью стояли месяцами… Какую страну потеряли всё-таки, да? Если так подумать… 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Но мы вернёмся в Джорджтаун… 

В.БОЧКОВ: Вернемся в Джорджтаун. И я помню, что ходил на эти переклички, это Фрунзенская набережная, и на одном доме была приклеена вот эта бумажка, на которой было написано: "Продаю трёхкомнатную квартиру за 2 000 долларов". Трёхкомнатная квартира на Фрунзенской набережной. 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Какая наглость! То есть это было в долларах сразу? 

В.БОЧКОВ: Да, это было время, когда люди просто озверели, охамели, они поняли, что советская власть кончилась, они стали говорить: "Доллары давай". 2 000 долларов. А мне 10 000. Я своему другу говорю: "10 000!! Долларов!". Я говорю: "Ты понимаешь, я за это могу купить несколько деревень в Подмосковье?!". Он говорит: "Погоди, успокойся". А они сидят, по-русски не понимают, естественно… 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Нервничают. 

В.БОЧКОВ: Я говорю: "Ребята, всё отлично, всё замечательно, забирайте". А вечером мы пошли в ресторан, потом сидим в баре, там какие-то англичане, разговорились, все очень дружелюбные такие за границей, как вы знаете. Один англичанин говорит: "А это кто, который всё время молчит?". Ему говорят: "А, это русский из Москвы, художник". Другой говорит: "Художник? Из Москвы? Где работы? Работы можно посмотреть?". Мой друг переводит мне. Я ему говорю: "Скажи, что всё продано. Нечего". Один говорит: "Мне очень нужно посмотреть". Я говорю: "Всё продано, товарищ". Другой начал что-то говорить. Я спрашиваю: "Володя, что он мне говорит?". Он говорит: "Это один из директоров Эдинбургского фестиваля искусств". Я говорю: "Где это? Что это такое? Работы проданы". В общем, они меня уговорили, я забрал эти работы, потому что неудобно было в галерею приводить, надо было отвязаться от этого англичанина. Он разложил и говорит: "Мы приглашаем вас, мы сделаем вам личную выставку, все берём на себя, все расходы". Забирает эти работы. Я говорю: "А 10 000 долларов?". Он говорит: "Вы знаете, я не могу вам обещать, мы надеемся, что будут какие-то продажи". И вот вечером того же дня, ночью уже, мы с моим другом сидели,  пили на кухне…

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Сбылась мечта о вернисажах, вот она… 

В.БОЧКОВ: А деньги, да. И вот мы сидели, пили, потом пошли в какой-то бар, вот уже ночь. И мы не могли решить, что делать. Потому что Эндрю, вот этот англичанин, должен был улетать, я должен был дать ответ. Этот мой друг, уже пьяный, говорит: "Слушай, а ты был в Эдинбурге?". Я говорю: "Володя, в Болгарии был, да". Он говорит: "Эдинбург – это же красивейший город". Представьте: вот цветёт вереск, а потом начинаются холмы. Эдинбург стоит на скале, и это старинный замок, ему тысячи лет. Всё кончилось тем, что я забрал это всё, отправил в Эдинбург… 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Продали в Эдинбурге? 

В.БОЧКОВ: Да. 

О.ДАНИЛЕВИЧ:  Но не за такие же деньги? 

В.БОЧКОВ: Я не помню. 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Даже не помните, больше или меньше? 

В.БОЧКОВ: Наверное, чуть меньше, но там зато было так весело. Там были женщины с голыми спинами! Так оркестр, кстати, квартет играл Моцарта. Струнный квартет. 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Всё сложилось.  ​

В.БОЧКОВ: Девушки, я вам скажу вот что: это был такой кайф, у меня был вернисаж. То есть я прилетел, меня Эндрю встретил, отвёз, на следующий день был вернисаж. Я не спал всю ночь после этого. Потому что меня трясло. Я был в таком восторге, в таком шоке от того, что … 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Произошло. 

В.БОЧКОВ: Насколько это было классно! Как это было замечательно! Я не мог заснуть всю ночь. 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Расскажите, в этот момент, когда вас трясло, ваши родственники, напоминаю, семья военных, они в этот момент как-то сказали: "Ну, наконец-то! Валера, вот оно. Вот теперь понятно, зачем ты пошел в художники!"?

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: И не пошёл в военные, по стопам деда и отца. 

В.БОЧКОВ: Нет, они так и не поняли, увы. 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Как вы думаете, если бы они узнали, что вы пишете теперь, это как-то скрасило бы ваше непонимание в юности? 

В.БОЧКОВ: Они бы сказали: "Ну, мы так и знали, что этим и кончится". 

О.ДАНИЛЕВИЧ: У нас, к сожалению, подходит время к концу. И наша традиционная рубрика, о которой мы вас предупреждали, пять вопросов – пять ответов. Первый из вопросов: что вы когда-то скрыли от мамы? 

В.БОЧКОВ: Я много чего от мамы скрывал, потому что меня воспитывала бабушка, а бабушка была страшным монстром, это генеральская вдова была, и меня воспитывали как в казарме. То есть была первая прививка, любовь к армии началась с моей бабушки, царствие ей небесное. Там не забалуешь, да. 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Но вот первое, что скрыли от мамы?

В.БОЧКОВ: Я говорю, я с мамой общался мало, поэтому… 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: И от бабушки скрывали, и от мамы? 

В.БОЧКОВ: От бабушки надо бы скрывать всё.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Второй вопрос: с какой блондинкой вы бы смогли изменить своей жене? 

В.БОЧКОВ: Моя жена – это вылитая Ким Бессенджер в лучшие её годы. Поэтому… 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Повезло так повезло. 

В.БОЧКОВ: Что значит повезло? Я ее отбил, отбил у своего лучшего друга, Владимира…

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Как вы могли? Он вас со всеми, с распростёртыми объятиями, выставку устроила… 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Общались после того, как отбили? 

В.БОЧКОВ: Нет.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Никогда? 

В.БОЧКОВ: Нет. Мы с ним живём сейчас в одном городе. 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: И не общаетесь? 

В.БОЧКОВ: Нет. Причём это достаточно интересно, потому что он собирался на ней жениться, но как-то долго думал, я ему постоянно говорил: "Эта женщина – это сказка, это мечта, ты идиот". Он говорил: "Да понимаешь, Валера, я не могу, представь себе, с одной и той же женщиной, какая бы она хорошая ни была. Это что, всё? А остальные как?". Я говорю: "Ну, ты подумай". Он думал, думал, и… 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Затянулось размышление. 

В.БОЧКОВ: Ну да, я ему сказал: "Извини, я сделал всё что мог". 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Самая большая ошибка в жизни?

В.БОЧКОВ: Ну, это мы потом посмотрим. Я не думаю, что в жизни есть ошибки, я думаю, каким образом можно было бы сказать, что это ошибка? Вот как бы вы, Оля, сказали, что я сделала ошибку в жизни? 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Когда ты очень сильно пожалеешь о том, что ты сделал. 

В.БОЧКОВ: А-а, но с другой стороны, ты же не знаешь, что бы ты мог сделать. Дело в том, что это постоянный выбор. Иногда неудача даст тебе гораздо больше, чем успех. 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Еще один вопрос: у кого бы вы попросили прощения? 

В.БОЧКОВ: У нас не хватит времени просто, к сожалению.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Их много? 

В.БОЧКОВ: Их много. 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Давайте у вашего лучшего бывшего друга попросим.. .

В.БОЧКОВ: Но я пытался. 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Как раз последний вопрос: кто ваш лучший друг? 

В.БОЧКОВ: Мой лучший друг… У меня в Москве есть очень хороший друг, Борис, он занимается бизнесом, достаточно успешно, то есть это мой старый душевный друг. Моя жена стала моим очень близким и хорошим другом. У меня взрослый сын, он занимается дизайном… 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: То есть по вашим стопам пошёл? 

В.БОЧКОВ: Да, причём я не толкал. Единственное - я его развивал, учил тому, что умел делать. Он закончил художку, потом что-то ещё, какой-то университет. И сейчас очень успешно он работает в этой сфере. 

О.ДАНИЛЕВИЧ: К сожалению, время наше истекло. Валерий Бочков был у нас в гостях. 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Ольга Данилевич… 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Екатерина Звягинцева… 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Приезжайте к нам почаще, не через 15 лет, ладно? 

В.БОЧКОВ: Ну, об этом нужно поговорить с людьми из «Эксмо». 

О.ДАНИЛЕВИЧ: Мы с ними тоже поговорим. Спасибо большое! 

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Всё уладим. До свиданья.