• Захар Прилепин о своем творческом пути в программе "Бла-бландинки" от 12.12.2015

    13:05 Дек. 12, 2015

    В гостях

    Захар Прилепин

    Писатель

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА:  Это программа «Бла-бландинки», мы начинаем. Ольга Данилевич… 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Екатерина Звягинцева. 

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: И у нас в гостях..

    О.ДАНИЛЕВИЧ: В гостях у нас писатель Захар Прилепин. Здравствуйте. 

    З.ПРИЛЕПИН: Здравствуйте, девушки. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Поскольку писатель, то первый вопрос так или иначе связан с литературой. В России, говорят, должна появиться новая литературно-историческая, историко-литературная премия, и, возможно, она появится уже в декабре, по крайней мере спикер Госдумы говорит, что это хорошая история, потому что сейчас как никогда важно, чтобы писатели делали просветительскую работу. Некоторые называют вас одним из главных кандидатов на эту премию. Вы ощущаете себя просветителем? Вы, когда пишете, думаете о просветительской работе? Или пишете, потому что не писать невозможно? 

    З.ПРИЛЕПИН: Я не буду кокетничать  и совершенно искренне скажу, что к своим 40 годам я сформулировал для себя несколько важных вещей, которыми я готов поделиться с людьми. Я прочитал какое-то количество книг, которые в основном люди не читали. И сделал из них какие-то выводы, которые люди в основном не сделали. Поэтому, безусловно, я занимаюсь в том числе и просветительской работой. Ряд моих книг, допустим, книжка «Не чужая смута» про это и написана, когда люди начинают воспринимать наши политические баталии, украинский вопрос или любой другой вопрос в контексте только дня нынешнего, я рассказываю, что в течение прошлого, позапрошлого и многих столетий эта ситуация повторяется раз за разом по кругу. То есть я просветитель. И, безусловно, я стою в очередь за этой премией первый. 

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: В нынешнее время эта премия важна? Она вообще нужна? И так миллион тысяч премий, зачем ещё одна? 

    З.ПРИЛЕПИН: Нет, на самом деле премий не так много, порядка 10 серьёзных литературных премий, а во многих европейских странах их по 50-70, поэтому вы не думайте, что у нас так всё… И потом, у нас писатели получают маленькие гонорары, жить им сложно, они многодетные…

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Такой тонкий намёк на себя…

    З.ПРИЛЕПИН: Безусловно, в писательском сообществе не крутятся такие деньги, как в кинематографе, как в шоу-бизнесе, поэтому надо бедненьких прикармливать иногда.

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Слушайте, вы бедненький писатель? 

    З.ПРИЛЕПИН:  Я нет. Я пошутил про премию, мне её могут пока не давать, я подожду год-другой. А вообще я знаю много литераторов, которым очень трудно жить.

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Вы упомянули свою книгу «Не чужая смута», это одна из тех книг, которая оказалась по итогам октября в лидерах рейтинга по чтению в библиотеках. Вы как себе сами представляете своего читателя? Он кто? Какой он? 

    З.ПРИЛЕПИН: Я только что приехал из Кирова и выступал там в прекрасной Герценовской библиотеке, и там были студенты, люди среднего поколения, люди старшего поколения, были люди совсем старшего поколения, и свести их к какому-то одному знаменателю нет никакой возможности. Сотни, тысячи писем приходило мне за последние новости и годы, и мне пишут молодые офицеры, участники Великой Отечественной войны, девушки совсем юные и девушки совсем не юные. Как я буду себе представлять? Мой читатель – русский человек, дорогой россиянин. В Улан-Удэ было замечательно, там в зале не было ни одного русского лица, сидят прекрасные, замечательнее буряты, которые всё понимают про Россию, которые очень за неё болеют, и такое от этого счастье испытываешь, просто необычайное. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Вы никогда не думаете о том, когда пишете, что я бы вот хотел, чтобы меня прочитали от 35 до 78? 

    З.ПРИЛЕПИН: Нет, это всё глупо очень. Зачем? Я вообще не думаю ни про какого читателя, это мрачный циник Лимонов сказал. Его спросили: вот вы эту книгу пишете, а вас читатели не поймут. А он говорит: плевать я хотел на своих читателей. Я так не говорю, но меня это рассмешило. Понимаете, читатель никогда не знает, что он хочет прочитать. Это некоторые литераторы, у которых не всё получается в смысле успеха в своём труде, они считают, что написал в расчёте на то, что прочитают те… Это всё полная ерунда, никогда нельзя ничего предугадать. Нет никаких литературных трендов. Про что они хотят прочитать, никто не знает. Когда я начал писать «Обитель», он про соловецкие лагеря 1920-х годов. Мне говорят: «Соловецкие лагеря – это всё надоело уже, не будут это читать. Был Солженицын, Шаламов, Домбровский, всё было, Захар, прекрати, это отстойная тема». Я написал, она стала самой продаваемой книгой года, и мне говорят: «Ты просто знал, ты угадал, потому что про репрессии всем интересно». Невозможно предугадать, выигрывают только тексты сами по себе, а не тренды и возрастные группы.

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Вы никогда никого не слушаете? Вы слушаете только себя? 

    З.ПРИЛЕПИН: Я могу послушать жену, если она скажет, что тут у тебя не совсем правильно, я могу исправить.

    О.ДАНИЛЕВИЧ: А вы можете полезть на какой-то интернет-портал, где часто выкладывают в электронном виде книги, в том числе ваши, чтобы почитать там отзывы? Не критиков, а людей, которые читают. 

    З.ПРИЛЕПИН: Когда я был начинающим писателем, я читал, лазил по блогам, смотрел, что люди про меня говорят. Но вот последний год точно этим не занимаюсь, за этим не слежу. Потому что атмосферные осадки вокруг моего имени достигли такой густоты и хлёсткости, что это просто для нервной системы…

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Что, вас не любят? 

    З.ПРИЛЕПИН: Огромное количество людей. Это всё связано с донбасской, украинской и крымской проблемой; с тех пор, как я стал туда ездить, заниматься этим и на эту тему достаточно жёстко высказываться, количество людей, которые мне желают физической гибели, – их огромное количество.

    О.ДАНИЛЕВИЧ: А вы? 

    З.ПРИЛЕПИН: Я никому не желаю. Я всем желаю добра. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: О вашей литературной деятельности мы немножко поговорили. С начала октября вы ведёте на «РЕН ТВ» программу «Соль» о рок-музыке. Зачем это вам? Вы же писатель. 

    З.ПРИЛЕПИН: А если я писатель, у меня дети есть, какие-то привычки, я на гитаре играю, я пиво пью – зачем мне всё? Мне жизнь любопытна. Для того чтобы быть писателем, надо смотреть на жизнь, надо встречаться с людьми, надо с ними разговаривать. Мы же начали говорить про просветительство, меня любопытство просто гложет. Кроме всего прочего, я вырастал в контексте музыки и литературы в равной степени, потому что был совершенно свихнутый на русской рок-музыке, и не только русской; безусловно, я был с длинными волосами, с серьгой, вся моя юность прошла под звуки тамтамов и электрогитар. Одновременно я читал книжки. Мы с редакторами «РЕН ТВ» говорили; и мы примерно одного поколения и честно друг другу признались, что просто хочется пообщаться лично с Кинчевым, Ревякиным, со всеми этими – а тут возможность это сделать ненавязчиво.

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Используя служебное положение. 

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Это такой квартирник, но только ещё и зрителям…

    З.ПРИЛЕПИН: Да, совершенно верно. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Но очень многие говорят, что Прилепин уже не тот, которого мы знали, сейчас он снимается в фильмах, пусть в эпизодических ролях, сейчас он делает программу о музыке

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Концерты устраивает…

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Чего ещё можно ждать от Захара Прилепина

    З.ПРИЛЕПИН: Мне вот очень нравится, это как я говорил про роман «Обитель»: сначала так, а потом так. Вот то же самое, допустим, с моей радикальностью. Когда я был молод, нищ и никому не известен, мне говорили: «Ты оппозиционер, ты нацбол, потому что у тебя ничего нет, ты бедный, ты комплексуешь, но ты ничего не можешь достичь в своей жизни». Потом, когда я достиг в жизни всего, когда у меня есть всё и везде, мне говорят: «Ты просто богатый, зачем ты ещё и нацбол при этом?» Просто людям не угодишь никогда.

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Нет, как раз всё сходится. Вы стали небедным, знаменитым и не нацболом

    З.ПРИЛЕПИН:  Я никуда не уходил из этой партии. Ещё раз говорю, я член политсовета этой партии.

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: А как много времени вы сейчас уделяете этой партии? 

    З.ПРИЛЕПИН: Всё мое время отдано партии. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Партия вас не забудет! Еще прошерстили ваш Facebook, и там вы пишете о программе «Соль», о которой мы заговорили, о том, как только начали делать эту программу, выяснилось, что у вас миллион всяких друзей в этой музыкальной сфере, которые тут же начали вам писать. Так со всем в вашей жизни происходит? Когда вы начинаете очередной виток популярности, на фоне выхода новой книги, ещё чего-то, и какое-то количество людей тут же начинают с вами дружить в соцсетяхЗ.ПРИЛЕПИН: Это нормально, что люди дружат со мной в соцсетях, потому что люди ищут себе друзей, сторонников, соратников, людей, которые чуть быстрее формулируют то, что они сами хотели бы сформулировать. Тут немножко другая история, потому что многие из этих музыкантов, которые вдруг стали моими друзьями, – я их ни разу не видел в своём Facebook'е, они не поддерживали мои высказывания, они никак не реагировали, когда я собирал помощь для Донбасса, когда я искал музыкантов, которые могут сыграть там концерты, и поехал туда только Саша Скляр. Многих из этих музыкантов я в глаза не видел, и тут вдруг, когда у меня появилась программа, выяснилось, что они меня очень ценят, любят и хотят со мной дружить. Я немножко по этому поводу поиронизировал. Хотя какой с них спрос? Они делают своё дело, свою музыку

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: А дизайнеры к вам не добавляются? 

    З.ПРИЛЕПИН: Нет, дизайнеры не добавляются, куда там, если есть Егор Зайцев, что тут ловить в этом смысле… 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Вот, Егор Зайцев, ватники, новая коллекция, которую вы презентуете. Скажите, это спрос породил предложение? Или откуда вообще? 

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Или вы решили просто постебаться

    З.ПРИЛЕПИН: Нет, стёба тут достаточно малое количество, потому что все мы помним, что в течение прошлого года слово «ватник» стало означать не только одежду, а тип национального характера, достаточно мрачные его черты, всю эту суровость, наглость, экспансивность, милитаризм, всё это великорусское скотство – всё это стало называться ватником. А так как я так не считаю, я решил.. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Отбелить… 

    З.ПРИЛЕПИН: Не отбелить, а пойти, что называется, на вы: ах, мы ватники? Тогда мы сейчас переоденемся в ватники, и эти ватники будут выглядеть отлично, модно, удобно, и всё то, за что вы нас ненавидите и презираете, вы просто будете видеть с утра до вечера на наших плечах. 

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Почему вы не в ватнике? 

    З.ПРИЛЕПИН: Он только-только стал готовиться, и я не успел переодеться.

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Вы правда будете ходить в ватнике? 

    З.ПРИЛЕПИН: Конечно, он отлично выглядит. 

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: На какую погоду рассчитана эта одежда? 

    З.ПРИЛЕПИН: Нормально, от ноля до абсолютного холода.

    О.ДАНИЛЕВИЧ: А девочковые есть? 

    З.ПРИЛЕПИН: Девочковые, мальчиковые, детские – вся семья может ходить в ватниках. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: А можно ждать ещё от Захара Прилепина коллекцию ушанок, валенок? 

    З.ПРИЛЕПИН: Мы продолжим, конечно, русского человека надо одеть целиком: ушанок, валенок, перчаток. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Я прямо жду: весна-лето, коллекция сарафанов от Прилепина. Можно? Будет? 

    З.ПРИЛЕПИН: Да, конечно, кокошники, всё будет. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Кокошники вообще моя мечта. К серьёзному давайте.

    З.ПРИЛЕПИН: Это тоже было серьёзно.

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Нет, это было всё-таки не очень серьёзно. Вы наверняка знаете, что вы занимаете в рейтинге перспективных политиков пятое место. Этот рейтинг создаёт Фонд института социально-экономических и политических исследований. Вы на пятом месте в этом рейтинге и нам интересно, есть ли у вас политические амбиции. Не хотите ли вы стать политическим лидером? 

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Опять же, выборы в Госдуму скоро.

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Может быть, регион возглавить, министерство, страну, в конце концов? 

    З.ПРИЛЕПИН: Я до сих пор отвечал на это жёстко отрицательно, потому что у меня действительно, я не лукавлю, нет никаких политических амбиций, то есть моей партийной деятельности мне вполне хватает. А выходить в легальную сферу и сидеть где-нибудь в Государственной Думе – это всё не по моей части, есть другие люди, которые для этого предназначены. В конечном итоге я считаю, что я и так политик, потому что любой литератор, которого какое-то количество людей слушает и воспринимает, он, безусловно, является политиком. И Пушкин политик, и Достоевский политик, и Лев Николаевич Толстой политик. А даже те политики, которые были, мы их не помним и никогда не вспомним. А эти люди для нас есть, по ним замеряем, в том числе и политический контекст той эпохи. Есть сегодня политики, у нас Проханов политик, Акунин, Лимонов, Улицкая. А те люди, которые сидят в Госдуме, многие из них… 

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: То есть сейчас у вас больше влияния на людей? 

    З.ПРИЛЕПИН: Конечно, я буду очень многими вещами ограничен, конечно же, какие-то вещи я не смогу сказать, тем более что в какой-то партийной организации я буду вынужден находиться в какой-то иерархии. А я не люблю себя ограничивать, я совершенно свободно себя чувствую, по любому поводу и по любому человеку высказываю всё, что мне в голову взбредает, это очень хорошо. 

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Но одно дело – вы не можете что-то сказать, но вы можете что-то делать, у вас будут развязаны руки, не обязательно же что-то говорить, когда вы будете, например, главой региона...

    З.ПРИЛЕПИН: Главой региона – это надо в Москву, соблюдать табель о рангах, находиться на своём месте в иерархии, не поднимать голову выше, чем положено, иначе тебе денег не дадут и люди у тебя будут сидеть голодные, и детсадики новые не будут строиться, и вообще будет просто беда, если я буду вести себя так, как я привык вести. Поэтому не надо мне давать никакой регион. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Смотрите, может быть, это как раз тот случай, когда надо что-то менять. Менять то, как это иерархия выстроена, вносить коррективы в то, что, вам кажется, неправильно функционирует.

    З.ПРИЛЕПИН: В общем, в нынешнем состоянии политическая система России не кажется мне пригодной для того, чтобы, находясь внутри её, положительно воздействовать на ситуацию. Я хотел бы видоизменения этой ситуации, я этим, собственно, занимаюсь со стороны.  

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Тут писатель Дмитрий Быков недавно сказал, что сегодня объединить Россию не может никто. И Путин тоже не может. 

    З.ПРИЛЕПИН: Россия единая как никогда, Дмитрий Львович немного лукавит. В России колоссальное чувство солидарности, которого не было многие годы… 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Когда появилось? 

    З.ПРИЛЕПИН: После Крыма, конечно. Крым, Олимпиада и ряд последующих событий очень серьёзно повлияли на наше чувство самоидентификации. 

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: А Сирия сейчас не может как раз это чувство… 

    З.ПРИЛЕПИН: И Сирия тоже, она чуть сложнее, эта история, и чуть дальше от нас, но она, безусловно, действует на серьёзное количество людей не отрицательным образом. 

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Но после истории с аэробусом, после этой страшной катастрофы...

    З.ПРИЛЕПИН: Никто ещё не вынес вердикта по этому вопросу. 

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Но люди-то всё равно задаются этим вопросом: а чего мы попёрлись в Сирию? 

    З.ПРИЛЕПИН: Люди для того и созданы, чтобы задаваться самыми разными вопросами. Россия куда только не ходила за время своего существования, и мы имеем этот газ, эту нефть, эти пространства, запас воды на Байкале, и всё это мы имеем, потому что когда-то куда-то попёрлись. Если бы мы никуда не ходили, мы бы жили в Рязанской области, окружённые со всех сторон другими народами, которые куда-то когда-то попёрлись. И ни одна страна, которая делает заявку на серьёзное присутствие в мире, не способна жить вне мирового контекста. У нас там военные базы в Сирии, одна из немногих, оставшихся у России, в то время как США имеют полторы сотни военных баз у всех наших границ. Мы не можем ничем не заниматься в силу инстинкта самосохранения. Это просто норма – заниматься внешней политикой и порой совершать достаточно жёсткие действия.

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Нашу внешнюю политику вы можете назвать агрессивной? 

    З.ПРИЛЕПИН: Она нормальная. Её можно назвать агрессивной, но она нормальная…

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Что значит нормальная? 

    З.ПРИЛЕПИН: Скажем, Россия в 48 раз больше Франции, а Бельгии в бессчётное количество раз. У нас больше границ, больше спорных территорий и больше конфликтных ситуаций в 48 раз. То есть мы ведём себя адекватно своему географическому положению, своей исторической роли, не больше и не меньше. Может быть, даже меньше, чем многим из нас хотелось бы. Ничего сверхагрессивного мы не совершаем. Но во всех этих конфликтах азиатских участвуют все основные мировые игроки, которых никто не обвиняет в агрессии. Вот Дмитрий Львович не обвиняет Ливию в том, что они разнесли Ливию, Ирак, Йемен, Египет, я не слышал от него по этому поводу ничего осудительного. А вот за Сирию у него есть много вопросов к России, в этом смысле –к Дмитрию Львовичу. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: У вас нет вопросов, чем закончится наше вмешательство в сирийскую ситуацию? 

    З.ПРИЛЕПИН:  Мы все думаем об этом, болеем, переживаем, есть вопросы. Но  если ничего не делать, всё закончится плохо. Россия в течение 25 лет не участвовала ни в каких конфликтах, и от этого наше положение в мире не стало тверже, а к нам люди не стали добрее.

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Кругом враги? 

    З.ПРИЛЕПИН: Ну, враги-не враги, кругом совершенно спокойные суверенные государства, которые отстаивают свои интересы, расставляя вокруг нас по периметру военные базы, одну за другой, выкупая всех наших бывших сторонников, соратников, совершая те или иные «оранжевые революции», и обкладывая Россию со всех сторон таким, как дом обкладывают, чтобы его поджечь. На это нельзя смотреть спокойно и делать вид, что ничего не происходит. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Вы рассчитываете, что уважение к нашей стране в мире после вмешательства  в сирийский конфликт будет выше?

    З.ПРИЛЕПИН: Да оно и так выше. На самом деле мы просто не должны измерять температуру по стране уважением к нам со стороны соседей. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: А чем должны измерять? 

    З.ПРИЛЕПИН: Мы должны своими собственными интересами измерять, а не уважением немца, португальца или австралийца. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Нам должно быть всё равно?

    З.ПРИЛЕПИН: Нет, нам не должно быть всё равно. Они-то не очень задумываются, как Россия к ним. А задаётся хоть один в эфире немецкого или американского радио вопросом: а что русские по этому поводу скажут? Будут ли они нас уважать? Я думаю, нет ни одного американца в природе, который этим вопросом задаётся. Им просто плевать, уважаем мы их или нет. А мы все открытые, по Достоевскому, всемирные, у нас душа. И у нас сразу вопрос: а что скажет француз? А не обидится ли британец на нас?

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Вы назвали внешнюю политику нормальной, а тогда какая внутренняя политика?

    З.ПРИЛЕПИН: Внутренняя политика аномальная , потому что она вступает в когнитивный  диссонанс  с внешней, вообще с тем чувством солидарности, которое в России было достигнуто. Потому что аномальное социальное расслоение, аномален список миллиардеров, аномальное количество финансов, которое вывозится за пределы страны, и все прочие вещи, которых в  России быть не должно. Эта система должна леветь, склоняться в левую сторону, потому что не просто буржуазная, а аномально буржуазно-олигархическая страна, которая при этом учит людей солидарности, – она обречена в этом смысле на некоторую неудачу. Потому что люди будут солидаризироваться, а потом спрашивать, почему же до сих пор царит сомнительный с точки зрения этики, эстетики строй. 

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Может быть, в следующем году наша внутренняя политика будет ещё более аномальной, потому что многие эксперты прогнозируют, что в следующем году доллар будет стоить 78. 

    З.ПРИЛЕПИН: Ну, будет стоить 78. Дело-то не в долларе, дело в том, что в каком-то смысле эта ситуация могла произойти и может произойти, и нефть не всегда будет столь дорога, и все порушенные за 25 лет сельские хозяйства, остановившиеся заводы, и вся наша экономика, рассчитанная на ввоз продуктов, должна стремительно переориентироваться, и мы сейчас всем этим занимаемся. Это должно быть чувство самосохранения. А доллар тут совершенно не при чём, пусть бы он сколько угодно стоил, если у нас будут свои яйца, молоко… 

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Вы верите в импортозамещение скорое?  

    З.ПРИЛЕПИН: Верить или не верить – это не имеет никакого значения. Надо просто делать, и Россия в былые времена стремительно производила модернизацию за 5-10-12 лет и достигала. Во время Великой Отечественной войны наша страна придумывала самолёты, подлодки и танки в стремительном боевом режиме. Посреди поля за неделю устанавливали завод, а через год давали сверхпродукцию. Это всё возможно, конечно, я верю, если на то будет государственная воля. 

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Ну, у русского человека пока не прижмёт, не зашевелится. 

    З.ПРИЛЕПИН: Уже прижало. Пора шевелиться. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Захар Прилепин у нас в гостях, я напоминаю. Я опять хотела вернуться к вашему творчеству, хотя это больше публицистика, если быть точной. Ваша колонка о вручении Нобелевской премии Светлане Алексиевич стала одной из наиболее цитируемых СМИ в октябре. И если вы позволите, мы тоже процитируем: «Мы сделали это. Кстати, хотите прогноз? В ближайший год премию дадут человеку какого-нибудь третьего или пятого пола. Так хорошо начали, надо продолжать в том же ритме... Это, впрочем, уже не о России разговор. Если о России: ей тоже дадут. И не раз. Надо просто продолжать в том же духе. Где там наши подлодки, кстати?» Что такого должна сделать Россия, чтобы Нобелевскую премию получил Захар Прилепин

    З.ПРИЛЕПИН: Ну, Захар Прилепин вряд ли, потому что я много сделал такого, чтобы не получать. Но, безусловно, Нобелевская премия – это отличная реакция на положение России в международном контексте.  Года три назад я сказал, что до тех пор, пока российские подлодки не плавают вокруг Европы, нам премию не дадут. Я сказал это в Лондоне. И всего год такого поведения России, всего год Донбасса, Крыма, Сирии и прочих вещей – тут же произошла немедленная реакция. Дали, правда, не России, потому что России было дать нельзя – у них и Крым, и Олимпиада, и ещё и Нобелевская премия. Дали Белоруссии, но понятно, что при этом России показали её место. Это очень смешно, и я очень благодарен Нобелевскому комитету.  

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Об этом вы сказали в колонке. Что должно случиться, чтобы премию получил Захар Прилепин? – я повторяю вопрос. 

    З.ПРИЛЕПИН: Подлодки должны плавать, самолётики летать. Должно происходить что-то такое, что бодрит Европу. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Сейчас мы вынуждены прерваться на новости, у нас в гостях Захар Прилепин.

     

    НОВОСТИ

     

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Мы продолжаем, это программа «Бла-бландинки». Ольга Данилевич.. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Екатерина Звягинцева.. 

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: А у нас в гостях…

    О.ДАНИЛЕВИЧ: В гостях у нас писатель Захар Прилепин. Мы с вами ещё до программы поговорили, что ближе к Новому году люди волей-неволей начинают подводить какие-то итоги. Начинают думать про себя, какой у них был год – хороший, плохой. Вот у вас год хороший? Плохой? 

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Вообще подводите итоги?  Или это дело неблагодарное?

    З.ПРИЛЕПИН:  Нет, я не подвожу итоги, нет у меня такой привычки, не отмеряю временными отрезками. Какая-то новая эпоха началась чуть боле года назад, и она сейчас длится, скорее такими периодами я отмеряю. Поэтому я никак не могу понять, с какого момента мне надо отсчитывать ситуацию этого года. 

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Какая эпоха у вас сейчас? Возрождение или что? 

    З.ПРИЛЕПИН: Нет, не возрождение. Эпоха собирать камни. Вот начали их потихоньку собирать, но ещё много их. Лично у меня всё прекрасно.

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: А вы цели себе записываете? Вот надо сделать то и то, пятое, десятое и так потихонечку реализоваться. 

    З.ПРИЛЕПИН: Ну да, есть. При том они все достаточно банальны. Вот я выпустил книжку о трёх поэтах, «Непохожие поэты» она называется, серия ЖЗЛ, и сейчас хочу написать биографию Сергея Александровича Есенина. Потому что биографии, которые написаны, – они хороши, но меня не совсем устраивают. 

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Чем же вас биографии Есенина не устраивают? 

    З.ПРИЛЕПИН: Меня биография Есенина устраивает. Меня не устраивает её интерпретация.

    О.ДАНИЛЕВИЧ: А вы уже приступили к этой работе? 

    З.ПРИЛЕПИН: Я обдумываю эту работу, закупаю огромное количество литературы, нахожусь в этом контексте, себя к ней подготавливаю. Для этого нужно перестать ездить по стране.

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Где вы пишете вообще? 

    З.ПРИЛЕПИН: Я пишу у себя в деревне, в Керженском лесу, на берегу реки Керженец, в доме, где нет мобильной связи, Интернета, телевидения, радиостанций и других шумовых эффектов, кроме людей. 

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Вы сказали однажды, что мечтаете зарыться в снежок в своей деревне, чтобы вас никто не трогал. И вот мобильной связи, Интернета у вас там нет – насколько ближе вы к своей мечте? 

    З.ПРИЛЕПИН: Нет,  я периодически в эту мечту перебираюсь. Всё время какие-то события происходят в мире и пространстве, которые меня из-под этого снежка извлекают и заставляют перемещаться туда-сюда. А так-то я стараюсь в мае заехать туда и до сентября никуда не выезжать. Вот у меня в планах за оставшиеся 4-5 месяцев объездить, облететь все горячие и прохладные точки нашей планеты и потом переместиться туда.

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Вы облетаете эти точки – вы встречаетесь с читателями, поклонниками? Или у вас просто какие-то свои дела? 

    З.ПРИЛЕПИН: Нет, я на Донбасс езжу постоянно по своим партизанским делам, сейчас хочу в Сирию съездить. Едва ли это встреча с читателями. 

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: У нас были гости, у которых мы спрашивали: почему вы сейчас не ездите в Сирию? Они говорят: потому что это опасно. В том плане, что когда ты вернешься, мало ли что… «Исламское государство» – это организация, запрещённая на территории России и многих стран. Просто люди боятся туда ездить, даже как журналисты. Вы не боитесь? 

    З.ПРИЛЕПИН: Боюсь? Да ну, прекратите, это же смешно

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Да, но там же прямо война-война. 

    З.ПРИЛЕПИН: Ладно, прекратите. Что вы вообще говорите? Я должен сказать по-гусарски: нет, я не боюсь. Что мне сказать? 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: С какой целью вы туда хотите поехать? 

    З.ПРИЛЕПИН: Я из любопытства ко всему происходящему, мне хочется видеть историю своими глазами. Так как я не лётчик, я не могу принять участие в бомбардировках запрещённой организации... 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Хотелось бы? 

    З.ПРИЛЕПИН: У меня сложные отношения с оружием, хотелось бы как можно меньше брать его в руки, но при определённых обстоятельствах я могу его взять. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Тогда что вы будете делать? В качестве репортёра выступать? 

    З.ПРИЛЕПИН: Да, я посмотрю на людей, которые воюют, услышу сирийскую речь, посмотрю на эти дома, потрогаю руками всё, что там происходит. 

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: То есть вы на базу в Латакию хотите попасть? 

    З.ПРИЛЕПИН: Да я везде хочу попасть, где можно.

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Про сроки можно спросить, когда вы собираетесь? 

    З.ПРИЛЕПИН: Не будем загадывать.

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Ну, до Нового года, после? Переговоры сейчас ведёте с кем-то по этому поводу? Ведь это же не просто так: хочу полететь в Сирию, куплю билет…

    З.ПРИЛЕПИН: У меня есть достаточное количество друзей, которые мне могут организовать очень быстро. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Вот правда, столько у вас сейчас работы, интересов. Про программу о рок-группах мы сказали, про коллекцию ватников сказали. У вас остается время писать книги? 

    З.ПРИЛЕПИН: Я же сказал: да, в деревне, когда уезжаю на лето и осень, и если никакая очередная война не случится, тогда я лето и осень проведу там. А в дорогах я пишу публицистику. Эти колонки в «Известиях» и в «Свободной прессе» редакторствую, я пишу их… 

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: На коленке. 

    З.ПРИЛЕПИН: На коленке. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: А правда, что вы пишете от руки? 

    З.ПРИЛЕПИН:  Нет. Кто это сказал? 

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Где-то мы прочитали. 

    З.ПРИЛЕПИН: Я сейчас когда пишу от руки, у меня сразу рука начинает болеть, она уже не способна держать авторучку или карандаш. Потом я уже забываю, в какую сторону какая буква пишется. Я шучу. 

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Это как дети, когда они начинают писать, у них буквы в обратную сторону. Вы когда уезжаете в деревню, своё большое семейство берёте с собой? Или вы один уезжаете? 

    З.ПРИЛЕПИН: Нет, конечно, все. Даже когда я зимой туда уезжаю, у меня есть дочь 4-летняя в числе моих остальных детей, которая не учится в школе, я её беру. Если на каникулах, мы едем с детьми. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Что вы делаете с детьми? А что делаете за них? Потому что вы сказали однажды, что очень любите брать на себя всю ответственность, все поступки. 

    З.ПРИЛЕПИН: Просто у меня львиную долю времени с ними жена проводит, я стараюсь в те короткие промежутки, когда я с детьми нахожусь, обеспечивать их всем необходимым. За что меня жена, конечно, ругает. И поэтому я последний раз был осенью с детьми, они у меня уже прибираются утром, моют посуду, мы их гоняем, придумываем дела, чтобы они что-то делали, чтобы они чувствовали ответственность. Так-то я, конечно, сам гораздо быстрее и качественнее всё это сделаю, но стараюсь их держать в тонусе.

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Вы строгий папа? 

    З.ПРИЛЕПИН: Нет, добрый, конечно. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Какую-то вашу лекцию слушала про семейные ценности, и вы там говорили, что поняли как-то: самое главное, что должен сделать отец, – это не сесть и не поговорить со своим сыном. Не поговорить о том, как нужно жить дальше. 

    З.ПРИЛЕПИН: Меня за это жена критикует в последнее время, говорит: нет, ты должен разговаривать, ты должен им сказать. Меня просто самого так воспитывали, папа за всю жизнь со мной ни разу не разговаривал, и мои дедушки не разговаривали, никто мне не говорил: вот это хорошо, а это плохо, так делай, а так не делай. Мне никто так не говорил, оказалось, что личное поведение родителей есть лучший способ воспитания. Но жена уверяет, что  с ними надо разговаривать, потому что, может быть, они меня видят реже, чем я своих родителей, может, ещё что-то. Надо разговаривать…  

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Вы начали поддаваться? 

    З.ПРИЛЕПИН: Я не могу, у меня нет этого внутреннего механизма, чтобы я мог на полном серьёзе ребенку начать говорить какие-то догмы, какие-то моралите выносить, мне это крайне сложно. 

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Почему моралите? Может, просто его послушать?

    З.ПРИЛЕПИН: Нет, мы же разговариваем, я какие-то вопросы задаю, общаемся. 

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Но поделится ли потом сын, когда какой-нибудь роман? 

    З.ПРИЛЕПИН: Надо ли делиться с родителями? Я не уверен, что обязательно. Я вот ничем с родителями не делился и сберёг им огромное количество нервных клеток. Потому что то, как я себя вёл в возрасте моего старшего сын, – это не поддаётся, мама до сих пор не знает всего того, что со мной происходило. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Когда вы во время учёбы на филфаке собирались в Чечню, мама знала?

    З.ПРИЛЕПИН: Нет, конечно. Мама узнала и все события в моей жизни узнает постфактум. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: А про все ваши походы в академ, вы же не раз уходили – она тоже каждый раз не знала, что вы немножко прерываете учебу?  

    З.ПРИЛЕПИН: Нет. 

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА:  Что ещё вы делали такого в детстве, от чего бы у мамы волосы дыбом бы встали? 

    З.ПРИЛЕПИН: Нет, я не употреблял никаких психотропных средств, но с учёбой были отдельные взаимоотношения, я мог не являться в школу подолгу, и отношения были и с рок-музыкой, и с алкоголем достаточно необычные, необычайные и плотные.  Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Вы с парнями сидели в подвалах, выпивали, лабали на гитарах.

    З.ПРИЛЕПИН: Мы вели себя как нормальные подростки, это не мешало мне учиться, не помешало поступить в институт, не мешало учиться в институте. Мама бы если бы меня увидела при определённых обстоятельствах, подумала бы, что сын пропал.  А это ничего... 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Ладно, сын. Но у вас есть ещё дочки. Они тоже должны от вас скрывать, вам бы хотелось? 

    З.ПРИЛЕПИН: Неважно, хотелось или не хотелось. Дети должны чувствовать такт по отношению к родителям, должны беречь их нервную систему, потому что мы уже становимся старенькие, консервативные, всего пугаемся. А дети совершают то же самое, что и мы совершали, ничего предосудительного они не делают. Но сердце всё равно болит. Поэтому я надеюсь, что они будут меня беречь. 

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Знаешь, меня сейчас Захар убедил. Просто я тоже придерживалась того мнения, как ваша супруга. Но сейчас… 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Решила, что нужно беречь?

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Да, решила, что нужно беречь. Просто я вспоминаю, я родителям мало что рассказывала. 

    З.ПРИЛЕПИН: Искренность должна быть в другом. Просто не надо родителей обманывать.  Я маму свою никогда не обманул, я просто ей какие-то вещи не говорил. Говорил, что всё в порядке, отшучивался – просто не надо врать никогда. И вот в этом смысле должен быть такт, обманывать родителей не надо, надо делать так, чтобы никто ни в чём тебя на заподозрил. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Захар, мы про юность вашу немножко поговорили, а про детство нет. Ваша школа, например – вы были дружны с одноклассниками?

    З.ПРИЛЕПИН: Да не, я был дружен со своими волосатыми музыкантами.

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Они из вашего двора? 

    З.ПРИЛЕПИН: Нет, они не из моего двора, но они из того же города, и они все были меня старше на 6-8-10 лет.

    О.ДАНИЛЕВИЧ: А вы можете сказать, почему вы не были дружны с одноклассниками? Вы считали себя умнее? 

    З.ПРИЛЕПИН: Да не то что считал. Я и был умнее, конечно. Нет, у меня были нормальные отношения в классе, но у нас был не очень дружный класс, и я после школы не разу был в школе и ни разу не общался ни с одним одноклассником, никогда. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Дрались в школе? 

    З.ПРИЛЕПИН: Да, конечно, бывало. Да и после школы, и во взрослой жизни.

    О.ДАНИЛЕВИЧ: А в основном из-за чего?

    З.ПРИЛЕПИН: Да из-за какой-то фигни, из-за чего дерутся в школе?

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Хорошо, а во взрослой жизни из-за чего? Я не имею в виду не Чечню, не Донбасс. 

    З.ПРИЛЕПИН:  Не знаю, кто-то кого-то толкнул, начал обижать, при тебе кого-то ударили, такие банальные ситуации. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Вы бы хотели, чтобы ваш старший сын отслужил в российской армии?

    З.ПРИЛЕПИН: Я вообще хотел его отправить по военной линии, и, собственно, сейчас мы об этом с ним ведём разнообразные беседы . 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: А сколько ему лет? 

    З.ПРИЛЕПИН: Ему 16.

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: О, уже пора. А вы в какое-то училище? 

    З.ПРИЛЕПИН: Ну, он сам должен выбрать. То есть я хотел бы, но это не значит, что это произойдёт. 

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: А ему хотелось бы?

    З.ПРИЛЕПИН: Он серьёзно к этому относится, он активно готовится, занимается единоборствами, спортом и всем подряд. Может быть, военным переводчиком я хотел его видеть, он хорошо знает языки, но жизнь покажет. У него ещё есть два года, чтобы разобраться. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: А младшим детям вы читаете книжки? Сказки?

    З.ПРИЛЕПИН: Всем детям мы читали книжки, и дочке своей 4-летней я читаю два раза в день, дневной сон и вечерний, читаем Хармса, хохочем, всё читаем, «Мурзилку» сейчас купили. Пришла антология «Мурзилки» в 4-х томах прекрасная, читаю то, что сам в детстве читал. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: У вас нет какого-то рабочего графика – утром уехал, вечером вернулся? Вы говорите, что днём читаете. 

    З.ПРИЛЕПИН: Когда я уезжаю жить в деревню, вот там я абсолютно свободен, там я с дочкой.  А когда я приезжаю домой, вечером тоже ей читаю. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Ваш старший сын читает ваши книги?

    З.ПРИЛЕПИН: Да, читает и мои, и все остальные. У меня все дети читающие. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: А вам интересно их мнение о вашей литературе?

    З.ПРИЛЕПИН: Я как-то поймал себя на мысли, что ни разу не спросил, какая книжка им больше нравится. И недавно спросил, но забыл, что он ответил. Назвал три сразу. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Видимо, вам не очень важно всё-таки. 

    З.ПРИЛЕПИН: Да это нелепо как-то спрашивать сына: а что тебе больше всего нравится в моих книжках? 

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: А жену? Вы в первой части сказали, что прислушиваетесь к мнению жены. Вы ей первой даёте читать? 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: На стадии написания даёте куски какие-то прочитать? Или только когда уже всё?

    З.ПРИЛЕПИН: Нет, когда уже готов текст, не всегда, но как правило – я думаю, из 14 моих книг она 12 или 13 прочитала, когда я только написал, в компьютере, она делала замечания пару раз, и я всё исправлял. А её тоже не спрашивал, какая любимая книга. Это как-то нелепо. И маму не спрашивал. Никого не спрашивал. Надо спросить. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Вы меня опередили, хотела спросить: вот если жена делает какие-то замечания, вы правда будете исправлять? 

    З.ПРИЛЕПИН: Ну, конечно. Она тоже филолог, у неё совершенно безупречный вкус, я ей абсолютно доверяю. Я не всегда точный, и она, как правило, указывает на те места, где я сам сомневаюсь, правильно или неправильно. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ:  А вы никогда у неё не спрашивали, ей самой не хочется писать? 

    З.ПРИЛЕПИН: Она говорила, что хотела бы написать книгу. Я как-то к этому ревностно отнёсся, ничего не сказал.

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: А может быть, она где-нибудь тайком пишет, а вы и не знаете. 

    З.ПРИЛЕПИН: Нет, вряд ли.

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Она, скорее всего, не пишет, потому что думает: вот Захар, он ведь пишет у нас в семье, а я-то что уж…

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: А может быть, там талантище пропадает.

    З.ПРИЛЕПИН: Она одарённый человек, конечно. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: А ревностно почему вы относитесь? Вы боитесь, что она вас переплюнет?

    З.ПРИЛЕПИН: Как Пушкин своей Наталье Николаевне писал: не шли мне свои стихи, мне своих хватает. У меня пушкинское отношение.

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: У нас есть ещё такой вопрос: а чью книгу вы бы хотели написать? Вот если взять всю мировую литературу. 

    З.ПРИЛЕПИН: Ну, нет, я своими книгами вполне доволен. Мне хотелось бы не «чью» книгу, мне хотелось бы абсолютно разноплановые книги. Условно говоря, чтобы один автор мог написать «Дети капитана Гранта», «Горячий снег», «Аэлиту» и «Сказку о золотом петушке». Чтобы была  и фантастика… 

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: А так возможно?

    З.ПРИЛЕПИН:  Допустим, Лев Николаевич Толстой, замечательный русский писатель, мог писать всё. Такое возможно. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Давайте конкретно. Захар Прилепин может когда-нибудь издать детскую книжку?

    З.ПРИЛЕПИН: Нет, у меня нет этого маленького волшебника внутри.

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Суперлюбовный роман? Любовную лирику?

    З.ПРИЛЕПИН: Суперлюбовный роман – наверное, да, хочу написать любовный роман. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Поэзия?

    З.ПРИЛЕПИН: Ну, я пишу стихи иногда, но всё реже и реже, слишком взрослый стал для стихов. Я пишу тексты для своих песен. 

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Мы, кстати, послушали песню. У вас же концерт. Перед Новым годом будут какие-то концерты?

    З.ПРИЛЕПИН: Да, наверное будут. 

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: И ещё возвращаясь к книгам. А фантастика, суперфантастика?

    З.ПРИЛЕПИН: Да, хочу написать фантастику.  И любовный роман хочу, и фантастику хочу,  и приключенческий – всё хочу.  

    О.ДАНИЛЕВИЧ: В общем, вам надо после Есенина засесть. 

    З.ПРИЛЕПИН: Времени нет, мне бы хотелось, чтобы в сутках было по 48 часов. 

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: В деревню, и как раз пять месяцев, по одной книжке. 

    З.ПРИЛЕПИН: Вскипишь слишком быстро.

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Писатели со временем, даже не обязательно писатель, человек творческой профессии, непременно подсаживается на иглу узнаваемости. Вы на неё когда подсели? И подсели ли?

    З.ПРИЛЕПИН: Да нет, я достаточно иронично к этом отношусь, по крайней мере, мне так кажется. Но меня до сих пор никто не обвинял ни в звёздной болезни, ни в чём, я очень скептически к этому отношусь. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Вас часто узнают на улице?:

    З.ПРИЛЕПИН: Достаточно часто. Постоянно смотрят, никак не могут идентифицировать, что это за тип такой. Но узнают, конечно. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Автографы просят?

    З.ПРИЛЕПИН: Просят время от времени. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Вы как на это реагируете? 

    З.ПРИЛЕПИН: Легко. Я же не Филипп Киркоров

    О.ДАНИЛЕВИЧ: То есть не бывает такого: боже, отстаньте, я хочу поесть… 

    З.ПРИЛЕПИН: Да нет, никто и не ведёт себя так. Наоборот, сижу в кафе: раз – передают бутылку коньяка, вот от того столика передадут.

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: То есть очень выгодно быть знаменитым?

    З.ПРИЛЕПИН: Нормально, ничего плохого пока не происходило.

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Я бы хотела вернуться в ваше детство, я знаю, что вы очень рано начали работать и кем вы только не работали. 

    З.ПРИЛЕПИН: Ой, да ладно, всё это ерунда. Ну, я начал работать грузчиком в 16 лет, поработал пару месяцев.  Ничего аномального нет в моём личном опыте, как-то все про него спрашивают.

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Потому что все считают, что у них всё аномально. Поэтому и у остальных должно быть аномально. Даже если ты один раз разгрузил машину, то всё, считается, у тебя есть галочка – поработал грузчиком, тяжёлые детство и юность. 

    З.ПРИЛЕПИН:  Вышибала в ночном клубе – вот это у меня работа была самая странная, самая нервная, самая трудная, в 1990-е годы, это было очень тяжело. Мы работали со здоровыми парнями, и вот эта работа была не совсем нормальная. Остальные все мои работы …. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: А какие ещё были?

    З.ПРИЛЕПИН: В отделе милиции особого назначения я работал, криминальным репортёром.

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Нет, скорее подработки нас интересуют, когда студенты перебиваются. 

    З.ПРИЛЕПИН: Нет, ничего не было такого, я сейчас не могу слёту вспомнить, грузил и разгружал… 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Объявления расклеивал?

    З.ПРИЛЕПИН: Да, было, на выборах фигнёй занимался. Да, я работал пиар-агентом, пиарщиком, не помню, как это называлось, писал разные рифмы, слоганыречовки, сценарии Дня железнодорожника в ДК железнодорожников, очень смешные иногда получались. 

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: А вот если вдруг кризис-кризис, кем бы вы могли, а точнее, не могли бы никогда пойти работать?

    З.ПРИЛЕПИН: Мы были очень бедны с женой первую часть своей жизни, просто никогда денег не было, и я твердо говорил, что я готов идти куда угодно и чем угодно заниматься. То есть любая работа – запросто. Находящаяся в легальной сфере, разумеется. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: К рубрике мы всё-таки подошли. Рубрика у нас пять вопросов – пять ответов. Первый из вопросов, вы на него уже несколько раз ответили, мне кажется. Что вы скрыли когда-то от мамы? Традиционный вопрос гостям.

    З.ПРИЛЕПИН: Что же я скрыл от мамы? Не считая всей своей музыкально-военно-алкогольной биографии, которая маму миновала, она узнавала постфактум, что же я скрыл? Да ничего не скрыл. Мама всё знает про меня. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Что-нибудь разбили, не сказали?

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Первая сигарета, первая девушка и так далее. 

    З.ПРИЛЕПИН: Мама в итоге всё узнает. Узнает из моих книг. 

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Второй вопрос: с какой блондинкой вы бы смогли изменить своей жене?

    З.ПРИЛЕПИН: Нет таких блондинок. Во-первых, у меня жена брюнетка, и я хочу произнести некорректную вещь в рамках вашей программы, но для меня блондинка не является женским субъектом, не воспринимаю её как объект интереса. Я только на брюнеток смотрю.

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Самая большая ошибка в жизни только что была произнесена. Ну, и всё-таки вопрос: самая большая ошибка в жизни?

    З.ПРИЛЕПИН: Не было ошибок никаких.

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Ни в чём никогда не сомневались?

    З.ПРИЛЕПИН: Сумма своих поступков. Если я проснулся утром и сказал: «Господи, как же всё хорошо!» – значит, всё предыдущее меня к этому привело. 

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: У кого бы вы попросили прощения?

    З.ПРИЛЕПИН: Наверное, у жены бы попросил прощения, потому что жизнь со мной, с четырьмя детьми и с вечно отсутствующим мужем – это всё сложно. Попросил бы. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: А у детей? 

    З.ПРИЛЕПИН: У детей? Они живут в шоколаде, чего у них просить прощения. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Они вас мало видят, вы сами сказали. 

    З.ПРИЛЕПИН: Нормально. Чего видеть – они знают, что я есть. Они меня не замечают. Вот мне жена рассказывала, что я уезжаю, меня нет дня 3-4, вдруг они говорят: а где папа? 

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Опомнились. 

    З.ПРИЛЕПИН: Я как-то ехал в Монголию, Китай, оттуда летел в США, оттуда летел в Финляндию, потом прилетаю, меня не было недели 3-4, и я захожу сразу к маленькой дочке, утром захожу, шесть утра, говорю: «Лилечка, привет!» Она сразу: «Конфетку купил?»

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Последний вопрос нашей рубрики: кто ваш лучший друг?

    З.ПРИЛЕПИН: Несколько есть близких товарищей, с которыми очень много в жизни пройдено: Илья, Рич, ближний круг моих друзей, их человек 40, которые собираются у меня в деревне, я их всех очень люблю. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Вопрос уже не из рубрики, просто последний: как медийный человек может сохранять семью, жить счастливо в женой и четырьмя детьми, сохранять дружеские отношения с людьми, с которым познакомился ещё в юности… 

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: В общем, формула успеха? От Захара Прилепина.

    З.ПРИЛЕПИН: Не зазнавайся, всё в жизни очень мимолётно, оглянитесь назад и посмотрите, какое количество персонажей было в 1990-е годы: в музыке, в литературе, политике, бизнесе, где угодно – и их нету. 99% смывается мгновенно временем, их нет уже сейчас, при жизни, они уже сегодня никому не известны. Сегодняшний твой успех через 10 лет ничего не будет весить. Для того, чтобы в жизни чего-то достичь, закрепиться – это сумма исключительно ответственных и богобоязненных поступков, и надо об этом помнить. Только это вознаграждается. 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Захар Прилепин, писатель, был у нас в гостях. 

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Мы вас заранее поздравляем со всеми наступающими праздниками. 

    З.ПРИЛЕПИН: И я вас тоже, девушки, простите меня, дорогие блондинки… 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: За то, что вы любите брюнеток. Мы постараемся. 

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Захар Прилепин… 

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Екатерина Звягинцева…

    Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Скоро услышимся. Пока!

    О.ДАНИЛЕВИЧ: Пока!

     
    Версия для печати

Связь с эфиром


Сообщение отправлено