• Сергей Доренко в программе "Новый год на "Говорит Москва" от 02.01.2018

    17:00 Янв. 2, 2018

    В гостях

    Е. ФОМИНА: Всем привет, меня зовут Евгения Фомина, сегодня у меня интервью с главным редактором "Говорит Москва" Сергеем Доренко – Сергей, я вас приветствую, здорово, что вы пришли.

    С. ДОРЕНКО: Здравствуйте, да. С Новым годом.

    Е. ФОМИНА: С Новым годом, абсолютно точно.

    С. ДОРЕНКО: В очередной раз.

    Е. ФОМИНА: Безусловно, вот так. Категорически поздравляем всех с Новым годом и, соответственно, подводим итоги года ушедшего – итоги профессиональные, итоги личные. И, наверное, начнем с профессиональных, как сказать…

    С. ДОРЕНКО: Мы живы.

    Е. ФОМИНА: Мы живы – это уже хорошо.

    С. ДОРЕНКО: Что удивляет, что на самом деле незакономерно, понимаете?

    Е. ФОМИНА: Что вы имеете в виду?

    С. ДОРЕНКО: У меня-то вообще жизнь незакономерна.

    Е. ФОМИНА: Это философская мысль, не профессиональная сейчас.

    С. ДОРЕНКО: У меня других нет, у меня все мысли философские. А как можно не философски рассуждать? Вы понимаете, мы живем точно во сне зачарованном на одной из удобных планет. Но это же случайно, все случайно.

    Е. ФОМИНА: Но тем не менее закономерно.

    С. ДОРЕНКО: Не-а.

    Е. ФОМИНА: Нет, ну как? Мы же родились, значит, мы должны жить какое-то время, прежде чем…

    С. ДОРЕНКО: Нет. А как ты думаешь, можно сразу… А вот смерть – это мгновенный переход или процесс? Вот когда ты говоришь, что человек умирает – это мгновение или это, может быть, неделя, две, десять?

    Е. ФОМИНА: Это может быть годы, я так думаю.

    С. ДОРЕНКО: Годы. А человек может умирать 80 лет подряд?

    Е. ФОМИНА: Хороший вопрос. Я думаю, что да.

    С. ДОРЕНКО: Да. Человек родился, для того чтобы 80 лет умирать. Человек, собственно говоря, не живет, он умирает. Он умирает с первой секунды, он родился, и ему говорят: "Поздравляем вас со смертью, давайте умирать".

    Е. ФОМИНА: Нет, здесь я вот с вами не соглашусь. Мне кажется, сначала он забирается в гору, прежде чем начать с нее спускаться.

    С. ДОРЕНКО: Нет, это зависит тоже, как понимать. Если говорить физиологически, то да, тогда он начинает умирать где-то в 11 лет.

    Е. ФОМИНА: Почему так рано?

    С. ДОРЕНКО: Ну с 11 лет уже начинают некоторые функции устаревать, некоторые функции организма начинают отказывать, как правило, или орган начинает устаревать с 11 лет, некоторые с 20, некоторые с 30, некоторые гормоны перестают вырабатываться после 30, некоторые после 50 и так далее. То есть мы можем сказать: "Ребеночек у вас хороший, родился живой, вес 3 500, приступил к смерти". Ну что он делает? – он умирает 80 лет, правильно? Потом он наконец перестает умирать, а перестает умирать – значит, умер.

    Е. ФОМИНА: Очень грустно, мне не нравится такая философия.

    С. ДОРЕНКО: Почему? Пока ты умираешь, ты живешь, а когда ты перестаешь умирать, это значит, ты уже умерла, все.

    Е. ФОМИНА: Печальненько.

    С. ДОРЕНКО: Но после смерти смерти нет.

    Е. ФОМИНА: Кто знает. Что мертво умереть не может, так это было?

    С. ДОРЕНКО: Ну да. После смерти смерти нет. Значит, ты умираешь, умираешь, 25, 30 лет ты умираешь – ты молодая женщина – а я умираю уже больше 50 лет. Умираем, потихоньку умираем, все еще не умерли, все еще умираем. Нормально.

    Е. ФОМИНА: Но мы живем, развиваемся? Мы покорили новую вершину в этом году?

    С. ДОРЕНКО: Вы знаете, в чем мы развиваемся? Мы развиваемся… Даосы как смотрят на эти вещи (а я все-таки стараюсь быть даосом)? Ты должен… Почему тебя терпит земля и небо, говорят даосы, почему тебя держит земля и небо, почему ты существуешь меж землей и небом? Потому что ты проводишь их энергии, то есть между землей и небом есть некое сообщение, это сообщение ведется через людей и драконов. Драконы проводят те же самые энергии, но драконы сами могут перемещаться с земли на небо и назад, а люди проводят вот эти вот какие-то, так сказать, ци, которые идут с неба в землю, и они ее проводят. Пока проводишь, жива, перестаешь проводить – ты не нужна больше. Не нужна и не нужна, все, понимаешь? Поэтому, так сказать, мы развиваемся или нет? Я думаю, что с точки зрения даоса развивается небо и земля, а мы просто проводим эти токи.

    Е. ФОМИНА: Но кто-то проводит лучше, а кто-то хуже? Кому-то это удается…

    С. ДОРЕНКО: Это правда. И тогда удается больше всех Раулю Кастро, которому 86 лет, он собирается снова баллотироваться на пост председателя Госсовета Кубы. Рауль Кастро в 86 лет скачет, прыгает, довольный весь и все. Значит, ему лучше удается. С точки зрения даоса, между прочим, жизнь – это подтверждение твоей нужности, а смерть – это полное подтверждение твоей никчемности. Это с точки зрения даоса.

    Е. ФОМИНА: Тогда мы исходим из того, что лишних людей в принципе не существует.

    С. ДОРЕНКО: Нет, потому что небо и земля уберут тебя, если ты не будешь проводить токи эти, они тебя убирают моментально. Поэтому все, кто… Понимаете, в русской теории существует какая-то героическая смерть, необходимая смерть, смерть ради общества, смерть как подвиг. У китайцев это тоже есть, но строго говоря, философски говоря с точки зрения даоса, если небо и земля забрали тебя, значит, ты не нужен просто нахрен никому, собственно, не нужен.

    Е. ФОМИНА: А ты можешь как-то контролировать этот процесс передачи потоков энергии?

    С. ДОРЕНКО: Да, надо быть спокойным. Надо быть спокойным и не кипятиться.

    Е. ФОМИНА: Совершенно невозможно.

    С. ДОРЕНКО: "Не кипишуй, вокруг шум", как там было в песне? Напомни мне.

    Е. ФОМИНА: "Не кипишуй, вокруг шум", как-то так и было.

    С. ДОРЕНКО: Что-то там, да: "Там-там, не кипишуй…" Вот такая песня есть – не помнишь?

    Е. ФОМИНА: Нет, не помню, это не совсем…

    С. ДОРЕНКО: Есть такая песня.

    Е. ФОМИНА: Мы ее найдем обязательно.

    С. ДОРЕНКО: Не кипишуй, короче, и все.

    Е. ФОМИНА: Скучно.

    С. ДОРЕНКО: Почему? Кайфово, наоборот.

    Е. ФОМИНА: Как почему? Быть в центре тайфуна…

    С. ДОРЕНКО: Мы, даосы, смотрим на мир с изумлением и восхищением, с восхищением. Как можно в восхищении скучать? Ты смотришь, ты как бы такой очарованный странник, понимаешь? Ты смотришь с восхищением на этот мир.

    Е. ФОМИНА: Тогда у меня такой вопрос. Проводишь энергию – это понятно, а созидаешь ли ты что-то сам при этом?

    С. ДОРЕНКО: Это глуповато, но можно, можно, если это тебя развлекает.

    Е. ФОМИНА: Бессмысленно?

    С. ДОРЕНКО: Это абсолютно глуповато, но типа можно.

    Е. ФОМИНА: Просто так.

    С. ДОРЕНКО: Ну да, по приколу.

    Е. ФОМИНА: Земле и небу это ни к чему.

    С. ДОРЕНКО: Чисто по приколу, понимаешь. Я как-то даоса одного спросил, должны ли мы заботиться о детях – он сказал: "Чисто по приколу".

    Е. ФОМИНА: Любопытно как. Но тем не менее мы все-таки…

    С. ДОРЕНКО: Знаешь, про даоса и ребенка есть притча очень интересная. Даосу принес ребенка дядька-сосед, а там случилось, что его дочь незнамо от кого родила, неизвестно кто отец, черт его знает. И она родила, ее батя прижал: "Говори, от кого". А она говорит: "Вот от даоса-соседа, от монаха". Батя в гневе пошел (это древний Китай), ребенка сует даосу, говорит: "На своего ублюдка, это твой ребенок". Даос говорит: "Как знать, как знать". Через год девочка призналась и мальчик признался, это был помощник мясника с рынка. И у них свадьба, они хотят забрать ребенка, ребенок теперь уже нужен, свадьба и все. Они приходят к даосу и говорят: "Отдавай ребенка, это не твой ребенок". Даос говорит: "Как знать".

    Е. ФОМИНА: И не отдал?

    С. ДОРЕНКО: Отдал-отдал. А ему пофиг, ему же чисто по приколу. Ему говорят: "Твой ребенок", он говорит: "Как знать"; ему говорят: "Не твой ребенок", он говорит: "Как знать".

    Е. ФОМИНА: Хорошая какая философия, очень удобная.

    С. ДОРЕНКО: Как знать. Видишь, я погрузился что-то в китайщину, давай, хочешь, назад в европейщину вернемся, мы можем запросто.

    Е. ФОМИНА: Хочу в Россию вернуться, в Россию 2018-го.

    С. ДОРЕНКО: В Россию. Россия – страна подвига, потому что люди не должны жить далеко на север, люди не должны жить на берегах Северного Ледовитого океана, люди не должны не видеть по два месяца солнца, как это происходит в России (мы по два месяца солнца не видим), это все исключено у нормальных людей, поэтому мы ненормальные люди, мы люди подвига, настоящие люди подвига, понимаешь? Ежедневного, ежедневного подвига.

    Е. ФОМИНА: Понимаю. Но если в каком-то более традиционном, что ли, смысле рассматривать слово "подвиг", то его довольно сложно совершить, когда ты два месяца не видишь солнца, ты ничего уже не хочешь.

    С. ДОРЕНКО: Ты встаешь, проклиная себя, судьбу, депрессняк. Ты встаешь и куда-то бредешь, тащишь ноги, ненавидя все вокруг и себя тоже…

    Е. ФОМИНА: В грязи, в снегу, под низким свинцовым небом.

    С. ДОРЕНКО: В грязи, в жиже, в специальной жиже, и ты не знаешь, небо это или земля, потому что они смешиваются от этой грязи мерзкой. И у тебя на стекле в машине такая же мразь, зеркала заляпанные, ничего не видно. И такие же люди подвига рядом, о которых ты думаешь, что они кретины, они ломятся куда-то – все это и есть подвиг, это и есть подвиг.

    Е. ФОМИНА: Мелковат какой-то подвиг.

    С. ДОРЕНКО: Почему-почему? В Лиссабоне каком-нибудь ты сидишь, а там азорский антициклон…

    Е. ФОМИНА: В Лиссабоне тебе хорошо, я вот скажу, здесь можно ставить точку.

    С. ДОРЕНКО: Там азорский антициклон, который стоит посреди Атлантики и фигачит от Флориды летом до Италии, а зимой до Мологи где-то, зацепляя Анну-Люсию – азорский антициклон. Ты сидишь, солнце раскалывает небо, тебя люди…

    Е. ФОМИНА: Оно потрясающего цвета, такого глубокого голубого.

    С. ДОРЕНКО: Люди добрые, предрасположенные к философии, немножко жуликоватые, смотрят, что украсть, при этом едят вкусно, насыпают огромные тарелки, когда ты просишь порцию, в Португалии тебе приносят порцию примерно человек на восемь, такую гигантскую и так далее. И все совершенно в восторге, в восхищении, друг другу говорят комплименты и так далее. Это другая жизнь просто, она из-за солнца. У нас нет солнца, витамина D нет, ничего нет, понятно.

    Е. ФОМИНА: Становимся ли мы добрее летом?

    С. ДОРЕНКО: Мы летом наспех добреем, наспех, потому что мы точно понимаем, что это все вот-вот закончится, понимаешь? Мы летом я тебе скажу как, я это могу тебе сказать по сезону мотоциклетному. На самом деле лето – это мотоциклы во всяком случае для меня, это как бы маркер. Мы настолько жадно ждем мотоциклетного сезона, то есть лета и солнца, что мы его все как бы выпиваем в апреле, сейчас объясню. Еще холодно, еще +7-8, но уже солнце, много солнца, плохой асфальт, плохой, грязный асфальт, всюду песок на асфальте, все мерзко.

    Е. ФОМИНА: Ямы после зимы.

    С. ДОРЕНКО: Ямы, грязь, грязь, грязь на обочинах, всюду мерзко все, какие-то бумажки, собачьи какашки обнажаются, снег уходит и обнажает всю эту мерзость. А мы жадно любим все это, мы жадно любим, восторг, восторг. Мы садимся на мотоцикл, мы куда-то несемся, это все еще очень холодно, очень холодно еще, в +4 садишься, потом днем разогревается +8-9, и ты такой: "О, кайфово, уже тепло, тепло, +9", и совершенно другая жизнь. Потом май, а ты все еще ездишь, ездишь, ездишь… Ты уже начинаешь куртки, подстежки снимать, тебе все теплее и теплее. Май заканчивается, июнь… В июле уже лето надоело, надоело.

    Е. ФОМИНА: Нет, нет.

    С. ДОРЕНКО: Я тебе объясняю почему, потому что уже все. Ты в апреле так жадно жрала лето при +5, ты ее жрала не в коня корм, ела лето в апреле, это на три дня в Дубай слетать, окунуться, на три дня 20 апреля слетать…

    Е. ФОМИНА: Да, обязательно.

    С. ДОРЕНКО: До майских еще, до майских. В Дубае окунуться, +28 вода в заливе, все. Вернулась, и ты потом в июле понимаешь, что лето уже как бы приелось, потому что оно как-то и не нужно особенно. Начинаешь смотреть фотографии в Интернете какой-нибудь канадской зимы или финской земли с какими-то…

    Е. ФОМИНА: И она красивая, и ты думаешь: "А неплохо бы".

    С. ДОРЕНКО: И ты думаешь: "Как бы хорошо зимой-то". Ты обманываешь себя, потому что в Канаде зимой солнечно, и в Сибири зимой солнечно, ты себя обманываешь, ты придумываешь, ты же не знаешь, что ты живешь на самом деле, ты забываешь, что ты живешь в проклятой клоаке мира, где небо и земля смешиваются, зимой нет дня, вообще нет дня, постоянная ночь в тумане, ночь в тумане без солнца. И ты это понимаешь потом, только зимой ты это понимаешь. А когда ты смотришь зиму на картинках, это сибирская зима – вольготная, красивая, с хрустящим снегом чистым, понимаешь.

    Е. ФОМИНА: Елки такие, лапы в снегу.

    С. ДОРЕНКО: Елки, канадская зима.

    Е. ФОМИНА: Все красиво.

    С. ДОРЕНКО: Канадская зима – шикарно, сибирская зима – шикарно, кедры Дальнего Востока – красивые. Ты забываешь, что ты живешь в клоаке мира, понимаешь в чем дело? Ну и ладно, хорошо, ну и потом возвращаешься в клоаку потихоньку.

    Е. ФОМИНА: Да, зато три дня в этой клоаке, как вы выражаетесь, будет солнечным.

    С. ДОРЕНКО: В июле еще бывают утомительно жаркие ночи, и ты начинаешь грезить августовскими ночами – августовские ночи уже прохладные, и так приятно, можно спать с открытым окном там, где можно.

    Е. ФОМИНА: В Москве нельзя спать с открытым окном, я не верю в это.

    С. ДОРЕНКО: Нет, если у тебя… Это уже зависит, пойми. В Москве можно спать с открытым окном, если у тебя окно во двор, но там подростковый мат будет всю ночь – ну не всю ночь, но до полвторого.

    Е. ФОМИНА: Ну у вас приличный дом, у вас вряд ли такое может быть.

    С. ДОРЕНКО: Нет, почему? Я очень хорошо помню: если ты на улицу, то там рев машин и мотоциклов, кстати говоря (мотоциклисты-сволочи), а если ты во двор, то громкий, неумелый подростковый мат собравшихся школьников. Таким образом, тебе надо выбрать, чего тебе больше нравится – мат или рев мотоциклов.

    Е. ФОМИНА: Кондиционер.

    С. ДОРЕНКО: А в некоторых случаях исключительных это богатые школьники и богатые студенты уже, и тогда ты получаешь сразу два в одном: и рев мотоциклов, потому что они во двор приезжают на мотоциклах, и одновременно мат прекрасный, который не дает тебе спать до двух-полтретьего, вот так где-то. Поэтому лето ты начинаешь ненавидеть, потому что с открытым окном невозможно, с закрытым невозможно, ничего невозможно, насекомых полно, думаешь: "Вот твари-то, а, скорее бы зима".

    Е. ФОМИНА: Нет, я с вами не соглашусь, я не начинаю ненавидеть. Сентябрь, о котором ты тоже грезишь…

    С. ДОРЕНКО: Сентябрь ты грезишь, но ты не своим сентябрем грезишь.

    Е. ФОМИНА: Ты себе представляешь его, ты себе представляешь какой-то сентябрь…

    С. ДОРЕНКО: Не московским сентябрем ты грезишь никогда, никогда ты не грезишь московским сентябрем. Если бы ты жила на Дальнем Востоке, ты бы знала, что такое сентябрь. Сентябрь и октябрь на Дальнем Востоке – это красная тайга от множества красных листьев, красных, не желтых, а красных, желтые с красным вместе. Это красивейший… Дальний Восток и осень – это лучшее, что можно придумать. Лучше этого только Америка. Значит, Дальний Восток русский и Америка, это сентябрь-октябрь – это самое волшебное место, самое волшебное время, когда невероятная осень, невероятная красная тайга, невероятное солнце, постоянное в небе солнце, просто запредельное солнце, морозное утрецо, когда ты можешь в начале октября увидеть изморозь на траве, понимаешь, изморозь…

    Е. ФОМИНА: Подернутые тонким ледком лужи…

    С. ДОРЕНКО: Да. И потом бум, солнце бум! – как взрыв. И там, допустим, ледок, да, а потом +15 на солнце, +17 на солнце, ты раздеваешься, потому что жарко, ветра нет, ничего. Это потому что между муссонами (про Дальний Восток сейчас говорю, в Америке тоже, но там другая тема немножко по ветру) есть такой провал – он в апреле и сентябрь-октябрь, когда муссон летний юго-западный заканчивается, который дождь тащит и все, а зимний муссон северо-восточный еще не начался. Вот северо-восточный, который кладет тебе в пополам всю зиму, не начался. И вот здесь волшебство просто. Если ты поедешь когда-нибудь на Дальний Восток, просто я тебе советую, реально советую – надо поехать в Приморский край, лучше сразу в Приморский край. Хабаровский край тоже красиво, но лучше Приморский край, прямо вот где-нибудь 10-15 сентября, и забуриться туда недели на три – это волшебство волшебное. Нужна связь с военными и погранцами, потому что там все ими оцеплено и более-менее приличные места все закрытые зоны, поэтому только нужно ехать, зная, что тебя там ждут военные или погранцы. Дальний Восток, сентябрь, начало октября – волшебство. В Америку в любое время, но лучше осенью тоже все равно.

    Е. ФОМИНА: Хорошо, а в Москве-то что делать?

    С. ДОРЕНКО: В Москве не бывает…

    Е. ФОМИНА: У нас есть два дня в сентябре, у нас есть три дня зимой, когда вдруг случайно вылезает солнце.

    С. ДОРЕНКО: Да, у нас есть апрель, у нас все-таки есть апрель.

    Е. ФОМИНА: Он не очень хороший, он нас радует просто потому, что мы уже обалдевшие от этой зимы бесконечной…

    С. ДОРЕНКО: Да, опьяневшие. Конечно, апрель, у нас тем не менее он есть. Вот апрель – это счастье, апрель – это счастье в Москве. Апрель, эти девочки, которые стараются показать животики на полуморозе еще, пытаются раздеться.

    Е. ФОМИНА: Конечно, тут же начинаешь носить босоножки, потому что ты не можешь больше видеть сапоги эти чертовы.

    С. ДОРЕНКО: Опротивевшая зима, омерзение, грязь, при этом… Я как-то приехал к одному лондонскому изгнаннику, а он ждал от меня плохого рассказа о России, плохого.

    Е. ФОМИНА: Все изгнанники ждут плохого о России.

    С. ДОРЕНКО: Абсолютно верно. Он хотел, чтобы я ругал Россию. И я помню, что он сидит с супругой у себя чуть западнее Лондона в имении, прекрасном имении, огромное имение, холмы эти, лужайки, лани ходят просто так, дикие причем.

    Е. ФОМИНА: Мы уже его не любим.

    С. ДОРЕНКО: Да-да. И он мне говорит: "Ну как там в Москве?" А я понимаю, что он ждет ответа, что в Москве ужасно, все стонут под игом. И я ему говорю: "Слушай, Москва – волшебство". У него глаза поднимаются, брови поднимаются. Я говорю: "Волшебство пьянящей красоты – весна, почки на вербах, почки на березах, сережки, травка, улыбки…"

    Е. ФОМИНА: Голубое небо, солнце.

    С. ДОРЕНКО: "…голубое небо, горящие глаза, летящие взоры девчонок – ты не представляешь, боже, как волнующе хороша Москва!" В Москве есть апрель, апрель есть, у нас есть апрель, а потом все, больше ничего нет.

    Е. ФОМИНА: Печально.

    С. ДОРЕНКО: Ну и бывает доля какая-то мая, какая-то доля мая.

    Е. ФОМИНА: Самое начало, вероятно.

    С. ДОРЕНКО: Ну самое начало. Иногда оно смещается.

    Е. ФОМИНА: Или самый конец.

    С. ДОРЕНКО: Потом уже черемуховые холода и начинается всякое дерьмище опять.

    Е. ФОМИНА: И опять ты начинаешь страдать, потому что тебя опять бросает как будто в какой-то октябрь…

    С. ДОРЕНКО: Черемуховые холода. И главное, тебе объясняют такие какие-то староверы, окружают тебя и говорят: "Ну черемуховые холода", а ты говоришь: "Чтоб вы сдохли все".

    Е. ФОМИНА: А потом еще дуб начинает распускаться, и тебе второй раз говорят: "Сейчас дуб распускается".

    С. ДОРЕНКО: Потом дуб начинает, да. Потом поет соловей... "О, соловьи, О томный бред сирени…" Тоже хорошо опять, где соловьи поют. "Томный бред сирени…" Может быть, она даже совпадает с холодами, кстати говоря, потому что сирень и черемуха бывает, что и одновременно.

    Е. ФОМИНА: Ну тут по-разному бывает, и соловьи, в общем, довольно долго поют. Но тут еще проблема, ты хочешь уже раздеться (это я сейчас рассказываю со стороны как женщина): мне хочется раздеться, мне хочется показать ноги, а они зеленые.

    С. ДОРЕНКО: Да, да… Ноги зеленые?

    Е. ФОМИНА: Конечно, зеленые.

    С. ДОРЕНКО: А почему?

    Е. ФОМИНА: Потому что я всю зиму сидела в одежде, солнца не было, откуда же им быть не зелеными?

    С. ДОРЕНКО: А, вот что.

    Е. ФОМИНА: Я вроде честно ходила в солярий, но все равно это тебя не спасает.

    С. ДОРЕНКО: Мать, мы смотрим на форму и на движения, а не на цвет. Нам пофиг, хоть зеленые, хоть не зеленые.

    Е. ФОМИНА: Тебе кажется, что ты зеленая, тебе печально от этого…

    С. ДОРЕНКО: Я должен сказать, что когда нам показывают женские ноги, мы абсолютно дальтоники, хоть красные, черные еще лучше, нет проблем. Только женские.

    Е. ФОМИНА: Хорошо, вы меня сейчас как-то утешили…

    С. ДОРЕНКО: Главное, женские ноги и чтобы они как-то двигались, и все.

    Е. ФОМИНА: Но мы-то смотрим на себя иначе, мы понимаем, что мы зеленые, ты не можешь раздеться, ты страдаешь от этого...

    С. ДОРЕНКО: Ты очень придирчива.

    Е. ФОМИНА: …и думаешь, что надо немедленно куда-нибудь улететь…

    С. ДОРЕНКО: Ты очень придирчива.

    Е. ФОМИНА: …чтобы подзагореть.

    С. ДОРЕНКО: Нет, нам нравится все равно. Пожалуйста, зеленые так зеленые, пусть будут зеленые, хорошо, я согласен. Я в этом смысле не расист: зеленые и все, ну и хорошо.

    Е. ФОМИНА: Хорошо, ладно.

    С. ДОРЕНКО: Главное женское там не ноги, на самом деле, но ладно, потом объясню.

    Е. ФОМИНА: Интересно, любопытно, я-то считаю, что ноги.

    С. ДОРЕНКО: Нет-нет.

    Е. ФОМИНА: Вы знаете, кому что природа дала, тот и считает то главным. Вот у меня есть ноги, и я считаю, что ноги главное.

    С. ДОРЕНКО: Почему ноги?

    Е. ФОМИНА: Потому что у меня ноги красивые, поэтому они главные.

    С. ДОРЕНКО: Ну попробуй объяснить это биологически.

    Е. ФОМИНА: Биологически? Ноги из интересного места, например, начинаются, к которому вы все стремитесь, мужчины.

    С. ДОРЕНКО: Все объяснила, да.

    Е. ФОМИНА: Объяснила?

    С. ДОРЕНКО: И поэтому понятно, что главное не ноги.

    Е. ФОМИНА: Но путь… Как это, "идя к цели, наслаждайся путем".

    С. ДОРЕНКО: Ну да.

    Е. ФОМИНА: Ну вот, ты же идешь.

    С. ДОРЕНКО: Видишь, ты становишься даосом потихоньку. Совершенно справедливо: наслаждайся путем.

    Е. ФОМИНА: Поэтому тебе хочется, чтобы путь был красивый.

    С. ДОРЕНКО: А цвет безразличен, безразличен. Пожалуйста, хоть желтые, хоть в крапинку, неважно.

    Е. ФОМИНА: Ну, в общем, вот эти зеленые ноги, к которым ты относишься придирчиво, ты не можешь их показать, потому что они зеленые (я все-таки настаиваю)…

    С. ДОРЕНКО: И потом сразу август и все.

    Е. ФОМИНА: А потом сразу август и все, а в августе ты едешь в отпуск как дура.

    С. ДОРЕНКО: А вот радуйся, что ты не живешь где-нибудь в Мурманске, радуйся, что ты не живешь в Архангельске, радуйся, что ты не живешь в каком-нибудь Сыктывкаре, радуйся, что не в Норильске. Есть люди, которые там живут – вот где попали так попали.

    Е. ФОМИНА: Не знаю, мне кажется, что они там уже не должны жить. То есть если тебе так сильно не повезло, что ты живешь в Норильске…

    С. ДОРЕНКО: Может, и не должны, но им там платят, специфика.

    Е. ФОМИНА: До сих пор.

    С. ДОРЕНКО: Ты живешь в ужасном месте, у тебя всегда один резон, всегда один резон.

    Е. ФОМИНА: Я живу в Москве, это тоже место так себе, но конкретно за то, что я живу в Москве, мне не платят.

    С. ДОРЕНКО: Как это не платят, когда платят?

    Е. ФОМИНА: Нет, мне платят, но не за то, что я живу здесь, а за то, что я здесь работаю. Чувствуете разницу?

    С. ДОРЕНКО: Да как тебе сказать… Понимаешь, в чем дело…

    Е. ФОМИНА: Нет, ну я все-таки работаю.

    С. ДОРЕНКО: Я не знаю, я не знаю. Нет, потом все-таки здесь хороший коллективчик...

    Е. ФОМИНА: Это правда.

    С. ДОРЕНКО: …10 миллионов человек хороших людей, представляешь? Сразу собрались: москвичи – хорошие люди. Ну правда хорошие.

    Е. ФОМИНА: Вы когда москвича-то видели живого в последний раз?

    С. ДОРЕНКО: Я москвича вижу постоянно, на самом деле. Я хожу в этот самый "Дикси", там кручусь с москвичами или там…

    Е. ФОМИНА: В "Дикси" плохие москвичи, зачем вы туда ходите?

    С. ДОРЕНКО: Нет, хорошие, у нас все хорошие. В "Дикси" хожу, в "Перекресток" хожу (сегодня в 6 утра ходил).

    Е. ФОМИНА: Кошмар.

    С. ДОРЕНКО: Потом куда еще хожу… В "Молодую гвардию" хожу (пластилин), в "Детский мир" вчера ходил пластилин покупал. Не-не, я дофига москвичей вижу, постоянно вижу. Во-первых, это очень правильные люди, уважительные. Вообще москвичи охренительные, просто скажу: нам повезло с москвичами. Я должен сказать, что нам не повезло почти во всем, кроме москвичей. Москвичи действительно изумительные люди: красивые, уважительные, ироничные, вежливые, деликатно не желающие друг друга обидеть, они верят слезам несмотря на то, что…

    Е. ФОМИНА: …утверждает этот фильм странный с отвратительным москвичом, кстати, в главной роли.

    С. ДОРЕНКО: Да, современный москвич верит слезам, вообще просто правильный чувак и правильные девки, все правильные.

    Е. ФОМИНА: Потрясающе, я считаю.

    С. ДОРЕНКО: Да. Я люблю Москву за людей, за людей, больше ее любить так особо не за что, за людей.

    Е. ФОМИНА: Но она красивая, ну ладно.

    С. ДОРЕНКО: Ну так, ну так…

    Е. ФОМИНА: Ну смотря…

    С. ДОРЕНКО: Нет, люди, Москва – это люди, это главная фигня и все. Ради людей я готов здесь жить еще сто лет, честное слово.

    Е. ФОМИНА: Главный редактор радиостанции "Говорит Москва" Сергей Доренко сегодня у нас в новогоднем эфире рассуждает о Москве, людях и о чем-нибудь еще. А о чем еще, вы узнаете тут же после новостей и рекламы.

    НОВОСТИ

    Е. ФОМИНА: Мы продолжаем. Сергей Доренко, главный редактор радиостанции "Говорит Москва" сегодня у нас здесь. Я Евгения Фомина. Говорили о разном, а сейчас давайте все-таки о Новом годе, это же новогодний эфир, правда.

    С. ДОРЕНКО: О Новом годе. Полностью бессмысленная дата.

    Е. ФОМИНА: Ничего для вас не значит?

    С. ДОРЕНКО: Нет, она вообще ни для кого не значит. Ну что она может значить?

    Е. ФОМИНА: Ну у вас есть какие-то вехи? Я вот, например, хотела очень отдать перед Новым годом все свои долги, у меня их было нечеловечески много, и для меня это было показательно.

    С. ДОРЕНКО: Я очень хотел, чтобы мне отдали долги тоже, прямо мечтал, и никого это не парит вообще, все спокойно совершенно делают рыбьи глаза, не отдают и все.

    Е. ФОМИНА: Неприятные люди.

    С. ДОРЕНКО: Нет абсолютно.

    Е. ФОМИНА: Сразу видно, что не я вам должна.

    С. ДОРЕНКО: Да, а видите как.

    Ну хорошо, значит, Новый год. Представь себе, что в одной галактике – а галактик миллиарды, миллиарды… В каждой галактике, представь себе, один миллиард звезд.

    Е. ФОМИНА: Это уже слишком много для меня, но давайте.

    С. ДОРЕНКО: Миллиарды, в каждой галактике миллиард звезд. Вокруг каждой звезды вертятся такие какашечки, которые называются планетами. На одной из какашечек, которая называется Землей, расплодились странные чубрики такие, чубрики. Говорят, что они люди, но черт его знает, разобраться трудно. И ты мне говоришь, они… Дальше, как они исчисляют время, можно я тебе объясню? Глядя на универсум, где миллиарды галактик с миллиардами звезд и триллионами планет, всей этой канители и какашечек всяких, чубрики на этой какашечке исчисляют сутки в зависимости от того, как эта какашечка вертится вокруг самой себя, а исчисляют год в зависимости от того, как эта какашечка носится вокруг их звезды. Звезда, надо сказать, так себе, звезда…

    Е. ФОМИНА: Звездюлинка.

    С. ДОРЕНКО: Звезда такая, как это сказать, какая-то такая ханышка маленькая, ну правда, это несерьезная звезда, несерьезная, так себе звезда. И, значит, они говорят: "Вот эта какашечка сделала оборот вокруг вот этой вот фитюлечки – значит, это год. Ну и че? Просто с точки зрения космоса ты смотришь на них и думаешь: "Боже милостивый, вот идиоты". Вот представь себе, что ты… Причем они же время исчисляют какими-то там миллиардами лет, еще что-то. Представь себе, что ты мыла посуду, закрыв пробкой сток в раковине. Помыла посуду, у тебя остался какой-то мусор, грязь, какие-то макаронины, там все вместе, все это с "Fairy" приправлено.

    Е. ФОМИНА: Конечно, да, жирным слоем этой пены.

    С. ДОРЕНКО: Пена и все это вместе. Дальше ты открываешь пробку, и эта вода по спирали начинает заходить в раковину, смывается, или в унитазе то же самое, она начинает смываться. Вот за это время на одном из кусочков грязи смытой, на макаронине, кусочке макаронины развивается жизнь каких-то вирусов, которые начинают исчислять время в зависимости от кругов, которые они делают по пути в смывную канализацию. Бред. Вы знаете, мы здесь живем уже миллиарды лет, с их точки зрения, понятно, да? Они начинают исчислять, у них идут какие-то войны, Сталин у них какой-то, Владимир Креститель перед этим еще был, Генрих VIII какой-то был в соседней стране, понятно? На этой же самой макаронине, но с другой стороны был Генрих VIII, еще что-то.

    Е. ФОМИНА: Да, я понимаю. А для меня это макаронина, и мне хочется, чтобы она уже ушла наконец в эту трубу.

    С. ДОРЕНКО: А ты смотришь, как это сливается в канализацию, и думаешь: "Что-то это… Может быть, их вантузом немножко побеспокоить, чтобы побыстрее?" А оно смывается и все. Поэтому все наши рассуждения о годе… Год нет никакого, товарищи. Год – его нет, года нет. Это какашечка крошечная, микроскопическая, равная примерно нулю по сравнению с универсумом, неразличимо стремящаяся к нулю, это какашечка. Она летает вокруг маленького уголечка, крошечного, микроскопического уголечка, которое называется Солнцем, и вся эта канитель несется в канализацию, понятно, да? И вы исчисляете это как год? Товарищи, не смешите меня, пожалуйста – какой год, какой нахрен год? Вы вообще… Все эти микробы рассуждают про какой-то год: "Мы сделали уже одно вращение вокруг слива в канализацию – боже милостивый, как нам повезло". Ну хорошо, молодцы, давайте хлопать в ладоши.

    Е. ФОМИНА: Нет, ну это все очень здорово. Это если мы уйдем от летоисчисления… Давайте. Мы будем хлопать в ладоши?

    С. ДОРЕНКО: Нет, не будем. А зачем? Вы летите в канализацию, товарищи, все вы летите в канализацию, понятно, да?

    Е. ФОМИНА: Но у нас нет же все равно шансов прекратить это "летение" в канализацию?

    С. ДОРЕНКО: Нет никаких шансов, да – надо с восхищением это наблюдать, с восхищением.

    Е. ФОМИНА: Вот, и хлопать в ладоши.

    С. ДОРЕНКО: Можно хлопать, можно не хлопать, на мой взгляд, это бессмысленно.

    Е. ФОМИНА: Вы хлопали?

    С. ДОРЕНКО: Я не особо хлопаю. Я вообще в Новый год думаю, что если это врата времени, то вообще не Новый год, а ночь с 21 на 22 декабря – солнцеворот. Важные даты, давайте их отметим: 22 декабря – важная дата, солнцеворот; затем абсолютно важный гадательный Новый год по-китайски 4 февраля; этот гадательный Новый год начинается всегда 4 февраля по солнцу, а рядом с ним где-то болтается лунный Новый год, но это меньшее значение имеет с точки зрения Баоцзи, фэншуя все это меньшее значение имеет. Тем не менее мы имеем 22 декабря (солнцеворот), 4 февраля, начало весны, солнце на середине к 22 марта. 22 марта и соответственно 22 июня – между ними 5 мая.

    Е. ФОМИНА: 5 мая – это что?

    С. ДОРЕНКО: Это серединочка между…

    Е. ФОМИНА: Равноденствием и солнцестоянием.

    С. ДОРЕНКО: Абсолютно верно, мы ищем серединочки. 22 июня – солнцеворот, равноденствие. Потом, соответственно, солнцеворот опять, 22 июня – принципиально важная дата. Если мы следим аз какашечкой и ее вращениями вокруг уголечка, то хорошо вот так, да. Потом, соответственно, 22 сентября и 5 августа, принципиально важная дата, 5 августа.

    Е. ФОМИНА: Да.

    С. ДОРЕНКО: Ну и так далее. Покочевали дальше – 4 ноября, как вам не станет смешно, День народного единства (там тоже переход), и 22 декабря, опять вернулись. Это если наблюдать за вращением какашечки, все. Все остальные даты так себе. И вот в эту дату, 22 декабря, надо найти минуточку и как бы проявить благое, как это сказать, благомыслие какое-то, благонастроение, благопожелание, благовосприятие перехода во врата времени, понимаешь? То есть эти врата времени, если их вообще котировать, а на самом деле они ничего не стоят… Надо это точно понимать, что все эти врата времени ничего не стоят. Но если играть в том, что они стоят, то вот в эти деньги нужно найти минуту и помедитировать, сосредоточиться и сосредоточенно благовоспринять переход, с удовольствием и восхищением, перенять переход во врата времени. Просто.

    Е. ФОМИНА: Стоит ли за створкой этих врат ожидать чего-то большего?

    С. ДОРЕНКО: Ничего не надо ожидать, да и врата эти дерьмо полное. Мы должны точно понимать, что это все чушь, но если это не чушь, если это не чушь, если мы играем в то, что это не чушь, то надо испытать чувство благовосприятия и благопожелания времени, вратам времени. За ними ничего не проследует, ничего, так же как и перед ними, однако, может быть, это благовосприятие подарит нам некое чувство гармонии, понимаешь? И вот это – я все продолжаю китайщину – карп прыгает один раз в 500 лет и становится драконом или нет. То есть есть такие врата времени, когда ты совершаешь качественный переход. Карп живет в реке 500 лет, в течение 500 лет – это легенда, понятно, да? – он может прыгнуть (а он и прыгает) и плюхнуться назад.

    Е. ФОМИНА: И ничего не случится.

    С. ДОРЕНКО: Абсолютно ничего, абсолютно ничего. Ты плюхаешься назад, плюхаешься животом своим карпьим, рыбьим об воду и все, дурак был и дурак остался, молодец.

    Е. ФОМИНА: Но он попытался.

    С. ДОРЕНКО: Но попытался. А один раз в 500 лет, если он прыгнет в правильной точке времени, в правильной точке пространства, если все сойдется, он станет драконом.

    Е. ФОМИНА: Но от него, опять же, ничего не зависит.

    С. ДОРЕНКО: Нет, зависит – воля, воля и решимость сделать шаг. И от человека так. Вот послушай меня, ты много раз видела, что многие твои друзья – одноклассники, очень легко проверяться на одноклассниках, одногруппниках университетских – были умнее тебя в разы, интереснее тебя в разы, отжимались в десять раз больше, ноги имели (как ты про ноги сейчас рассказывала), например, на десять сантиметров длиннее…

    Е. ФОМИНА: Да где же вы такие ноги видели, да о чем вы говорите?

    С. ДОРЕНКО: Да ну ладно, ну вдруг, ну вдруг. Ну хорошо, на три сантиметра больше. Вот они вот такие были, и в общем, серые мыши, смотреть на них неинтересно, потому что они ни разу не выпрыгнули из реки, а если бы выпрыгнули, то некстати, а если выпрыгнули некстати, то для них это стало страшным уроком и депрессией, они не смогли пережить поражения, они больше никогда не прыгали и в правильной точке тоже не прыгали.

    Е. ФОМИНА: Такое ощущение, что они прыгнули и упали обратно не в реку, а в лужу.

    С. ДОРЕНКО: Вот-вот, по ощущению. Они себя позорят за это, становятся курящими, пьющими, унылыми существами, которые, собственно говоря… Им и жить-то не надо, в общем – ну не надо, им не нужна эта постылая жизнь…

    Е. ФОМИНА: Но они проводят энергию…

    С. ДОРЕНКО: …они проводят ее плохо как-то, с какими-то завихрениями дурацкими, понимаешь? А кто-то сделал шаг, сделал шаг. И вот этот кто-то сделал шаг и улетел в собственном развитии: он стал выдающимся ученым, он стал интересным режиссером, он стал еще кем-то, понимаешь? Он сделал шаг. И вот на самом деле дело не в том, кто ты, лучше или хуже, а на самом деле твое развитие определяется волей, твоей волей быть карпом, прыгнуть из реки и стать драконом, стать драконом.

    Е. ФОМИНА: Сколько раз карп может прыгать из реки?

    С. ДОРЕНКО: Сколько хочешь.

    Е. ФОМИНА: Сколько хочешь?

    С. ДОРЕНКО: Все будут смеяться, конечно, если он будет постоянно прыгать, и скажут: "Идиот и все, больше ничего". Но он должен прыгнуть, он должен почувствовать… Это глубочайшая, невероятная интуиция, когда время зовет тебя: "Дурак, прыгай, прыгай, дурак, давай, пошел, пошел, пошел". Время шепчет тебе: "Пошел, сделай шаг". Время может тебя разыгрывать: ты шагнул, а оказалось, в яму – ну и дурак. Дурак, а что сказать? Но всем смешно. А ты такой… А время иногда шепнет: "Давай, пошел", и ты пошел… и стал драконом.

    Е. ФОМИНА: И испугался.

    С. ДОРЕНКО: А кто-то раз! – и затормозил: "Ой…"

    Е. ФОМИНА: Да: "Ты уже идешь? – "Да-да-да, сейчас-сейчас…", а все, момент прошел.

    С. ДОРЕНКО: А что люди скажут?

    Е. ФОМИНА: А что люди скажут?

    С. ДОРЕНКО: А я не знаю, что люди скажут.

    Е. ФОМИНА: А это вообще важно?

    С. ДОРЕНКО: Нет, не знаю. Не знаю. Потому что есть такая тема шизофренической ситуации у Бейтсона и у Сельвини Палаццоли, которую надо решить, понимаешь? Она описывается очень просто: нельзя сделать, нельзя не сделать, запрещено обсуждать. Подумай: нельзя сделать, что-то нельзя сделать, ты не имеешь права это делать, нельзя не сделать, потому что просто все сложилось, что ты должна это сделать, а это нельзя, и это запрещено обсуждать, и это шизофреническая ситуация. Я как-то говорил со специалистами, которые изучают Бейтсона, и с переводчиком Бейтсона, говорил с Федором: "А что же делать?" А он говорит: "Дело в том, что когда ты оказываешься в ситуации "нельзя сделать, нельзя не сделать, запрещено обсуждать", ты должен сделать, потому что оказавшись по ту сторону этой ситуации, ты поймешь, что ты сделал глупость, но жизнь будет уже другой". А если ты не сделаешь – внимание – …

    Е. ФОМИНА: …то ничего не изменится.

    С. ДОРЕНКО: …ты останешься в кошмаре.

    Е. ФОМИНА: В котором нельзя не сделать, и ты сидишь в нем, а сделать…

    С. ДОРЕНКО: Ага, ты будешь годами в кошмаре, годами, годами. Рубить гордиев узел. Понимаешь, в чем дело?

    Е. ФОМИНА: Понимаю.

    С. ДОРЕНКО: Но ты подошла к ситуации. Вот давай, подумай об этом. Ты подошла к ситуации, что это делать нельзя, ну просто все осудят тебя, все осудят, просто скажут, про тебя что-нибудь скажут: "дура", "шалава", не знаю, что-то скажут, плохо скажут, окей. Но ты понимаешь, что у тебя прямо рвется душа, что надо сделать, рвется душа, что надо сделать.

    Е. ФОМИНА: И я, конечно, делаю.

    С. ДОРЕНКО: И это запрещено обсуждать, нельзя обсуждать, стыдно. Ну как это, с кем ты будешь обсуждать? – нельзя. Значит, поскольку это так, ты можешь отшатнуться на шаг назад, и ты с этим кошмаром будешь жить всю свою жизнь, всю. Сколько тебе осталось? – 40 лет, не знаю – ты будешь все время говорить себе, что я дура. Это может затекать, будет затихать, затихать, через какие-нибудь 20 лет затихнет. Но с высокой вероятностью ты будешь долго жить в кошмаре, который тебя исковеркает. Сделай, сделай, сделай! – и ты окажешься по ту сторону кошмара, по ту сторону. Например, ты сделаешь и скажешь: "Вот я дура, а".

    Е. ФОМИНА: Но кошмар-то закончился, начался другой.

    С. ДОРЕНКО: Да, кошмар закончился, абсолютно. Ты скажешь: "Черт, и дура, и шалава, честное слово, но я сделала, я сделала, я по ту сторону, я по ту сторону, я прекратила сидеть в этой шизофрении, шизофрения закончилась, я по ту сторону". Нельзя быть в шизофрении, понимаешь? – сделай, окажись по ту сторону. И когда ты по ту сторону, ты себя ругаешь, но ты сделала, тебе по крайней мере есть за что себя ругать, есть за что себя ругать, понимаешь? Вот и все. Значит, я так поехал на войну в Анголе, например (там по гражданке, но все равно на юг Анголы, где велись боевые действия). Заходит наш декан (ну просто с молодости)… Нет, да все время я так решаю вопросы все.

    Предки мне говорят: "Мы тебя оставляем в Волгограде, трехкомнатная квартира в центре, поступаешь в мед". Я говорю: "Хорошо, да, но нет, я поеду в Москву". Предки такие: "Черт, черт, черт, мы потеряем эту квартиру", – там оставляли, только если я прописан и остаюсь, понятно? Черт, начинают меня ругать, клясть, все. Хорошо, я еду в Университет дружбы народов, в университете учусь-учусь-учусь, неважно, но там много тоже таких выборов промежуточных. Потом приходит декан и говорит: "Товарищи, кто поедет в Мозамбик переводчиком на год, пока контракт на год?" Я такой секунду думаю, смотрю на одну девчонку (у нее португальский, как мне казалось, сильнее, чем у меня). Я смотрю на нее, она молчит, раз! – и глаза опускает, типа нет. и я такой: "Я!" И все, Мозамбик. Меня оформляют в Мозамбик, потом говорят: "Ну, давай, поезжай", а мне три недели до защиты диплома. Я говорю: "Не поеду, я не поеду". – "Почему?" – "На 20% меньше платят, если у тебя нет диплома, не поеду". – "Идиот, сволочь, скотина, никуда вообще не поедешь". Я говорю: "Отлично". А у меня все оформлено, через КГБ оформлено. Через три недели звоню им: "Чего, ребят?"

    Е. ФОМИНА: "Еду?"

    С. ДОРЕНКО: Они говорят: "В Анголу, в Мозамбик мы уже отправили человека – ты оформлен, так что едешь в Анголу". – "Окей, еду". – "Но там война, чтоб ты знал". – "Хорошо, война и война, нормально", понимаешь? И вот так всю жизнь я думаю: "Лучше сделать", понимаешь, в чем дело? Там, я не знаю, Чернобыль: кто в Чернобыль? – я. Лучше сделать. Потому что… А в основном-то люди себя берегут.

    Е. ФОМИНА: Для того чтобы сделать, нужно искать эту пространственно-временную точку?

    С. ДОРЕНКО: Надо чувствовать, что время дает тебе пас, надо чувствовать время, надо чувствовать, что оно дает тебе пас, надо чувствовать и брать. Ну и, конечно, можно как фокстерьер носиться за любым теннисным мячиком, хозяин…

    Е. ФОМИНА: Можно прыгать как карп каждую минуту.

    С. ДОРЕНКО: Можно прыгать, как карп, но надо рассчитать, когда ты станешь драконом, рассчитать точно. Надо рассчитать, а потом нарушить расчет. Понимаешь, в чем дело? – это же сочетание расчета с интуицией: ты рассчитываешь, рассчитываешь, рассчитываешь грязно, цинично все это рассчитываешь, рассчитываешь, рассчитываешь, потом устаешь от этого, встаешь и делаешь наоборот, делаешь наоборот, все расчеты опрокидываешь, бумагу, на которой расчеты, рвешь и говоришь: "Да пошло все". И бам! – и делаешь все, все делаешь и все, и все клево, понимаешь, все клево.

    Е. ФОМИНА: Но должно накипеть.

    С. ДОРЕНКО: Ну сначала считаешь, пока себя не доведешь расчетами, расчетами доводишь себя до понимания, что этого делать нельзя, после чего делаешь спокойно все, делаешь спокойно все нафиг и все, тогда хорошо получается.

    Е. ФОМИНА: Мне нравится.

    С. ДОРЕНКО: Да, это правильный способ, это правильный способ. Всегда так: время тебе шепчет какие-то вещи, их надо слышать. Если ты не слышишь, ты будешь все время посредственностью. Хочешь быть посредственностью? – тоже неплохо, кстати говоря. Посредственностью тоже неплохо.

    Е. ФОМИНА: Вообще неплохо.

    С. ДОРЕНКО: Неплохо.

    Е. ФОМИНА: Уютненько, удобненько.

    С. ДОРЕНКО: Да. Но если хочешь как-то оттолкнуться, прыгнуть из реки и стать драконом, то надо прыгать из реки, но точно понимать, когда и где. Вот и все.

    Е. ФОМИНА: А те, кто бесконечно скачут из этой реки и так и не становятся драконами?

    С. ДОРЕНКО: Они смешные, над ними все издеваются. Значит, у них нет интуиции, у них нет…

    Е. ФОМИНА: Но это не их вина?

    С. ДОРЕНКО: Нет, дурачки просто, дурачки, прыгают. Задрыги. Они все равно оказываются при больших начальниках, но такими адъютантами, денщиками типа подай-принеси, созвонись, помощниками, понимаешь, нет в них масти настоящей. Дерзость, желание пригреться где-то есть, но это все обслуга, лакеи, их дело лакейское, они будут в лакейской сидеть, рассуждать о господах рядом с господами, но в лакейской.

    Е. ФОМИНА: Сидеть в лакейской лучше, чем быть посредственностью, или хуже?

    С. ДОРЕНКО: Трудно сказать. Вот здесь большой спор, на самом деле, большой спор.

    Е. ФОМИНА: Можно просто плавать и не быть смешным, и не скакать, как дурак, в этой реке.

    С. ДОРЕНКО: Москвичи любят лакейскую, сами москвичи. Почему? – потому что здесь все-таки власть близко, здесь вот пахнет деньгами, пахнет властью.

    Е. ФОМИНА: Попасть в лакейскую несложно.

    С. ДОРЕНКО: Я помню, я говорил с одним москвичом, и он мне говорит (это был пожилой человек): "Я Суслова (это был член политбюро, большой чин) вот такого, как тебя, видел". Я говорю: "Ну, круто". А потом он говорит: "А я Ким Ир Сена (первого самого диктатора Северной Кореи) вот такого, как тебя, видел", "А я потом Громыко вот такого, как тебя, видел". Я думаю: черт, чувак вообще неслабо работал. Знаешь, где он был? В оцеплении милицейском. Он стоял в оцеплении на вокзале.

    Е. ФОМИНА: Это смешно.

    С. ДОРЕНКО: На вокзале. И он говорит мне: "Вот Суслова вот такого, как тебя, видел; Ким Ир Сена вот такого, как тебя, видел. И Громыко вот такого, как тебя, видел". Я говорю: "Охренеть". Оказывается, он стоял в оцеплении, просто стоял в кальсонах, в форме, в мундире, в тельняшках, в свитерах, стоял в оцеплении по 6-8 часов, ждал поезд, потом соответственно оцеплял поезд и так далее. Это москвич, москвичи любят…

    Е. ФОМИНА: А он гордится.

    С. ДОРЕНКО: Он гордится, абсолютно гордится. Лакеи очень гордятся, лакеи всегда гордятся. Москвичи любят быть в лакейской, любят, потому что они все время… Ты говоришь с кем-то, а тебе говорят: "А вы знаете, кем была моя тетя, чья я внучатая племянница?"

    Е. ФОМИНА: Двоюродная бабушка.

    С. ДОРЕНКО: Да, двоюродная бабушка. Ты такой говоришь: "Кем?"

    Е. ФОМИНА: С придыханием.

    С. ДОРЕНКО: "Она работала в секретариате в Кремле". Ты говоришь: "А кем?" – "Ну печатала на машинке в секретариате в Кремле. И вот когда было кремлевское дело, ее выгнали оттуда, по кремлевскому делу пострадала". Ты говоришь: "Боже милостивый". Вот это тоже москвичи, тоже москвичи. Они любят гордиться самой лакейской, что это была лакейская такая. Нет, я хвалил же москвичей перед этим, что же мы мне портите всю игру?

    Е. ФОМИНА: Ничего мы вам не портим, вы сами самостоятельно делаете.

    С. ДОРЕНКО: Вы меня увлекли в ругательство москвичей. Нет, москвичи любят лакейскую, что говорить, это правда, потому что они все время очень близки к каким-то… Они вот такого, как тебя, вот такого, как тебя, видели кого-то, понимаешь? Вот такого видели. Вот сегодня утром шел – и он идет вот так и все. Кто это был? – не знаю, но вот такого, как тебя, видели.

    Е. ФОМИНА: Я не знаю, здесь все время ходят какие-то люди, я их постоянно… вижу.

    С. ДОРЕНКО: Это очень по-московски, очень по-московски – гордиться, что ты их видел вот так.

    На самом деле давайте, наоборот, хвалить всех. Москвичи – чудо, душевные люди, хорошие, правильные. Что еще? – год будет хороший, но никакущий, потому что там две почвы по-китайски, вообще говоря, никакущий год будет. Но потом в следующем вроде бы какие-то надежды есть.

    Е. ФОМИНА: В этом году не надо прыгать из реки?

    С. ДОРЕНКО: Не надо никуда прыгать, надо сидеть тихо и смотреть на ту почву подлую, которая для каждого, конечно, свое означает, кому-то и повезет, кому-то и повезет.

    Е. ФОМИНА: Может быть, надо посадить в нее что-то?

    С. ДОРЕНКО: Мне должно повезти в 2019-м примерно, в легкую, слегонца, чуть-чуть повезет в 2019-м, а в 2018-м надо перетоптаться, перетоптаться.

    Е. ФОМИНА: А почему вам повезет в 2019-м?

    С. ДОРЕНКО: По фэншую, мы же мистики, большие мистики, хотя на это все наплевать. Очень важно помнить, очень важно помнить, что все, о чем говорили перед этим – наплевать и забыть.

    Е. ФОМИНА: Полная чушь. То есть я вообще не поняла, о чем мы сейчас целый час сидели с вами разговаривали.

    С. ДОРЕНКО: Полная чушь, абсолютная, даже стыдно, что мы тратили время на такую чушь. С Новым годом, товарищи – это тоже чушь вдобавок.

    Е. ФОМИНА: Но тем не менее.

    С. ДОРЕНКО: Да.

    Е. ФОМИНА: Это был Сергей Доренко, который на протяжении 50 минут чистого времени…

    С. ДОРЕНКО: …излагал чушь.

    Е. ФОМИНА: …излагал чушь. Мне неловко об этом говорить. Я не знаю, мне кажется, он меня сейчас пойдет и уволит после этого всего, потому что я сказала, что мой шеф нес чушь целый час.

    С. ДОРЕНКО: Ха-ха, наоборот, наоборот, ты втянулась в наши ряды даосов-боконистов. Ты как боконистка наконец постигла, что все это чушь.

    Е. ФОМИНА: Благодаря ногам, безусловно.

    Сергей Доренко, главный редактор радиостанции "Говорит Москва". Меня зовут Евгения Фомина. С Новым годом. Пока.  

    Версия для печати

Связь с эфиром


Сообщение отправлено