М.ЧЕЛНОКОВ: Добрый вечер, друзья. В эфире радио «Говорит Москва», программа «Аплодисменты, маэстро».  В студии Макс Челноков. Сегодня у меня в гостях режиссер, народный артист Украины, народный артист России, художественный руководитель театра Романа Виктюка, сам Роман Виктюк. Здравствуйте, Роман Григорьевич.
 
Р.ВИКТЮК: Здравствуйте. Видишь, я с радостью говорю.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Я тоже с радостью, очень рад Вас видеть. Что за парфюм? Просто нет сил, запах потрясающий.
 
Р.ВИКТЮК: Ты будешь спрашивать где его найти. Это Том Форд. Это один из самых последних замечательных людей, который замечательно работает и в моде. Я его знаю и к нему очень хорошо отношусь.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Лично знакомы?
 
Р.ВИКТЮК: Конечно, и как раз он мне подарил. Нет, не подарил, купил я у него три замечательных пиджака.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Вот этот на Вас?
 
Р.ВИКТЮК: Нет, это Армани, это другой замечательный. У меня на рубашке есть моя монограмма РВ, чтобы ты поверил, что это правда. Он удивительный человек.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: А вообще Вы за модой следите?
 
Р.ВИКТЮК:  Как тебе сказать, мода – это же средство и защиты. Правда? Вот ты сразу уже слышишь запах и говоришь «о!». Вот так и люди сразу спрашивают «ой, а это? А это?».  Я говорю «Армани». Я шучу, но это правда. Я же один из первых кто был знаком с Версаче. И он должен был у нас оформлять спектакль, мы договорились, «Саломея».
 
М.ЧЕЛНОКОВ: В Вашем театре?
 
Р.ВИКТЮК: Ну, конечно. И я одним из первых на телевидении, когда был в эфире, то был, конечно, в его рубашках, пиджаках. И мне потом писали письма те люди, которые хотели быть рядом с Версаче и спрашивали, где можно купить. Где вы это взяли? 
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Какие годы?
 
Р.ВИКТЮК: Я не помню. Это было в Лос-Анжелесе, там, где он и погиб, на ступеньках у себя в доме. Я, правда, написал о нём очень хорошо. Его место как бы в культуре XX века, и он мне подарил, вот видишь, его кольцо.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Да, шикарное. Это серебро?
 
Р.ВИКТЮК: Это серебро и золото.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: С его логотипом, брендом.
 
Р.ВИКТЮК: Вот его бренд, конечно.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Мордочка медузы.
 
Р.ВИКТЮК: Это медуза, которая, поверь, отгоняет зло. У него не было ювелирки, он только для тех людей делал, кому подарить хотел.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Зла много рядом с Вами?
 
Р.ВИКТЮК: Ну, во-первых, мир, это сказал Достоевский, а не я, что мир лежит во зле. Его поддерживал Бердяев. И он говорил, что откуда истоки войн определить невозможно, какая энергетика над нами или там внизу, как это происходит, почему это необходимо – это вопрос до сегодняшнего дня непостижимый совершенно.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Вы чувствуете, когда человек злой?
 
Р.ВИКТЮК: Сразу. Даже могу по глазам.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Я нет?
 
Р.ВИКТЮК: Нет. Понимаешь, потому что, к сожалению, в профессию режиссера входит умение сквозь материальную оболочку проникать в то, что даже человек сам не знает, что ему дано при приходе на эту землю. Знаешь, есть такая старая притча, что перед тем как прийти в этот мир, прилетает ангел к мамочке и ударяет ребенка там еще у мамули.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: В утробе.
 
Р.ВИКТЮК: Вот здесь под носом есть такая ямочка, он там ударяет. И все, что ребенок знал о жизни, он в одну секунду забывает. И потом здесь, на земле, он должен постичь истину, добро и красоту. Я всегда это помню и всегда студентам это рассказываю и требую, чтобы они хоть как-то этому соответствовали.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Постигали жизнь, истину и красоту.
 
Р.ВИКТЮК: Истину, добро и красоту.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: А Вы получается, исходя из этой притчи, верите в реинкарнацию?
 
Р.ВИКТЮК: Естественно, конечно. Душа никуда не исчезает, по-видимому, она принимает разные формы и приходит в этот мир. А по-другому никак не может быть.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Вы который раз на земле? Не знаете? Не узнавали?
Р.ВИКТЮК: Я знаю где моя душа была.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Где?
 
Р.ВИКТЮК: Была в Риме. И когда я первый раз туда приехал, а у меня топографический кретинизм, я совершенно не могу запомнить. Я вот здесь у Вас был ни один раз. И я говорю: «Ой, кажется я здесь не был. Нет, был». Так вот, при топографическом кретинизме в Риме я могу спокойно один ходить днем, ночью и нахожу свой отель всегда.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Это потому что в прошлом жиле в Риме?
 
Р.ВИКТЮК: Совершенно верно. Там есть удивительные люди, которые, это не колдовское, это знание мистическое, знаешь, они прозревают. У них громадные глобусы,  карты. Это фантастически интересно, это такая магия, тайна. И они мне сказали, что я был полководцем в Риме и выигрывал все сражения. И когда я познакомился с Глобой, я с ним дружу, и когда я шутя ему это сказал, он сказал «а почему». Это правда, потом через некоторое время сказал «я утверждаю, что это правда». Я сказал «вот хорошо». Так что в это нужно верить, без этого ничего не может быть и без этого не может быть искусства. Если ты не можешь по энергетике быть одинаков с теми артистами, с которыми ты работаешь, а мне повезло. Я вот сейчас, в одну секунду передо мной лица всех лучших артистов XX столетия, которые были со мной. Вот Лена Образцова. Это великая певица, она со мной и в драме. Вот ей буквально 7 июля…
 
М.ЧЕЛНОКОВ: 85
 
Р.ВИКТЮК: Я не знаю никогда. Ей 19. Понимаешь? Она человек, который пропел 20 век. Понимаешь? Пропела 20 век, она его впустила в себя и через себя, через эмоцию, через красоту, она утверждала этот век. У нее никогда не было в том, что она делала, агрессии. Она когда-то, 30 лет тому назад, записала Кармен с великим дирижером Карлосом Кляйбером, который уже умер. И когда она записала, это было в Вене, он решил, это был и видео, и DVD, не давать.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Почему?
 
Р.ВИКТЮК: Вот ему казалось что-то. Он умер уже. Вот сейчас только DVD там появилось. И мне прислали вчера, видишь как, все по живым следам. И вчера я ночью не мог не смотреть. У меня на одной стороне была Рига, выступление в Риге.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: «Новая волна»?
 
Р.ВИКТЮК: Ну, конечно.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Следите?
 
Р.ВИКТЮК: А я не могу не смотреть. Потому что я же в жюри разных конкурсов был, где поют все молодые.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Образцова пропела XX век. А на ваш век выпало и столетие Ленина, и 50 лет СССР. Но при этом я посмотрел все спектакли, не было ни одного какого-то конъюнктурного спектакля.
 
Р.ВИКТЮК: А никогда, а зачем. Потому что я работал во всех тех театрах. Я сейчас тебе быстро расскажу.
 
М.ЧЕЛНОКОВ:  И обвиняли в антисоветчине при этом.
 
Р.ВИКТЮК: Это я не знаю. Ты, наверное, работал в органах. Я чувствую.
 
М.ЧЕЛНОКОВ:  Я, нет. Мне ещё не столько лет.
 
Р.ВИКТЮК: Или ты провидец. Ты ходил около их домов и считывал.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Я не провидец.
 
Р.ВИКТЮК: Я работал во всех главных театрах, которые обслуживали систему. И все великие артисты, которые были в театре Моссовета, в театре Вахтангова, во МХАТе, я с ними со всеми работал. Это было невероятное счастье. Это редко бывает так, чтобы выпало или совпали звезды где-то там наверху. А когда мне вручили, что у меня есть на небе звезда моего имени и есть точные координаты, и все какие-то каталоги, поэтому я так верю в ту звезду, всегда с ней общаюсь. Она энергетически меня охраняет своим светом. Так вот, работая во всех этих театрах, выжить было почти невозможно. И есть путь, когда люди пытаются в той главной шеренге, которая шагает уверенно и все вместе с одной ноги – это одно. А когда ты на обочине идешь спакойненько и только на все смотришь, думаешь о своей звезде, которой тогда и не было и в помине не могло быть.  Знал спокойно, что иди себе, трудись с утра до ночи, знаешь в пионерском лагере. Ты был в пионерском лагере?
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Конечно. И как пионер и как вожатый даже был.
 
Р.ВИКТЮК: Спасибо. Так вот, ты знаешь, там такую натягивали красную ленточку, когда нужно было бежать километр, 100 метров, 10 километров. Стоял физрук, держал пистолет стартовый, кричал и стрелял. И ты бежишь и не знаешь куда. Это судьба режиссера. Если режиссер знает куда он бежит, если он подумает о 39 ноге у сороконожки или сороконожка подумает об этой ноге, она тут же останавливается. Когда есть какая-то пропасть, то тебя что-то переносит, а не ты перепрыгиваешь, появляются у человека те неизрасходованные силы, которые делают его, прости, просто невесомым и совершенно оттуда какие-то там есть энергетические волны.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Фаталист Роман Григорьевич Виктюк у нас сегодня в гостях.
 
Р.ВИКТЮК: Это не фаталист. Потому что когда мне было еще 7 месяцев и мама, это было во Львове, приходила в оперный театр на оперу Верди «Травиата» - та фантастическая увертюра, скрипки невероятные – и когда только увертюра начиналась, я начинал так биться у мамочки
 
М.ЧЕЛНОКОВ: А она на седьмом месяце беременности?
 
Р.ВИКТЮК: Да. Она три раза уходила. И я на это место, когда приезжаю во Львов, обязательно прихожу и посижу. И благодарен Верди, что он меня звал в этот мир.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Сегодня Вы, слушая это произведение, испытываете такие же эмоции?
 
Р.ВИКТЮК: Категорически да. И сколько раз мне не предлагали поставить «Травиату», я отказываюсь категорически. Я ее использую в разных кусочках. Вот даже в театре сатиры, сейчас Елена Образцова, Верочка Васильева, Ольга Аросева, которой нет.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Заменили же Марией.
 
Р.ВИКТЮК: Нет, она не Мария, не трогай её. Есть хорошая девочка. Волкова. 
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Волкова, да.
 
Р.ВИКТЮК: Там есть кусочки даже из репетиции дирижёра, который сам поёт за Травиату и он это делает фантастически, уникально совершенно. Так вот «Травиату» нужно ставить как последний твой спектакль. И тогда себе тихо сказать «занавес».
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Сколько спектаклей в репертуаре у Виктюка? Не в репертуаре, а за плечами.
 
Р.ВИКТЮК: Если ты думаешь, что я считал, то никогда.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Нет? А я посчитал.
 
Р.ВИКТЮК: Ты не мог это всё посчитать.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Не всё. Я уверен, что я ошибся. Я где-то штук 20-30 потерял по дороге, пока считал.
 
Р.ВИКТЮК: Сколько у тебя вышло?
 
М.ЧЕЛНОКОВ:  У меня вышло 194.
 
Р.ВИКТЮК: Почти да.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Почти да? 
 
Р.ВИКТЮК: Да. Чуть больше. Какое это имеет значение?
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Нет, просто 194.
 
Р.ВИКТЮК: Это дети. Понимаешь? Это большой детский сад.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: А «Травиаты» ещё нет и нет.
 
Р.ВИКТЮК: Категорически.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Ни в голове.
 
Р.ВИКТЮК: Я не могу сказать. Это же.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: А, все равно вынашивается.
 
Р.ВИКТЮК: Звёздочка прокричит как кукушка. Всегда нужно быть готовым к этому и знать об этом. Так вот я тебе сейчас и рассказываю. МХАТ – главный театр страны. В эти дни 34-ая годовщина как нет Володи Высоцкого.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: И 75 лет ему вот в этом году.
 
Р.ВИКТЮК: Я никогда не считаю. Для меня ему всегда 25.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Это правильно. Как Зельдин говорит, что никого старше 40 вокруг меня нет. И в свои 9 с чем-то лет во как хорошо выглядит.
 
Р.ВИКТЮК: Может быть. Я там ставлю пьесу Михаила Рощина. И в спектакле играют Колягин, Катя Васильева – замечательные артисты – Сева Абдулов. И мне нужны были песни. Я говорю: «Сева, ты знаешь Володю?». Он говорит: «А что?». Я говорю: «Давай». А его нигде не разрешали, понимаешь, это был категорический запрет.  И я говорю: «6 песен давай отберем». Мы встретились с Володей, отобрали.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: С Севой встретились?
 
Р.ВИКТЮК: Да. Сева, я и Володя. И Володя сказал, что этого не будет. Я говорю: «Понимаешь, мы схитрим. Будут песни, которые ты будешь петь, а будут те, которые будет петь сам Сева Абдулов. И Олег Николаевич, как умный человек сказал «да». И афиша перед премьерой, большая афиша, МХАТ, название, Рощин, режиссер, я ищу, а где же Высоцкий.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: И нет его.
 
Р.ВИКТЮК: Высоцкий был, но его маленькими буквами там внизу написали, когда уже перечислили кто художник, кто по костюмам, а там кто заведующий электроцехом, кто костюмеры и там написано песня Высоцкого. Были песни Высоцкого. И прошло какое-то время, уже Володи не было, и я в какой-то передаче на телевидении вот это рассказываю и говорю, как грустно сейчас, когда Володя в фаворе, Володя гений, а у меня дома  висит афиша, где он маленькими буквами. Единственное, что гениально, он мне всегда говорил, что когда его фамилия появилась на афише МХАТа, ему разрешили ездить по стране и петь. Вот это все по телевидению выдал звонок. «Олег Николаевич Ефремов, как ты мог это сказать, ты с ума сошел, я же люблю,  мы же дружили, ты же помнишь, мы встречались». Да, всё правда. Но единственная правда в том, что фамилия написана маленькими буквами и одна песня. Я приношу ему афишу, а у него в кабинете висела его фотография вместе с Брежневым. Брежнев его встречает такой широкой улыбкой и Олег Николаевич отвечает такой улыбкой. Он посмотрел, покачал головой и говорит: «Да, бывает глупость».
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Я сколько знаю, Роман Григорьевич, Вас, лет 10-12, то мы уже знакомы.
 
Р.ВИКТЮК: Я не помню.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Ну, я тоже не помню.
 
Р.ВИКТЮК: Позавчера.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Позавчера, да. Но дело в том, что всегда, мне и другие журналисты говорят, что у Виктюка брать интервью самое сложное, он не слушает, и ты даже не пытайся задавать вопросы. Он ведет интервью сам и будет рассказывать о том, что ему хочется.
 
Р.ВИКТЮК: Я тебе скажу почему. Потому что это профессия режиссера. Я перед началом как сажусь перед камерой или перед микрофоном.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Уже все спланировано.
 
Р.ВИКТЮК: Нет. Я сразу считываю с человека, что его больше интересует – или светлое, или что-нибудь. Я ненавижу все остальное: интриги, рассказы, враньё.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Нет, никаких интриг не хочу. Хочу задать вопрос. У нас программа называется «Аплодисменты, маэстро». Кто для Вас маэстро?  Кто такой маэстро?
 
Р.ВИКТЮК: В музыке это тот дирижер великий Карлос Кляйбер, которого уже нет. Он «Травиату» Верди раскрыл в музыке так, как никто никогда. Вот он великий. Конечно, есть Форт Вейнглер. Есть мировые такие величины. Я без них не могу. Понимаешь? Я каждый день с утра категорически час слышу музыка. Не слушаю.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: «Травиату» или любую?
 
Р.ВИКТЮК: Нет. Ну, у меня знаешь сколько записей, ты бы с ума сошёл.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Ну, да я и так уже с ума сошёл. А Вы можете себя назвать маэстро, Роман Григорьевич? Вы маэстро?
 
Р.ВИКТЮК: Фильм такой сняли.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Про Вас?
 
Р.ВИКТЮК: Про нас. И так и называется «Маэстро». Но я к этому отношусь с юмором. Хотя фильм очень хороший, сделан очень хорошо, там же есть Терехова, Неелова, Максакова, Ахеджакова, Колягин, Жора Бурков. Я боюсь, поперхнусь, что я кого-то могу забыть, Татьяна Доронина. Понимаешь, это невозможно? Это такой пласт жизни, Аллочка Демидова. Понимаешь, мы выжили, потому что мы все были вместе. Мы не предавали друг друга, мы поддерживали друг друга.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: А Вам интересней сейчас или тогда?
 
Р.ВИКТЮК: Что тогда, что сейчас. А какая разница? Если тебе 19, если ленточка натянута, если стоит с пистолетом физрук. Понимаешь? То как может быть по-другому? Красная ленточка не отменилась.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Аплодисменты, маэстро. В 19 лет в пионерских лагерях уже не отдыхают.
 
Р.ВИКТЮК: Как не отдыхают?
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Уже работают. До 16 или 15 лет.
 
Р.ВИКТЮК: Да ну что ты, о чем ты говоришь! Но это вот такой переросток, который по 2-3 года в одном классе.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Есть ли на этой земле человек, ныне живущий или, может быть, уже не живущий, Вы жалеете, что Вы его не пригласили в спектакль, не знакомы с ним.
 
Р.ВИКТЮК: Ты знаешь, я счастливый человек, потому что всех, кого я хотел пригласить, с кем я хотел работать, даю честное слово, я работал. Я снял еще помимо того, по-моему, 200 с чем-то фильмов, которые называются «Поэтический театр Романа Виктюка». И я зафиксировал стольких, которые уже там. Я тебе скажу, я пессимист по знанию и оптимист по вере. Вот мы 13 лет в Сокольниках, в этом уникальном здании на Стромынке великого архитектора того века Мельникова. Мы 13 лет своей энергией согревали стены этого здания.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Так что оно до сих пор не отреставрировано?
 
Р.ВИКТЮК: Уже. Ну, ты же понимаешь тихо, но настырно. И поэтому замечательно, что мэр города Собянин отнесся замечательно. В октябре мы уже открываем.
М.ЧЕЛНОКОВ: Уже? Наконец-то! Слава тебе, Господи.
 
Р.ВИКТЮК: Да не надо. Я пессимист по знанию, но первый раз побеждает вера, побеждает оптимизм. Я хочу, чтобы по краям этого знания, там лесенки, стоял духовой оркестр. Товарищ Собянин ленточку разрезает, оркестр играет.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: А Вы пистолетом.
 
Р.ВИКТЮК: Молодец.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Чтобы он побежал.
 
Р.ВИКТЮК: Нет, побегу я.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Сам.
 
Р.ВИКТЮК: Ты наивен. Я вырвусь от всех и должен первым прибежать в зрительный зал.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Ещё про одно здание.
 
Р.ВИКТЮК: Какое?
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Вернее имущество, про квартиру. Вы сейчас живете в квартире, которая бывшая квартира.
 
Р.ВИКТЮК: Это не важно.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: До сих пор боитесь, что Вас оттуда могут выселить?
 
Р.ВИКТЮК: Конечно. Скажут «Боже мой, откуда этот ребенок попал сюда».
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Так она Ваша.
 
Р.ВИКТЮК: В 19 лет.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: В 19 лет, и все боитесь.
 
Р.ВИКТЮК: А кто в 19 лет может тебя поселить?
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Понятно. Она сама досталась Вам или Вы покупали или государство подарило?
 
Р.ВИКТЮК: Конечно, государство подарило. Но всё-таки, когда Михаил Александрович пошёл к тогдашнему мэру. Знаешь, кто был мэром?
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Да.
 
Р.ВИКТЮК: Лужков. Он пошёл, принёс кипу газет, отзывы, фотографии. Я не знаю что и говорит «вот там квартира». Он говорит «даже не начинайте разговор, это бессмысленно». Он говорит: «Бессмысленно, Михаил Александрович, я даже не могу Вам отказать». Но Михаил Александрович всё-таки играл маршалов, а у меня в спектакле играл Сталина в театре Вахтангова. Поэтому у него был этот воинственный напор, энергия. Он сказал, но фамилию я могу сказать. Виктюк. Ему можно всё. Когда я приехал в Москву, мне не было ещё 17 лет. Я еду с Киевского вокзала, троллейбус №2, он проходит мимо Кремля, был вечер. Магическая была картина. Кремль, ёлки. Вот понимаешь, тайна невозможная. Я проезжаю мимо и по инерции я на все смотрю, поворачиваю голову налево и вижу первый дом от Кремля, где сейчас Дума. А тогда бы Совет Министров. И я отвернул голову и себе сказал «никогда не смотри в эту сторону, закрой глаза». И вот можешь мне поверить, я ставил во МХАТе, в Ермоловском театре и мне нужно было проходить через этот двор, никогда, я обходил, на другую сторону, где Ермоловский театр или под землю, но чтобы ходить по этой стороне – никогда.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: В США Вы включены в категорию 50 людей мира, которые повлияли на вторую половину XX века.
 
Р.ВИКТЮК: Это правда.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Вы чувствуете в себе силу, Роман Григорьевич?
 
Р.ВИКТЮК: Как в 19 лет не чувствовать силу? Ну, Макс, о чем ты говоришь? А когда чувствовать?
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Нет, силу понятно, я имею в виду повлиять на что-то в нашей стране.
 
Р.ВИКТЮК: Если ты себе ставишь эту задачу и говоришь «ты можешь повлиять», то всякие силы делают все, чтобы это влияние никуда не вышло. Вот я ж тебе поворачиваю голову от дома. Он мне говорит: «Михаил Александрович, вот Вам орден, идите, приватизируйте». И я каждый раз выхожу из лифта и жду, что уже на дверях будут висеть, знаешь такие, я видел в кино только, белые такие бумажки, сургучовая какая-то печать и написано «вон!».
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Из дома.
 
Р.ВИКТЮК: А что ты смеешься? Ну, если без юмора, нельзя серьезно.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Теперь понимаю. Я почему спорил, я очень мало и в интервью читал, видел, слышал  Вашу гражданскую позицию. Вы высказываете её? 
 
Р.ВИКТЮК: Ну, а как я могу не высказывать её, когда спектаклями, там всё сказано.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: А, вот как. Последний спектакль идёт в Хельсинки. До Москвы он доберется?
Р.ВИКТЮК: А это ты уже откуда знаешь?
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Ну, так, знаю. Вы поставили в этом году спектакль в Хельсинки. А теперь до Москвы доберется?
 
Р.ВИКТЮК: Я не знаю. Это пьеса Радзинского о Кусинен, это член политбюро.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Жизнь и смерть товарища К.
 
Р.ВИКТЮК: Я никогда. Нет, ставил английскую пьесу о Сталине, Шестаковиче и Прокофьеве, это в театре Вахтангове. А здесь Эдвард Радзинский написал замечательную пьесу.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Почему в Хельсинки?
 
Р.ВИКТЮК: А потому что герой фин. И вопрос он поставил, какова должна быть сила духа, чтобы устоять в те времена и отстоять себя, прежде всего. И вот об этом я и поставил.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: За границей легче работать или в России легче?
 
Р.ВИКТЮК: Я и в Америке ставил, и в Греции, и в Италии 17 лет подряд.  Каждый год. Но никакого языка я не знаю, потому что у режиссера нет кнопки на знание языка. Я все слышу, все слова мне знакомы, что они значат, никогда не знаю, мне совершенно всё равно, потому что есть какие-то такие, они считывают с ауры какие-то такие странные вещи и делают все сами. Я в этом смысле люблю Сережу Маковецкого, замечательного артиста, который со мной 8-10 ролей главных сыграл. Мы репетируем, вдруг он останавливается и говорит: «Роман Григорьевич, шо я рублю. Вы ж це не казали». Я говорю: «Я говорил, только мысленно, а ты моментально на моей волне мыслей и считываешь, дурачок, это самое великое, самое потрясающее».
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Какой-нибудь словарик своего языка не хотите сделать?
 
Р.ВИКТЮК: Написали.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: У Романа Григорьевича свой язык. Пару слов скажите на своем.
 
Р.ВИКТЮК: Ну, не знаю.
 
М.ЧЕЛНОКОВ:  Все актеры знают. Чичирка.
 
Р.ВИКТЮК: Чичирка – а что это такое?
 
М.ЧЕЛНОКОВ:  Я не знаю, я вернее знаю, но не будем в эфире.
 
Р.ВИКТЮК: Ну, чичирка – красивое слово, поэтическое. Манюрочка. Что ж тут плохого? Это девочка.
М.ЧЕЛНОКОВ:  А Вы перед эфиром зашли в туалетную комнату, как Вы назвали? Я забыл.
 
Р.ВИКТЮК: Сюсю. Это ж дети так говорят. Хочу на сюсю.
 
М.ЧЕЛНОКОВ:  Издали всё-таки, напечатали.
 
Р.ВИКТЮК: Да, напечатал.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Большой словарик?
 
Р.ВИКТЮК: Да, в таком большом сборничке.
 
М.ЧЕЛНОКОВ:  Надо купить.
 
Р.ВИКТЮК: А нет.
 
М.ЧЕЛНОКОВ:   Уже?
 
Р.ВИКТЮК: Ты думаешь, у меня есть? У меня вообще ничего нет. Так что это правда, понимаешь?
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Да, понимаю. Крым чей, Роман Григорьевич? Такая пауза, Вы бы видели его лицо сейчас, друзья.
 
Р.ВИКТЮК: Чей? Как ты думаешь, он такой и есть.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Я то думаю. Но слушателям интересно, что Вы думаете.
 
Р.ВИКТЮК: Я это уже высказывал на разных и радио и телевизионных каналах. И самое потрясающее, что мы во время тех событий были на Украине. Начиная с Харькова, все города. Мы играли спектакль Маркиза де Сада «Карнавал» о революции, потому что он маркиз. Он из тюрьмы приветствовал революцию, революция состоялась. Так как иногда бывает, революционеры сами и пожирают своих любимцев. И его опять отправили в тюрьму, потом в сумасшедший дом. Он в этом помещении сумасшедшего дома на стенах разрисовал ложи театра, и в ложах сидят все те, кто ему навредил. И он перед этими рисунками разыгрывал спектакли на революционную тему. И мы как раз приехали в тот период.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Народ ходил много, аншлаги?
 
Р.ВИКТЮК: Вот что ты произнес?
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Зрители были. Вернее не так, пардон. Как будто этого я не говорил.
 
Р.ВИКТЮК: Как тебе не стыдно?
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Ну, военные действия у них проходят.
 
Р.ВИКТЮК: Вот да. В Харькове оперный театр 4 тысячи.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Битком.
 
Р.ВИКТЮК: Это не битком. Ставили стулья еще в оркестре.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Боже мой, висели на потолке, потрясающе.
 
Р.ВИКТЮК: Это было во всех городах. И мы закончили Львовом. И когда мэр, с радостью. Мы же играем на русском
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Так что? Всё-таки приехала русская трупа? Никто ничего не говорил плохо?
 
Р.ВИКТЮК: А я о чем тебе и кричу. Искусство не имеет границ, если оно искусство. А поскольку мы же не первый раз приезжаем. По миру мы охватили 6-7 стран. Мы только что были в Америке. В это время. Понимаешь? И мы играли «Мастера и Маргариту». Если я тебе скажу, что я не мог своих друзей провести в Нью-Йорке на спектакль. Не мог, не было мест совершенно.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Пардон, что я сказал, были ли зрители. Вообще на спектакли Виктюка попасть достаточно сложно, друзья, и билеты то не дешевые. Вот что самое интересное.
 
Р.ВИКТЮК: Дешевые.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Да, ну ладно. Я вот смотрел в «Современнике» «Сны» Гафта на тему Сталина.
 
Р.ВИКТЮК: Совершенно верно. Сталин приходил к нему во сне и просил, что сказать сегодня людям. Что были дороге билеты?
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Во-первых, их не было вообще. И последнее, что оставались по 5 тысяч рублей. Это не партер. Я купил, мы ходили с мамой.
 
Р.ВИКТЮК: А что ж ты ко мне не обратился?
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Ну, как-то неудобно. Вас не было в России.
 
Р.ВИКТЮК: А может быть.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Роман Григорьевич, до сих пор перед каждым Вашим спектаклем Вы своим голосом просите.
 
Р.ВИКТЮК: Категорически да.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Он просит, чтобы выключали телефоны и не жужжали.
 
Р.ВИКТЮК: Я очень по-доброму, очень с юмором. И выключают, к счастью. Я настолько к этому привык, к тебе, перед тем как прийти, я свой телефон выключил.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Это уважение. Спасибо, Роман Григорьевич. Так приятно.
 
Р.ВИКТЮК: Нельзя по-другому.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: А в конце спектакля, в финале выходите?
 
Р.ВИКТЮК: Категорически да.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: А как успеваете?
 
Р.ВИКТЮК: Не надо спрашивать. Иногда бывает в один вечер в трех театрах. Я успеваю. Ты меня сбиваешь совершенно.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Да, я специально это делаю. С Виктюком надо так, быстро уводить в другую сторону разговор
 
Р.ВИКТЮК: Нет, ты меня никуда не уведешь, я все помню. Все, что надо людям сказать.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: В 19 лет-то да.
 
Р.ВИКТЮК: Понимаешь, память в 19 лучше, чем у тебя.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Точно, мне уже два раза по 19.
 
Р.ВИКТЮК: Тише, тише. Ты был пионер вожатым, это видно. Ты все командуешь, хочешь направить, сбить.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Романа Григорьевич, сегодня талантливые люди в России есть? Вообще что такое талант в России? Есть ли они?
 
Р.ВИКТЮК: Есть и всегда были.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Были. Не вымерла Россия на талантливых людей?
 
Р.ВИКТЮК: Нет, и не может, потому что если это священная земля, то она притягивает, воспитывает, будоражит существа, которые ее населяют. И хочет человек или не хочет, он в себе пробуждение этой энергии, вулканической энергии. Потому что талант - это служение. Это не зарабатывание. Это не цинизм, это не обман ради обогащения. Вот те, кто этим занимается, талант исчезает моментально, происходит год-два, и ничего нет. А поскольку и сериалы и в шоу бизнесе это бывает чаще, там мои друзья.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: А сериалы – это не талантливо по-Вашему?
 
Р.ВИКТЮК: Есть талантливый. Но есть те, которые халтурные, те, которые для заработка. И потом, когда эти артисты возвращаются в театр, то они должны все начинать опять сначала, потому что там нет служения и нет мобилизации нервной системы, а это есть отдача, это есть трата.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Но театр и сериалы – разные доходы. Кушать же хочется тоже всем.
 
Р.ВИКТЮК: Хочешь ешь икорку, а хочешь поешь хлебца.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: А и то и другое нельзя?
 
Р.ВИКТЮК: Можно. Но если ты сделаешь шажочек, один раз, второй раз в сторону икры только, а не в сторону обогащения души, прежде всего, то ничего не будет. На сцене это видно сразу, в сериале это можно все скрыть. Камера возьмет слева, свет пригасят, глаза закрыты или наоборот пустые открыты. Это все просто. А на сцене это невозможно. Если на сцене Татьяна Доронина и Жора Бурков в спектакле идет уже во МХАТе 30 лет.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Тихо, 19.
 
Р.ВИКТЮК: 30!
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Как у 19-летнего режиссера спектакль может идти 30 лет?
 
Р.ВИКТЮК: А это у меня было в воображении. Я же ставлю раньше, в воображении, во сне. Или Рита Терехова играла «Царскую охоту» 25 лет. А во МХАТе Ира Мирошниченко «Татуированную розу» тоже 25 лет. Это же, как я рано начал сны видеть и воплощать их с ними.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Сны видеть. А мне очень нравился спектакль, я вот забыл, как он назывался, где Сотникова на мотоцикле выезжала.
 
Р.ВИКТЮК: Это замечательная пьеса, израильская. Она чудная, она играла это замечательно.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Да, очень классный спектакль. А Вы, кстати, помните какие-нибудь знаковые спектакли? Первый спектакль?
 
Р.ВИКТЮК: Как я могу не помнить?
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Все это не так просто.
 
Р.ВИКТЮК: Гений. Вот я хотел сказать.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: По пьесе Шмелева.
Р.ВИКТЮК: Совершенно верно. И буквально на днях мне позвонила жена. Нет, это не Шмелев был.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Не Шмелев? Батюшки, пардон тогда.
 
Р.ВИКТЮК: Нет, не путай меня. Шмелев был, но это была другая пьеса, она была вторая «Город без любви». Все не так просто и «Город без любви» – это два, четыре слова, и они как бы напутствие на всю жизнь. Все не так просто!
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Что сейчас? Какой ребенок растет?
 
Р.ВИКТЮК: Ребенок такой, как был.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Я имею в виду, какой спектакль в уме, в постановке. Я звоню уже недели две. Не могу, репетиция, не могу репетиция.
 
Р.ВИКТЮК: Я каждый день два спектакля репетирую.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Ну, это что-то новое? Премьера?
 
Р.ВИКТЮК: И премьера. Это будет новый вариант. Марина Цветаева «Федра», это играла Алла Сергеевна Демидова на Таганке. В этом спектакле играл и Серебряков, и Димка Певцов. Это их были первые роли, им было по 20 лет. Первые роли. Но сейчас будет совершенно другой вариант для этого пространства.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Когда премьера?
 
Р.ВИКТЮК: Это мы будем уже к открытию готовить. И будет пьеса о Чернобыле, мы недавно отмечали, страна отмечала эту дату. И вот человек, который живет в Германии, Орье, ему 25 лет, и он написал что-то удивительное. Вот ты спрашиваешь про таланты. Они есть.   
 
М.ЧЕЛНОКОВ: А как это попадает к Виктюку?
 
Р.ВИКТЮК: А скажу тебе.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Вот раз 25 лет в Германии.
 
Р.ВИКТЮК: А он сам звонит, мы ж там играем и приезжаем туда.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Что и можно позвонить? Вот я возьму, напишу что-то и позвоню, говорю «Роман Григорьевич, мне кажется, хорошо».
 
Р.ВИКТЮК: Ну да, хорошо, так ты пришли. Вот он прислал.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Да? И так просто можно?
 
Р.ВИКТЮК: А как же? Он тут же прислал, я тут же прочитал и закричал «мы завтра начинаем репетировать». Все. Это люди, семья, которые не захотела уехать оттуда, это их земля и они понимали, что здесь их эта земля должна их и принять. Это такая отчаянная история и такая правдивая. В гимн человеку на земле.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Есть спектакли, за которые стыдно Виктюку?
 
Р.ВИКТЮК: А когда же я могу успеть настыдить? Значит ты не то ешь, переел, может быть, ну и тогда какие-то какашки выходят нехорошие или жиденькие. Что ж ты хочешь? Значит, ты думай о том, что переварить, а что не переварить. Вот то о чем ты говоришь, – это отсутствие пищеварение. А это есть отсутствие ума. Сейчас мы играем спектакли каждый божий день в ТЮЗе, там очень громадные фотографии и вот там мне видно, что 19.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: На сайт Виктюка, друзья, войдите, и там просто еще до 19 нет.
 
Р.ВИКТЮК: До свидания, дальше, у тебя был еще один вопрос.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Вы в интервью некоторых говорите, говорили о том, что Вы и были проблемы у Вас, и даже родственники сидели за такое понятие как бандеровцы.
 
Р.ВИКТЮК: Конечно.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: И что Вы сами себя называете бандеровцем?
 
Р.ВИКТЮК: Я не говорю что я бандеровец. Я живу всю жизнь в СССР, в России, в Москве. Я окончил школу, мне не было 17, и я понимал, что центр культуры здесь. И дома никто не знал, я никому не говорил. В Киевский театральный институт меня брали без экзаменов, я был на всех олимпиадах, первый самый главный гений и все. И в день, когда ехать, я сообщаю, что я еду в Москву. А когда родственники там были в Сибири по 17 лет, и они приехали светлыми людьми, неизвестно за что их отправили, они этого не могли понять никогда, никогда в них не было агрессии. Меня целым домом провожали. Был большой чемодан, где были кастрюли, сковородки, все на свете. В другом большом чемодане была перина, подушка. Перина, представляешь себе? И вот с этим совсем я уехал. Они знали, что я уезжаю навсегда.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Настоящий гениальный режиссер сегодня был у меня в гостях, друзья. Народный артист Украины, народный артист России и художественный руководитель наконец-то скоро отремонтированного театра Романа Виктюка, профессор.
 
Р.ВИКТЮК: Приходите в Сокольники, с октября мы уже там. Вот видишь как полезно, что я сегодня пришел, людей позвал.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Крым чей?
 
Р.ВИКТЮК: Вот в твоих глазах есть ответ.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Давайте скажем «Крым наш», я за Вас скажу.
 
Р.ВИКТЮК: В твоих глазах есть ответ. Ты знаешь как, ты же помнишь фильм. Фильм про Штирлица. Помнишь, там говорят «за нашу победу». Он говорит от имени советского человека, а тут у него стоит мой любимый артист, который играл бандита, немца. Наш Крым.
 
М.ЧЕЛНОКОВ: Я благодарю, Роман Григорьевич. Друзья, это было хорошее интервью, хорошего вам вечера. Макс Челноков был с вами. Роман Григорьевич, спасибо большое.