Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Это программа «Бла-бландинки», мы начинаем. Ольга… Данилевич.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Екатерина Звягинцева. Чуть не забыла мою фамилию!

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Я всё помню! В гостях у нас…

О. ДАНИЛЕВИЧ: А в гостях у нас журналист, медиаменеджер, ещё и писатель Андрей Норкин. Здравствуйте.

А. НОРКИН: Здравствуйте. Ну, писатель — это слишком, конечно.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Но приятно? Книгу-то вы выпустили?

А. НОРКИН: Нет ещё. Она через две недели где-то выйдет, в самом конце месяца. Приятно, конечно, но — журналист. Писатель — это что-то другое. Для меня писатель — это человек, который в первую очередь придумывает историю. А я придумывать не умею, я просто её как бы излагаю.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Это автобиография?

А. НОРКИН: Как бы часть жизни.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Но что-то вы додумали там наверняка?

А. НОРКИН: Нет.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Нет? Всё — чистая правда?

А. НОРКИН: Абсолютная правда.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Честно-честно. Наверное, о книге мы всё-таки во второй части программы поговорим, а сейчас — об актуальных темах, новостях.

А. НОРКИН: Да, пожалуйста.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Twitter, SMS, сайт, Катечка.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: +7 (925) 8888-948 — номер для ваших SMS-сообщений. Сайт — govoritmoskva.ru; там есть специальная вкладочка, куда вы можете бесплатно писать. Twitter — govorit_msk. Ну и всё, пожалуй. Звонки мы традиционно не берём.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Я сейчас смотрю на ленту информагентств, и тут все пишут про съезд «Единой России». Вы смотрели, кстати, выступление Медведева?

А. НОРКИН: Нет.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Вам не удалось?

А. НОРКИН: Честно говоря, я просто как-то и не смотрел.

О. ДАНИЛЕВИЧ: В принципе и не хотели?

А. НОРКИН: Да.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Мы вам быстренько расскажем, тезисно.

А. НОРКИН: Я сегодня обратил внимание на то, что огромное количество милиции. Они же на ВДНХ?

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: На ВДНХ.

А. НОРКИН: Второй день уже, по-моему. Когда вчера я ехал домой, не обратил внимания. А сейчас, когда ехал в Москву (я живу за городом), то огромное количество милиции. Я так перепугался…

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: По Ярославке.

А. НОРКИН: Да. Думаю: сейчас перекроют.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Полиция.

А. НОРКИН: А я сказал «милиция»?

О. ДАНИЛЕВИЧ: Да.

А. НОРКИН: Я человек старой формации.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: А я на каток собиралась сегодня. А на каток-то можно будет попасть? Боже мой!

А. НОРКИН: Я думаю, что можно, конечно.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Я вообще хотела серьёзно обсудить, а начали — каток, вот это всё.

А. НОРКИН: А представляете, если делегаты съезда «Единой России»…

О. ДАНИЛЕВИЧ: Все захотят?

А. НОРКИН: Да, потом пойдут покататься на каток в перерыве. По-моему, очень хорошо.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Вот это будет повод и новость, обязательно это обсудим. Но вряд ли они пойдут. Есть у меня подозрение, что не захотят. Информагентства пишут: «Почти 50 человек выводятся из состава генсовета „Единой России“. Среди них — Яровая, Крашенинникова, Хинштейн». Вот пожалуйста. Вряд ли эти люди довольные сейчас пойдут кататься на каток.

А. НОРКИН: Почему? Наоборот. Александр Евсеевич скажет: «Наконец-то я могу спокойно покататься на коньках!» Хинштейна я имею в виду.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Я сейчас думаю, что каток — это неплохое место для того, чтобы мирить некоторых людей. И сейчас я вспомнила историю прошлой недели, кажется, когда вы… не вы, а канал «Царьград», на котором вы работаете, ведёте программу (хотела сказать «Хроники Хинштейна») «Хроники Норкина», поругались немножечко с Александром Минкиным, тоже журналистом, который в свою очередь в колонке в «МК» написал, что… Я сейчас его буду цитировать, потому что это сложно.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Что «продюсеры программы его обманули»! Вот так он сказал.

А. НОРКИН: Ну? И что?

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Правда это?

О. ДАНИЛЕВИЧ: Действительно ли это какой-то скандал прямо?

А. НОРКИН: Да нет никакого скандала.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Потому что «Царьград» официальный ответ опубликовал у себя на сайте.

А. НОРКИН: Я, слава богу, работаю в таком качестве, что мне не нужно погружаться в какие-то серьёзные организационные проблемы. Я занимаюсь своей программой, своей темой.

О. ДАНИЛЕВИЧ: И как раз в эту программу позвали Минкина.

А. НОРКИН: Сашу звали. Саша мне звонил, это было на той неделе. Я уже сейчас не вспомню, какая тема была. По-моему, что-то связанное…

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: С теологией. Преподавание теологии.

А. НОРКИН: Да-да-да. Он мне позвонил, сказал, что его сначала позвали, а потом — не позвали. На самом деле это обычная практика, так бывает очень часто: на любое ток-шоу сначала приглашается гостей больше, чем нужно, потому что существует риск, что кто-то… Вот я к вам, например, сегодня чуть не опоздал. Если бы я опоздал, мне, конечно, было бы стыдно, но я бы вам сорвал эфир.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Ничего-ничего. Максим Шевченко всегда опаздывает, например.

А. НОРКИН: Да?

О. ДАНИЛЕВИЧ: Конечно.

А. НОРКИН: Ужас какой! Нет, я больше всего в жизни не люблю опаздывать. Для телевизионных ток-шоу это принципиальный момент. А у нас там всего четыре гостя, всего четыре человека. То есть мы специально придумали такой формат, чтобы люди могли высказать свою позицию.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Ни больше ни меньше?

А. НОРКИН: Нет, когда больше, начинается всегда базар. А мы базара там не хотели, там и так хватает эмоций. Поэтому гостей всегда приглашают больше, чем нужно. И, насколько я понимаю, Сашу позвали, а потом, видимо, кто-то дал согласие из тех, кого хотели больше, кто больше подходит. Потому что журналист, а тем более журналист такого уровня, как Минкин, в принципе, может говорить на любую тему. Это не упрёк. Это, наоборот, похвала для Александра. Но, видимо, кто-то из тех гостей, из четвёрки, кто подтвердился, был принципиально важен, поэтому Саше просто перезвонили и отменили.

О. ДАНИЛЕВИЧ: В чём был упрёк? Минкин говорит, что ему продюсеры сказали, что тема переносится на неопределённый срок, и решили поменять тему, а не потому, что он не подходит и нашли кого-то другого с более выраженной позицией (я так понимаю, в этом тоже суть была).

А. НОРКИН: Может быть, продюсер или тот, кто ему звонил, решил таким образом не обижать Сашу, потому что проще всего сказать, что тему заменили. Они не говорят: «Извините, Александр, но у нас сегодня согласился человек, которого мы давно ждём, поэтому мы вас отменим». Проще сказать, что тему заменили. Может быть, так было. Не могу вам сказать.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Та самая цитата, которую я хотела привести…

А. НОРКИН: Давайте.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Минкин в колонке называет «Царьград» телеканалом «с гордым, но неизвестным именем». Он правда не так сильно известен, как каналы, на которых вы работали: НТВ, ТВ-6, «Россия-24».

А. НОРКИН: Он и не может быть известен.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Вы как туда попали вообще?

А. НОРКИН: Меня туда позвали в прошлом году.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Что вас привлекло?

А. НОРКИН: Здесь нет никакой какой-то сложносочинённой истории. Произошло это летом прошлого года, я ещё тогда работал на НТВ, но контракт у меня заканчивался. Это была весна, где-то май, наверное, конец весны, а контракт у меня заканчивался в июне.

О. ДАНИЛЕВИЧ: И его не собирались продлевать?

А. НОРКИН: Я уже знал, что не будет продлеваться контракт со мной. Собственно, мне позвонили тогда от Юрия Грымова — я к Юре приехал. Он один из продюсеров канала по режиссёрской, визуальной части. Он мне всё это рассказал, что это будет, и предложил работу в эфире.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Вас не смущало то, что это не очень известный канал, мягко говоря?

А. НОРКИН: Абсолютно не смущало. Понимаете, любой канал когда-то с чего-то начинал. И НТВ когда-то начинался. И «Россия-1» нынешняя когда-то была РТР, а до этого была ещё кем-то. И Первый канал был Общественным телевидением. Все когда-то с чего-то начинали.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: А с каким чувством вы уходили с НТВ? Там много чего поменялось, сейчас там новое руководство.

А. НОРКИН: Да, я знаю. Ну, как «с каким чувством»? Закончился контракт. Работа у меня есть, и я продолжаю работать.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: То есть никакого сожаления, ничего?

А. НОРКИН: Да нет.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Много связано у вас было с НТВ?

А. НОРКИН: Сожаления и эмоции, связанные с местом работы, мне кажется, у меня уже в прошлом остались. Сейчас я более спокойно отношусь к таким вещам. Единственное, что я могу сказать, когда я испытываю эмоции — когда я вновь оказываюсь в студии радиостанции. Потому что я начинал-то работать на радио, и, конечно, когда в такой обстановке я оказываюсь, то определённый всплеск ностальгии за этим следует. А так закончился контракт — и закончился. Даст бог, будет новый контракт —не с одним каналом, так с другим.

О. ДАНИЛЕВИЧ: А ностальгируете вы как?

А. НОРКИН: Потому что я любил и люблю работать на радио.

О. ДАНИЛЕВИЧ: В смысле, вы готовы были бы вести сейчас ещё одно какое-то шоу на радио?

А. НОРКИН: Да запросто.

О. ДАНИЛЕВИЧ: А есть предложения?

А. НОРКИН: Нет, пока никто ничего не предлагал. Но это же всё вопросы графика. Смотрите, помимо того, что я на «Царьграде» веду сейчас каждый день часовое ток-шоу, у меня есть еженедельная рубрика на «России-24». И кроме того у меня ещё нагрузка в Институте телевидения и радиовещания «Останкино» и в Высшей школе телевидения.

О. ДАНИЛЕВИЧ: О, вот это интересно! А что вы преподаёте там?

А. НОРКИН: Журналистику.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Чему вы учите молодых журналистов? Потому что многие наши эксперты, которые были в гостях, говорят, что не хватает сейчас качества и профессионализма на телевидении.

А. НОРКИН: И не только на телевидении.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Вообще в СМИ.

А. НОРКИН: Согласен, да. Понимаете, я их не то чтобы учу, потому что учить я не могу. Начнём с того, что у меня нет образования. И не просто нет специального образования, а у меня вообще нет высшего образования, так получилось. Я вам сказал, что я человек старой формации. Конечно, вы этого помнить не должны, но в 90-х годах…

О. ДАНИЛЕВИЧ: Мы хорошо изучили вашу биографию.

А. НОРКИН: В 90-х годах был такой период, когда у нас вообще перестали обращать внимание на наличие или отсутствие диплома.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Сейчас тоже.

А. НОРКИН: Нет-нет-нет, сейчас диплом требуется везде, сейчас без диплома ты никуда не устроишься. В общем, я проскочил в этой истории. Потом, где-то в конце 90-х, честно, я пошёл на журфак, на заочное отделение. Сдал первую сессию — и бросил это дело.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Мешало работе?

А. НОРКИН: Нет. Мне было просто лень ходить туда, потому что я почувствовал, что я занимаюсь не тем, чем я мог бы заниматься. Уже двое детей было, и писать сочинения по «Горе от ума» — ну, как-то это… Это гордыня на самом деле. И моя жена до сих пор меня за это упрекает, говорит: «Вот засранец! А мог бы получить».

О. ДАНИЛЕВИЧ: У нас говорят «пилит». Ну, жена пилит.

А. НОРКИН: Пилит? Нет, моя жена меня никогда не пилит. Упрекнуть может, а пилить — нет. Слава богу, у нас этого нет. И поэтому, когда меня позвали в институт (это было уже года три назад), я их честно предупредил, что у меня нет образования. А они мне сказали так: «Мы не хотим, чтобы вы их учили теории. Мы хотим, чтобы вы их научили практике. Вы как человек, который находится в профессии, объясните, покажите буквально на пальцах, что вы делаете, что вы умеете делать». И я тогда подумал, что, наверное, это я могу. И вроде как действительно могу. У меня сейчас третий курс в институте, и в Высшей школе телевидения только что закончили, у меня там четыре группы было.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Есть талантливые?

А. НОРКИН: Есть ребята очень толковые (если мы говорим про институт), которые действительно понимают, чего они хотят.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Вербуете на канал?

А. НОРКИН: Нет. Я же не собственник, не акционер и не владелец. Если бы у меня такая возможность была, я взял бы несколько человек на работу, это точно. Немного, но взял бы. Тем более что до третьего курса доживают, конечно, немногие. Когда они только пришли, у меня было 70 человек.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: А осталось 15?

А. НОРКИН: Нет, не 15, чуть побольше, а человек 20, наверное, — тех, кто ходит, тех, кто занимается, тех кто продолжает учиться. Потому что есть ошибочное представление о журналистике, а особенно о журналистике телевизионной — очень многие путают это с актёрской профессией, особенно те, кто хотят быть ведущими.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Девочки залезть в кадр хотят.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Музыкальные каналы…

А. НОРКИН: Понимаете, это не совсем журналистика, на мой взгляд. Ну, может быть, я не прав. Вообще технология на нынешнем телевидении выстроена таким образом, что ведущие, например, очень мало сейчас пишут сами. На мой взгляд, это категорически неправильно, особенно если мы говорим о журналистике информационной. Если ведущий сам не пишет, то это говорит о том, что он может не понимать того, что он будет говорить. А это сразу будет заметно и слушателю, и зрителю. К чему это приводит? Это приводит к потере доверия. А журналист без доверия своей аудитории — это ноль.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Мы тоже не можем без своей аудитории. 48-я или 48-й (уж не знаю) пишет: «Научите их, — в смысле, студентов, — русскому языку, а также некоторому такту. Научите их также тщательному анализу материала». Правда, что есть проблема с этим?

А. НОРКИН: Есть, конечно.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Она какая-то недавняя? Или это всегда было так?

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Как научить анализу материала и такту? Мне кажется, такт — это что-то должно быть врождённое. Ну, та же самая журналистская этика.

А. НОРКИН: Во-первых, журналистская этика — вы знаете, это отдельная история. Это очень болезненная тема. Про неё вспоминают тогда, когда конкретно вот этот человек, журналист, чувствует себя кем-то обиженным (или, может быть, чем-то его обидели), и вот тогда он начинает кричать: «Поддержите меня! Где журналистская этика?» Но ровно тот же самый журналист по отношению к другому человеку может совершить такие поступки (что-то сказать, написать, показать), совершенно оскорбительные и неприличные, неприемлемые, и совершенно не будет думать о том, что он нарушает журналистскую этику. Множество таких случаев. Это долгая история.

И этому я их вряд ли смогу научить, хотя мы, конечно, постоянно разговариваем с ними на какие-то темы, связанные с профессией и с некими какими-то конфликтами в ней. Если мы говорим именно про институт, то сначала я их учу писать, потому что они не умеют писать. И не просто потому, что у них там какие-то ошибки в русском языке со школы, а потому что они не умеют писать.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Потому что они не знают, как это делается, они телевизионного текста не знают.

А. НОРКИН: Нет, они не понимают, что такое новость. Они не понимают, каким образом информационный выпуск компонуется, какая новость идёт вперёд, а какая назад, пониже. Когда они приходят, они практически ничего ещё не знают.

Мы с ними занимались, наверное, весь первый курс, мы с ними писали… Мы даже придумали такую игру: я брал и сам писал какой-то небольшой информационный текст, а потом перемешивал слова и выдавал им просто набор слов. Я говорю: «Вот вам набор слов. Создайте из них мне новость». И они начинали эти слова складывать. Они говорили так: «Андрей Владимирович, у вас тут лишнее слово». Я говорю: «Нет, никаких лишних слов, все слова использованы». Или: «У вас не хватает вот этого». Я говорю: «Нет, хватает». Было очень интересно. У кого-то получалось, у кого-то — нет.

Потом мы уже с ними переходили к речевой работе. Но я не могу научить технике речи. Я, например, знаю, что я неправильно дышу, меня этому никто не учил. Я не дышу носом. Я должен дышать носом (вы же знаете это прекрасно), а я дышу ртом, поэтому вот это всё слышно.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Скажите, пожалуйста, а преподаватели журналистского мастерства (назовём это так) могут быть в некотором роде репетиторами ещё? То есть вы можете вести какие-то индивидуальные занятия за деньги?

А. НОРКИН: Не думал. Ну, наверное.

О. ДАНИЛЕВИЧ: К вам не обращались?

А. НОРКИН: Нет. Обращайтесь.

О. ДАНИЛЕВИЧ: А если бы обратились?

А. НОРКИН: Нет, я же тоже там не бесплатно работаю.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Это понятно. Но вы там работаете как преподаватель, официально.

А. НОРКИН: Вот в Высшей школе телевидения у меня были курсы телеведущих. Это уже не студенты. Это, как правило, на 99% девушки…

О. ДАНИЛЕВИЧ: Красивые?

А. НОРКИН: Конечно, красивые. Они же хотят ведущими быть. 1 мальчик и 15 девочек.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Но тоже красивый.

А. НОРКИН: Они уже все с высшим образованием, они работают, кто-то даже работает в журналистике. Вот это в каком-то смысле репетиторство, потому что мы занимаемся только профессией телеведущего. Ну, тоже я там старался по-разному, вёл не только новости, но и в других форматах работал, другие форматы тоже пробовались.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Другие форматы радио… Вижу сейчас в информагентствах новость: Мининформполитики Украины говорит, что радио «Голос Донбасса» в феврале начнёт вещание на Донецкую область. Вы говорили, что вы скучаете по радио. А если позовут?

А. НОРКИН: Нет, если Мининформполитики Украины — это значит, что это украинская радиостанция, которая будет…

О. ДАНИЛЕВИЧ: Да, советник министра по вопросам функционирования и телерадиовещания, член мониторинговой миссии Министерства информационной политики Украины.

А. НОРКИН: Украины, да. Это они будут обрабатывать жителей Донецкой и Луганской областей.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Это такая пропагандистская радиостанция?

А. НОРКИН: Нет, это нормально, это должно быть. Ничего страшного нет в слове «пропаганда». Пропаганда здорового образа жизни — кто скажет, что это плохо? Государство имеет право отстаивать свои интересы, в том числе и в эфире. Вот украинское государство (другое дело, как я к ним сейчас отношусь), они отстаивают свои интересы. Меня звали на Украину три года назад.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Куда?

А. НОРКИН: Евгений Киселёв мне позвонил и пригласил работать на канал «Интер», где он тогда стал то ли одним из руководителей… Я не знаю, является ли он руководителем сейчас. Я знаю, что он там ведёт программу свою. Кажется, «Чёрное зеркало» она называется.

О. ДАНИЛЕВИЧ: И вы?..

А. НОРКИН: Ну вот, я же здесь. Я отказался.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Вы отказались по какой причине?

А. НОРКИН: По нескольким. Во-первых, я не хотел и не хочу никуда уезжать, я хочу работать в России. Это было не одно такое предложение, у меня были и другие предложения, более экзотические.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: На Кубу?

А. НОРКИН: Нет, в Израиль.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Там тоже хорошо.

А. НОРКИН: Там хорошо, да. Там тепло относительно. Сейчас, правда, дожди идут. Нет, я просто хочу работать в России. Я не считаю, что я здесь, во-первых, уже не нужен. А вот нужен ли я где-то, кроме России, — тут у меня большие сомнения. И потом, вот эти отъезды, разъезды, переезды — это всё я не люблю.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Не любите. Вы домашний человек?

А. НОРКИН: Я домашний человек, да.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Я хотела у вас спросить, возвращаясь к молодым журналистам. Раньше была такая школа журналистики «Интерньюс»…

А. НОРКИН: Да, Мананы Асламазян.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Закрывали её со скандалом. Я училась там. И многие переживали. Возможно ли сейчас появление такой школы журналистики в России?

А. НОРКИН: Я думаю, что возможно. А почему нет? Я думаю, что что-то даже есть, надо просто посмотреть. Понимаете, когда происходили перемены в Академии российского телевидения несколько лет назад, когда она едва погибла, а потом превратилась в новый орган, потому что«ТЭФИ» вручает теперь не академия, а комитет… Как он называется? Комитет индустриальных премий… Ну, неважно. Академия сейчас занимается на самой деле региональной журналистикой, и «ТЭФИ — Регион» продолжает своё существование. Я много лет входил в состав жюри «ТЭФИ — Регион». Там всегда очень большое внимание (и с Мананой, и после Мананы, и без Мананы) уделялось именно работе с молодыми журналистами. В федеральной «ТЭФИ» этого не было, а вот в региональной, когда мы приезжали, то там обязательно мастер-классы, какие-то круглые столы, походи в местные редакции и так далее. Я думаю, что что-то подобное, может быть, даже и есть, просто я могу этого не знать.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Алексей-врач цепляется за слова: «Чем вас привлекает работа в России? — спрашивает он. — Не тем ли, что в России можно даже преподавать, не имея профильного образования?» Это в пику тому, что у вас нет образования.

А. НОРКИН: Ну и хорошо. И я горжусь страной, в которой мне дают возможность заниматься любимым делом, не придираясь к тому, что у меня отсутствует бумажка.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Именно этим и привлекает работа в России?

А. НОРКИН: Нет, это одна из причин.

О. ДАНИЛЕВИЧ: А основная?

А. НОРКИН: Основная? Может быть, я просто никогда не работал…

О. ДАНИЛЕВИЧ: В других странах?

А. НОРКИН: Нет, это неправда, потому что я, мягко говоря, семь лет работал в американской компании, правда, настроенной на российского потребителя. Если вы хорошо изучили мою биографию, то вы понимаете, что я говорю о телеканале RTVi. Но в конце концов это и привело к моему разводу не только с Владимиром Александровичем Гусинским, но и с нашим либеральным движением вообще. Хотя меня до сих пор многие считают либеральным журналистом.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Многие считают либеральным, но при этом многие пишут о скандале с «Дождём», когда вы неожиданно для многих раскритиковали опрос.

А. НОРКИН: Как написал Олег Кашин: «Единственный из приличных людей, который выступил против телеканала „Дождь“, — это Норкин». Вы знаете, мне как-то протоиерей Владимир Вигилянский, который является настоятелем храма святой мученицы Татианы при МГУ… Когда мы с ним познакомились, он тоже решил посмотреть мою биографию. Он сказал: «Знаете, Андрей, что мне понравилось? Что вас мочат со всех сторон. Значит, вы хороший человек».

О. ДАНИЛЕВИЧ: И либералы, и патриоты.

А. НОРКИН: Абсолютно, да.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Скажите, пожалуйста, канал «Царьград», который основал…

А. НОРКИН: Константин Малофеев.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Да. Его на Украине в свою очередь обвиняют в спонсировании ополченцев.

А. НОРКИН: Не только на Украине. Он входит в санкционный список, Малофеев невыездной сейчас.

О. ДАНИЛЕВИЧ: В этом смысле вас вопросы Украины, ситуация на Украине сильно интересует самого? Вы были там? На Донбассе были?

А. НОРКИН: Нет. На Украине я не был очень много лет. На Украине очень много моих друзей армейских, про которых я и написал вот эту книгу. Был я там последний раз очень давно, но был я именно в Киеве, Житомире.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Вы были как турист или как журналист?

А. НОРКИН: Я был как знакомый, как друг, который приезжал к своим друзьям.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Но все журналисты так рвутся на войну.

А. НОРКИН: Я не корреспондент.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Никогда не хотели остренького чего-то?

А. НОРКИН: Понимаете, я считаю, что хороший корреспондент не всегда становится хорошим ведущим, и точно так же хороший ведущий не всегда становится хорошим корреспондентом. Я предпочитаю заниматься тем, что я умею делать. Я умею работать в кадре, я умею работать у микрофона. Репортёрская работа — это не совсем моё. Я ещё ко всему прочему и ленивый, а репортёрская работа лень вообще не приемлет. Я даже не знаю, с чем это сравнить. Ну, я просто не смог бы это делать. Поэтому я туда и не ездил.

Если вы интересуетесь моим отношением, что я вот пришёл на этот канал… Я, безусловно, разделяю точку зрения, которую имеет Малофеев на эти события. Другое дело, что его там (я имею в виду — на Украине) считают одним из спонсоров вот этого процесса Новороссии, что он там вкладывал деньги.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Причём в конкретных людей.

А. НОРКИН: Да, в конкретных людей.

О. ДАНИЛЕВИЧ: В Стрелкова, в Бородая.

А. НОРКИН: Насколько я понимаю, сейчас у него нет отношений ни со Стрелковым, ни с Бородаем. Не знаю, не буду просто за него говорить, я этого не слышал. В работе телеканала «Царьград» они как-то ни разу мною замечены не были. Для меня главное всегда, чтобы мне не навязывали то, что я должен говорить. Хотите верьте, хотите — нет. Сейчас существует, я знаю, такое мнение, что всегда стоит человек с пистолетом или с мухобойкой сзади, который чуть что — бах по ушам!

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Цензура.

А. НОРКИН: Или ещё лучше… Возвращаясь к моему выступлению по поводу «Дождя». Говорили, что для меня этот текст писала целая редакторская группа на протяжении нескольких дней. Это ерунда полная, потому что этот текст я написал за четыре часа. А единственный, кто мне помогал, — это моя жена, которую я попросил какие-то цитаты мне подобрать. Для более весомого впечатления от текста мне нужны были какие-то подтверждения, и пока я писал текст, она мне что-то нашла. За четыре часа я всё это сделал, потому что мне нужно было в эфир выйти вечером.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Вы говорите, что никто не стоит за вами, когда вы работаете. Это только на «Царьграде» так или такая же ситуация была на RTVi, на СТС, на ТВ-6, когда вы там работали?

А. НОРКИН: На СТС я никогда не работал. Не читайте «Википедию».

О. ДАНИЛЕВИЧ: Врут?

А. НОРКИН: Во время «Норд-Оста» вдруг с какого-то перепуга Роднянский обратился к нам (ну, не сам он, а кто-то из его подчинённых) с просьбой делать информационные выпуски, именно спецвыпуски по событиям в «Норд-Осте» для канала СТС. Мы сделали один выпуск…Собственно, мы не специально для них делали, а просто мы делали обычные свои выпуски. Они взяли один, посмотрели и сказали: «Спасибо, не надо». Почему это до сих пор висит в «Википедии» — я не знаю.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Поправьте.

А. НОРКИН: А я не умею. Я тормоз в этом смысле.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Там просто есть такая кнопочка «Редактировать», а потом проверяется. Ну, неважно. Вопрос-то остаётся: а остальные каналы?

А. НОРКИН: С RTVi в конце концов, конечно же, я ушёл именно поэтому, и я об этом говорил.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Потому что вам сказали, что говорить?

А. НОРКИН: Нет, ну не то чтобы «мне сказали». Просто RTVi был заточен на резко оппозиционную журналистику, которая, наверное, имеет право на существование, но она не допускала вообще ничего альтернативного, то есть — в России нет ничего хорошего…

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Всё плохо.

А. НОРКИН: Всё плохо. Я достаточно долго пытался с этим сражаться. В конце концов я просто устал и понял, что я не хочу этим заниматься, поэтому я и ушёл.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Давайте мы продолжим тему уже после новостей. Сейчас 13:30 — информационный выпуск.

 

НОВОСТИ

 

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Мы продолжаем. Это программа «Бла-бландинки». Ольга Данилевич…

О. ДАНИЛЕВИЧ: Екатерина Звягинцева.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: У нас в гостях…

О. ДАНИЛЕВИЧ: В гостях у нас журналист, медиаменеджер и человек, который призвалне называть его писателем, Андрей Норкин. SMS, Twitter, сайт — вот это всё…

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: +7 (925) 8888-948 — номер для ваших SMS-сообщений. Сайт — govoritmoskva.ru. И Twitter — govorit_msk. Мы вас зачитываем постепенно, наши слушатели.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Я про книгу сразу же хочу, конечно, — про «Армейские байки», которые мы обещали обсудить во второй части программы. Это вообще первая ваша книга?

А. НОРКИН: Да.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Потому что у нас вылезали какие-то странные ссылки на Андрея Норкина, ужене помню даже названия.

А. НОРКИН: «Священный долг и почётная обязанность»?

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Да.

А. НОРКИН: Сейчас я вам объясню, в чём дело. Просто текст под названием «Священный долг и почётная обязанность» был написано несколько лет назад. В прошлом году ко мне обратились из издательства «Эксмо» (ваши соседи, которые тут недалеко сидят, на Зорге), и мы очень долго с ними разговаривали на тему: а про что я собственно могу написать? Я им честно сказал, что я не умею ничего придумывать. Они говорят: «Не надо ничего придумывать. Вы как журналист нам и интересны». Естественно, стали говорить о том, что я могу написать про телевидение, что-то такое. И пока мы думали, я говорю: «Вы знаете, у меня текст один есть». Они говорят: «Покажите нам». Я им показал. Прошло несколько месяцев. И когда мы уже договорились о том, что я буду писать книгу именно о журналистике, мне позвонили и сказали: «Так, эту мы тоже будем издавать». Таким образом этот текст «Священный долг и почётная обязанность» немножечко мною был переработан (совсем небольшие косметические изменения), и под названием «Армейские байки» эта книга сейчас и выходит в конце февраля вместе с аудиодиском.

А вторую книгу я сейчас пишу, ужасно задерживая сроки. Пока рабочее название второй книги —«Прямой эфир». Ну, если останется время, я про неё чуть-чуть расскажу. То есть из-за одной книжки, благодаря второй появилась первая.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Поговаривают, будто первую книгу «Армейские байки» вы начали писать с лёгкой руки жены опять же.

А. НОРКИН: Совершенно верно.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Как было? Как она вас надоумила?

А. НОРКИН: Она всё время мне говорила: «Напиши что-нибудь». Я говорю: «Я не умею придумывать!» И она нашла очень интересный ход. Она говорит: «Напиши про армию, ты же всё время рассказываешь». И я стал думать. А у меня сохранились письма, которые я писал домой, моя мама покойная их сохранила. И Юля, моя жена, говорит: «Может быть, как-то через письма?» А это здоровая пачка, огромная. Ну, в первые месяцы службы, конечно же, я писал чаще, а потом уже стал писать меньше, но тем не менее их много — несколько десятков. И когда я всё это стал читать, я понял, что у меня появляется некий внутренний скелет этой книги, на который я могу потом всё это с разных сторон нанизывать. Собственно, так оно и получилось.

Поэтому эту книгу я и посвятил двум женщинам — маме, которая сохранила все мои письма, и моей жене, которая надоумила их перечитать, и таким образом получилась эта книга. Тем более что они никогда не были знакомы, потому что моя мама погибла за несколько лет до того, как я познакомился со своей будущей женой.

О. ДАНИЛЕВИЧ: А как вы познакомились?

А. НОРКИН: Служебный роман, как говорится.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Она была новенькая, пришла на работу?

А. НОРКИН: Я сам тогда был новенький тоже. Это было на радио «101». Я даже не знаю, слышали ли вы о таком или нет. Это был девяносто… Сейчас, подождите. Когда у нас путч был? 1991 год. Осенью, в конце августа — в начале сентября 1991 года я пришёл на радио «Максимум», которое тогда только создавалось, мы его создавали, меня позвали туда. А потом там у нас произошёл какой-то внутренний конфликт…

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Внутренний путч?

А. НОРКИН: Да, внутренний путч. Хорошее выражение. И в начале января 1992-го я ушёл вместе с группой сотрудников на радио «101», которое тоже только создавалось. И Юля тоже туда пришла, но как бы с другой стороны.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: И вы как это увидели? Она вошла, как в фильмах: медленная музыка, волосы развеваются…

А. НОРКИН: Так! Кто-то обещал про книгу.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Но она же всё-таки вас сподвигла на то, чтобы её написать. Что же вы?

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: И вас вдохновляет.

А. НОРКИН: Она меня не только на книгу сподвигла. Она — вообще моё всё. Потому что помимо того, что она меня всегда подталкивает вперёд, чтобы я не засиживался, она ещё, конечно, и мой щит, потому что она принимает на себя все вешние раздражители и создаёт очень комфортные условия.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: На вас смотришь — мне кажется, вы никогда не раздражаетесь. Вы такой спокойный.

А. НОРКИН: Нет, это внешнее впечатление.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Алексей пишет: «Эфир раскрывает изнутри. Нет отвлечённости на внешний лоск, театральные позы. Ничего этого нет».

А. НОРКИН: Театральные позы — это правильно. В смысле, они не нужны никому. Но то, что я весь из себя мягкий и пушистый (пушистый — не знаю, этого, наверное, на камеру не видно), вы можете подтвердить. Я на самом деле очень нехороший, неприятный человек.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Да?

А. НОРКИН: Конечно. Но это всё выливается на моих домашних, то есть это невидимо.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Страдают.

А. НОРКИН: Нет, ничего странного.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Я говорю «страдают».

А. НОРКИН: Страдают, конечно, да. Я такой — и эгоист, и могу поорать. В это никто не верит, что я могу орать. Видимо, это всё выходит в дом на самих близких людей — в первую очередь, конечно же, на жену.

О. ДАНИЛЕВИЧ: А ваши коллеги по «Эху» говорят, что…

А. НОРКИН: Вы кого имеете в виду?

О. ДАНИЛЕВИЧ: А неважно.

А. НОРКИН: По «Эху Москвы» или по телекомпании «Эхо-ТВ»?

О. ДАНИЛЕВИЧ: По «Эхо-ТВ». Они говорят, что ситуация немножечко другая. Они говорят, что на самом деле жена правит и в доме, и на работе, икогда жена что-то говорит, вы молчите и умно слушаете. Правда?

А. НОРКИН: Мне повезло — в том смысле, что жена моя крайне редко говорит глупости. Её не грех вообще-то послушать и сделать так, как она считает правильным.

О. ДАНИЛЕВИЧ: А даёт ли она вам сказать?

А. НОРКИН: Безусловно.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Вы не ссоритесь по поводу каких-то профессиональных тем?

А. НОРКИН: Нет, мы можем ссориться, наверное, из-за каких-то других тем — я не знаю, из-за детей, из-за каких-то вопросов, связанных с тем, что сделать, а что не сделать. Моя жена — мой единомышленник. Видите мою руку правую? Видите кольцо?

О. ДАНИЛЕВИЧ: Да.

А. НОРКИН: Вы видите, что оно вросло?

О. ДАНИЛЕВИЧ: Да.

А. НОРКИН: Вот вам и ответ.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Удобно?

А. НОРКИН: Абсолютно.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Хочу вас к книге вернуть.

А. НОРКИН: Давайте.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Кусочек из вашего письма: «Страшные рассказы пока не подтверждаются, так что мама может своих подружек успокоить, потому что у меня ничего не украли, никто меняне бил и по ночам деньги не стреляли. 23.11.1986 г.». Правда, что вас потом никто не бил?

А. НОРКИН: Я в книжке написал, что пытались меня избить один раз, но это уже было под самый дембель. Слово «дембель» можно говорить?

О. ДАНИЛЕВИЧ: Можно. Ваши помощники прислали нам отрывки из книги…

А. НОРКИН: Это то, что издательство подготовило сейчас.

О. ДАНИЛЕВИЧ: И эти отрывки мы с Катериной прочитали. Там все били друг друга? А ещё ваши фотографии мы там видим.

А. НОРКИН: Да, фотографий там много.

О. ДАНИЛЕВИЧ: И вы там такой худенький парень в очочках. Вы знаете, мне кажется, особенно учитывая атмосферу…

А. НОРКИН: Надо было?

О. ДАНИЛЕВИЧ: В общем — да! Я к этому веду.

А. НОРКИН: Смотрите, в учебках… Понимаете, с одной стороны, книжка получилась очень смешной, как мне кажется. Ну, у меня какие-то хорошие остались воспоминания — помимо того, что на самом деле непонятно, чем я занимался там два года. Вот всем чем угодно, но только не военной подготовкой, потому что это был конец…

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Вас научили стрелять-то?

А. НОРКИН: Два раза я стрелял в армии из автомата. Это был конец 80-х годов, это был абсолютный развал Вооружённых сил. У меня специально для издания, которое выйдет, есть вступление от автора. Я говорю, что 30 лет назад невозможно было представить, что Вооружённые силы России станут вот такими, какие они сейчас,потому что та армия, в которой я служил, — это был полнейший бардак.

По поводу вашего вопроса: били или не били? Деньги, естественно, «стреляли». Сержанты сразу же всё отбирали у вновь прибывших. Но тогда не было уже такой дедовщины, которой всех пугали в советское время, а начинал уже именно этот национализм зарождаться. Тогда дрались друг с другом представители разных национальностей.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Грузины к вам приехали.

А. НОРКИН: Естественно. Вот что-то там такое происходило. Ну, меня как-то Господь миловал. Хотя случаи были разные. Я там описываю и то, что касается учебки. Там крайне неприятные бывали истории, но не со мной. Мне по морде дали уже в конце, это был уже декабрь или ноябрь 1988 года. Но меня ребята — мои друзья-хохлы — вовремя вытащили из грузинских лап.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Вы же там про молдаван пишете.

А. НОРКИН: Молдаванин поднял тревогу. Он поднял тревогу, а прибежали защищать меня хохлы и осетины.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Вот эти армейские годы вы всё-таки вспоминаете больше, как что-то хорошее?

А. НОРКИН: С очень хорошей, доброй ностальгией, конечно.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: 10-й спрашивает: «Поддерживаете ли вы с армейскими сослуживцами связь?»

А. НОРКИН: Вот это хороший вопрос, потому что сейчас — практически нет. Когда я писал — да.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Почему?

А. НОРКИН: Из-за событий на Украине.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: А они сами оборвали контакты или вы оборвали контакты?

А. НОРКИН: По-разному. Причём получилось так, что даже не столько с ребятами, а с людьми, которые в книжке у меня не фигурируют. Я же и с их семьями знаком. Например, со старшим братом одного… Да, кстати, важный момент! Когда вы спрашивали о том, правда или неправда… Я изменил фамилии в этой книге, потому что там есть некоторые вещи, о которых я пишу, которые вообще нормальные люди не должны делать — всякие хулиганские нехорошие поступки. Поэтому я на всякий случай фамилии изменил. Так вот, я знаком с некоторыми из членов их семей. Допустим, есть мой друг, с которым давно мыне разговаривали, а вот с его старшим братом, с которым я тоже знаком (потом, уже после армии познакомился), как-то этот контакт продолжается.

Я думаю, что это временная история. Один из них что-то мне такое говорит… Он работает много лет здесь на стройках, а потом приезжает домой, и вот он оттуда мне: «Там ваш Путлер!» Я ему говорю: «Слушай, ты сюда приезжаешь работать, и он тебе здесь не Путлер. Он тебя сюда пускает, и тут ты работаешь. У себя ты не можешь работу найти. А приезжаешь домой — и он сразу Путлером становится. Тебе не странно?» Ответа нет на этот вопрос. А дальше начинается какая-то такая штука, и она приводит просто к обрыву контакта.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Как вы видите вообще дальнейшее развитие ситуации на Украине?

А. НОРКИН: Я думаю, что рано или поздно всё это нормализуется, но боюсь, что поздно, потому что сейчас как-то совсем всё…

О. ДАНИЛЕВИЧ: Что в вашем понимании «поздно»?

А. НОРКИН: Я имею в виду — для того чтобы нормализовались отношения, много ещё времени потребуется. Может быть, даже больше, чем на нормализацию отношений между Россией и Грузией после войны 2008 года.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Но сейчас уже вектор немножко сместился в Сирию.

А. НОРКИН: Сместился. Я не про Сирию говорю. Понимаете, в Севастополе у нас родственники живут — двоюродная бабушка моей жены, тётя Лида, которой уже за 80. И мы к ним в прошлом году ездили. Я не могу вам передать очень коротко ту атмосферу. Я не знаю, «радость», «подъём» — это всё неправильные слова. Как будто у них груз какой-то висел на плечах — и вот он исчез. Несмотря на то, что тяжело, что там такие же проблемы, которые у них были (плюс присовокупились, наверное, какие-то проблемы, которые у нас здесь в России), но это всё равно дорогого стоило. Почему я это и поддерживаю.

О. ДАНИЛЕВИЧ: В данном случае на всякие европейские санкции, вообще санкции Запада вы смотрите так…

А. НОРКИН: Как я могу смотреть сейчас на то, что серая погода? Я вот пришёл в жёлтой футболке — и добавил немножко солнечного света.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Просто Европарламент на этой неделе…

А. НОРКИН: Слушайте, я работал… ну, не с Европарламентом, а я работал с Еврокомиссией. Это такие бюрократы, мягко говоря!

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Скользкие люди?

А. НОРКИН: Да ну их!

О. ДАНИЛЕВИЧ: Ещё большие бюрократы, чем российские чиновники?

А. НОРКИН: Нет никакого сравнения просто.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Знаете, что они сказали? Они говорят, что главное условие, чтобы сняли санкции с России, — «верните Крым».

А. НОРКИН: Да, я знаю, возвращение Крыма.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Будут долго ждать?

А. НОРКИН: Давайте отдельно поговорим, если хотите, когда-нибудь про политику. Я с удовольствием приду и расскажу всё, что я думаю.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: 10-й нас возвращает в армию: «Андрей, а в патруле ловили десантников?»

А. НОРКИН: Нет, меня десантники… Я никого не ловил. Я мирный человек. Я ходил в патруль для того, чтобы пойти в кино…

О. ДАНИЛЕВИЧ: «Я два раза стрелял, и меня один раз хотели побить».

А. НОРКИН: Я ходил в кино, я ходил звонить домой, и я ходил чего-нибудь есть — как правило, хачапури.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Так весело и задорно прошли два года службы.

А. НОРКИН: Я никого не ловил. Меня поймали один раз именно десантники, потому чтос десантно-штурмовой бригадой в Кутаиси были, что называется, тёрки. Артиллерийский полк и десантники — мы всё время друг друга…Я человек, хотите — миролюбивый, хотите — ленивый. Меня, кстати, на переговорном телефонном пункте и поймали. Я пришёл домой звонить, а они меня завернули. Но получилось очень смешно, потому что, когда меня привезли в комендатуру и должны были, по идее, через какое-то время за нарушение что-то сделать (может, даже на гауптвахту отправить), комендант города, узнав, что у него в КПЗ сидит москвич, меня вызвал, и мы с ним совместно стали решать его проблемы, потому что его переводили в Чехословакию…

О. ДАНИЛЕВИЧ: «Кремль покажешь?»

А. НОРКИН: Нет, ему нужен был билет. Тогда нельзя было купить билет на самолёт в Кутаиси, но другой человек мог купить в Москве. Тогда были другие времена, ещё 11 сентября не было. И поэтому меня потом с почётом привезли в полк на машине. Ну, про это тоже написано.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Ещё один факт из «Википедии», который вы можете либо опровергнуть, либо подтвердить. В 1986 году у вас родился сын. Так и есть? Это правда?

А. НОРКИН: Да, это правда.

О. ДАНИЛЕВИЧ: А как так получилось, что в 1986 году у вас рождается сын, а в 1987-м вас забирают в армию?

А. НОРКИН: Это сын Юлии от первого брака, который носит мою фамилию и моё отчество, поэтому это мой сын. Мы с ним вместе уже 24 года. И в следующий понедельник, 8-го числа, моему старшему сыну исполняется 30 лет.

О. ДАНИЛЕВИЧ: А ещё у вас есть двое усыновлённых детей.

А. НОРКИН: Да.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Это чьё было решение?

А. НОРКИН: Это было общее решение, мы долго об этом думали. Ну, дочка уже родилась. Там нет отметки такой — «все условия выполнены, и мы решили…» Как-то так само собой сложилось.

О. ДАНИЛЕВИЧ: А у кого появилась эта мысль, скажем так?

А. НОРКИН: Не вспомню, не скажу. Просто сейчас уже не вспомню. Просто в какой-то момент мы поняли (видимо, что-то опять говорили), что нет ничего, что нам не позволяло бы взять ребёнка. Поехали и взяли.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Сколько этим детям?

А. НОРКИН: Вчера они ездили к Андрею Малахову. Не знаю, сегодня это будут показывать или в следующую субботу. Старшему (который средний получается) 13 полных, а самому маленькому — 11.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Кем будут ваши дети, как думаете?

А. НОРКИН: Пока я не знаю. Вчера они заявили, что старший будет военным, а младший — поваром. До этого старший хотел быть дальнобойщиком, ещё кем-то.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Ну, сейчас не очень хорошо быть дальнобойщиком, не выгодно.

А. НОРКИН: Нет, он сказал, что он не будет дальнобойщиком, потому что иначе он станет импотентом.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Ого!

А. НОРКИН: Я говорю: «Почему?» Он говорит: «Сидячая работа всё время». Я говорю: «Слушай, есть определённый…»

О. ДАНИЛЕВИЧ: А журналистом-то кто-нибудь будет?

А. НОРКИН: Нет, слава богу, никто не будет. Старший сын работает телеоператором.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Всё равно близко.

А. НОРКИН: Близко, да. Ну, он просто любит снимать.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Всегда меня удивляет, почему «слава богу»?

А. НОРКИН: Потому что это очень неблагодарная и тяжёлая работа.

О. ДАНИЛЕВИЧ: А какая благодарная и лёгкая?

А. НОРКИН: Этого я не знаю.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Все артисты, которые у нас здесь бывают, говорят: «Нет, не дай бог!»

А. НОРКИН: Это они конкуренции боятся просто. Если мне удастся написать то, что я сейчас пишу, может быть, и будут там какие-то ответы, почему журналистику я считаю неблагодарной работой.

Вот «Армейские байки» — это действительно байки. Хотя байки есть и смешные, а есть байки совершенно не смешные. Там и смерти были, которые я видел, и какие-то истории просто человеческой подлости. Ну, это такой маленький кусочек моей жизни. Ну, действительно, что там? Два года.

А то, что я сейчас пишу, — это история немножечко другого плана, потому что я стараюсь рассказать то, чего, в общем-то, никто не рассказывал. Там период, который захватывает события с момента того, что принято называть «разгоном», «развалом» НТВ, то есть события 2000–2002 годов — именно моими глазами, потому что я действительно был очень активным участником этих событий, одним из революционных вождей. Об этом не писал никто, кроме Виктора Шендеровича.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: В двух словах, как вы это описываете?

А. НОРКИН: Описываю так, как было. Вот в этой книге я никакие фамилии не меняю, все фамилии настоящие.

О. ДАНИЛЕВИЧ: И до какого периода?

А. НОРКИН: Потом — большой кусок, связанный именно с моей работой на RTVi. Об этом никто не писал, вообще никто и никогда. И потом что-то там ещё, сейчас я пока не могу точно сформулировать. Понимаете, там идёт рассказ об информационной войне: что такое информационная война, с моей точки зрения? То есть на самом деле история моей профессиональной жизни: почему я сначала был либералом, как считали, потом не либералом, продался Кремлю, нерукопожатный, рукопожатный — вот вся эта пена.

Опять же возвращаясь к жене, которая меня и пилит, и командует, и всё на свете делает. Эта книга о нас — обо мне, о Юле, о тех, с кем мы работали и с кем встречались. На самом деле там очень интересный набор людей. Там есть и Гусинский, и Березовский, и Евгений Киселёв, и Виктор Шендерович, и Алексей Венедиктов, и небезызвестный вам Сергей Леонидович Доренко, и Путин, и Лесин, и люди, которые когда-то работали в спецслужбах (и российских, и нероссийских), и так далее, и так далее…

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Кого-то разоблачаете?

А. НОРКИН: Нет, я никого не разоблачаю. Просто я пытаюсь…

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Кому-то будет неприятно что-то про себя читать?

А. НОРКИН: Да, безусловно.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Будет? Они скажут: «Ох, этот Норкин написал…»

А. НОРКИН: А я к этому спокойно отношусь.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Каким периодом заканчивается книга? На чём точка?

А. НОРКИН: Я думаю, что пока 2014 годом, потому что подзаголовок — «От НТВ до НТВ через конголезское телевидение». RTVi называли «конголезским телевидением». Это выражение придумал Григорий Кричевский (в то время руководитель информационной службы канала ТВ-6), потому что аудитория была у RTVi вне России, заграничная. И вот он нас дразнил, что мы на Конго работаем. Я думаю, что 2014 год, чуть-чуть позже моей истории с «Дождём» — то есть тогда, когда информационная война у нас выходит на новый виток. Что это? Это Олимпийские игры, Украина, Сирия — вот эти вещи совершенно свежие. Не могу пока сказать.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Когда вы для себя пишете эту книгу, как вы для себя объясняете, зачем вы её пишете?

А. НОРКИН: Очень просто, вот это я как раз понимаю. Мне до сих пор не удавалось выговориться на самом деле. Меня всё время спрашивают о чём-то…

О. ДАНИЛЕВИЧ: Но не о том?

А. НОРКИН: Понимаете, есть рамки интервью, есть рамки радиоэфира, но всё это ограничено. Когда я выступил по поводу «Дождя», через некоторое время появился текст Олега Кашина. Если вы откроете статью про меня в «Википедии», вы увидите, что там есть ссылка на текст Кашина, но нет ссылки собственно на мой текст. И когда я прочитал на нескольких страницах Олега Кашина, который говорит: «Я вообще-то Норкина не знаю…» — хотя мы с ним работали на одной радиостанции. Я работал в эфире «Коммерсантъ FM», а Кашин был колумнистом. Мы не пересекались, но просто я ставил в эфир его рубрики. И он даёт анализ того, что происходило в моей голове в течение многих лет, почему я говорил раньше одно, потом — другое. То есть это смешно немножечко, понимаете. А у меня как бы не было возможности на самом деле объяснить.

Я объясняю это детям в институте. Я им задание просто задаю — мы начинаем разбирать моё выступление на прямой линии с Путиным, когда меня там стали опять же…

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Клевать.

А. НОРКИН: Что я призываю всех «забрить в солдаты»; «Норкин сказал, что у него студенты идиоты». Я говорю: «Давайте это разберём».

О. ДАНИЛЕВИЧ: Вообще все вспоминают больше о том, что Норкин говорил о патриотизме.

А. НОРКИН: Да, о патриотизме, но почему-то с каким-то негативным оттенком. И они мне говорят: «Андрей Владимирович, почему вы говорите одно, а про вас пишут совершенно другое?» Я говорю: «А вот поэтому, мои дорогие деточки, я и согласился с вами работать, чтобы вот эту фигню вы не писали, а научились работать так, как это должно быть».

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: 59-й наш слушатель спрашивает: «Подскажите название книги, пожалуйста».

А. НОРКИН: «Армейские байки».

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: А вторая?

О. ДАНИЛЕВИЧ: Вторая — «Прямой эфир»?

А. НОРКИН: Давайте мы пока не будем забегать.

О. ДАНИЛЕВИЧ: А сориентируйте по датам — и первая, и вторая книга.

А. НОРКИН: Вторая — думаю, это уже ближе к концу года. Что касается «Армейских баек» (о том, как я отдавал священный долг Советской армии), то она появится в конце февраля. Появится она в двух вариантах, насколько я понимаю, — с аудиодиском и без него. Книжка «18+». Как это сказать? Гриф там?

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: О, мат у вас там!

О. ДАНИЛЕВИЧ: Значит, будет в пакете.

А. НОРКИН: А как? Мы же разговаривали там.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Ну да, это же армия.

А. НОРКИН: Она будет в пакетике, то есть нельзя будет в магазине взять и пролистать. Мне очень смешно было, когда я увидел макет обложки. Там такой кружочек и написано: «Внимание! Содержит нецензурную брань. 18+».

О. ДАНИЛЕВИЧ: У вас ещё нет экземпляра?

А. НОРКИН: Пока ещё нет. Ну а как иначе? Я же ничего не придумывал. Да, мы так и разговаривали. Все так разговаривали. Шахназаров Карен Георгиевич, который написал предисловие к этой книге, сразу пишет: «Единственная моя претензия — я не приемлю нецензурную брань даже в художественных произведениях, даже по мере необходимости». Ну, я же не писатель.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Андрей Владимирович, у меня последний вопрос перед нашей рубрикой, где будет пять вопросов и пять быстрых ответов. Любой журналист, наверное, следит за рейтингами как своего СМИ, так и своих программ. Вы следите?

А. НОРКИН: Как это называется? Гуглить?

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Гуглите?

О. ДАНИЛЕВИЧ: Для вас это важно?

А. НОРКИН: Конечно, я периодически смотрю, что про меня пишут.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Свою популярность всё-таки проверяете?

А. НОРКИН: Нет, не популярность. Если рейтинги, то рейтинги я всегда получал, я их просто смотрю. Ну, иногда это полезно просто.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: А если гадости пишут?

А. НОРКИН: В основном и пишут гадости.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Давайте к рубрике переходить, совсем мало времени. Что вы скрыли когда-то от мамы? Это первый вопрос нашей рубрики.

А. НОРКИН: Наверное, что-нибудь стащил.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Например? Деньги?

А. НОРКИН: Не знаю. Нет, наверное, не деньги. Какой-нибудь нехороший поступок. Может, разбил чашку. Не помню.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Сласть какую-нибудь стащили. С какой блондинкой вы бы смогли изменить своей жене?

А. НОРКИН: Ни с какой. Она у меня периодически бывает блондинкой, поэтому тут нет проблем.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Хорошо. Самая большая ошибка в жизни?

А. НОРКИН: Иностранный язык не выучил.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Ни один?

А. НОРКИН: Не-а. Нет, я могу объясниться в гостинице, в магазине, но как-то иногда очень стыдно становится.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: У кого вы бы попросили прощения?

А. НОРКИН: У мамы.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Последний вопрос: кто ваш лучший друг?

А. НОРКИН: Юлька, конечно.

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Это жена.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Самый популярный ответ на самом деле.

А. НОРКИН: Видите, что никакой паузы не было.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Андрей Норкин был у нас в гостях. Спасибо большое! Приходите ещё.

А. НОРКИН: И вам спасибо большое! Зовите.

О. ДАНИЛЕВИЧ: Екатерина Звягинцева…

Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Ольга Данилевич. Через неделю услышимся. Пока!

О. ДАНИЛЕВИЧ: Пока!