С.ДОРЕНКО: 8 часов 40 минут. Среда, 21 июня. Здравствуй, великий

город! Здравствуйте, все! Это радио «Говорит Москва»! Говорит

Москва! Дарья Кнорре — ведущая этой программы.

Д.КНОРРЕ: И Сергей Доренко. Доброе утро.

С.ДОРЕНКО: 60 Собянину.

Д.КНОРРЕ: 59, подождите, он с пятьдесят восьмого года.

С.ДОРЕНКО: 59! Так 59, это мелочь.

Д.КНОРРЕ: Даже не юбилей.

С.ДОРЕНКО: Но он нормальный, он подтянутый и все такое.

Д.КНОРРЕ: Ну, да.

С.ДОРЕНКО: 59. Нормально. Скажи, а сколько ему будет в двадцать

четвертом году, можно вопрос дурацкий?

Д.КНОРРЕ: Не знаю, это надо считать.

С.ДОРЕНКО: Если с пятьдесят восьмого, в восемнадцатом будет 60,

соответственно, ему будет 66 в двадцать четвертом году. Ну, вполне

себе и преемник, вообще чего хочешь. Правильно?

Д.КНОРРЕ: Вы считаете? Ну, хотя 66 — это нормально.

С.ДОРЕНКО: 66 плюс 12. У нас приходят на 12 лет как минимум. 12,

24, 36.

Д.КНОРРЕ: В принципе, стандартный возраст для наших родителей.

С.ДОРЕНКО: 66 плюс 12 — это 78. Нормально.

Д.КНОРРЕ: Всего-то.

С.ДОРЕНКО: Вот сейчас пришел Трамп, 71, 70 или сколько, плюс 4 —

75.

Д.КНОРРЕ: У них по 4, у нас по 12.

С.ДОРЕНКО: У нас по 12 власть, а у них по 4 года, да, это разница.

Хорошо, Трамп. Но Трамп зато ведет образ жизни самый

прекратительный, он ест, например, из McDonald’s, то есть он

серьезный такой человек, Coca-Cola пьет, он устремлен к тому, чтобы

78 ему было тяжеловато достичь. А Собянин наоборот, он

правильно…

Д.КНОРРЕ: Откуда же мы знаем?

С.ДОРЕНКО: Мы знаем, мы видели разные заседания.

Д.КНОРРЕ: Может он в «Теремке» блины постоянно.

С.ДОРЕНКО: Нет!! О чем ты говоришь? Я видел, он вообще не

прикоснется почти к пище, он абсолютно блюдет себя, да. Так что нет,

нет, нет, там водичка минеральная и все, конечно.

«Что за оказия с этим видео, который президент показал Стоуну?

Очень неприятное ощущение, если честно», — говорит Александр.

«Неужели Владимира Владимировича легко обмануть и подставить?»

Вы знаете эту историю, эта история очень понятная. Владимир

Владимирович Путин показал Стоуну, этому леваку... Леваку,

американскому леваку, который делал про него фильм, он показал с

гордостью атаку нашего вертолета в Сирии, насколько я понимаю, и

он гордился этим. А потом выяснилось, что это атака американского

Apache в Кабуле. Простите, не в Кабуле, а где-то в Афганистане

тринадцатого года. То есть этой атаке уже 4 года, это американцы…

Д.КНОРРЕ: Атакуют талибов.

С.ДОРЕНКО: Убивают 20 талибов. И есть Apache Helicopter… Вот как

там наверху? Apache Helicopter kills 20 Taliban. Это Путин показал

Стоуну как пример русского воинства.

Д.КНОРРЕ: Причем, наложено на видеопереговоры якобы российских

пилотов.

С.ДОРЕНКО: Во-первых, чего хочешь косяки у всех бывают. Во-

вторых, там прописан русский текст.

Д.КНОРРЕ: Да. Предположительно, это переговоры украинских

пилотов, которые участвовали в боевых действиях под Донецком, так

некоторые считают.

С.ДОРЕНКО: Там текст пилота, как бы говорят по-русски. Но это тоже,

наверное, как считают некоторые, это украинские пилоты, атакующие

ополченцев в Донбассе, то есть украинские пилоты, атакующие

ополченцев в Донбассе, говорят на русском языке. Они атакуют

аэропорт Донецк, там вокруг, вот эту тему, Славянск, Донецк. И

подложено это под Apache, которые убивают «Талибан». И Путин

считает, что это русские. Почему? Я тебе объясню.

Д.КНОРРЕ: Объясните.

С.ДОРЕНКО: Существует несколько версий: первое, что он пользуется

интернетом.

Д.КНОРРЕ: Президенту должны такие вещи готовить, не сам он гуглит

в YouTube.

С.ДОРЕНКО: А почему нет?

Д.КНОРРЕ: Как российские пилоты там кого-то атакуют.

С.ДОРЕНКО: Я не знаю.

Д.КНОРРЕ: Ему это должны давать непосредственно военные.

Настоящее ведь не из интернета, а видео, которое…

С.ДОРЕНКО: Я не знаю. Мы просто живем… Например, я живу. Да?

Мне что-то должны? Ну, наверное, редакторы должны.

Д.КНОРРЕ: Конечно.

С.ДОРЕНКО: И больше того, я раскрою страшный секрет, вот редактор

этой программы ты, ну, потому что никакого другого нет.

Д.КНОРРЕ: Но вы скромничаете.

С.ДОРЕНКО: Дарья Кнорре — редактор этой программы по факту.

Д.КНОРРЕ: Вы тоже себя готовите.

С.ДОРЕНКО: Да, я готовлю, подолгу. Но все равно ты редактор в

известном смысле. Я чего-то ляпну из своего опыта, что-то где-то я

увидел, и тебе скажут: Даш, но вы его не подготовили.

Д.КНОРРЕ: И будут правы.

С.ДОРЕНКО: Может правы, а может быть нет. Я же занят впитыванием

информации 24 часа в сутки, не только в тот момент, когда ты меня

брифингуешь, допустим.

Д.КНОРРЕ: Если я вам скинула ссылку сегодня утром, и вы ее

прочитали…

С.ДОРЕНКО: И ты облажалась, я скажу: Даш… Я сделаю глаз, я

сделаю бровь один раз из может быть трех раз, после чего я сделаю

страшную бровь, и уже отдалюсь.

Д.КНОРРЕ: Или я отдалюсь.

С.ДОРЕНКО: Отдалюсь на несколько месяцев. На несколько месяцев

могу отдалиться, месяцев на семь, на восемь, это называется

отдалиться. А потом приближусь опять. Тут проблема-то какая? Ну,

вот он сейчас отдалится от человека, который дал ему эту ссылку.

Либо он сам это нашел в интернете случайно, может быть не было

времени проверить, а чувство гордости. Ну, почему нет? Это

нормально. Мы все из мяса и костей.

Д.КНОРРЕ: Когда мы говорим о президенте, все-таки существуют

протоколы, все-таки это подготовка большого интервью.

С.ДОРЕНКО: Потому что ты говоришь о сущности. Подумай о том, что

президент одновременно это сущность… Что такое президент, давай

загибай пальцы. Президент — это орган власти. Ошибся ли орган

власти в этот момент? Нет. Потому что орган власти не принимал

властных решений.

Д.КНОРРЕ: Да, безусловно.

С.ДОРЕНКО: Значит, орган власти, президент, не ошибся. Дальше.

Есть президент-функция, то есть существо без мяса и костей, а вот,

собственно, подписи, вот это его след прослеживается… Условно

говоря, функция-президент, я бы сказал, по его следам его можно

судить. Увидеть его невозможно, но по следам можно проследить, это

его подписи на документах — вот это функция-президент. В этом

смысле функция-президент ошиблась?

Д.КНОРРЕ: В каком-то смысле да, потому что в том числе и я введена

в заблуждение, потому что когда я смотрю на то, что показывает

президент, и он это демонстрирует наши действия, действия России,

как субъекта федерации, я ему верю.

С.ДОРЕНКО: Ну, да.

Д.КНОРРЕ: А потом выясняется, что это какие-то американцы.

С.ДОРЕНКО: Я функцию президента отношу все-таки когда он на

кафедре, все-таки это, скорее, орган власти.

Д.КНОРРЕ: Это отчет о нашей…

С.ДОРЕНКО: Здесь он не на кафедре. Здесь он говорит с каким-то

леваком, а этот Оливер, этот господин, который к нему приехал, он

левак. Вы же знаете, он не какой-то там знаменитый американский

публицист, а он до этого делал, простите, с Чавесом фильм.

Д.КНОРРЕ: Да, он любит вообще.

С.ДОРЕНКО: Он делал фильм с Чавесом. Он любит аутло, странных

леваков, можно сказать диссидентов, он любит странных людей.

Д.КНОРРЕ: Кто-то говорит, тиранов любит. Не знаю.

С.ДОРЕНКО: Он любит странных людей. И он этим прославлен. До

известной степени. Я думаю, что если бы я спросил своих

американских друзей об этом знаменитом фильме о Путине, то 99,9%

моих американских друзей ничего бы не знали об этом фильме, они

бы знали ноль об этом фильме. А та одна десятая процента, которая

бы знала об этом фильме, скорее всего, знала бы о нем от меня. То

есть по-настоящему никто… Это не демаст.

Д.КНОРРЕ: Серьезно? То есть вообще никому не интересно?

С.ДОРЕНКО: Америка живет огромной большой жизнью.

Д.КНОРРЕ: Да, я понимаю.

С.ДОРЕНКО: 320 млн человек. Надо понимать, да? Бурление в этой

320-миллионной массе, оно само по себе больше, понимаешь?

Д.КНОРРЕ: Я понимаю. Но все-таки Путин, Россия на устах у всех

всегда, это обсуждают.

С.ДОРЕНКО: Это правда. Но на устах в ином контексте. Путин, Россия

на устах в смысле, надо как можно быстрее от них отречься и как

можно быстрее их обругать, это сегодня хороший тон в Америке — их

обругать. А этот фильм, он не ругательский, поэтому это фильм, в

общем, диссидентский, то же о диссиденте. Я сегодня где-то это

прочитал, это правда, что Путин диссидент мировой политики. Он

диссидент. Он диссидент, потому что он не идет проторенными

коридорами, проторенной лыжней, какими-то проторенными каналами,

он не идет. Он задает вопросы, которые неуместны. То есть Путин

диссидент мировой политики. Вот кто-то написал, мне кажется, это

очень точно. И диссидент американского кинематографа снимает о

диссиденте-Путине, вот, собственно, происшествие, которое будет

замечено, не знаю, например 10 тыс. человек в Америке.

Д.КНОРРЕ: Да. И при этом мы здесь все, в России, растаскиваем

каждую фразу из интервью Путина как заявление.

С.ДОРЕНКО: Потому что мы провинциальны. Даже сама работа

американца в силу нашей необычайной, невероятной, запредельной

провинциальности…

Д.КНОРРЕ: Конечно.

С.ДОРЕНКО: Мы очень провинциальный народ вот почему. В отличие

даже от американцев… Американцы тоже провинциальны, вообще

любой народ провинциален, любой народ ищет глазами какую-то

точку, откуда исходит свет.

Д.КНОРРЕ: Конечно.

С.ДОРЕНКО: И чаще всего, если только это не французы, находит ее

где-то вне. Вот французы находят всегда в себе эту светящуюся

точку.

Д.КНОРРЕ: И англичане.

С.ДОРЕНКО: И англичане. А некоторые народы чаще всего ищут эту

точку вне себя. Те же испанцы при всей их горделивости ищут точку

светящуюся в Вашингтоне или Париже.

Д.КНОРРЕ: Ругают также американцев.

С.ДОРЕНКО: И русские вообще живы светящимися точками последние

несколько веков вне России.

Д.КНОРРЕ: Это понятно.

С.ДОРЕНКО: Мы соизмеряем свои поступки с Лондоном, Парижем,

Вашингтоном. Мы соразмеряем свою кухню, «вот так подают в

Париже», «вот здесь надо положить листик петрушки, потому что вот

так подавали в Париже». Мы живем вообще отражением жизни, мы в

России живем отражением жизни.

Д.КНОРРЕ: Это я понимаю.

С.ДОРЕНКО: Нам обидели нашего президента Сирии. Какой он наш? С

какой минуты он был наш? Никогда не был нашим, никогда. Но нам его

обидели. То есть мы живем все равно отражением чужих событий. Не

мы сделали событие, а мы живем отражением, реакцией, мы

реактивны.

Д.КНОРРЕ: Вот этот случай подтверждает провинциальность России?

С.ДОРЕНКО: Любой иностранец, как в древней Индии, любой

иностранец из Европы или из Америки причисляется к касте браминов.

Д.КНОРРЕ: Брахман.

С.ДОРЕНКО: Брахман, брамин, по-разному. То есть любой англичанин

или русский, который приезжает в древнюю Индию, он де-факто

брамин, если только он не говорит про себя, что он купец Афанасий.

Как там было? Афанасий Никитин, да? Путешествие за три моря. Если

он говорит «купец», тогда, пожалуйста, он причисляется сразу к

купцам. Но если он ничего не говорит, то он брамин, брахман, то есть

белый человек в России, он сразу высшей касты.

Д.КНОРРЕ: Так я об этом же.

С.ДОРЕНКО: Приезжает малоизвестный господин из Америки, который

до этого делал фильм про Чавеса, и поэтому он допускается в

Кремль, и по этому мы с ним откровенны максимально. И поэтому мы

с ним хотим дружить, потому что иностранец выше русского по

определению в глазах многих русских в нашей оценке в силу нашей

провинциальности, ведь он приехал оттуда, как бы из столицы мира, а

мы как бы живем в колхозе мира, как будто бы мы населяем некий

колхоз, некую деревню мира. Поэтому любой человек из Парижа,

барин из Парижу, из Лондона, из Вашингтона, из Нью-Йорка… Как

говорила моя бабушка, простите меня, пожалуйста, я никогда не

ругаюсь, вы знаете, усраться можно, говорила бабушка. Аж из самого

Нью-Йорка, это же невозможно даже себе представить! Поэтому это

всегда первое.

Второе. В силу отсутствия общества в России и в силу отсутствия

равенства в России людей нам хочется, каждому из нас, с кем-то

поговорить, кто не находится в удушающей нашей вертикали. Наша

вертикаль удушающая, она убивающая, это вертикаль смерти. И нам

хочется поговорить с кем-нибудь. Я клянусь, это правда! Я вчера пишу

другу в Америку, я лично, Алан Каллисон, вы может быть его помните.

Алан Каллисон, который был корреспондентом The Wall Street Journal

здесь много лет. Алан, пишу я, how are you. Алан, what are you doing.

Алан, tell me something. Дай мне глоток свежего воздуха, Алан.

Почему? Потому что глоток свежего воздуха может дать мне только

человек вне вертикали, и это всегда иностранец, либо Бронислав

Виногродский. Бронечка Виногродский, он вне вертикали, он

болтается где-то как свободный радикал, его черти носят то вверх, то

вниз, то в бок. И иностранец, который тоже вне вертикали смерти

русской. В этот момент я не мог найти Бронечку, я пишу американцу:

Алан, how are you, what's up, what are you doing? А он меня

спрашивает: как мотоциклы, как сезон? У вас, говорят, прохладно, мне

надоела жара.

Д.КНОРРЕ: «Говорят», значит интересуется.

С.ДОРЕНКО: Мне надоела жара, я хочу к вам приехать покататься на

велике и т.д.

Д.КНОРРЕ: Вот!

С.ДОРЕНКО: И также представь себе одиночество человека, который

чиновник вертикали или функция вертикали. Представь себе

одиночество вообще по факту, одиночество президента.

Д.КНОРРЕ: Не просто чиновник, а глава этой вертикали.

С.ДОРЕНКО: С кем говорить президенту? Если бы он с кем ни

возьмется говорить… Только с Ролдугиным можно поговорить, потому

что он музыкант, он вне вертикали. С кем бы он ни начал говорить,

высока вероятность, что этот человек встроен в вертикаль.

Д.КНОРРЕ: Это понятно.

С.ДОРЕНКО: В силу этого, если бы я был президентом, я бы делал

две взаимоисключающие вещи, я лично: я бы всех за лесть презирал,

ярко, сильно, хорошо презирал.

Д.КНОРРЕ: А за отсутствие…

С.ДОРЕНКО: А за отсутствие лести наказывал бы, абсолютно верно.

Вот я вам расскажу, как я бы жил, если бы я был президентом, я бы за

лесть презирал, а за отсутствие лести наказывал бы, вот примерно

так. И если бы ко мне приезжал любой иностранец, я бы перед ним

душу навыворот раскрывал, потому что не перед кем больше. А перед

кем? Все же рабы. Как перед рабами раскрыть душу? Зачем? Они не

поймут. Перед рабами не получается раскрыть душу, только перед

иностранцами.

Д.КНОРРЕ: Вспоминается фильм «Последний король Шотландии», но

вы меня будете ругать за это сравнение.

С.ДОРЕНКО: 59 минут. «В движении».

НОВОСТИ

С.ДОРЕНКО: 9 часов 6 минут. Среда, 21 июня. Здравствуй, великий

город! Здравствуйте, все! Это радио «Говорит Москва»! Говорит

Москва! Дарья Кнорре — ведущая этой программы.

Д.КНОРРЕ: И Сергей Доренко.

С.ДОРЕНКО: Меня упрекнули: «Неужели вы не смотрели “Лицо со

шрамом”, где Стоун сценарист». Я вспомнил этот потрясающий

фильм, ну, конечно. Это марьялитас, бегут с Кубы, Аль Пачино плохо,

плохо, плохо, потом Аль Пачино становится хорошо, хорошо, хорошо.

А в конце ввиду и обусловлено его порочности ему опять становится

плохо, плохо, плохо и крах личности. Правильно я вспомнил

сценарий? Сценарий потрясающий, действительно никто бы не мог

додуматься до такого. Аль Пачино там имеет неприятное лицо,

жестокое абсолютно.

Д.КНОРРЕ: Аль Пачино гениальный.

С.ДОРЕНКО: Я помню. Успех марьялито, бандитос и так далее,

гангстерос. И Леонид Володарский почему-то в этом же фильме. Был

его перевод. Стоун. Стоунский «Взвод» не знаю. Простите, «Взвод» не

знаю. Товарищи, я работал в Африке. Куда вы меня привязываете?

1978-1979. Я объясню. Всегда, когда творил Стоун, я был либо в

Африке, либо танцевал с негритянками здесь, в Москве, с

латиноамериканками черными.

Д.КНОРРЕ: И у вас не было кассетника, видака, как говорили?

С.ДОРЕНКО: У меня все было. В 1978 году? В 1978-м не было. В 1978-

м я танцевал бамп с конголезскими женщинами и танцевал (по-

испански).. la música salsa... Та-да- ри-да… та-ра- та-та… «Когда

придет моя жена». В смысле, потом жена придет, в конце.

Присоединится, я думаю. И бамп, бамп, бамп. Умеешь бамп

танцевать?

Д.КНОРРЕ: А что это такое?

С.ДОРЕНКО: Встань сюда. Вот так. Я учил Оношку, мне кажется. Вот

так... Надо бить друг друга этими штучками. Это бамп. Я танцевал

бамп, пока вы смотрели Оливера Стоуна. Затем я пребывал в Африке.

Африка – это континент. Я сказал глупость? Мне кажется, что это

часть света и континент одновременно. Я боюсь все время ошибиться.

Африка – это континент, где я наблюдал голых немок из ГДР.

Д.КНОРРЕ: О господи.

С.ДОРЕНКО: На пляже южнее Кванзы, река Кванза. И так далее. И в

этот момент вы смотрели всю эту ахинею. Ку-ку. Ну, вы понимаете,

что я блистательно отсутствовал, а вы уныло присутствовали во всем

этом дерьмище, пока я сидел в Африке. Пожалуйста, кто против.

США ввели санкции в отношении 38 человек и компаний из-за

ситуации на Украине. Скажи, пожалуйста, ты бы хотела под санкции?

Мы вчера звонили Хирургу, Хирург попал под санкции.

Д.КНОРРЕ: А это считается почетно?

С.ДОРЕНКО: Я не знаю. Давайте проголосуем.

Д.КНОРРЕ: Какой-то налет романтизма сразу же «я под санкциями».

С.ДОРЕНКО: Да, да. Мы дадим три телефона. И вот какое голосование

я вам предлагаю. Вы считаете, что оказаться под персональными

санкциями Соединенных Штатов Америки – это клево, это, в общем,

безразлично или это очень плохо для вас было бы.

Д.КНОРРЕ: Они не имеют права…

С.ДОРЕНКО: Сейчас опишем. Оказаться под персональными

санкциями Соединенных Штатов Америки хорошо и полезно – 134-21-

35, безразлично – 134-21-36, плохо и невыгодно – 134-21-37.

Я сейчас расскажу. Кто попал под санкции? Частная военная компания

«Вагнер», предполагаемое руководство. Эта компания на самом деле,

поскольку эта структура довольно закрытая, то трудно определить,

кто руководство, но американцы чего-то повычисляли и определили.

Дальше. Компания Concord Catering. Это, насколько я понимаю,

организация, которая связана с человеком, которого называют личным

поваром или личным ресторатором Путина Евгений Пригожин.

Д.КНОРРЕ: Concord — это питание в школах в том числе.

С.ДОРЕНКО: Да, это то, что едят ваши дети. Теперь это под

санкциями, товарищи. Дальше. Ряд чиновников из Крыма, ряд

чиновников из самопровозглашенных народных республик на

территории Украины, а также лица, связанные с байк-клубом «Ночные

волки». Главное, что обидно, что они единственные проводники

здесь… На самом деле «Ночные волки» — единственные

последовательные проводники американской культуры.

Д.КНОРРЕ: Потому что они катаются на «Харлее».

С.ДОРЕНКО: Не только, нет. У Хирурга «Ямаха», «Вимакс», по-моему,

но, может быть, не один мотоцикл. Они катаются на

американоподобных, стилистически американских мотоциклах.

Д.КНОРРЕ: Где ноги вперед, шлемы.

С.ДОРЕНКО: Они одеваются как американские мотоциклисты. Вся их

эстетика, секстон, место, где они заседают, это американский, это

тарантиновский, «Синсити» и так далее, это все американская

эстетика. То есть никого более последовательно американского в

России нет, кроме «Ночных волков». Они самые есть янки, самые янки

наши. Я думаю, они не должны вылезать от американского посла, судя

по их культурным обычаям. Но нет, наоборот, все наоборот. Это

парадокс. Их будут арестовывать? Насколько я понимаю, деньги будут

арестовывать. Что с ними будут делать? Кто выяснил, что такое

санкции? Я понимаю, что все их счета в США… Одним словом, там,

где их поймают американцы, там и будут их тормозить и ловить. Я

останавливаю голосование. Я приглашаю вас высказаться.

29 процентов наших слушателей считают, что получить американские

санкции – хорошо и выгодно, 30 процентов – безразлично, 41 – плохо,

невыгодно.

73-73- 948. Позвоните, пожалуйста, давайте обсудим, почему вы так

считаете, почему вы так позвонили. Может быть, кто-то, кто под

санкциями, позвонит нам. «Пусть пересаживаются на “Ижи” и “Явы”».

Ерунду вы говорите и все. Простите, президент на «Мерседесе», а мы

на «Ижах». Это почему, интересно, можно уточнить? Здравствуйте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Сергей, здравствуйте. Дмитрий, Москва. Недавно

посетил Узбекистан. Страна, которая застряла в своем времени, со

своими машинами и в которую последние 20 лет в принципе

практически не идут иностранные инвестиции. Поэтому мое мнение:

американские санкции страшны тем, что наша страна закрывается

именно от развития.

С.ДОРЕНКО: А когда-то Дуэ Nexia была узбекская.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Так она до сих пор есть.

С.ДОРЕНКО: Значит, какие-то инвестиции корейские.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Она была 30 лет назад и до сих пор по той же

технологии она делается, ну, немножко в другом корпусе.

С.ДОРЕНКО: Я понимаю.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Тогда были инвестиции, потом они ушли.

С.ДОРЕНКО: Я понимаю. Спасибо. Пример Узбекистан, страна без

инвестиций последние пару десятилетий. Здравствуйте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Доброе утро, Сергей. Дмитрий. Небольшая

шутка. Сейчас, если относиться к физическим лицам, то под

санкциями быть модно.

С.ДОРЕНКО: Модно. А что это дает, кроме моды? Ведь мода

скоротечна, через неделю никто не вспомнит.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: В общем, да. На самом деле, кроме проблем,

конечно, ничего это не дает.

С.ДОРЕНКО: А проблемы какие? Возьмут, если в Барселону полетишь,

например?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Нет, нет проблем, в европейские страны лететь

никаких проблем не будет.

С.ДОРЕНКО: А постепенно будут. Американцы вводят санкции, а

европейцы потихонечку ведь на это смотрят. Я вам хочу сказать, даже

китайцы на это смотрят. У меня есть бизнесмен знакомый, который

пытался работать, а ему говорят: вы знаете, мы не хотим сердить

американцев. Не хотим сердить американцев.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Есть такое, да. Но все равно они потихонечку

плюют на санкции и потихонечку всякими окольными путями работают.

Взять итальянцев, например. Технологии, связанные с

нефтепереработкой, сейчас у нас на Капотне произошла очень

глубокая модернизация. Капотня – нефтеперерабатывающий завод.

С.ДОРЕНКО: Даже, мне кажется, американские корпорации с целью

обхода санкций подталкивают разных партнёров.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Конечно. С первых дней, как только все это

началось, они тут же нашли какие-то дочерние левые конторы,

которые не европейские, не американские, они через различные… я

сейчас не помню, корейские, китайские, через них это все идет. Да,

может быть, это чуть дороже получается на конце, но в любом случае

все равно все движется. А для компаний, как для юрлиц, это, конечно,

проблемы, проблемы для нашего Сбербанка, почему он не заходит в

Крым, наши сотовые операторы. Да, есть такие проблемы.

С.ДОРЕНКО: Спасибо. «Сами бы вы, — 73-й, — захотели бы быть под

санкциями?» Я – нет. Откровенно – нет, не хочу, мне не нужно.

Объясню, почему. Если бы это было вызвано абсолютной

необходимостью долга и службы, то я бы, наверное, взвесил. А для

того, чтобы покривляться, — нет, не хочу. А зачем? Я очень люблю

Америку. Я прошу вырезать эту фразу и сделать из нее рингтон. Я

очень люблю Америку. Я очень люблю путешествовать по Америке. Я

очень люблю все, что напоминает мне о Воннегуте, Марке Твене.

Вообще, я вырос на этих дивных писателях. Должен сказать, если бы

мне сказали, что на необитаемом острове со мной будет одна книга,

собрание сочинений, то я бы взял Марка Твена, прежде, чем Чехова

или Толстого, или Достоевского. Конечно, Марка Твена в первую

очередь. Если бы мне сказали, что у меня будет два автора, ну, все

книги можно взять, я бы взял Воннегута, конечно, обязательно, Курта

Воннегута я бы взял, 100 процентов. Если бы мне сказали, три автора,

я бы взял Марка Твена, Воннегута и Чехова. А если бы четыре?

Д.КНОРРЕ: Гоголя.

С.ДОРЕНКО: Не знаю. Гоголь какой-то избыточный. Эти… с

завернутыми углами прочитывать по полстраницы мне тяжеловато,

темпоритм уже другой. Не знаю. Нет, не Булгакова. Я бы взял

Платонова. Потому что он выдумал новый язык, свой собственный

язык. Я бы читал его собственный язык. Это не русский язык, а это

особый язык, это его язык. Я бы читал. Вот так. Может быть, не знаю.

Сейчас начинаю выдумывать. Нет, Габриэля Гарсию Маркеса. Нет, не

Платонова…

Д.КНОРРЕ: Вы читаете на испанском.

С.ДОРЕНКО: Конечно. Если бы мне сказали, что четыре автора, я бы

взял Габриэля Гарсию Маркеса. (по-испански).

Д.КНОРРЕ: Это вы сейчас цитируете «100 лет одиночества»?

С.ДОРЕНКО: Да, конечно. Ну, ладно, хорошо. Нет, я бы не хотел

влетать ни под какие санкции. Мир для меня и так мал. Я

наслаждаюсь его миниатюрностью. Если бы мне сказали, что от этой

малости, от этой ничтожности мира отрежут еще какой-то кусок, я бы

сказал: идите в жопу. Нет, нет, нет.

Хорошо. 29/30/41. Мы продолжаем говорить о том, хорошо ли быть

под санкциями. Если это можно продать, как позицию, я бы, может, и

пошел под санкции, не знаю. Здравствуйте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. Игорь, Москва. Вот санкции -

санкции, а в Красногорске вчера забетонировали площадку под

Mercedes.

С.ДОРЕНКО: Вы имеете в виду, что будет у вас новый завод

прекрасный.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Вот они с американцами немножко подружились,

с «Крайслерами», а потом их погнали отсюда, теперь к нам пришли.

С.ДОРЕНКО: Почему нет? Если вы поедете в Штаты, вы узнаете, что

Mercedes — это прекрасная мексиканская машина. Их же делают в

Мексике. Почему нельзя их делать в России? Это мексиканская

машина, конечно.

Д.КНОРРЕ: Как, мексиканская?

С.ДОРЕНКО: Кроме ML, который делается на юге Соединенных

Штатов, остальные Mercedes в Америке в массе, их много,

мексиканские.

Д.КНОРРЕ: «Крайслеры», в смысле.

С.ДОРЕНКО: Мексиканский завод Mercedes. Есть мексиканский завод

Mercedes.

Д.КНОРРЕ: Это просто как у нас делают.

С.ДОРЕНКО: Мексиканская машина такая, хорошая. Ну, правда. А ты

знаешь, что 10 процентов вашего Mercedes или 9, или 8, или что-то в

этом роде, очень много, принадлежит вообще арабским шейхам,

Эмиратам?

Д.КНОРРЕ: Это как-то влияет на качество машины?

С.ДОРЕНКО: Так, ничего. Арабо-мексиканская машина. «BMW вот

делают в Калифорнии». Ну, правильно, X5 делают в Калифорнии.

BMW правильно делает, что в Калифорнии. Здравствуйте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Сергей, здравствуйте. Денис. Относительно

санкций. Отраслевые санкции, конечно, Европой фрондируются. А вот

персональные санкции, как правило, Европой зеркалятся. То есть для

обычного человека попадание в персональный санкционный список

американский, скорее всего, будет означать лишение перманентной

мультивизы шенгенской.

С.ДОРЕНКО: Раз.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Закрытие овердрафтов.

С.ДОРЕНКО: Да.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Причем, вы знаете, что в европейских банках,

американских банках, даже в российских «дочках» овердрафты на 1,5-

2 процента ниже, чем в российских банках.

С.ДОРЕНКО: Очень интересно. Я не знал, что в «дочках» тоже. Я не

знал этого. Теперь знаю.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Я не буду называть процент, но ниже, где-то на

1,5-2 процента. Скорее всего, если вы занимаетесь какими-то вещами,

связанными с биржевой торговлей, брокерский счет, опять же они

наиболее интересные для международных брокерских компаний.

Скорее всего, брокерский счет вам, так или иначе, закроют. Причем

могут сделать это по-жесткому. Вот чем отличаются персональные

санкции от отраслевых. Отраслевые, согласен, особенно последнее

высказывание немецких учредителей «Северного потока 2» о том, что

они не планируют и задача «Северного потока 2» не состоит в том,

чтобы наполнять бюджет Украины. Было сказано достаточно жестко.

Но то, что тот же самый Федун попал в персональные американские

санкции, скорее всего, для него и в Европе будут зеркальные

проблемы.

С.ДОРЕНКО: В том числе в банках.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Конечно.

С.ДОРЕНКО: И с визой. То есть он сможет доказать, если он

конкретно едет в Страсбург на сессию ПАСЕ, что ему нужно там быть,

например, три дня, но такую длинную визу, скорее всего, уже закроют.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: На сессию ПАСЕ он вряд ли поедет. Скорее, он

поедет в Давос на экономический форум. Посмотрим, возникнут ли у

него сложности с посещением этого экономического форума в

следующем году. Он первый раз попал в индивидуальный

санкционный список, вице-президент «Лукойла».

С.ДОРЕНКО: А вот почему? Вы можете расшифровать? Дайте мне

примерное понимание, почему Хирург, почему Федун?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Относительно Федуна для меня загадка. Потому

что он предельно аполитичен, он занимается футболом, имеется в

виду из публичной сферы. У него бизнес, опять же, брокерская

компания «ИФД КапиталЪ». У него, насколько я понимаю, есть,

помимо «Лукойла», участия в «Лукойле», у него есть дилерский центр

Mercedes, по-моему. То есть каких-то вещей, связанных с политикой, с

противостоянием, а уж тем более с геополитикой, за ним не замечено.

Загадка для меня.

С.ДОРЕНКО: Ну, хорошо. А с Хирургом более понятно, потому что он

котируется, как друг Путина.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Конечно. Он же не байкер, он - русский

мотоциклист.

С.ДОРЕНКО: Но он друг Путина, а американцы пытаются сделать

Путину больно через друзей.

Д.КНОРРЕ: Причем у Хирурга еще и серьезные инвестиции в Крым, он

же получил там землю.

С.ДОРЕНКО: Что значит, инвестиции? Инвестиции - это когда человек

что-то вкладывает, invest.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Я так понимаю, что землю ему дали.

С.ДОРЕНКО: Подарки.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: А дальше-то он будет развивать этот проект.

С.ДОРЕНКО: Подарки. Подарки. Это не инвестиции. Инвестиции - это

когда ты что-то вкладываешь.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: А дальше он этот проект развивает,

популяризирует, раз он этим занимается, как бы табуированная тема

для американцев.

С.ДОРЕНКО: Я понимаю. Спасибо. Я думаю, что Хирург на двух

основаниях: потому что он личный друг Путина и то, что он получает

подарки в Крыму.

Д.КНОРРЕ: Как еще может коснуться Хирурга? Главное, что он эти

автопробеги…

С.ДОРЕНКО: «А у Федуна гостиница в Крыму», — говорит Александр

Джигурда. У Федуна гостиница в Крыму. Может быть, за деятельность

экономическую в Крыму его туда вплели. «Я бы не сказал, что Хирург

друг Путина», — говорит Юрий. А как? А когда вы видели ex officio

нашего президента по-настоящему с друзьями? Когда вы его видели?

Я видел только с Хирургом. Когда мы видели президента…

Д.КНОРРЕ: А где вы видели с Хирургом его как с другом?

С.ДОРЕНКО: Как он ездит, ездит на мотоцикле, он ехал на трайке,

Путин, Хирург рядом с ним. Давай так. Мы видим президента в

инофицио и мы видим президента ex officio. Ex officio мы видим

президента только исключительно с друзьями либо в церкви. Но

церковь – это не должность. В церкви мы его видим, он наедине со

священником и с богом, а еще мы его видим с князем Монако на

лошадях и с Хирургом. То есть друзей, собственно, двое. А кто еще?

Д.КНОРРЕ: Берлускони был, по-моему.

С.ДОРЕНКО: Берлускони. Нет, там смешанно было, потому что они

потом навещали доярок, все-таки Берлускони был как глава

правительства.

Д.КНОРРЕ: А потом-то.

С.ДОРЕНКО: Потом. Можно сказать, что Берлускони, князь Монако и

Хирург – вот люди, с которыми мы видели Путина ex officio, вне

должности. Ну, так. Это так. И это как раз личные друзья. Почему же

мы отказываем и сопротивляемся этому, или оспариваем это?

Довольно странно. Юрий Николаевич хотел бы попасть под санкции.

Юрий Николаевич, вы могли бы обменивать себя на кого-то, сказать,

«я иду в заложники». Юрий Николаевич, вы могли бы под санкции.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Настоящих друзей Владимира Владимировича

трудно увидеть. Эти летчики, американские якобы, которые наносили

удар по боевикам, вот его настоящие друзья.

С.ДОРЕНКО: А вы? Юрий Николаевич, давайте увеличительное стекло

на вас наведем. А вы?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Что я?

С.ДОРЕНКО: Друг.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Я политик, я выше этого. Я смотрю и даю оценку

всем, кого вижу.

С.ДОРЕНКО: Браво. Браво. Браво. Политик. Только вы должны тогда

участвовать в борьбе за власть. Вы, наверное, все-таки обозреватель.

Вы тогда обозреватель все-таки, чем политик. Здравствуйте. Вы под

санкции или нет? Хотели бы?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. Александр. Нет, не под санкциями,

слава богу.

С.ДОРЕНКО: И не хотите.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Не хотел. Хотя у меня нет американской визы, но

у меня есть шенгенская, я не хотел бы под санкции, честно.

С.ДОРЕНКО: А у вас бизнес или вы чиновник, или что? Понимаете,

ведь можно и выиграть от этого. Вам какие-то здесь поблажки, как

пострадавшему.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Был бы чиновник, я бы тогда легко ушел от

налогов, и мне бы еще и вернули.

С.ДОРЕНКО: Для этого вам надо было бы иметь там ПМЖ, которое

вам запретили, в сущности. Понимаете, в чем дело?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Или бизнес, который бы пострадал. Но, увы, я не

Тимченко и не Роттенберг.

С.ДОРЕНКО: Вот еще мне говорят: ex officio, друзья по-настоящему,

еще в «Ночной хоккейной лиге».

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: А Медведев?

С.ДОРЕНКО: А Шойгу на рыбалке – тоже ex officio.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Да.

С.ДОРЕНКО: Абсолютно верно. Какие-то есть еще, я не досчитался.

«Новости».

НОВОСТИ

С.ДОРЕНКО: Продолжается большой шум вокруг интервью

Алексиевич. Светлана Алексиевич, вы знаете, что она нобелевский

лауреат, вообще знаковый человек, очень важный в духовном мире.

Она наговорила вещей странных, необычных, острых, которые я хотел

бы пригласить вас обсудить. Она говорила с корреспондентом

«Делового Петербурга», который представился, что это «Деловой

Петербург», и делал интервью для «Регнума» тем не менее. То есть

это интервью было для «Регнума». Она в конце интервью сказала, что

она не хочет, чтобы это было опубликовано, сама Светлана

Алексиевич. И «Деловой Петербург», насколько я понимаю, выполнил

это требование, а «Регнум» тем не менее выложил полностью. И,

насколько я понимаю, корреспондент потерял работу. Тот

корреспондент, который осмелился все-таки выложить это интервью.

Но у него была запись, Сергей Гуркин, у него запись. Она просто в

конце, ты как бы говоришь, говоришь, говоришь, потом она говорит: я

накладываю эмбарго немножко.

Д.КНОРРЕ: Почему? Имеет право человек…

С.ДОРЕНКО: Наверное, можно, но странно.

Д.КНОРРЕ: Это не странно. Она по итогам интервью поняла, что ее

вывели на какие-то прямые ответы, на какие-то острые вопросы, она

не смогла корректно сформулировать свои мысли, видимо.

С.ДОРЕНКО: Может быть. Не знаю. Она говорит о том, что она

наполовину белоруска: мать ее украинка, а отец белорус. Поэтому в

ней украинская кровь и она очень переживает за Украину, и она

недовольна тем, что русские стреляют в украинцев. Это ее первая

позиция. Она абсолютно в этом смысле не разделяет наше понимание

ни в коем случае.

Дальше. Ей говорит корреспондент: там был государственный

переворот. Дальше она, Светлана Алексиевич: нет, это был не

государственный переворот, это чепуха, вы много смотрите

телевизор. Вообще по факту был государственный переворот. Ну, по

факту, юридически. Дальше она: «Это был не государственный

переворот. Вы не представляете, какая бедность была вокруг». Я

пропускаю кусок. Слушайте. «Это был не государственный

переворот… Это хорошо работает русское телевидение. Демократам

надо было так воспользоваться телевидение. Они его недооценили.

Сегодняшняя власть вкладывает в сознание то, что ей нужно. Это был

не переворот». И дальше объясняет, почему не переворот. «Вы не

представляете, какая бедность была вокруг, как там воровали. Смена

власти была желанием людей». Да, но надо сказать Светлане

Алексиевич, она, конечно, знает об этом, что ровно через год после

переворота должны были быть выборы, там 1 марта должны были

быть выборы, 2015 года. То есть переворот был в феврале 2014-го, и

предвыборная кампания уже начиналась, и смена власти была на 1

марта 2015 года. Для того, чтобы сменить власть, оставался ровно

один год и все. Это правда. «У них была культура взяточничества.

Собственные олигархи. Это были главные враги людей», — говорит

Светлана Алексиевич. И поэтому она считает, что это был не

переворот. Корреспондент: «В Харькове в митинге в поддержку

Майдана принимали участие 300 человек, против Майдана – 100

тысяч». Она не знает, что ответить, она не отвечает. Но это правда,

действительно, что восток Украины… Украина была разная. Запад,

восток, центр — они были очень разные, обращает внимание

корреспондент. Светлана Алексиевич этого не принимает.

Дальше. Я пролистну некоторое время. «Вы знаете, кто такой Олесь

Бузина? …Свободы слова стало меньше, это тоже факт». Что говорит

корреспондент? «Жизнь на Украине в результате переворота стала

беднее (это факт). Свободы слова стало меньше (это тоже факт)».

Алексиевич: «Не думаю». Корреспондент: «Вы знаете, кто такой Олесь

Бузина?» Она: «Которого убили?» Корреспондент: «И таких примеров

сотни». Она: «Но то, что он говорил, тоже вызывало ожесточение».

Она оправдывает убийство Олеся Бузины. Во всяком случае, не

оправдывает, но смягчает вину убийц.

Д.КНОРРЕ: Это трактовка.

С.ДОРЕНКО: Трактовка. То есть, смотри, как она говорит: «Которого

убили?» И далее: «Но то, что он говорил, тоже вызывало

ожесточение». По факту она не оправдывает само убийство, она

рассказывает об обстоятельствах, которые…

Д.КНОРРЕ: Дальше она говорит более точно. «То есть, таких надо

убивать?» — спрашивает корреспондент. «Я этого не говорю, но я

понимаю мотивы людей, которые это сделали».

С.ДОРЕНКО: Она понимает убийц. Она понимает убийц. Понимает в

том смысле, что разделяет их взгляды, не на убийство, а на

нетерпимость того, что говорил Олесь Бузина. Ну, правильно. Она

разделяет взгляды убийц в части политической оценки Олеся Бузины.

Она не призывает к убийству. «Я понимаю мотивы людей, которые это

сделали». «Так же как мне совершенно не нравится, что убили Павла

Шеремета, который любил Украину». Понимаете, да? То есть она

разделяет. Вот Бузину, она понимает мотивы людей, которые это

сделали, а вот ей не нравится, что убили Шеремета. Есть все-таки

зыбкость ее оснований, зыбкость, которая говорит о

целесообразности расправы или нецелесообразности расправы. То

есть она все равно по ту сторону в оценке насилия, не по нашу. Я,

например, считаю, что любое насилие омерзительно: и Павла

Шеремета убили омерзительные люди, и Олеся Бузину тоже

омерзительные люди. Но она так не считает. Понимаете?

Д.КНОРРЕ: Во всяком случае, она дала возможность трактовать ее

аргументы по-разному.

С.ДОРЕНКО: Да, абсолютно верно. «Когда Россия туда вошла, что вы

хотели? Чтобы вас там встретили с букетами цветов? Когда вы вошли

в Чечню, где Дудаев хотел сделать свои поряди, свою страну, что

сделала Россия? Разутюжила». То есть она считает, что нужно

разутюжить Донбасс. Нужно разутюжить Донбасс так, как она считает,

поступили с Чечней, надо так же поступить с Донбассом. «10 лет

назад агентство “Гэллоп” проводило исследование о том, сколько

процентов населения Украины думают по-русски». Она перебивает: «Я

все это знаю, но сейчас они учат украинский и английский». «Сделали

это все очень просто: раздавали анкеты на двух языках, украинском и

русском, кто на каком языке взял, тот на том и думает. 83 процента

жителей Украины думают на русском языке». «Что вы хотите этим

сказать, — отвечает Алексиевич. — Их русифицировали за 70 лет, так

же как и белорусов». За какие 70?

Д.КНОРРЕ: Какие 70, если украинизация была в 20-е годы?

С.ДОРЕНКО: Наоборот, украинизация была в 20-е годы. Просто до

украинизации вообще никто в Киеве по-украински не говорил.

Коммунисты проводили украинизацию. Она, наверное, не в курсе.

Коммунисты придумали правила, грамматику украинского языка в 20-е

годы.

Д.КНОРРЕ: Да, да, да.

С.ДОРЕНКО: Коммунисты кодифицировали белорусский язык.

Д.КНОРРЕ: Вообще, это была программа не только на Украине и

Белоруссии, а вообще во всех республиках… господи, как она

называлась, вылетело из головы. По примеру украинизации во всех

остальных республиках.

С.ДОРЕНКО: Да. Так вот именно в 20-е годы в Белоруссии был

кодифицирован белорусский язык, именно по требованию

коммунистов. Это трудно забывать, да и зачем это забывать. Дальше

она говорит враждебно о русских. «Я не знаю, как у вас, а у нас в

Белоруссии из 10 миллионов человек после войны осталось шесть с

чем-то миллионов и въехали около трёх миллионов русских. Они до

сих пор там». В Белоруссии три миллиона русских. Она считает их

как… это негативно, она оценивает это негативно. Ну, вот. «Вы же

запретили в России говорить на белорусском», — говорит она.

Журналист: «Кто запретил?» «Ну, как же? Вы же знаете свой верхний

кусочек. Начиная с 1922 года, в Белоруссии постоянно уничтожалась

интеллигенция. Вы запретили в России говорить на белорусском». Он

спрашивает: «Кто запретил?» Она отвечает: «Начиная с 1922 года, в

Белоруссии постоянно уничтожалась интеллигенция». В каком

смысле? Где ответ? «Откуда все берется? — продолжает Алексиевич.

— Откуда русификация взялась? Никто не говорил в Белоруссии на

русском языке. Говорили или на польском, или на белорусском. Когда

Россия вошла и присвоила себе эти земли, западную Белоруссию,

первое правило было — русский язык. И ни один университет, ни одна

школа, ни один институт у нас не говорит на белорусском языке».

Западная Белоруссия, имеется в виду, что Западная Белоруссия,

которая входила в Польшу, она говорила по-польски действительно,

просто она говорила по-польски. Она говорила по-польски. Так в чем

претензия, я не пойму. Они хотят снова по-польски говорить что ли? Я

не понимаю претензию.

Д.КНОРРЕ: Непонятно.

С.ДОРЕНКО: Претензия непонятна. Была Польша, просто Польша, как

бы Польша говорила по-польски. Чего случилось-то? А случилось то,

что Белоруссия, разделенная надвое, то есть была Россия и была

Польша, Белоруссия стала такой большой страной, а была вполовину

меньше и это плохо. То есть это плохо, понимаете. Странно. «Это

было старание русифицировать, сделать Белоруссию частью России.

Точно так же сделать Украину частью России». Ну, хорошо.

«Половина Белоруссии никогда не была Россией, она была Польшей»,

— продолжает Алексиевич. И так далее, и так далее. Это человек,

который говорит, в общем, враждебно. И это досадно. И мне хочется

обменяться с вами мнениями. 73-73- 948. Как заслужить их…

Д.КНОРРЕ: Коренизация. Вспомнила.

С.ДОРЕНКО: Коренизация. Это было время, которое насаждалось

русскими коммунистами, коренизация, то есть везде воспитывалась

национальная элита, и создавался язык в сущности.

Д.КНОРРЕ: Этот процесс действительно был свернут потом.

С.ДОРЕНКО: Потом был свернут. Но еще, когда я ездил в Киев, в 1986

году с делегациями, у меня слюнки текли оттого, что я видел книжные

развалы, книжные магазины в пригожие, хорошие дни выносили

прилавки на улицу. Прямо на улице я шел сквозь книги, которых не

было на русском. Я просто не знал, как… обидно было до слез. Но

тогда мы же брали на ночь книги, на ночь друг у друга брали. То есть

ты могла мне сказать: у меня есть Ахматова. Я тебя спрашивал, в

беленькой корочке или черненькой (темная, темно-коричневая). Ты

мне говорила, с темно-коричневой. А я говорю: дай на ночь. И ты

даешь мне книгу на ночь, Ахматову, допустим, завтра утром я

приношу тебе ее на работу. И вот эта ночь, понятно, что я делаю,

читаю и часа четыре сплю. Остальное время я читаю Ахматову.

Читаю, хожу по кухне, пью кофе, снова читаю, читаю, что-то

переписываю от руки, потому что копировальных аппаратов не было.

У кого была машинистка знакомая перепечатать, и вот они печатали

под копирку, копирочный четвертый экземпляр дарили друзьям,

третий экземпляр дарили друзьям. Мы так читали. Так мы жадно

искали какую-то книгу, которая была редкой. Это все лежало на

улицах Киева в переводах. Бог мой, там все лежало в переводах, на

украинском. На украинском лежало все. Вообще все! Я ходил, у меня

просто слезы текли. Я киевлянам говорю: смотрите, все лежит. Они

мне, киевляне, так на украинском. Я говорю: ну, а вы на украинском-то

понимаете? Они говорят: ну, не для того, чтобы читать.

Д.КНОРРЕ: Интересно.

С.ДОРЕНКО: Они говорили «здоровеньки буллы», но чтобы читать в

украинском переводе, до такого не доходило. Они покупали Тараса

Григорьевича Шевченко на оригинале.

Д.КНОРРЕ: «Кобзарь».

С.ДОРЕНКО: «Дивчины, дивчины, не знайтесь с москалями. Бо

москале недобрые людэ. Зроблют лэхо с вами». Вот так где-то. Вот

это они знали по-украински, а все остальное они читали по-русски.

Поэтому все эти безумные количества переводов на украинский,

которыми был завален весь Киев, никто не покупал. На хрен никому не

нужно просто, потому что они по-украински не читали, кроме

«Кобзаря».

А как добиться любви? Вот я хочу добиться любви. Мне кажется, что

мы должны добиться любви. Светлана Алексиевич, она должна нас

полюбить. А как этого добиться? Здравствуйте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Доброе утро. Михаил. Я вам больше скажу. Я на

русском языке книги заказывал в Польше тогда, юбилейное издание

Пушкина. Мне везли на русском языке из Франции книги, обычные, не

диссидентские, которые здесь невозможно было достать. Поэтому вы

правы, это был нонсенс. Дело в том, что… не в Светлане Алексиевич,

конечно. Она человек мира. Она женщина, нобелевский лауреат.

С.ДОРЕНКО: Был намек на ПМС. Это был намек ПМС.

Д.КНОРРЕ: Сексизм.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Есть один депутат, его могли все лицезреть, он

очень широко проявляется на канале «Россия 1», до санкций и после

санкций. Это был цветущий, радостный человек, поливающий Америку

радостно и цветуще. После санкций он так сник. Поливать-то он не

перестал. Потому что у него было там все. Я просто знаю. Деньги. И

теперь он не может никуда ни поехать, даже в Польшу. Это

относительно влияния того западного.

С.ДОРЕНКО: Как добиться любви снова?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Центробежные силы в постсоветском

пространстве имеют очень внутреннюю человеческую основу. Это не

русофобия. Поверьте, никакой русофобии нет. Если бы мы

экономически были привлекательны, элементарно, как для таджиков

сейчас, стремились бы к нам. Вот это чувство, которое у многих

возникает, какой-то фашизм, в сознании, его, во-первых, нет в

принципе. Просто масса, она выбирает экономические принципы, она

выбирает хорошую жизнь. И неважно, что на Западе тоже трудно с

этим. Это неважно. Речь идет о политическом контексте…

С.ДОРЕНКО: Выборе привлекательного проекта будущего.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Да. От чего бегут? От того политического

устройства...

С.ДОРЕНКО: Михаил, вы ведь говорили, что вам доводилось быть в

отношениях. Я думаю, когда вы прекращали отношения, вы все равно

сохраняли все по-доброму и по-человечески. Почему они не могут

выйти из отношений понятно, без ненависти?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Ненависть во многом, Сергей, от пропаганды.

Нет ненависти. Я с западными украинцами сейчас общаюсь –

великолепные, прекраснейшие люди, в Москве работают, дай бог

каждому, они, потом, выше интеллектуально, чем таджики. Человек

сейчас вернулся из Львова…

С.ДОРЕНКО: Это расистское утверждение.

Д.КНОРРЕ: Абсолютно.

С.ДОРЕНКО: Спасибо. Если позволите. Сейчас был сексизм, сначала

он сказал, что Алексиевич женщина, это был намек на ПМС и на

прогестероновый штурм, а потом было сказано, что украинцы

интеллектуально выше, чем таджики, что тоже неправда, конечно. Мы

не можем поверить в такое утверждение. Я просто хочу сказать

следующее. Есть моменты расставаний. Даш, представь себе, что ты

приходишь ко мне и говоришь: знаете, меня приглашают главным

редактором на такую-то станцию икс. Как я должен с тобой говорить?

Вот как? Ты, как Украина, приходишь ко мне и говоришь: вы знаете, у

нас есть более привлекательный проект будущего, это интересный

проект будущего. Правильно, да? С повышением на другую станцию. Я

тебе отвечаю: Даш, первое, не забываем друг друга, телефон, если

сменишь, скажи, по-товарищески, дай тебе бог здоровья.

Д.КНОРРЕ: Это если у нас с вами были хорошие отношения.

С.ДОРЕНКО: Если бы у нас были бы плохие отношения, они были бы

только основаны на подлости, тогда я бы тебе сказал: вали, куда

хочешь, сгинь с глаза моих, чтобы я тебя не видел. Если бы они были

основаны на подлости. Но если они основаны на нормальных

отношениях, товарищества или соседства любого, мы расстаемся по-

нормальному. Вот украинцы говорят: мы избрали другой проект

будущего.

Д.КНОРРЕ: Здесь не просто человеческие отношения. У нас же

интересы на Украине, у нас же влияние в регионе, мы же хотим его

оставить за собой. Почему у нас отношения с Америкой? Почему мы

во всем обвиняем Америку? Почему все время с ней ссоримся, как со

своей какой-то любовницей или с любовником, или еще с кем?

Почему?

С.ДОРЕНКО: Надо расставаться по-доброму, мне кажется. Нужно

расставаться так, чтобы даже если были натянутости какие-то… Вот

была натянутость, например, у нас какая-то, непонятки какие-то, и ты

в результате приняла решение пойти на повышение на другую

станцию. Ты. Но натянутость была. Она невысказанная была, но

какая-то кошка пробежала где-то. И ты такая думала, думала месяц,

потом «да, пошло все на фиг, я приму приглашение, пойду в другой

проект». Даже при этом лучше, поскольку нас больше не будет рядом,

лучше помириться напоследок, мне кажется. Объясню, почему.

Потому что нас уже рядом не будет, мы уже бесить друг друга не

будем. Мы уже не будем бесить друг друга, я иду по коридору, «опять

она идет». Вот этого не будет. Значит, раз так, то лучше помириться

напоследок, мне кажется.

Д.КНОРРЕ: Это – да. Но, Сергей, не будем забывать все-таки про

Крым. Представим, я украинец, я живу, я родилась на Украине, в

Киеве, условно. Я езжу в Крым каждый год, знаю историю, что Никита

Сергеевич, все понятно, я считаю Крым своим.

С.ДОРЕНКО: По Конституции.

Д.КНОРРЕ: По Конституции. Неважно.

С.ДОРЕНКО: По будапештскому договору, этому соглашению и так

далее.

Д.КНОРРЕ: Я знаю, что москвичи, мои сестры, приезжают и говорят,

что вот, какой Крым украинский, вы что. Мне плевать на это.

С.ДОРЕНКО: Больше того, сами крымчане, в общем, себя не

чувствуют украинцами.

Д.КНОРРЕ: И на это мне тоже плевать. Я езжу в Крым, прекрасно,

дикарями, отдыхаем с ребятами и обратно на машинах. И вот

однажды у меня его отнимают. Как я должна сказать? Действительно,

но он же русский.

С.ДОРЕНКО: Объясняю. 97 процентов.

Д.КНОРРЕ: Ну, хорошо, но мое-то отношение к этому не изменилось.

С.ДОРЕНКО: Всего два голосования было в Крыму. Все знают, что в

1991 году 1 декабря было голосование, тоже в Крыму, по

независимости, что Украина независимое, отдельное государство. В

Крыму 52 процента за это было: Украина – независимое, отдельное

государство. То есть, в сущности, 52 процента в поддержку

независимой Украины, в которой Крым. Таким образом,

незначительное большинство, ошеломленное действительно

геополитической трагедией — развалом Советского Союза (это

геополитическая трагедия) гигантская, я здесь полностью солидарен с

Путиным. И второе голосование — 2014 год 16 марта. И 16 марта

(вторник был, потому что в четверг потом подписывали в

Георгиевском зале, 18 марта) вот они, 97 процентов, говорят: мы

только с Россией. Ну, давайте уважим.

Д.КНОРРЕ: Мне, как украинке, плевать.

С.ДОРЕНКО: Ну, они вас не любят, послушай, не любят. Ну, не любят.

Д.КНОРРЕ: Мне все равно. Это то же самое, как какой-то регион

России, не будем приводить примеры, но, предположим, какой-то

регион икс в России решит, что он не хочет быть с Россией, а хочет

быть с кем-то другим.

С.ДОРЕНКО: Ну, не любят они вас.

Д.КНОРРЕ: Я что, должна сказать, ну, ребят, идите. Нет, конечно.

С.ДОРЕНКО: Не любят они вас, ну, что делать. Не любят они вас, вот

они ушли. Я бы уже угомонился. Я бы напоследок все-таки помирился.

Д.КНОРРЕ: Рановато, Сергей. Рановато, я считаю.

С.ДОРЕНКО: Рановато, да?

Д.КНОРРЕ: Рановато. Должно время пройти.

С.ДОРЕНКО: Вот эта ненависть, она еще какое-то время будет

бродить, Даша говорит. Даша на самом деле говорит дело. Здрасьте.

Как вас зовут?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Игорь.

С.ДОРЕНКО: Даша знает, потому что она занималась научной работой

в киевских архивах.

Д.КНОРРЕ: И со мной там говорили исключительно по-украински.

С.ДОРЕНКО: С ней говорили назло по-украински.

Д.КНОРРЕ: Абсолютно точно.

С.ДОРЕНКО: Интересно.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Очень уважаю мнение приятной девушки.

С.ДОРЕНКО: Неприятной девушки. Это сексизм опять.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Прошу прощения. Дело в том, что люди, которые

говорят, «Крым наш», я с ними не согласен… Все советское

пространство ездило туда и ездит. Когда говорят русские, «Крым

наш»…

С.ДОРЕНКО: Нет-нет, русские говорят без оскорблений, точно

понимая, что Крым – частичка нашего сердца. Давайте не выдумывать

никакого оскорбления. Хочется пооскорбляться? Пооскорбляйтесь, но

не выдумывайте. Просто, ну, не надо выдумывать. Сладкое

выдумывание оскорблений. Господи. НОВОСТИ

С.ДОРЕНКО: 10 часов 5 минут. Среда, 21 июня. Здравствуй, великий

город! Здравствуйте, все! Это радио «Говорит Москва»! Говорит

Москва! Дарья Кнорре — ведущая этой программы.

Д.КНОРРЕ: И Сергей Доренко.

С.ДОРЕНКО: Ну, что вы? «Тулееву надо сделать металлоконструкцию

в позвоночник». Джей Джей что-то начал позвоночники здесь

ремонтировать. «А где Хирург? Пусть делает операцию девочке,

вместо того, чтобы Тулееву делать». «На 60 идем!» — пишет

Александр Фельдман. Уже, я думаю, в обменках уже за 60

перешагнули.

59,87! 59,53 было. Секунду назад, прямо на ваших глазах, товарищи.

Рубль 59,87 в эту секунду. Только что, две секунды назад был 83.

66,63 евро. 59,84. На 60 пошли! Ну, где же, где же? У меня

спортивный азарт. Сейчас думаю, зачем, идиоты? Я чистый идиот.

Чего я радуюсь, я же в рублях получаю. Чему радуюсь?

Подхваченный…

Д.КНОРРЕ: Я уже не силюсь понять, честно.

С.ДОРЕНКО: Пацаны, айда! Как сперматозоиды в фильме Вуди

Аллена, «давайте, вперед, вперед, пошли, ребята, бежим»! И я тоже,

подхваченный общим энтузиазмом. Куда, идиот? Стой! Это я про себя.

59,87. Ну, хорошо. Рубль падает. Причем серьезно падает. Обратите

внимание, что вчера мы его еще видели на 58,83, вы же помните. А

сейчас 59,87. Видите, как пошло дело. 45,98 нефтица, кормилица,

заступница и углеводородица. 45,95, паскудина. В хорошем смысле.

Мы ее на 47,20 видели. 45,98, разве так можно?

Д.КНОРРЕ: Безобразие.

С.ДОРЕНКО: И это же все на фоне договоренности ОПЕК еще на 6

месяцев продлить сокращение добычи. То есть ОПЕК себе

продлевает, добыча себе сокращается, а нефть себе падает и падает,

и падает. Что это? Почему? Почему у нас огонь в глазах? Это же

означает нашу гибель. Мы должны наоборот — плакать. Ты плачешь?

Рыдай. 1,1129, в главной паре мы видим три дня подряд

незначительное, но уверенное усиление доллара. Начинали с 1,1189,

затем мы видели его на 1,1140 с чем-то, и сейчас, пожалуйста, 1,1129.

Мы смотрим в одно и то же время каждые сутки.

«Ой, как дедушка Дональд радуется и качает сланец». Не знаю. «Как

дойдет евро до 70, солью, перейду в рубли», — говорит Джей Джей. Я

бы сидел себе все время в долларах. Но с другой стороны — в отпуск

ехать.

Д.КНОРРЕ: И надо в евро соответственно?

С.ДОРЕНКО: Надо евро купить сколько-то. Ну, сколько-то надо купить

на отпуск? Там же две недели. Арбуз покупать, допустим, надо же

деньги.

Д.КНОРРЕ: Главное, не говорите, сколько.

С.ДОРЕНКО: А вино покупать, надо же деньги.

Д.КНОРРЕ: Не расстраивайте людей.

С.ДОРЕНКО: Почему? Сколько бы ты взяла на две недели?

Д.КНОРРЕ: На две недели я бы взяла 150 тысяч рублей. Это не факт,

что я все истрачу, нет, но чтобы быть уверенной в себе, не

переживать, снять машину, покататься, сходить в рестораны.

С.ДОРЕНКО: То есть жить на широкую ногу.

Д.КНОРРЕ: Лето, извините. А как же?

С.ДОРЕНКО: Я чувствую более-менее уверенность, когда у меня по

«котлете» на каждой карте. Я чувствую минимальную уверенность,

когда у меня по «котлете» на каждой карте и «котлета» кэшем, вот

примерно так.

Д.КНОРРЕ: Ваш взгляд с жалостью сразу стал мне понятен, что мои

150 тысяч рублёв…

С.ДОРЕНКО: Карт должно быть несколько, потому что одна из них

может подвести.

Д.КНОРРЕ: Александр Фельдман, я не хочу никакие апартаменты с

кухней, я хочу нормально… чтобы ничего не делать.

С.ДОРЕНКО: Апартаменты с кухней, очень правильно, стоят «котлету»

на две недели, правильно?

Д.КНОРРЕ: Хорошие апартаменты, разумеется.

С.ДОРЕНКО: Да нет, не «котлету», за 5 тысяч можно на две недели

взять. Ну, с кухней, ну, две спальни, зал, кондиционеры, балкон. Так,

чтобы можно было на балконе показывать, какой ты пьяный, делать

все время в Instagram фотографии. Сзади терраса чтобы была

хорошая, так, чтобы слышать, как чилийки ругаются.

Д.КНОРРЕ: А зачем апартаменты, надо уже виллу снимать.

С.ДОРЕНКО: Можно виллу. С виллой все время проблемы, ты

боишься, что туда упадут дети. Я имею в виду, что на вилле есть

бассейн, и это гемор. Дети все время снуют вокруг бассейна, тебя

жена заставляет сидеть у бассейна, чтобы следить за бассейном,

чтобы в него не увалились дети. И ты как идиот полный сидишь все

время у бассейна, кормя каких-то кузнечиков крошками, ну, это

скучно, поэтому вилла — это ужасно разрушительно действует на

здоровье. Слить этот чертов бассейн, и оставить просто яму не

разрешают, но тогда дети могли бы упасть в яму, и это тоже плохо. С

бассейном невозможно жить, приходится снимать апартаменты.

Д.КНОРРЕ: А отели вы уже не рассматриваете, это тоже скучно?

С.ДОРЕНКО: Отели я рассматриваю, но где? Где-нибудь в Дубае. Но

тоже я люблю, чтобы была кухня, чтобы гречневая каша была, чтобы

сварить гречневой каши, что-нибудь такое, чтобы пахло родиной.

Д.КНОРРЕ: Я совершенно забываю про все вот эти обязанности

домохозяйки.

С.ДОРЕНКО: Потом, я хожу в магазин, я очень люблю ходить по

магазинам.

Д.КНОРРЕ: Чтобы вообще ничего не делать, даже кипяток…

С.ДОРЕНКО: Ты не представляешь, как я хожу по магазинам. Можно я

расскажу? Я хожу по магазинам. Поскольку я встаю все равно, в 5

утра по местному времени…

Д.КНОРРЕ: Это ужасно просто.

С.ДОРЕНКО: Ну, хорошо, я терплю, с ненавистью читаю интернет там

до семи, может быть до полседьмого, потом я иду покупать свежие

круассаны. Причем я знаю все булочные, булочные знают меня. Все

знают, что я приду за круассанами, уже там оставляют и т.д. Всякая

выпечка, я ее покупаю. Потом я иду назад. Потом я иду на

железнодорожную станцию, там в одном месте, неважно, и там

маленький рынок, где я покупаю пульпу алагоего и всякие деликатесы,

деликатесы разных видов я покупаю. Я их приношу, всюду

расставляю. Потом еще есть такой поход за вином. Вот в этот раз, не

будь я дурак, а возьми чемодан на колесах, потому что таскать

винище в сумках отрываются руки, ну, это очень плохо. Поэтому надо

брать чемодан на колесах… Нет, надо взять сумку клетчатую, такую,

как в Лужники.

Д.КНОРРЕ: Войлочную вот эту? Стекловолокно.

С.ДОРЕНКО: Как старички. Но на колесах при этом, чтобы она

катилась еще, прикрутить ее веревками к колесам, и чтобы она

катилась, как старички такие московские. И в ней таскать каву, всякие

фрешенет и чего поди знай еще, сантана.

Д.КНОРРЕ: Ой, невозможно, уже слюни потекли.

С.ДОРЕНКО: Надо забить холодильник, постоянно ежедневно надо

целую сумку притащить кавы, правильно? Это отрываются руки

ужасно. После чего, как ты это сделаешь, ты идешь за арбузами,

которые без косточек. Но много, сразу три, например. Опять нужна

сумка, пенсионерская сумка.

Д.КНОРРЕ: Тележка.

С.ДОРЕНКО: Или, я думаю, может быть взять на колесиках такую

фигню, скутерок на колесиках, от которого отталкиваешься ногами, он

едет при этом. То есть не от него отталкиваешься, от земли

отталкиваешься. Можно и от него отталкиваться. Вот что-то такое

взять и курсировать непрерывно по магазинам. Вот это я очень

люблю. Потом, когда я, наконец, затарю весь дом, отовсюду торчат

арбузы, винище, пахнет все время всякими деликатесами, всюду

хамон pata negra.

Д.КНОРРЕ: А рынки с этими ногами, шикарно.

С.ДОРЕНКО: Да, все это, конечно, конечно. Все это отовсюду торчит,

и тогда ты садишься и наливаешь себе стаканчик какого-то, может

быть красного.

Д.КНОРРЕ: Уже утром, это в полвосьмого утра.

С.ДОРЕНКО: Это очевидно… И так бутылочка закончилась, и уже

можно идти на пляж, отмокать в этой водичке, стоять по шейку. Я

захожу по шейку и стою полтора часа.

Д.КНОРРЕ: Я тоже не люблю глубину, я боюсь, поэтому я плаваю

вдоль берега.

С.ДОРЕНКО: А чего ты боишься? Ты боишься, снизу кто-то схватит?

Д.КНОРРЕ: Я не умею плавать и боюсь глубины. И когда я чувствую,

что под ногами нет дна, я начинаю тонуть от страха.

С.ДОРЕНКО: То есть ты должна иметь возможность все время ступить

ногами.

Д.КНОРРЕ: Да. Я могу долго держаться, но все равно мне надо знать,

что у меня под ногами днище.

С.ДОРЕНКО: Днище, какая мерзость. Ха-ха- ха-ха! Мы предались

мечтам об отдыхе. Скажи, пожалуйста, когда у тебя отпуск?

Д.КНОРРЕ: Я очень надеюсь, что в августе.

С.ДОРЕНКО: Это неправильно. Мы поедем в этот раз так, а в

следующем году я предлагаю жене уже другой концепт, полностью

другой концепт. Глупо уходить в отпуск в августе, это неправильно.

Д.КНОРРЕ: Я тоже считаю, что неправильно.

С.ДОРЕНКО: Вот почему. Мы ходим белые, с белыми животами все

лето, и в августе только вот этот болезненный целлюлит свой с

расчесанными огромными заскорузлыми ногтями, чирьями на ж… мы

выставляем.

Д.КНОРРЕ: Надо в июне, да?

С.ДОРЕНКО: Конечно. Все свое лето я хожу белый, с расчесанными

прыщами на заднице.

Д.КНОРРЕ: Но в июне куда?

С.ДОРЕНКО: Куда в июне, ты спрашиваешь меня?

Д.КНОРРЕ: Да.

С.ДОРЕНКО: Пожалуйста, Карибы — раз. Майями — два. На

Мальдивы до того еще, как начались дожди, надо ехать, может быть

даже в мае — три. Да что ты говоришь, в июне надо отдыхать! Тогда

ты приезжаешь весь загорелый.

Д.КНОРРЕ: Но не в Европе.

С.ДОРЕНКО: А в Европу потом в сентябре. Вода плюс 28, все уехали.

Д.КНОРРЕ: Бархатный сезон, прекрасно.

С.ДОРЕНКО: Английские несколько стариков остались умирать на

пляже, и ты среди них курсируешь.

Д.КНОРРЕ: В цветных плавках фиолетовых.

С.ДОРЕНКО: Да, да. Вот это в сентябре. На 4 дня в Европу, больше не

надо. Присоединяешь пятницу к субботе, а к ней прилепливаешь

четверг, в среду улетаешь и все, и отдыхаешь, вот мне кажется. И

возвращаешься весь пружинистый. Похожий на кого? Кто у нас такой

пружинистый, весь из себя такой?

Д.КНОРРЕ: Поджарый.

С.ДОРЕНКО: Родригес я бы сказал. Перец, гомец и родригец, весь

такой гомец. И ты возвращаешься весь такой, скулами играешь, у тебя

здесь кадык ходит, весь поджарый, красивый. Рубашка, чуть

завернуты рукава, до пупа расстегнута чуть-чуть, и там золотая

цепочка какая-то, и ты говоришь весь такой… А все приходят белые с

расчесанными чирьями на ж.. и ты чувствуешь превосходство. Вот как

надо жить, товарищи! Учитесь. Я так не умею, я вас учу. Ты ходишь на

нудистский пляж, все спрашивают.

Д.КНОРРЕ: Нет.

С.ДОРЕНКО: Нет, она не ходит, нет.

Д.КНОРРЕ: Почему вдруг вопрос такой?

С.ДОРЕНКО: Она не ходит. Джей Джей надеется проследить в

качестве… Джей Джей, успокойтесь.

Д.КНОРРЕ: Англичане все время ходят в фиолетовых каких-то

труселях, в плавках, неважно, на каком пляже. Причем тут нудистские

пляжи?

С.ДОРЕНКО: Товарищи, мы вас учим жить, но сами не умеем.

Понимаете, специфика? Сами жить не умеем, а учим. Раз уж вы такие

сексуально озабоченные, то я научу вас еще…

В Детройте (Мичиган), полицейские застрелили 17-летнего подростка,

перепутав эрекцию с оружием в кармане. Джамал Фриман находился в

очереди в кассу, когда у него началась эрекция. Сотрудник банка

подумала, что у него оружие в кармане, вызвала полицию, нажала

тревожную кнопку. Полиция потребовала вынуть оружие. Он

попытался объясниться и полез в карман, ну, резкое движение

сделал. Полиция сделала в него 12 выстрелов.

Д.КНОРРЕ: О, господи!

С.ДОРЕНКО: 12 выстрелов! Поскольку он двигался, все выстрелы

были не смертельны. Все 12 выстрелов попали, но не смертельно,

ранения.

Д.КНОРРЕ: Выжил. Можно шутить на эту тему.

С.ДОРЕНКО: Его догнали тотчас, ну, он же раненый, весь в крови, и

стали избивать. После чего вызвали скорую, которая направила его в

реанимацию.

Д.КНОРРЕ: Эрекции уже не было.

С.ДОРЕНКО: Сейчас он в реанимации без всякой эрекции, абсолютно

верно. Его обсуждают в расизме, так как он черный, вот из-за этого

все это началось.

Д.КНОРРЕ: Подождите, его обвиняют в расизме?

С.ДОРЕНКО: Наоборот — его мать обвиняет полицию в расизме,

потому что стреляли белые. И кассирша была в банке белая. А он

черный. И вот они считают, что это из-за этого. Вот такая тема.

Д.КНОРРЕ: Скорее всего, так и есть.

С.ДОРЕНКО: Может быть, может быть. Эрекция, а они думали, что это

ствол такой, тянется и все. Типа, достаньте и покажите, что у вас. А

он хотел, он агрессивно что-то стал им объяснять, а агрессия с

полицией в Соединенных Штатах, если ты черный, карается

расстрелом.

Д.КНОРРЕ: 12-ю выстрелами.

С.ДОРЕНКО: Про русских подростков можно? У них не бывает такого,

это же белые дети. Давай вернемся к АУЕ, это объект поклонения

криминальных подростков или городской фольклор. Что это? Кто

разбирается? Это статья из «Новой газеты», которая говорит о

подростковом феномене АУЕ, аббревиатура, которая

расшифровывается как «арестантский уклад един» или «арестантское

уркаганское единство». Это «настоящая идеология», «объект

поклонения» среди подростков, склонных к криминалу», либо в

некоторых городах полностью захвачена вся молодежь. Она обязана

участвовать в этом АУЕ.

Криминализацию современных подростков достигла пугающих

масштабов. Ты читала всю статью?

Д.КНОРРЕ: Да. В основном это, конечно, Иркутская область,

Краснодарский край.

С.ДОРЕНКО: Забайкалье.

Д.КНОРРЕ: Я читала, да. Это дети, которые романтизируют на тему

тюремного быта, так скажем, вот эти понятия, романтика, вербуют.

С.ДОРЕНКО: Почему? Зона была всегда, но не всегда была такая

романтизация. Здравствуйте. Слушаю вас. Откуда вы звоните?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Санкт-Петербург.

С.ДОРЕНКО: 951-й это Санкт-Петербург?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Да.

С.ДОРЕНКО: Я, честно говоря, думал, что вы из Забайкалья откуда-

нибудь, и с восхищением…

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Я же сам из Иркутской области, поэтому я звоню.

Я как бы занят этой тематикой. Сам из города Ангарска. У нас тоже

АУЕ есть, и вызвано это такой спецификой, что наша молодежь, ей в

нашем городе просто нечем заняться.

С.ДОРЕНКО: Что значит «нечем». Разрешите вопрос? Учиться. Что

делали вы в 17 лет? Учились.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Скажем так, я был маленьким исключением из

правил. Как бы молодежь, она не видит, куда стремиться. То есть они

как бы живут, видят то, как…

С.ДОРЕНКО: В чем отличие? Почему эта специфика времени? Дайте

мне понять, почему это сейчас так?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Мне кажется, у людей отняли именно идею, к

которой каждый стремится.

С.ДОРЕНКО: Нет флажка на холме, некуда идти, да?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Да, да, да, именно некуда идти, потому что в

советское время такой как бы маргинальности, такой именно

криминализованности не было, потому что люди, так или иначе, они

верили в эту идею.

С.ДОРЕНКО: Нет, нет, нет. Как вас зовут?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Александр.

С.ДОРЕНКО: Александр, не было веры в советское время. Вам

сколько лет?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Мне 21.

С.ДОРЕНКО: Не было веры в советское время, поверьте мне, ну, не

было веры. Я вам объясню. Была вера в прогресс личный.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Я имею в виду среди молодежи.

С.ДОРЕНКО: Среди молодежи. Никто не верил ни в какие дерьмовые

идеи, вот поверьте. На самом деле мы верили в то, что личный

прогресс возможен. Вот я хотел вступить в Компартию. Почему я

хотел вступить в Компартию? Потому что с коммунистическим билетом

можно было дорасти до старшего редактора, а без коммунистического

билета можно было только до редактора, понимаете?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: То есть прагматичный интерес, да?

С.ДОРЕНКО: Абсолютно верно. То есть не идея была, но

действительно рост был, да.

Д.КНОРРЕ: Я думаю, что здесь речь идет о проблеме досуга в том же

Забайкалье, в Иркутской области, в маленьких городах. Здесь

молодежь, здесь, в Москве, масса мест, куда пойти.

С.ДОРЕНКО: В 17 лет вот я был в Волгограде. Нет, в 16 поступил в

университет, соответственно, в 16, в 17 я уже был… А в 15 я был в

Волгограде, в Центральном районе, на улице Ткачева.

Д.КНОРРЕ: Но вы не сравнивайте с собой, интеллигентные семьи,

разные семьи.

С.ДОРЕНКО: У нас никакой АУЕ не было.

Д.КНОРРЕ: Вот приводят в пример, что в середине 2000-х годов в

«Живом журнале» прокатилась волна интереса к гопникам. Был

создан виртуальный образ гопника, в который интернет-пользователи

с увлечением играли — кепка, спортивные штаны, привычка сидеть на

корточках. Это не значит, что я гопник, просто это прикольно, я не

знаю.

С.ДОРЕНКО: Я тебе скажу, в чем дело. Дети, вообще дети, подростки

стремятся к жестко организованным структурам в принципе.

Д.КНОРРЕ: Да ладно.

С.ДОРЕНКО: Да, вот как ни парадоксально, они стремятся к жестко

организованным структурам с жесткими понятными правилами,

рестрикциями, которые караются чуть ли не смертью или побоями,

или изгнанием. То есть они пытаются… Ты знаешь, как дети играют,

пытаясь воспроизвести детство человечества, разводят огонь, потом

подростки пытаются воспроизвести первобытное время какое-то, где

есть понятные ватаги и понятное наказание как изгнание из

древнегреческого города.

Д.КНОРРЕ: Я понимаю, о чем вы говорите, изгои.

С.ДОРЕНКО: Ждут рестрикционных каких-то правил.

Д.КНОРРЕ: Но они самоорганизовываются. Если это исходит от

старших, то это, конечно, никому не интересно.

С.ДОРЕНКО: Так будет всегда. Единственное лекарство знаешь

какое? Культура.

Д.КНОРРЕ: Конечно.

С.ДОРЕНКО: Я сейчас скажу вещи, парадоксальные, которые никому

не понравятся. Единственное лекарство — это культура, образование,

индивидуализм, либерализм — это единственное. Потому что если ты

говоришь, что мы государство-армия, предназначенное для отпора

внешним врагам, мобилизационное армейское государство, то ты

должна признать, что все квази или подобные армейским структуры в

самоорганизации подростков, полукриминальные структуры,

наследующие подобную дисциплину, будут обязательно создаваться в

умах людей, стремящихся к жестко организованным структурам. То

есть люди, тоталитарные внутри, они обязательно будут примыкать к

подобным структурам, будут там взыскательными членами структур,

как старухи-шептуньи, которые «платок надень», «юбка коротковата».

Как старухи-шептуньи, они же тоже хотят тоталитаризма, понимаешь?

Д.КНОРРЕ: Да.

С.ДОРЕНКО: Одним словом, лекарство от этого — культура,

либерализм, индивидуализм, то есть разрушение скреп.

Д.КНОРРЕ: Крамольные вещи говорите. Лекарство давно вроде бы

известно, а нам оно как будто бы недоступно.

С.ДОРЕНКО: Высококультурные, самодостаточные люди… Внимание,

если мы говорим о хребте… Снова о хребте Тулеева все время

говорим, Амангельды Тулеев, вы знаете, из Кемерова. Если мы

говорим о хребте, то люди, наделенные собственным хребтом, не

бесхребетные, наделенные собственным хребтом люди,

самодостаточные.

Д.КНОРРЕ: А это не утопия?

С.ДОРЕНКО: Посмотри на себя. Ты наделена хребтом.

Д.КНОРРЕ: Вы говорите об узком круге столичных людей, людей из

крупных городов.

С.ДОРЕНКО: Все время все более узком. Знаешь, почему? Потому что

иммиграция вымывает подобных людей, остаются люди тоталитарного

сознания, остаются люди, приверженные рестрикционным схемам,

рестрикционным закрытым сообществам, квазиармейским,

квазикриминальным, конечно. Ответ простой: станьте

самодостаточными и либеральными. Когда вы станете

самодостаточными и либеральными, вас не потянет в тоталитарное

сообщество. Пока вы нелиберальные, несамодостаточные,

необразованные и не бескультурны, вас тянет в тоталитарные

сообщества, вот и все, никакого другого секрета нет.

НОВОСТИ

С.ДОРЕНКО: Можно я стукну? А рубль 60,17. А нефтица 45,62. А

главная пара 1,1134, главная пара-то держится. «Ушли за 60, было

60,18», — пишет Александр. «А я учился в забайкальской школе, там

был смотрящий. Было плевать на эту культуру, не хотелось примыкать

к этой культуре, но, чтобы выжить, приходилось учить понятия и

уклад. Учителя знали, но не могли ничего сделать. А также был

побор». То есть сдавали деньги, на зону. То есть человек не хотел, но

поскольку это уже было достоянием всех, то он не мог

сопротивляться. И правильно.

Д.КНОРРЕ: И корреспонденты тоже описывают. Как это называется?

Когда сдают общак.

С.ДОРЕНКО: Общак, совершенно верно. «Цой жив». Спасибо большое

за Цоя. Вот это выкрик вдруг ни с того, ни с сего.

Д.КНОРРЕ: Почему ни с того, ни с сего? Сегодня день рождения Цоя.

С.ДОРЕНКО: И он, безусловно, жив. Скажи, пожалуйста, в каком году

родился Цой? Чтоб нам знать примерно. Посмотри в «Вики». Только

не тот Цой, а другой Цой. Потому что есть еще один Цой, который муж

Цой. Виктор Робертович — это не тот.

Д.КНОРРЕ: Почему?

С.ДОРЕНКО: Какой? Виктор Цой, певец.

Д.КНОРРЕ: Виктор Цой, да, мы о нем.

С.ДОРЕНКО: 1962 года. То есть он на 4 года старше Собянина. Нет,

наоборот — младше.

Д.КНОРРЕ: 58-го Собянин.

С.ДОРЕНКО: Соответственно, Собянину исполнилось 59, а Виктору

Цою 55 бы исполнилось. И чего? Что ты знаешь из Цоя?

Д.КНОРРЕ: Что он разбился в катастрофе.

С.ДОРЕНКО: Нет, нет, из Цоя, что такое ах и все.

Д.КНОРРЕ: Я не поклонница Цоя. «Кукушка».

С.ДОРЕНКО: «Кукушка»? Там нет мата?

Д.КНОРРЕ: Нет, у него в принципе нет мата. «Группа крови», «Звезда

по имени Солнце», «Смотри за собой», «Видели ночь»

С.ДОРЕНКО: Все люди с фамилией Цой носят имя Виктор. Давай

угостим. Какую? Говори, чего ставить?

Д.КНОРРЕ: Давайте «перемен».

С.ДОРЕНКО: «Перемен» это Поклонский купил или Полонский Сережа,

купил права на нее. Или нет, наоборот, из «Новой газеты» этот,

который другой, неважно. Давай какую-нибудь, которая не

политически окрашена.

Д.КНОРРЕ: Не знаю, давайте слушателей… «Перемен», все хотят

«Спокойная ночь», «Звезда по имени Солнце».

С.ДОРЕНКО: «Спокойная ночь». Нет проблем, вы знаете Цоя, я — нет.

Когда он творил, когда он пел?

Д.КНОРРЕ: 70-80- е.

С.ДОРЕНКО: Вот! Это время, когда я выпал из оборота, когда я был в

Африке и танцевал в Университете дружбы народов с

латиноамериканками.

Д.КНОРРЕ: Давайте «Группу крови».

С.ДОРЕНКО: Я не слушал ваших Цоев, объясню, я все время танцевал

с латиноамериканками. Что? Ты мне испортила запрос. Какой новый?

Д.КНОРРЕ: «Группа крови на рукаве».

С.ДОРЕНКО: Пожалуйста, нет проблем, я во всем вам угождаю. Я,

конечно, слышал эту песню. Мне кажется, она поется с насупленным

таким лицом, нужно делать лицо насупленное, правильно?

Д.КНОРРЕ: Тиньков купил права на «Перемены».

С.ДОРЕНКО: Давайте, сейчас мы поставим. Я не знаю этого певца, в

хорошем смысле, но я не против него, обратите внимание, не хаю, не

ругаю, ничего. Но он мимо меня пролетел Цой, вот и все, не знаю. У

вас есть Цой, у меня нет. Мат будет или нет? Такие длинные

проигрыши были нормальны в начале 50-х годов?

Д.КНОРРЕ: Да, да.

С.ДОРЕНКО: Это 50-е?

Д.КНОРРЕ: Нет, это 80-е.

Песня (Цой. «Группа крови на рукаве»)

С.ДОРЕНКО: С огромным уважением отношусь к вашему песенному

наследию. Поэтому, пожалуйста, не ругайте меня. Я теперь знаю, кто

такой Виктор Цой. Больше того, я знаю, кто такой Виктор Цой с 2002

года. Мне вообще о Цое рассказал Стас Белковский.

Д.КНОРРЕ: В каком контексте?

С.ДОРЕНКО: Он сказал, что надо чего-то найти, памятник поставить

Цою, Стас. В 2002 году, внимание. До 2002 года я Стаса не знал.

Несмотря на все спекуляции, что мы были знакомы с ним в 90-е, это

неправда. Стас мне сказал в 2002-м, что он собирается собрать какие-

то деньги и где-то поставить памятник Виктору Цою. Я стал делать

задумчивое лицо, и он мне стал рассказывать о Викторе Цое, и я

тогда узнал.

Д.КНОРРЕ: Да ладно! Даже на слуху не было этого имени?

С.ДОРЕНКО: Я слышал, мне абсолютно не вставляет просто, я не

слышу этой музыки, не слышу и все.

Д.КНОРРЕ: Я тоже никогда не фанатела, даже мои сверстники, хотя

это не наше время, все на гитаре обязательно, «Кукушка».

С.ДОРЕНКО: А что «Кукушка»? Про что там?

Д.КНОРРЕ: Песня просто такая, «Кукушка», хорошая. Гагарина ее

перепела, всем нравится.

С.ДОРЕНКО: Гагарин? Он же в то время сгорел.

Д.КНОРРЕ: Нет, Гагарина, это современная певица, что вы? Сергей,

совсем вы не знаете ни поп-культуру, ни рок.

С.ДОРЕНКО: Мне хорошо знаешь с кем? Все-таки по-настоящему с

инопланетянкой и такой же дурочкой, вроде меня, с Оношкой, вот она

ничего не знает, и я ничего не знаю.

Д.КНОРРЕ: Да ладно! Она, небось, тусила в ленинградском рок-клубе,

я уверена абсолютно.

С.ДОРЕНКО: Она ничего не знает.

Д.КНОРРЕ: Настя?

С.ДОРЕНКО: Настя. Вообще.

Д.КНОРРЕ: Настя знает прекрасно андеграунд-культуру, питерскую уж

точно.

С.ДОРЕНКО: Да?

Д.КНОРРЕ: Я уверена в этом.

С.ДОРЕНКО: Не знаю. Я пытаюсь поймать что-нибудь, что я в этот

момент слушал. Нет, я совсем в другом воспитан. Высоцкого слышал.

Д.КНОРРЕ: Галич, Высоцкий.

С.ДОРЕНКО: Высоцкого слушал, Галича нет. И Цой совершенно мимо

меня прошел, я вообще его не слышал, не слышал и все.

Д.КНОРРЕ: А что еще, кстати, из наших вы слушали?

С.ДОРЕНКО: Всего Высоцкого и все, больше ничего. Высоцкого, The

Rolling Stones, The Beatles, Deep Purple, Queen, Pink Floyd, Doris, The

Who, Creedence.

Д.КНОРРЕ: Creedence Clearwater Revival.

С.ДОРЕНКО: Да, вот, что я слушал.

Д.КНОРРЕ: Да это и мы все слушали. Это как-то просто все идет

комом, и ты слушаешь все, и Высоцкого, и «Нирвану».

С.ДОРЕНКО: Потом уже пришел… Вместо «Восьмиклассницы» у меня

был Kingdom Come, Seventeen. «Восьмиклассница» — это эротическая

какая-то песня?

Д.КНОРРЕ: Не знаю, честно говоря.

С.ДОРЕНКО: Я просто говорю, что есть у Kingdom Come тоже что-то

такое.

Д.КНОРРЕ: Вас спрашивают: «Неужели Борис Гребенщиков вас тоже

не вставляет?»

С.ДОРЕНКО: Вообще не слышал. Я его лично видел, Бориса

Гребенщикова видел лично в галерее «Дача» в Жуковке. И перед тем,

как мне с ним увидеться, мне про него рассказали, что он поет, что он

гуру какой-то.

Д.КНОРРЕ: Это культовый персонаж.

С.ДОРЕНКО: Абсолютно мимо, не слышал ни одной его песни.

Д.КНОРРЕ: Кстати говоря, Б.Г. и руководил музыкантами «Кино», вот

он как-то их продюсировал что ли.

С.ДОРЕНКО: Никогда не слышал ни одной его песни. Сам с ним лично

знаком, виделся, с Б.Г. виделся, общался чуть-чуть. Ни одной его

песни не слышал, не вспомню ни одной его песни. Если вам нужна

«Восьмиклассница», то единственная «Восьмиклассница», которую

знаю я, это вот эта, вот она.

ПЕСНЯ

С.ДОРЕНКО: Это Seventeen, это Kingdom Come. Вот это моя

«Восьмиклассница».

ПЕСНЯ

С.ДОРЕНКО: Она уже 17 лет, я думаю, она одиннадцатиклассница

уже.

Д.КНОРРЕ: Уже первокурсница.

С.ДОРЕНКО: Про восьмиклассниц мы ничего не знаем, и знать не

желаем. А вот уже одиннадцатиклассница, мы знаем, что Kingdom

Come про них что-то пел. Правда же? Первокурсница, да, наверное.

Товарищи, не надо менять ругать. Я с огромным уважением отношусь

к вашей песенной культуре. Вы слушаете какие-то песни, и я к этому

отношусь… Про Лагутенко мне жена рассказала.

Д.КНОРРЕ: Да, тоже, кстати, песня «Восьмиклассница» есть у

Лагутенко.

С.ДОРЕНКО: Про Лагутенко мне рассказала жена.

Д.КНОРРЕ: Вы знаете Земфиру.

С.ДОРЕНКО: Земфиру я знаю лично. «Мне приснилось небо Лондона.

В нем приснился долгий поцелуй». Я знаю, как поэтессу. Б.Г. я знаю

лично, но песен ни одной не слышал и т.д., я в затруднении на самом

деле, серьезно. Про Цоя мне рассказал Стас Белковский в 2002 году,

о существовании Цоя. И о существовании Лагутенко мне рассказала

супруга. Вот совсем недавно, может быть года два-три назад. Это

«Владивосток 2000», правильно? Видишь, какая у меня память.

Д.КНОРРЕ: Феноменальная.

С.ДОРЕНКО: Я даже такие вещи знаю. Другое дело, я не знаю, как это

в музыке, то есть я не слышал этой песни ни разу.

Д.КНОРРЕ: Хорошая песня.

С.ДОРЕНКО: Хорошая? Видишь, как прекрасно. Значит передо мной

гигантский мир. Я похож вам не человека, который еще не посмотрел

Game of Thrones, который не посмотрел House of Cars и т.д., человек,

который только приступает. Я выйду на пенсию и стану слушать Цоя,

впервые в жизни, стану слушать Лагутенко впервые в жизни. Что еще?

Стану слушать Б.Г. впервые в жизни. Представляете, как много

счастья передо мной? Но, думаю, что нет. Думаю, я сразу захлопну

эту лавочку и перейду к своей музыке, к той музыке, к которой привык

я.

Самые безопасные города России. Вот еще есть смешная история про

американского солдата. Американский солдат справил нужду на фасад

здания МВД Литвы. Надо же порадоваться, товарищи, давайте

радоваться. Он писал.

Военнослужащий армии США помочился на здание министерства

внутренних дел Литвы в центре Вильнюса. Его повели на беседу,

прочитали ему краткую лекцию о сути данного правонарушения, о том,

какие угрозы таит в себе это правонарушение.

Д.КНОРРЕ: Какие же угрозы?

С.ДОРЕНКО: Он мог заразиться через струю. Могла быть такая

бактерия, которая по струе поднялась бы наверх и заразила бы…

Д.КНОРРЕ: С зубами, с зелеными глазами.

С.ДОРЕНКО: Она быстро бежала бы по струе вверх, проникла бы в

мочевой пузырь американского военнослужащего, вызвала бы

заражение, и бактерия бы закричала: я служу в ФСБ! Вот это ему

объяснили, ему сказали: никогда больше не писайте на МВД Литвы,

потому что здесь русские специально рассыпают бактерии, они бегают

вверх по струе.

Д.КНОРРЕ: Превращают тебя в русского.

С.ДОРЕНКО: Ха-ха- ха-ха! Американец теперь бедный совершенно…

Д.КНОРРЕ: Пытается излечиться, химиотерапия.

С.ДОРЕНКО: В Риге есть памятник, на который писают обязательно

американцы — это памятник независимости Латвии. Не американцы,

англичане. Англичане специально приезжают в Латвию на

мальчишники, целые самолеты, чартеры.

Д.КНОРРЕ: А зачем? Почему именно в Латвию?

С.ДОРЕНКО: Мальчишники.

Д.КНОРРЕ: Почему не в Германию?

С.ДОРЕНКО: Не стыдно. Нет, в Латвии все дешевле — девки дешевле,

все дешевле, ну, чтобы гулять по-настоящему. И разврат дешевле —

все дешевле в Латвии. Дешевле и качественнее, действительно

качественно, ну, что говорить, латышки хороши.

Д.КНОРРЕ: О'кей.

С.ДОРЕНКО: Хороши, не о чем спорить.

Д.КНОРРЕ: Я даже и не пытаюсь.

С.ДОРЕНКО: Англичанцы… Ну, что ты англичанцев не видела? У всех

кривые зубы. Все англичане с кривыми зубами, вот так, как будто руки

сплели.

Д.КНОРРЕ: Зато они высокие.

С.ДОРЕНКО: Если они не открывают рот. А когда они открывают рот,

ты думаешь… У них зубы вот так, как будто они ладошкой сплели, во

все стороны. А латыши, латышки, это совершенно…

Д.КНОРРЕ: Бедные латышки, как их жалко.

С.ДОРЕНКО: Почему бедные?

Д.КНОРРЕ: Приходится общаться с этими кривозубыми.

С.ДОРЕНКО: А что делать, деньги настоящие. Они же не зубы берут в

плату. Если бы они брали зубы в плату, они бы тогда может… а так

они берут деньги.

Д.КНОРРЕ: Фунт стерлингов.

С.ДОРЕНКО: Конечно. «Бездомные животные похожи на торшер» я

рассказал?

Д.КНОРРЕ: Нет, вы не рассказывали.

С.ДОРЕНКО: Про города России, теперь возвращаемся в города

России. Тюменские депутаты предложили считать бродячих собак

интерьером города, как торшеры, и не ловить их вообще. То есть, есть

некое количество собак. А большее количество собак не уживается в

городе, и вот это N количество собак, число собак, оно правильное

число N, надо просто с ним перестать бороться, потому что собаки

возникают откуда-то, из темных углов, из ветоши, из подвалов,

самопродуцируются собаки снова, и с этим бороться невозможно,

сказал депутат.

И поэтому собака — это городской интерьер, как дома диван или

торшер. Сколько их должно быть? Мы знаем, сколько деревьев на

человека приходится в городе. Почему нам не исчислить, сколько

должно приходиться собак на человека? Сколько-то собак на улице —

это нормально. Ну, правильно, всегда какая-то бродяжка была, какая-

то сучка Жучка.

Д.КНОРРЕ: Добренькая, да. Должна лаять.

С.ДОРЕНКО: Ты знаешь, почему в сказке про репку Жучка?

Д.КНОРРЕ: Почему?

С.ДОРЕНКО: Потому что раньше была сучка.

Д.КНОРРЕ: Понятно.

С.ДОРЕНКО: Ты поняла или нет?

Д.КНОРРЕ: Да, поняла.

С.ДОРЕНКО: Там все безымянные. У деда нет имени?

Д.КНОРРЕ: Да.

С.ДОРЕНКО: У бабки нет имен?

Д.КНОРРЕ: Да.

С.ДОРЕНКО: У внучки нет имени.

Д.КНОРРЕ: Нет имени.

С.ДОРЕНКО: Дедка за репку, бабка за дедку, внучка за бабку, сучка за

внучку, кошка за сучку, мышка за кошку. Поскольку это было неловко с

какого-то времени, то сучке дали имя. А внучку забыли! Внучка-то без

имени! А сучка с именем! Нормально? Ну, что ты будешь делать. Мне

так неловко, товарищи.

Наиболее безопасно чувствуют себя жители Грозного и Сочи.

Аналитики Domofond опросили самих жителей городов, где

побезопаснее себя чувствовали. В Грозном. Но они не смеют себя

чувствовать небезопасно, они обязаны, мне кажется. Нет? На втором

месте Сочи. Сочи — безопасно. Сейчас прочитаю десятку безопасных

городов, договорились?

Д.КНОРРЕ: Давайте.

С.ДОРЕНКО: Сочи. Грозный, я считаю, что экстра, его надо вынести.

Д.КНОРРЕ: Он априори безопасен.

С.ДОРЕНКО: Самое безопасное место на земле. Правильно? Грозный.

Точка. За ним 10 городов: Сочи, Нижневартовск, Сургут, Армавир,

Саранск… Саранск?! Смотри, надо же. Саранск, где нас слушают.

Мурманск, Чебоксары, Нижнекамск, Владикавказ, Киров. Потом там

Набережные Челны, Новороссийск. Это безопасные города. Теперь

смотри опасные, идем вниз, совсем в днище адское: Шахты

Ростовской области, адское местечко.

Д.КНОРРЕ: То есть прямо даже не город, а именно…

С.ДОРЕНКО: Шахты — это город. Это напротив Луганска, там Донецк,

Шахты, это все. Хорошие вареники там, да. Дальше. На втором месте

снизу… Нет, Шахты, они на другом полюсе, как можно сказать…

Грозный — это лучшее место на земле, а Шахты — худшее место на

земле. Теперь отбросим Шахты, пойдем дальше снизу: Волгоград.

Адский Волгоград, пожалуйста, где был я, и украганского единства

никакого не было. На втором месте по адскости Омск, где опять я жил.

Ты понимаешь, города моей жизни?

Д.КНОРРЕ: Да.

С.ДОРЕНКО: Волгоград — первое место по адскости.

Д.КНОРРЕ: За вами шлейф опасности.

С.ДОРЕНКО: Абсолютно верно. Омск на втором месте по ужасности.

Абсолютно кощунственное место, там вчера убил чувак человека,

который невежливо попросил прикурить. Убил! Как надо попросить

прикурить вежливо?

Д.КНОРРЕ: Огоньку не найдется?

С.ДОРЕНКО: Разрешите прикурить, вот так мне кажется. Огоньку не

найдется? А вот так «дай прикурить», тебя бум, убивают.

Д.КНОРРЕ: В лоб.

С.ДОРЕНКО: Эй ты, дай прикурить!

Д.КНОРРЕ: Даже договорить не должен.

С.ДОРЕНКО: Передай огоньку. Надо говорить нежно. Чита,

Забайкальский край — адское место. Астрахань, откуда Родина,

ужасное место. Саратов, откуда Володин, ужасное место. Челябинск,

откуда тоже есть люди, мы их знаем, но не назовем, абсолютно

чудовищное место. Нижний Тагил — адское местечко. Балашиха —

адское местечко. Пермь, Новокузнецк, Прокопьевск, Подольск!

Подольск — адское местечко, пожалуйста, где все убивают. Пяти

шагов не пройдешь живым.

Жители Подольска или Балашихи, позвоните нам, пожалуйста. Вы

попали в адское место. Как вы там живете? Подольск или Балашиха.

73-73- 948. Вы живете, считай, что в Волгограде по аду адскому,

считай, что в Омске, а это вообще запредельно.

Д.КНОРРЕ: Тагил.

С.ДОРЕНКО: Тагил — это запредельно. И вы. Ну как вы попали в этот

список? Здравствуйте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте, Сергей. Добрый день.

С.ДОРЕНКО: Откуда вы?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Из Подольска.

С.ДОРЕНКО: Как вы попали в этот список?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Нет, не попали. У нас все хорошо, все ровно.

С.ДОРЕНКО: То есть нормально, можно пройти по улице спокойно и

не убьют?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: В этом смысле в гости даже приходите, все

хорошо.

С.ДОРЕНКО: Туда пройдешь, назад нет.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Ха-ха- ха-ха!

С.ДОРЕНКО: «Что, Нижнекамск безопаснее Набережных Челнов?» —

говорит Вадим. «Я из Подольска, все нормально. Вранье все». 73-73-

948. Подольск звонит. Здравствуйте. Вы из Подольска. «В Шахтах

Чикатило». Мытищи? Мытищи не знаю, Мытищи не в списке, простите.

Нижний Новгород в списке, Ульяновск, Самара, среди плохих городов,

Ярославль, Якутск, Дзержинск, Ростов-на- Дону, Брянск — ужасные

города, Подольск — это абсолютно ужасные города. 73-73- 948.

Здравствуйте. Слушаю вас.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Добрый день. Балашиха, обираловка.

С.ДОРЕНКО: Скажите, пожалуйста, почему вы попали в этот список

ужасный?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Так сложилось исторически. Я думаю, что круче

— это Электросталь. То есть, чем дальше от Москвы…

С.ДОРЕНКО: Еще круче?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Да, там еще хлеще.

С.ДОРЕНКО: Кирилл пишет: «А я в Подольске вышел купить сигарет,

избили и отняли деньги».

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Так вышло, что я жил в Железнодорожном и в

Подольске.

С.ДОРЕНКО: Сравните.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Ощущение по детству, что … круче, поблатнее

здесь местечко.

С.ДОРЕНКО: По махаловке?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Вообще, по нравам.

С.ДОРЕНКО: Для меня, если честно, самое крутое место, где я жил, в

смысле уголовных нравов — это Комсомольск-на- Амуре. Но он по

списку лучше, чем Волгоград и Омск. Волгоград и Омск для меня были

лучше. Но может быть Красногвардейский район Волгограда они

сравнивают? А я все-таки в Комсомольске жил в плохом районе, на

Дземга, и там жил весь преступный элемент и я в том числе. А в

Волгограде мне повезло, я жил в Центральном районе. Тут тоже от

района же зависит, правильно?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Сегодня, я думаю, дело в том, что возможность

коммуникации, сотовая связь везде, роуминг и прочее, она вот этот

блатной мир сравнивает, кто чего, куда звонит.

С.ДОРЕНКО: Понятно. Держитесь изо всех сил. Вы как на льдине

путешествуете, держитесь, пожалуйста. От района очень зависит. Мне

кажется, в самом ужасном районе в городе есть какое-то одно

местечко, одна улица, где более-менее приличные люди.

Д.КНОРРЕ: Пара домов.

С.ДОРЕНКО: Пара домов, да, какие-то приличные есть. Мы пойдем и

проживем ее, эту среду, 21 июня.