С.ДОРЕНКО: 8 часов 38 минут. Вторник. 21 ноября. Здравствуй, великий город! Здравствуйте, все. Это радио «Говорит Москва»! Говорит Москва! Анастасия Оношко, ведущая этой программы.

А.ОНОШКО: И Сергей Доренко. Доброе утро.

С.ДОРЕНКО: «Привет, люди. Мальчик в бундестаге. Такого хайпа мы не упомним со времен легендарного опроса на «Дожде», - полагает Александр. «Привет, люди. Это из Надыма. Оношко, поправляйся». В каком смысле? «Хватит обижать Настю». И еще. «Луч солнца лег на лицо вождя…» Прекрасно. «Голос сиплый». Голос сиплый. Ребят, так ведь погода, посмотрите на погоду. Голос отражает актуальный момент. Актуальный момент заключается в отвратительной погоде.

А.ОНОШКО: Самое время попринимать витамин D3.

С.ДОРЕНКО: Экологически очень правильное время сейчас. Потому что мокрый снег просеивает воздух, в сущности.

А.ОНОШКО: Точно.

С.ДОРЕНКО: Он забирает все мерзости промышленности.

А.ОНОШКО: И нам сразу становится плохо.

С.ДОРЕНКО: Почему?

А.ОНОШКО: От этих частиц.

С.ДОРЕНКО: Не знаю. Я сегодня шел, наклонив голову, такой упрямый поток мокрого снега в лицо. Я наклонил голову, шел.

А.ОНОШКО: Вы детство, небось, вспомнили, как в школу.

С.ДОРЕНКО: Хорошо. У тебя школа рядом всегда была?

А.ОНОШКО: Пешком ходила.

С.ДОРЕНКО: Сколько до школы у тебя было?

А.ОНОШКО: Метров 200, но надо было идти пешком в любую погоду. В Ленинграде.

С.ДОРЕНКО: У меня всегда школа была далеко. Ты очень правильно сейчас вспомнила, почему-то вспомнила мои воспоминания, Настя. У меня школа всегда была далеко. В Саваслейке школа была на поле, ее построили между гарнизоном и деревней специально, чтобы деревенские могли ходить. Мы ходили за гарнизон, потом еще леском, потом полем в эту школу в Саваслейке, очень долго. Потом была школа в Керчи, мне надо было ходить тоже «мама не горюй», через всю улицу Ленина, площади, площади. А сейчас кажется, кстати говоря, что не очень далеко по моему сейчас росту. Потом была школа в Комсомольске-на-Амуре, 23 или 24, на Дземгах, там «мама не горюй», сколько надо было идти, несколько километров, три, очень долго. Надо было идти, этот ветер 27 метро в секунду. Это что-то, конечно. Москва вообще все софт. Москва же ненастоящая. Это ненастоящий город, ненастоящее место. Настоящее место где? Вчера начал «Стальную звезду» смотреть сериал, про Калгари…

А.ОНОШКО: Я, кроме того, что там была какая-то фигурнокатальщиская Олимпиада, не знаю ничего.

С.ДОРЕНКО: В Калгари действительно была зимняя Олимпиада, ты права.

А.ОНОШКО: Единственная ассоциация моя с Калгари.

С.ДОРЕНКО: Калгари, там еще нефть. Там нефтянка рядом. Эдмонтон и Калгари – два города, которые обеспечивают канадскую нефтянку. Там горы очень красивые. Неважно. Я начал смотреть Канаду вчера в сериале и я понял, где настоящая планета Земля, где настоящая жизнь, где настоящие люди, где все настоящее. Я тебе опишу. Это, начиная с Сибири, Сибирь Западная, вот уже настоящие люди. Здесь фальшивые люди, не настоящие, это все притворщики. Здесь притворщики живут.

А.ОНОШКО: Халявщики.

С.ДОРЕНКО: Нет. Как ты говорила, чудила…

А.ОНОШКО: Чертила по жизни.

С.ДОРЕНКО: Чертила по жизни. Здесь живут притворщики и чертилы по жизни. Даже так скажу, начиная где-то от Волги, может быть, с Западной Сибири начиная, начинаются люди. Люди, солнце, красивые страсти, красивые люди – все красивое начинается, потому что там солнца много. Потом Красноярск. В Красноярске начинаются сопки и потом к Иркутску они превращаются в горы, дальше, дальше, дальше. И потом Канада, Соединенные Штаты Америки, все это лопающееся небо, лопающееся от солнца. Ты выходишь на улицу, и небо, тебе кажется, оно сейчас взорвется от этой невероятной, запредельной, запретной синевы какой-то. А здесь фальшивый мир. Фальшивый насквозь. Это клоака, мы попали в клоаку. Мы попали в жопу ехидны, которая вот-вот высрет нас. Вот это очень плохо.

А.ОНОШКО: Подольше бы в ней остаться.

С.ДОРЕНКО: Ха-ха! Помнишь анекдот, когда рассказывают персонажа… Вуди Аллен рассказывает.

А.ОНОШКО: Нет. Мне в последнее время чего-то не нравится Вуди Аллен.

С.ДОРЕНКО: Жизнь похожа на разговор тех двух дам из санатория. «В этом санатории отвратительно кормят». А вторая: «Да к тому же и порции очень маленькие».

Школьник в бундестаге как тебе?

А.ОНОШКО: Понравился. Хороший.

С.ДОРЕНКО: Школьник в бундестаге! Скажите мне.

А.ОНОШКО: Давайте послушаем для начала.

С.ДОРЕНКО: Сначала послушать, потом высказаться.

А.ОНОШКО: Потому что никто не читал, но все осуждают.

С.ДОРЕНКО: Человеческий суд должен быть произведён, прежде чем мы узнаем и выслушаем стороны.

А.ОНОШКО: Во имя искусства. В конце мы послушаем.

 

ШКОЛЬНИК: …Новый Уренгой. Мне предложили поучаствовать в проекте, посвященном солдатам…

 

С.ДОРЕНКО: Новый Уренгой. Там живут, собственно, люди. Я имею в виду, что Западная Сибирь – это, собственно, люди, в отличие от вас, фальшивых, ненастоящих, выкаканных из клоаки ехидны, в хорошем смысле. А это Новый Уренгой. У него там солнце, у него там болота, у него там вечная мерзлота, у него там танк вытаскивает трактор, трактор садится по горло тракториста, а тракторист пьяный, и какой-то танк вытаскивает его из болота и так далее. Вот, что такое Новый Уренгой. Настоящая жизнь. И там он понял, что у него появился шанс. Малчик.

А.ОНОШКО: Надо начать заниматься.

С.ДОРЕНКО: Надо начать заниматься могилами немцев. И он этим начал заниматься. И он сделает карьеру, в отличие от всех от нас. Понятно?

А.ОНОШКО: Да.

С.ДОРЕНКО: Вот так. Слушайте, как он выступил. Мальчик говорит немножко на таком странном русском языке, но это normal, потому что Siberian boy. Поэтому у него Russian very specific.

А.ОНОШКО: Ничего, нормальный у него русский язык, ни одного незнакомого слова я не услышала.

 

ШКОЛЬНИК: Здравствуйте. Меня зовут Десятниченко Николай. Я учусь в гимназии города Новый Уренгой. Мне предложили поучаствовать в проекте, посвященном солдатам, погибшим во время второй мировой войны. Это меня очень заинтересовало, так как я с детства увлекаюсь историей и культурой и своей страны, и Германии. Я сразу начал искать соответствующую информацию. Сначала посетил городской архив и библиотеку, затем пытался найти истории немецких солдат в интернете и других источниках. Однако позже в сотрудничестве с Народным союзом Германии по уходу за военными захоронениями я узнал и подробно изучил биографию Георга Йохана Рау.

Он родился 17 января 1922 года в многодетной семье. На фронт Георг ушел в чине ефрейтора и сражался в качестве солдата ПВО в Сталинградской битве 1942–1943 годов. Георг был одним из 250 тысяч немецких солдат, которые были окружены Советской армией в так называемом сталинградском котле. После прекращения боев он попал в лагерь для военнопленных. Только 6 тысяч из этих военнопленных вернулись домой, Георга среди них не было.

Долгое время родные погибшего солдата считали его пропавшим без вести. Лишь в прошлом году семья Георга получила информацию от Народного союза Германии по уходу за военными захоронениями, что солдат умер от тяжелых условий плена 17 марта 1943 года в лагере для военнопленных в Бекетовке. Возможно, он был похоронен среди 2006 солдат близ лагеря.

История Георга и работа над проектом тронули меня и подтолкнули на посещение захоронения солдат вермахта вблизи города Копейска. Это чрезвычайно огорчило меня, поскольку я увидел могилы невинно погибших людей, среди которых многие хотели жить мирно и не желали воевать. Они испытывали невероятные трудности во время войны, о которых мне рассказывал мой прадедушка, участник войны, который был командиром стрелковой роты.

 

С.ДОРЕНКО: Что мы пока услышали? Мы пока услышали, что они невинно погибшие. То есть на самом деле здесь есть концепция невинного гражданина, как бы не взрослого. То есть это не взрослые мужчины, которые пришли убивать.

А.ОНОШКО: У них был выбор, например, отказаться идти служить вермахту.

С.ДОРЕНКО: Эти немецкие мужчины, когда они шли убивать, они были взрослыми.

А.ОНОШКО: Не все. Кстати, детей тоже использовали.

С.ДОРЕНКО: 17 лет. Все равно они считались взрослыми в своей стране. И они в качестве взрослых могли сказать, например, «я отказываюсь». Вопрос человеческого достоинства важнее человеческой жизни зачастую. Я отказываюсь, я пойду в концлагерь, я пойду в тюрьму, я не пойду убивать невинных русских. Тем не менее они пошли. И здесь можно грустить о том, что действительно простые люди бывают часто подхвачены какой-то чужой волей, чужой мерзостью, в сущности. Но говорить об этом… Всегда можно добавить сразу фразу. Когда мне говорят: это же они были захвачены чужой мерзостью, Гитлера и так далее. Ну, они были взрослые. Миллионы взрослых немцев сделали так, просто они так сделали, что, например, погиб мой дед. Действительно в «уманском котле» погиб мой дед. Вот миллионы взрослых немцев, несчастных глубоко, и мне сейчас следовало бы плакать, они сделали так, что они убили моего деда, подвергли страшным испытаниям мои семьи, две семьи, которые дали мне кровь. Они подвергли их страшным испытаниям, абсолютно кощунственным, незаслуженным, ни за что ни про что. Мне говорят: ну, вы знаете, они же были бедные крестьяне, рабочие, в сущности, не хотели убивать.

А.ОНОШКО: Это как бы вывод дискуса исторического на следующий, более высокий уровень. То есть мы как бы взлетаем над национальными границами, историей и так далее, вражды, и смотрим на это, и понимаем, что и там, и там со всех сторон всегда, в любом конфликте, получается, что население становится орудием борьбы каких-то людей.

С.ДОРЕНКО: Мы с тобой… Я говорю: Настя, бери автомат, бери кинжал, бери нож, пойдем, вмажем и пойдем, на той улице пацаны неправильно себя вели, некорректно себя вели. Ты со мной идешь. Мы вмазали, выпили с тобой, потом мы пошли на ту улицу и там пацанов немножко пописали ножами. Пописали чуть-чуть, не так, чтобы это, а чтобы они понимали, что надо правильно себя вести. Тебя потом в суде спрашивают: Настенька, а зачем ты пришла на ту улицу пьяная и резала людей? Просто интересно. Ты говоришь: я же, в сущности, мать троих детей, хороший человек, гуманитарий, и я была захвачена общим движением. Настя, отвечаешь ты одна. Настенька, поступки – это твои поступки, а не вообще поступки.

А.ОНОШКО: Конечно.

С.ДОРЕНКО: В чем ошибся мальчик из Нового Уренгоя? Он ошибся.

А.ОНОШКО: У него была большая речь, он сократил вот так.

С.ДОРЕНКО: Я не спрашиваю, что он сократил. Мальчик сказал то, что он сказал. Давай тоже наделять слова значением. Слова значат. Если бы он сократил, он бы сказал: нет, я вот этот абзац сокращу. Теперь слушай меня. Мальчик сказал следующее. Мальчик сказал, что ответственность есть коллективная за плохое, а личной – нет. Он говорит: действительно нацизм виноват, вероятно, и люди, развязавшие войну, виноваты, а простой человек, оказавшийся на войне, но он невиновен. Невиновен простой человек, его подхватила история и его история понесла как бы за плечи. И вот он уже в окопе, и вот он уже убивает, а вот он фотографируется на фоне повешенной девочки русской, а вот он фотографируется, когда сжигает избы белорусские. Фотографируется и говорит: смотри, как горит изба белорусская, там полно людей, ну, они партизаны, das ist «расиш партизанен». Все. Он жжет. Правильно? И в Сербии вешает и в Сербии на фоне виселиц фотографируется. С удовольствием. Мы знаем очень много немецких фотографий на фоне повешенных в Сербии, в Белоруссии и так далее. Мы это знаем. Когда его спрашивают, скажите, а зачем вы, товарищ, дурацкий вопрос, чего вы это, он: так меня подхватила история. Но тебя подхватила история, но я же тебя лично спрашиваю. Там Гитлер был. Да я знаю. А ты лично? Настя, тебя когда гаец останавливает, говорит: Настенька, ты превысила скорость. Ты ему говоришь: вы знаете, меня подхватил поток.

А.ОНОШКО: «Двигалась со скоростью потока», я такого ни разу еще не использовала, кстати, аргумента.

С.ДОРЕНКО: Меня подхватил поток, и Гитлер был во главе потока, и потом пошел, пошел, пошел, смотрю, набирает, я, как все. Дальше. Тебе гаишник говорит простую вещь (давай спросим, он прав или нет): простите, а вы можете за свои действия ответить, за ваши конкретные действия? Каким хреном вас вдруг привлекло сюда, в Россию? Мальчик говорит: я изучал немца, который несчастный человек, хороший, в сущности, не хотел воевать. Дядя (я обращаюсь к немцу), так вы пришли зачем-то в Советский Союз. Зачем? Если вы не хотели, чего же вы пришли? Теперь. В Советском Союзе вы участвовали в боевых действиях. Это я правильно понимаю? Да, правильно. Дядя (я обращаюсь к немцу), а скажите, а для чего это? Вас попросил кто-то из советских людей? Например, мой дед попросил вас прийти? Простой вопрос: мой дед просил вас прийти сюда и его убить? Он скажет: да вроде нет, черт его знает, нет. Скажите, пожалуйста, а вот там, где голодала, от голода умерло двое из пяти… У меня бабка родила пять человек, а выжили трое, а двое умели от голода. Товарищ немец, я просто по-хорошему спрашиваю…

А.ОНОШКО: Сергей, немец-то давно уже извинился много раз.

С.ДОРЕНКО: Вас просила моя бабка, чтобы двое детей умерло? Ну, бабка, может, и попросила, я же не знаю, откуда мне знать, люди мы темные. Немец, скажите, бабушка моя попросила вас прийти, чтобы двое детей ее умерли? Немец скажет: ну, я не в курсе, не знаю. Дядя, а вы ответите за свою лично, лично вы, конкретно вы делали поступки, но я не спрашиваю, что вас поток подхватил…

А.ОНОШКО: Немцы осудили то, что произошло, попросили прощения у всех многократно. Они это уже пережили, прошли процесс извинения, а мы как бы их простили.

С.ДОРЕНКО: Хорошие немцы - известная история.

А.ОНОШКО: И новый христианский шаг теперь…

С.ДОРЕНКО: Я не христианин, как ты хорошо знаешь. Никакого отношения к вам, христианам, не имею, кроме того, что имею счастье среди вас жить. Имею счастье и горжусь тем, что живу среди вас, христиан. С удовольствием вас, христиан, наблюдаю, с удовольствием. Сам я не христианин, ни одной минуты им не был, ни одной секунды даже не был. Не надо мне сейчас прокачивать ваши эти самые, опиум для народа. Без опиума обойдемся.

А.ОНОШКО: Виктор Астафьев, фронтовик, его свидетельства литературные, наша коллега Ксения Басилашвили, она работает или не работает… Дает цитату у себя на Facebook (к вопросу о мальчике). Далее цитата: «Немец, убитый мною (это Астафьев пишет в повести «Веселый солдат») походил на кого-то из моих близких, и я долго не мог вспомнить, на кого. Убедил себя в том, что он был обыкновенный, ни видом, ни умом, наверное, не выдававшийся, похожий на обыкновенных людей».

С.ДОРЕНКО: Алло. Ксень, привет. Это Доренко. Я звоню из эфира. Потому что Оношко зачитывает твой Facebook сейчас в эфире. Вот Астафьева и так далее. Прокачивает эту тему. Я хотел тебя попросить, если я перезвоню через минут 6, ты сможешь аргументировать позицию, потому что сейчас мы должны перейти на движение и новости.

К.БАСИЛАШВИЛИ: У меня такой позиции, как аргументировать, в смысле, чтобы не заедать парня за это или что именно?

С.ДОРЕНКО: То, что ты написала в Facebook. Потому что Оношко меня сейчас тычет в экран и говорит: вот, что пишет Ксения. Я через минут 5-6 тебе перезвоню. Ладно?

К.БАСИЛАШВИЛИ: Перезвони.

С.ДОРЕНКО: Ладно. Поехали.

 

В ДВИЖЕНИИ

НОВОСТИ

 

С.ДОРЕНКО: 9 часов 6 минут. Анастасия прибегла к Facebook и правильно сделала на самом деле, для того, чтобы меня уесть, и привела еще одну женщину…

А.ОНОШКО: Либерального толка.

С.ДОРЕНКО: Ну, как либерального? Не знаю. Я бы не пришивал ярлыков. Привела еще одну женщину думающую, которая, кстати говоря, моя напарница, с которой я три года проработал в эфире. Три года, это существенно меньше, чем с вами, Анастасия. С вами я проработал уже 9 лет. Можно офигеть. 9 лет. И ты все еще жива. И ты все еще брызжешь энергией. 9 лет, Насть.

А.ОНОШКО: Брызжу копытом.

С.ДОРЕНКО: Да. Мы позвоним Ксении, которая написала в Facebook пост очень убедительный, Настя его здесь зачитывала.

А.ОНОШКО: Она взяла цитату из Астафьева («Веселый солдат»), где тоже понимание убийства и во время войны все равно убийства.

С.ДОРЕНКО: Ксения, привет. Это Доренко снова. Все мы в эфире. Мы условились поговорить об этом мальчике из Нового Уренгоя. Я понимаю мальчика, который говорит… Мой аргумент следующий: подхватил поток истории и понес простых людей, очень простых, может быть, хороших в душе. Этот поток истории привел их, так сказать, в эти могилы, эта история закончилась ужасно. Но мальчик говорит справедливо, что люди-то они, в общем, хорошие. Но я спрашиваю, личная ответственность существует? Если меня подхватит какой-то поток, ты мне скажешь, давай пойдем, вмажем и накажем ребят с Таганки, и мы пойдем, кого-то накажем. Я должен буду потом в суде говорить, что меня подхватил поток истории, или я лично тоже должен отвечать?

К.БАСИЛАШВИЛИ: Нет, ты, конечно, должен лично отвечать, единственное, если ты не находишься под присягой. Все-таки это солдаты, которые давали присягу, которые служат отечеству. Что им было делать в тот момент? Я просто в своем посте в Facebook обратила внимание на текст, написанный писателем русским Виктором Астафьевым, он фронтовик, он прошел всю войну, получил страшные ранения, он написал этот текст в 1987 году. Называется эта повесть «Веселый солдат». Я всех обращаю к этому тексту. Он там как раз убивает и пишет об этом эпизоде, на этом строится вся книга, как он убивает фашиста, немца, к которому испытывал, когда он его убивал, лишь омерзительные чувства, лишь чувство ненависти. И потом всю жизнь вот это убийство тяготило его. Эти размышления привели его к тому, что этот немец вообще походил на всех людей, всех людей мира и ничем не отличался. Наверное, какой-то работяга откуда-то из села или какой-то рабочий. В результате он, убивший этого немца, не видел в нем врага. Оба они были поставлены историей, я не знаю чем, обстоятельствами ужасными, нацизмом, гитлеризмом, сталинизмом, как угодно расцените, были поставлены в такие обстоятельства, когда один из них должен был умереть. Один убивает, другой умирает. Как сделать так, чтобы таких моментов не было на земле? Я думаю, что мальчик этот, вполне еще такой невинный в сознании своем, хотел обратить наше внимание именно к этому. Он не живет уже этой войной, эта война уже для него, как для нас война 1812 года.

С.ДОРЕНКО: Ну, хорошо. Представь себе, что есть четыре человека в деревне. Это брянская деревня, 1941 год. В этой деревне живут следующие люди: я, Анастасия Оношко, ты – Ксения Басилашвили, и этот мальчик. Вот нас четверо по каким-то обстоятельствам, деревушка маленькая. Кто из нас будет бить немцев и убивать, из этих четверых? Ты будешь?

К.БАСИЛАШВИЛИ: В смысле, немцев, фашистов?

С.ДОРЕНКО: Мы в брянской деревне. Мы их не звали, 1941 год. Я, Оношко, ты и мальчик уренгойский. Кто из нас будет убивать немцев?

К.БАСИЛАШВИЛИ: Мне сложно сказать. Я ничего не могу сказать про этого мальчика.

С.ДОРЕНКО: А я думаю, что он бы тоже убивал.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Я не знаю. Я не берусь за себя вообще, смогу ли я убить кого-то. Это такой сильный поступок, что нужно понять вообще, можешь ты или нет.

С.ДОРЕНКО: Подложить бомбу под рельсы, например. Не обязательно убиваешь, ты просто знаешь, что ты положишь бомбу, заряд под рельсы, и поезд сойдет с рельсов, может, кто-то убьется.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Я думаю, с этим мальчиком все в порядке. Я говорю, что, возможно, немножечко надо было расставить акцент. Он выступал в бундестаге, такое официальное место. Нужно было больше рассказать о своем деде. Он начал об этом говорить, что дед его погиб, и вообще, что он против нацизма.

С.ДОРЕНКО: Тяжело ранен был.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Да, тяжело ранен. Просто в данном случае нужно было ему помочь выстроить эту логическую цепочку. И все. И не было бы этих вопросов.

С.ДОРЕНКО: Ну, ты с нами в партизанском отряде? Ты с нами или нет?

К.БАСИЛАШВИЛИ: Я в партизанском отряде, абсолютно точно.

С.ДОРЕНКО: И мальчик был бы с нами, вот в чем я уверен. Я абсолютно убежден, что и мальчик был бы с нами. Вот с этим своим упрямым лбом, выговором странным сибирским. Он бы с нами был наверняка.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Наверняка. Просто не надо уничтожать. Я смотрю, как взрослые дядьки накинулись. Они до сих пор воюют – вот, что страшно. Они до сих пор воюют.

С.ДОРЕНКО: Не ту войну. Уже не ту войну. Это уже новая война и она, скорее, гражданская.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Да.

С.ДОРЕНКО: Счастливо. Это дядьки воюют уже не ту войну, я понимаю. Но я возвращаюсь к той войне, к той, старой войне.

А.ОНОШКО: А что к ней возвращаться? С ней все понятно.

С.ДОРЕНКО: Я знаю про хороших немцев, которые были захвачены, ла-ла-ла, вот эта вся ахинея. Я их знаю. Но они все равно враги, хорошие они или нехорошие. У нас, я говорил тебе уже, у нас в деревне Картамыш, Троицкое, а при Троицком Картамыш, в Донбассе, Луганская область, был немец. А мой отец, которому было 4 года, потом 5 лет, 6 лет, он войну пересиживал у деда. Взрослые были заняты, а его к деду с бабкой отдали на войну, на время войны. И он был под оккупацией под немецкой в возрасте 4 лет, 5 лет, в этом возрасте. Мой отец, позже рассказывали когда родственники, запомнил истории, как этот Картамыш, село Троицкое, жило. Перед наступлением советских войск, перед освобождением, пришел немец, ездил, вернее, на БМВ. На мотоцикле БМВ ездил немец по селу и всех предупреждал: по данным нашей разведки, ваши завтра перейдут в наступление ранним утром, будет артобстрел, после чего пойдут войска. Немец рассказывал по-русски, что завтра утром советские перейдут в наступление, будет артобстрел сначала, артподготовка. Поэтому, люди, и особенно дети, пожалуйста, прячьтесь в погребах, рассказывал немец, чтобы все дети попрятались в погребах и взрослые попрятались в погребах. Потому что артобстрел и можно пострадать. Один немец предупреждал. От чего он предупреждал? Его командование послало или он добрый был? Мы не знаем. Но он ездил по селу и предупреждал всех. На мотоцикле. Заходил во дворы: ребята, завтра утром прячьтесь в погребах. Понятно, да? Наши, мои родственники были ему благодарны за это, и как только начался артобстрел, украли его мотоцикл. Они знали, где у него стоит мотоцикл, они этот мотоцикл укатили на руках во время артобстрела, даром, что русские, советские войска накрывали все сталью, они сквозь выстрелы укатили этот мотоцикл к себе и где-то присыпали сеном, и немцев больше никто не видел, а мотоцикл остался в нашей семье, ну, у родственников. Это был хороший поступок у немца два раза: один раз он предупредил об артобстреле, а второй раз мы украли у него мотоцикл. Это было приятно. Хороший он человек или нет? Не знаю. Но я бы думал, что я его туда не звал. Ну, я не звал его, мать.

А.ОНОШКО: А разве кто-то говорит, что звал? Никто этого не говорит.

С.ДОРЕНКО: Проблема. Здравствуйте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Сергей, доброе утро. Писал вам в Telegram. У меня дед – герой Советского Союза. При переправе Днепра был ранен. За это получил звезду. Он мне рассказывал вот эту страшную историю, когда они уже переправились, он нырнул окоп, откуда немцы долбили, ему было около 19 лет, и там стоит такой же молодой пацан, который уже все, винтовку отставил, стоит тупо с ножом. И он, говорит: у меня только нож, мы дрались с ним один на один минут десять. Потом, говорит, не помню, это очень эмоционально было. И говорит: ну, все, я его заколол, зарезал. И он говорил очень интересную фразу все время: а если бы он меня зарезал, возможно, эта переправа бы и не состоялась и, возможно, история пошла бы в другую сторону.

С.ДОРЕНКО: Да, может быть, кстати, да.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: И он все время говорил: Курская дуга, вот это, а если бы не мы, а вдруг все пошло бы наоборот. Он говорил: я парня этого зарезал, он такой же, как я, мы боялись этого жутко. Он говорит: я когда на этой лодке ехал, я из пулемета (он пулеметчик был) стрелял практически с закрытыми глазами.

С.ДОРЕНКО: Конечно. Одно дело - стрелять по направлению из пулемета, а другое дело – зарезать, фактически глядя в глаза.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Да, именно глядя в глаза.

С.ДОРЕНКО: Это неприятно. Но надо… Это неприятно, но это надо. Надо.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Да.

С.ДОРЕНКО: Спасибо большое. 73-73-948. Здравствуйте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. Борис.

С.ДОРЕНКО: Откуда вы звоните?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Из Берлина.

С.ДОРЕНКО: Прошу вас.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Сергей, я эмоционально абсолютно на вашей стороне. Но два обстоятельства. Вермахт не был приговорен Нюрнбергом как преступная организация.

С.ДОРЕНКО: Да.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Это первое. Второе. Скажем так, по вашей формальной логике всех военнопленных нужно было убить, если они преступники.

С.ДОРЕНКО: Ну, как убить? Их заставили построить дома. В Кунцеве до сих пор есть эти дома двухэтажные, многие другие дома. Их заставили построить. Уже потом, знаете, после войны жажды крови такой нет.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: В любом случае, по этой логике, если убили – правильно, значит, остальных тоже надо было убить.

С.ДОРЕНКО: Нет. Извините, вы уводите меня, может быть, вы делаете это сознательно, а, может быть, нет, вы уводите меня от моего простого аргумента: это люди взрослые или нет? Я третий раз привожу пример. Если мы с вами, вы мне скажете, «Серега, побежали, сейчас вмажем и пойдем, порежем ребят с соседней улицы», я спрашиваю, я был захвачен потоком, я был захвачен локальной верностью (ну, наша улица обладает, например, качеством локальной верности) или я должен отвечать индивидуально? Если я должен отвечать индивидуально, то я подонок, а если я могу все время ссылаться на ветер истории, то ветер истории.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Да, я с вами согласен. Но по этой логике и каждый эсэсовец должен был отвечать отдельно, индивидуально.

С.ДОРЕНКО: Желательно, да.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: СС приговорили как преступную организацию.

С.ДОРЕНКО: Я понимаю вас.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: И последний пункт. Представьте себе такую ситуацию, он попал в окружение, и сдались они в составе роты, батальона после того, как им пообещали оставить в живых, а потом их убивают в лагере.

С.ДОРЕНКО: Ну, как убивают? Убивают, может быть… Знаете, меня тоже можно в лагере убить, просто не давать мне таблеток от давления, например, потом сказать, меня убили. А их не было.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Вы понимаете, это молодой человек, там не было никакого давления.

С.ДОРЕНКО: Значит, что-то другое могло быть. Могла быть хеликобактер какая-нибудь, еще что-нибудь. От ненадлежащих условий.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Вашу точку зрения я понимаю и разделяю абсолютно. Но согласитесь, что есть определенные «но».

С.ДОРЕНКО: Согласен. Согласен. Я на них указываю в своей программе, обратите внимание тоже. Я указываю на эти «но». «Но», конечно, есть. Можно было в какой-то момент лечь костьми и сказать: я не пойду. В русской истории, кстати говоря, довольно много моментов, в которых можно было с предков спросить. Скажите, пожалуйста, когда Москва (это давно было) залила кровью Тверь? Можно уточнить, как вы, так сказать… Они скажут: да мы были захвачены историей.

А.ОНОШКО: А мы все перезабыли. Но есть 20 век, 19 век, когда русские… Мы так любим себя утешать фразой, что у нас Александр Невский, «кто с мечом к нам, тот от меча и погибнет». На самом деле постоянная экспансия, которая происходила в течение столетий, в том числе с кровью, когда мы приходили, нас никто не звал туда, я даже не буду перечислять, куда нас никто не звал, и точно также стояли люди, кто-то сопротивлялся, и наши солдаты стояли и завоевывали. И тут нам уже не кажется…

С.ДОРЕНКО: Можно, я атакую мальчика этого. Теперь, когда мы все защищаем мальчика, я немножко его атакую. У него есть несколько явных проколов, и я бы сказал, он шаркает ножкой перед немцами. Специально шаркает ножкой. Я не думаю, что немцы за такое будут уважать. Он говорит: так называемая Сталинградская битва. Так называемая Сталинградская битва. Понимаешь, да? Он не говорит как русский. Для русских нет «так называемой Сталинградской битвы», Насть, ну, не существует, «так называемой Сталинградской битвы». Существует Сталинградская битва и существует победа в Сталинградской битве. Победа, которая точно и эмоционально точно показывает любым завоевателям, на что способны русские. На что способны русские, если прийти на их землю. Сталинградская битва в смысле эмоционального удара была решающей, с моей точки зрения, для того, чтобы сломать мозги агрессору, чтобы агрессор точно понимал, чем дело кончится. Сталинградская битва это показала, что: все, вы уже победили? Нет, извините, вы попали в котел, у Калача который замкнулся. Все, на этом закончили играться с нами, больше не играйтесь. Вот это важно. Он говорит: так называемая Сталинградская битва. Как если бы он был таким наблюдателем с Марса, да еще и не за русских. Это ошибка, с моей точки зрения, мальчик. И дальше. «Невинно убиенные, невинное пострадавшие» про немцев – это тоже ошибка. Это ошибка, Насть. Это ошибка. Они не невинно. Я могу сказать. Я под своими словами подпишусь. Давай я попробую сформулировать. Жаль, что они жили в эту эпоху. Я говорю сейчас про пострадавших немцев. Жаль, что они жили в эту эпоху. Жаль, что случилась такая страшная вещь с их страной. Жаль, что они были захвачены этим ветром истории. Жаль, что они не имели, вероятно, все-таки возможности на личном уровне воспротивиться этому. Ну, жаль, да. Жаль, что они не имели, вероятно, хотя имели, но, в общем, не имели или слабо имели возможность…

А.ОНОШКО: Был один Франц Егерштеттер, который был казнен за то, что отказался.

С.ДОРЕНКО: Да. Жаль, что на личном уровне не могли противостоять этим ветрам истории. Все это жаль. Жаль, что их забросило не во Францию, где они могли бы провести время получше, а их забросило в Россию. А жаль, что русские сопротивляются нашествию? Не жаль ничуть. Ничуть не жаль. А чего бы мы жалели, что русские сопротивляются нашествию? Русские такие, да. Еще раз придут, и снова мы им накостыляем. Столько, сколько надо, столько и накостыляем. Тогда не жаль. Жаль, что их забросило в Россию, где русские не разрешают себя захватывать? Жаль. Дальше. Но сказать, что они невинно убиенные, у меня язык не повернется. Как это, невинно? Они же здесь пришли убивать, они обеспечивали здесь смерть. Пусть даже он был повар, пусть он даже механик…

А.ОНОШКО: Любая война на самом деле приводит к тому, что кто-то куда-то идет.

С.ДОРЕНКО: Слова значат.

А.ОНОШКО: Мы в Сирии, тоже у нас есть убитые. Они невинно убиенные или нет?

С.ДОРЕНКО: Слова значат.

А.ОНОШКО: Там тоже дети, без крова.

С.ДОРЕНКО: Десятый раз объясняю тебе, слова значат. И мальчик, точно зная о трагедии моего народа, 27 миллионов человек, принято считать, было 24, стало 27, 27 миллионов жизней, в любом случае точно много жизней в моей семье, много жизней у моих предков отняли эти немцы. Много жизней. Не одну, а более одной. Понятно, о чем я рассказываю? Много жизней отняли. Мальчик говорит, «так называемая Сталинградская битва». Это ошибка. Неправильно это делает мальчик. И второе он говорит: невинно убитый немец. Невинно убитый. Я еще раз говорю, не невинно. Нам жаль, что он убит, но убит он правильно. Правильно убит. Еще раз придет, еще раз убьем. Его внук придет сюда, если есть у него внук, и внука убьем 100 процентов, а правнук придет – правнука убьем. Ты понимаешь это или нет? Больше того, обязательно убьем, несмотря…

А.ОНОШКО: Уже никто так не придет.

С.ДОРЕНКО: Несмотря на любое изменение мира…

А.ОНОШКО: Так никто не придет.

С.ДОРЕНКО: Не надо рассказывать.

А.ОНОШКО: Беспилотники летают и сбрасывают бомбы.

С.ДОРЕНКО: Жиды города Киева… Знаешь обращение?

А.ОНОШКО: Нет.

С.ДОРЕНКО: А я тебе расскажу. Кончилось это Бабьим яром. Вот тогда большинство образованных евреев в Киеве верили, что немцы, народ Гете, народ Канта, народ образованнейший, народ, который образец для всего мира по образованности, не могут этого сделать. И жиды города Киева собрались и поехали. Они не знали, что их расстреляют. Но они собрались, потому что немцы - образованнейший народ. Поэтому, когда ты сейчас восклицаешь мне: не будет этого, не будет…

А.ОНОШКО: Я говорю, не такое будет, не будет танков, вот этого человеческого ничего не будет.

С.ДОРЕНКО: Такое будет.

А.ОНОШКО: Новый уровень технологий.

С.ДОРЕНКО: Такое. Пальцами вырывать будут друг у друга кадыки и глазами. Пальцами. На уровне технологий. Я тебе объясняю, в чем дело. Человек остался тем, кем он был всегда. И Бабий яр устроили просвещеннейшие люди Европы, лучшие в Европе. Лучшие. Самые просвещенные, наследники Канта, Гете, Гегеля и так далее. Понятно, о чем я говорю? Великие гуманисты устроили Бабий яр. А через сто лет будет виртуальная реальность, все, что хочешь будет, и точно так же, как тысячу лет назад один мужчина у другого пальцами вырвет сердце, пальцами вырвет сердце и съест, а перед этим разрубит ему грудную клетку. Через сто лет и через тысячу будет ровно тоже самое. Ты просто не понимаешь, что такое люди. Люди таковы. И люди на этой земле должны знать простую вещь, что к русским не надо ходить незваными. Не надо. А именно: придете – убьем. Но это точно так будет. Понятно? Мы убьем. Ну, так. Ребят, мы же вас не звали, ну, простите. Позвали бы – другое дело. Но не звали. Это должно быть понятно всему миру. И не надо здесь извиняться за это. Придете – убьем. Это должно быть понятно французам, англичанам, американцам, немцам – всем. Кто придет, того и убьем. Это очень просто, независимо от века, независимо от культуры, независимо от Гете, независимо от Генделя, независимо ни от чего. Просто убьем и точка. Ну, как сможем, может табуреткой, а может прибором виртуальной реальности, а может компьютером. Убьем. Но это-то понятно. А мальчику как бы немножко неловко. Вот это ошибка его. Продолжим после новостей.

 

НОВОСТИ

 

С.ДОРЕНКО: Мы переходим к дискуссии. Безусловно, мы будем разговаривать с нашими слушателями. Мы как павлины с тобой. Ты тоже павлиниха, я беру пример с тебя в результате, очень плохой пример. Я начинаю выпячивать свое «я», мне стыдно. Здравствуйте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. Могу привести одну цитату. Как говорится: по закону военного времени. Враг воюет с оружием в руках, поэтому вина его не требует доказательств.

С.ДОРЕНКО: Абсолютно верно. Мы их не звали и точка. Вот и все.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: А сожалеть после войны можно только о своих. Потому что если о враге сожалеть, об убиенных, значит, сожалеть о своей победе. Потому что без этого бы не было победы.

С.ДОРЕНКО: Нет, можно христианнейше сказать, что жаль, что этот парень родился в это время и жаль, что его повели…

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Только в такой форме.

С.ДОРЕНКО: Типа, не повезло пацану, но надо твердо понимать, что мы правы. И все.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Конечно.

С.ДОРЕНКО: Слушайте, а парень этот уренгойский, можно я скажу циничную какую-то вещь. Конечно, он хочет карьеру. Конечно, он хочет подластиться к немцам.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Если он под руководством своей мамы это делал, то, наверное, она все-таки больше разбирается в положении вещей. Я думаю, здесь были какие-то мотивы.

С.ДОРЕНКО: У меня один приятель занимался телами японцев. Я рассказывал об этом. В 89-м, в те годы, может быть, в 90-м. У меня знакомый занимался захоронениями японцев на Дальнем Востоке. Причем в концлагерях они были, везде. Там, в Японии, есть общества, которые заняты ухаживанием за могилами и все на свете. Я ни разу не слышал, что он типа выступал, выступал в том смысле, что ему их жаль. Ну, надо их перезахоронить, он говорит, ну, надо, хорошо. Я его спрашиваю, как ты. Он говорит: даже японцы никогда не высказывали того, что… В смысле, они пошли воевать, они сделали свое дело, погибли. Вот у японцев нет этого.

А.ОНОШКО: Я просмотрела сообщения, Сергей, наши. Там есть такой пласт мнений…

С.ДОРЕНКО: Дай закончу про японцев. Я его спрашивал про японцев. Он говорит: у самих японцев нет сомнений, что они пошли на войну, погибли на войне, ну, милое дело. А чего еще делать на войне? Самое мило дело – погибнуть. Они сделали, что должны были. Нормально.

А.ОНОШКО: Уточнение. Быть убитым на войне – одно и это нормально, и это не странно и не жалко.

С.ДОРЕНКО: Наших всегда жалко. А подонков, которые к нам пришли, не жалко.

А.ОНОШКО: Погибнуть в плену – это уже ненормально.

С.ДОРЕНКО: Нормально.

А.ОНОШКО: Пленные должны возвращаться домой. Это слушатели наши пишут.

С.ДОРЕНКО: О’кей. Я не спорю.

А.ОНОШКО: Несколько разных людей так написали. Александр Фельдман, еще…

С.ДОРЕНКО: Я не спорю с тобой. Но я скажу Александру Фельдману, например, я скажу, что я знаю, я лично знаю. Я много не знаю. Меня когда-то убедили пить таблетки от давления. Когда-то давно. Я их пью. Я, например, пью ингибитор ла-ла-ла чего-то второго типа. Я попадаю в лагерь для военнопленных, меня взяли в плен. Я воевал, меня взяли в плен. Я там местному говорю: разрешите к врачу. Врач принимает меня. Знаете, у меня насморк и еще я пью ингибитор ту-ту-ту второго типа, кальция, калия, какая разница, не знаю, название знаю и все. А он мне говорит: у меня есть только бета-блокаторы. Ну, например. То есть другой тип лекарства. Я говорю: не знаю, не уверен. Одним словом, вопрос мой к Александру Фельдману и к тебе: в концлагере насколько квалифицированную можно оказать медицинскую помощь? А я тебе отвечу: не всегда в концлагере…

А.ОНОШКО: Люди массово погибали не из-за насморка там.

С.ДОРЕНКО: Не всегда в концлагере можно оказать квалифицированную медицинскую помощь на должном уровне.

А.ОНОШКО: Это по сути добивание побежденного.

С.ДОРЕНКО: Очень правильно.

А.ОНОШКО: Ни себя не можем обеспечить, ни их не могли.

С.ДОРЕНКО: Я тебе объясню, что именно делала моя… Они строили. Они на стройке работали. А моя бабушка для того, чтобы трех выживших детей прокормить, которые у нее остались, из пяти трое, она рассказывала мне, как она раскатывала пожиже тесто, делала пожиже тесто на заводе, она крала, на хлебозаводе, она делала пожиже лепешечку тестяную и приклеивала тоненько себе на живот. Приклеивала на живот из теста лепешечку и с ней шла домой и кормила маленьких детей своих. Маленького сына и две маленькие дочери. Я спрашиваю у Александра Фельдмана и у тебя…

А.ОНОШКО: У меня мама до шести лет капусту мясом называла.

С.ДОРЕНКО: Александр Фельдман, кстати, из Сибири. Он приехал к нам из Сибири, сибиряк.

А.ОНОШКО: А мама в 1941 году родилась.

С.ДОРЕНКО: Сибиряки, при том, что они понесли колоссальные человеческие жертвы, такого голода не знали. Они понесли колоссальные человеческие жертвы, и Сибирью прикрывали Москву, телами сибиряков, и мы им за это в ноги кланяемся, сибирякам, но такого голода сибиряки не знали. А она, зная, что ее посадят, несмотря на трех малых детей, раскатывала по животу тесто маленько и эту лепешечку каждый день старалась принести детям. Не лепешечку, а как блинчик такой. Намазывала на тело себе тесто. Понимаешь? А дома им делала поесть галушки. Шо та галушки, еще шо то. Они ели. Ясно?

А.ОНОШКО: Ясно.

С.ДОРЕНКО: Теперь рядом с ней будет немец, который скажет: вы знаете, меня неправильным лекарством лечат. Пошел в жопу! Тебя сюда никто не звал! Тебя сюда никто не звал! Тебе, пожалуйста, нужен йод – есть, бинт – есть, больше ничего нет, сдохни. Все. Весь разговор. Я не понимаю. Я должен свою бабку жалеть или немца жалеть, которого неправильно лечили в зоне? Да пошел он к черту.

А.ОНОШКО: Всех надо пожалеть.

С.ДОРЕНКО: Да пошел он к черту. Мне бабку жалко. Здравствуйте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. Ваша логика меня, честно говоря, приводит в бешенство.

С.ДОРЕНКО: Давайте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Я вот анархист и коммунист. А много анархистов и коммунистов просто загребали тупо в армию. А куда было деться ребятам? Нужно было идти в концлагерь в таком случае или что делать? Это была система насильственного принуждения. Их тупо гнали на фронт. О чем вы говорите? Они не хотели этой войны. Многие перебегали на нашу сторону. Сколько таких случаев.

С.ДОРЕНКО: Ну и что? Я разве против них?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Так я говорю о том, что вы всех гребете под одну гребенку.

С.ДОРЕНКО: Как вас зовут?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Виталий.

С.ДОРЕНКО: Виталий, я бакунинец, а вы какого толка анархист?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Это неважно, у меня слишком сложная система миропонимания.

С.ДОРЕНКО: Хорошо. Со мной, бакунинцем, вы найдете общий язык. Я говорю, что мне жаль, что они родились в эту эпоху. Мне жаль, что они попали под ветер истории. Все это я уже сказал. Зачем мне повторять? Но в момент, когда он пересек черту, а он пересек черту, моя задача – его убить.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Вот. Вот вы говорите, когда дворовая компания идет. Дворовая компания, извините, я могу сказать, «ребятки, у меня чего-то живот заболел» или «меня мамка зовет». А здесь не скажешь, извините, не скажешь ничего. Потому что если не пойдешь, у тебя присяга, ты, так или иначе, идешь на фронт.

С.ДОРЕНКО: Я понимаю. Бывают разные дворовые компании, бывают очень жестко структурированные.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Я в Сибири рос, поэтому я знаю.

С.ДОРЕНКО: В каком месте?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: В Барнауле.

С.ДОРЕНКО: Я там не был. Оттуда маленький Рыжков, Коля Рыжков, Николай Рыжков.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Знаю, мы с ним знакомы.

С.ДОРЕНКО: Давайте все-таки, закругляя, скажем следующее. Нам жаль, что они оказались в таких обстоятельствах, но с момента, когда он пересек черту, наша задача – его убить. Убить.

А.ОНОШКО: Он убит.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Убить, да, но нужно его простить. Черт.

А.ОНОШКО: Я согласна.

С.ДОРЕНКО: Я умоляю. Да возлюбить. А я вообще не спорю. Да возлюбить. Но убить.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Когда нападает – да. Школьник говорил вам о чем? О том, что нужно простить. Не о любви к нему он вам говорил.

С.ДОРЕНКО: Он говорит о невинно убитых людях. Невинно убитые люди как-то здесь оказались.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Они лично невинно убитые, потому что их именно вот так закрутила судьба, а не так, как вы это поставили.

С.ДОРЕНКО: Не невинно. Виталий, неправда, что они невинно убиты. Они взрослые дядьки. Взрослые.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Да не взрослые! Там были пацаны, они вообще ничего не соображали. Вы сами о себе сколько раз говорили, мне было 17 лет, я вообще ничего не соображал. Я же вас слушаю уже не первый год.

С.ДОРЕНКО: Виталий, они считались взрослыми. В качестве взрослых они пришли на чужую землю.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Фактически взрослыми они не являлись. Кто сейчас признает 17-летнего пацана взрослым человеком? О чем вы говорите?

С.ДОРЕНКО: Не знаю. Не хочу видеть лицо врага, хочу его расстрелять, не заглядывая в лицо, я лично.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Давайте не будем пропаганды. Я просто как человек, который анализирует факты, вот почему я вас и слушаю.

С.ДОРЕНКО: Хорошо. Лично я тоже гражданин. Человек переступил черту, я хочу его убить.

А.ОНОШКО: Ну, так уже убили. Теперь-то скажите, что бедный парень.

С.ДОРЕНКО: Бедный парень. Но не «так называемая Сталинградская битва», а великая Сталинградская битва. Если бы я выступал в бундестаге, я бы сказал: великая Сталинградская битва, а снова придете – снова убьем всех до одного.

А.ОНОШКО: А если мы к вам придем, вы нас, и это будет нормально.

С.ДОРЕНКО: Не надо про нас. Мы часто приходили к ним? В 1815 году последний раз, 1812-1815, когда гнали Наполеона, но они были наши союзники в то время. Мы часто к ним приходили?

А.ОНОШКО: Мы к другим ходили.

С.ДОРЕНКО: Дорогая, ты не пытайся сейчас смешать, а еще не пытайся быть язвительной. Ты не пытайся аргументировать как женщина. Ты пытаешься аргументировать как женщина. Тебе говорят по сути, а ты говоришь, у тебя двойка в пятом классе. А я тебя не спрашиваю про двойку в пятом классе. Я тебе говорю по сути. Я бы выступал в бундестаге. Я бы сказал: мне жаль погибших ваших ребят, мне жаль, но в великую Сталинградскую битву мы намылили вам холку и, я прошу подметить, товарищи, снова придете - снова всех убьем. Всех убьем. Ясно?! Вот бы что я сказал в бундестаге. Всех до единого. В момент пересечения русской границы вы должны точно понимать, в момент пересечения всех убьем по возможности, ну, по возможности, будем стараться. Как казаки рубили французов в реке Красная, знаешь?

А.ОНОШКО: Да.

С.ДОРЕНКО: В Березине, прости, под Красным была битва. В Березине. В Березине французы, хорошие, образованные, и сыр у них хороший, пошли по мосту, платовские казаки насели на спину, стали их рубить. Они испугались, побежали по льду. По льду реки Березины. Это рядом с Минском. Казаки их рубили, когда они в лед входили. Лед лопнул, они побежали в ледяную речку. Это был декабрь, по-моему. В декабре в ледяную реку ринулись французы. Казаки их рубили. И я бы среди этих казаков! Я был. И снова буду. Снова я буду среди этих казаков! Понятно?

А.ОНОШКО: Понятно.

С.ДОРЕНКО: Буду рубить их. В спину буду рубить, как есть тянуть от ключицы до бедра. От ключицы до бедра буду с протягом рубить. Понятно?

А.ОНОШКО: Понятно.

С.ДОРЕНКО: Все. Спасибо. Я хочу, чтобы ты это поняла.

А.ОНОШКО: Власти Нового Уренгоя проверят гимназию.

С.ДОРЕНКО: А на любой вопрос, почему, за что и как, я скажу простую вещь: ребята, а мы вас звали сюда чини? Шо вы здесь делаете? А шо вы здесь делаете? Шо ты здесь делаешь? Мой простой вопрос. У меня есть простая вот эта украинская моя логика: а шо вы здесь делаете, чего вы пришли? Я сколько увижу, столько и порублю. Простая тема, никаких вопросов. Я думаю, Михаил со мной поспорит. Михаил, здравствуйте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Доброе утро, Настя и Сергей. Я, как всегда, внесу спокойствие. Сергей, это вопрос вообще истории, на него нет ответа. Соотношение гуманизма вообще к конкретной, индивидуальной вины. Дело в том, что индивидуальная вина организаторов насилия, она однозначна, и спорить тут нечего. Именно они являются началом того, что потом превращается в трагедию простого человека. Я думаю, что этот парень молодой, вы насели на него…

С.ДОРЕНКО: Да никто не насел.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Он пытался в связи с воспитанием как-то гуманизировать абстрактную ситуацию насилия вообще историческое.

С.ДОРЕНКО: Если позволите, Михаил, вставка. Даша Кнорре мне сейчас пишет: их школа сотрудничает с гимназией в Касселе, и они постоянно делегациями ездят. Кассель в Новый Уренгой, Новый Уренгой – в Кассель. Они постоянно как бы дружат.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Здесь есть возможность попасть в ловушку. В ловушку, в ловушку и еще раз в ловушку. Если индивидуальная вина простого человека, которого как быдло гнали на фронт, только тогда может быть акцентирована, когда вы конкретно докажете, что этот конкретный солдат был зверем, убивал сверх меры и так далее. К сожалению, так, чтобы ни произошло. А ежели не так, то у вас есть возможность, через год будет 50-летие вторжения в Чехословакию, вы можете сейчас обратиться к простым ребятам, тем 17-летним, которым сейчас под 70, пожалуйста, вылейте на их головы грязи побольше, они же вошли в Прагу. Они пошли туда, у них есть индивидуальная вина, и они разворачивали пушку и били немножко по кварталам.

С.ДОРЕНКО: Михаил, я был знаком с одним парнем, мы в Анголе когда работали, в «рыбе», был один парень, который участвовал в 68-м году, он постарше меня, он участвовал там в составе десанта. Или не десанта, какое-то такое подразделение, в любом случае это было подразделение быстрого реагирования.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Я свидетель этих событий живой.

С.ДОРЕНКО: Он сам сожалел. Он был там, в Праге, в 68-м. Он сожалел, во-первых, об этом. Во-вторых, он рассказывал, возможно, вам это покажется не фантастичным, что когда надо было расстреливать по-настоящему людей прямо в домах, то просили гэдээровских немцев.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Все это было.

С.ДОРЕНКО: Наши говорят, что трудно, там стреляет, какой-то чувак засел в квартире на третьем этаже и стреляет по нам, звали немца, немец разворачивал танк и шарашил прямо по дому с таким кайфом. Может, это легенда.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Это живописно. Ввод войск в Чехословакию был ужасающим. И развал Советского Союза во многом определен был этими событиями. И что вы теперь скажете этим простым солдатам? Или в Венгрии в 56-м году? Вам придется тогда их всех сейчас осудить, потому что они перешли границу.

С.ДОРЕНКО: Нам повезло. Моей семье повезло, Михаил. Мой отец не был задействован в этих операциях. Но прямо перед 68-м годом отец с матерью ездили в Красную поляну в санаторий и там ходили в походы в горы с чехами, которые пострадали во время 68-го года, их друзья. Но должен вам сказать… Друзья чехи, в смысле, которые были за восстание за это, как потом выяснилось. Надо сказать, что они потом еще десятилетия писали письма моим предкам и с огромным удовольствием продолжали дружить.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Конечно, дружим и я дружил, и видел все это. Еще раз. Об индивидуальной вине простого солдата. Это очень сложный вопрос. Поэтому парень из двух возможных солдат, обращений, зверя настоящего, который фотогравировался перед повешенными, и того немецкого парня, кстати, который действительно был жертвой обстоятельств… Между прочим в русском плену, в советском, сидел знаменитый ученый Лорин. Это история науки. Он писал мемуары об этом. Его загнали сюда, он в Казани был на заводе как военнопленный.

С.ДОРЕНКО: Загнали мы или загнали немцы?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Загнали его сюда, здесь он…

С.ДОРЕНКО: Нет. Он пошел. Что значит, загнали? Все время пассив какой-то. Когда мы про демократию, о субъектности говорим гражданина, Михаил, то у нас гражданин субъектен, а власть мерзкая делает нас несубъектными. Когда мы говорим о европейцах, они субъектны или…

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Не так я сказал.

С.ДОРЕНКО: Вы его лишаете субъектности, «его загнали». Что значит, загнали? Он пошел. Он пошел.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Пошел, пошел, и в Чехословакию пошли тоже. Еще один вопрос. Парень просто выбрал между двумя возможными, так сказать, констатациями, выбрал того солдата, который действительно не виноват. Его утром подняли, одели и под дулом автомата послали на фронт.

С.ДОРЕНКО: Да согласен я.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Такой вопрос. Сергей, вы очень пафосно…

С.ДОРЕНКО: Нет.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Я хочу задать один вопрос. Промежутками между вторжений супостата на нашу землю, зачем наши власти убивают своих людей тысячами, миллионами? Зачем? И будет ли кто-то осужден за это? Будет ли тот следователь, который мучил профессора, еврея, врача, они еще многие живы, будет ли он индивидуально осужден? Полковник Хват, когда к нему пришел Дима Юрасов, следователь, открыл ему в высотке в исподнем… Старый человек, генерал, у него две дачи. Это тот, кто бил по коленям Вавилова молотком и убил его в камере. Это был следователь Хват. Он был молодой лейтенант. Но он же не виноват, правильно, ведь Вавилов на тот момент был супостат, он был враг, Вавилов, он был профессор.

С.ДОРЕНКО: Михаил, извините, я позволю себе тоже быть объективным. Хорошо, что вы об этом говорите, но очень плохо, что вы это говорите, чтобы отмазать…

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Да никого я не отмазываю!

С.ДОРЕНКО: Вы же через запятую говорите. Абсолютно хорошо, что говорит об этом Михаил, о подонках, которые расстреливали, мучили здесь русских людей. Абсолютно хорошо. Но очень плохо, что Михаил это говорит через запятую, чтобы отмазать нацистское нашествие. Очень плохо.

А.ОНОШКО: Разве Михаил отмазывает нацистское нашествие?

С.ДОРЕНКО: Да. Тем, что говорит это через запятую. Тем, что это говорит через запятую.

А.ОНОШКО: А чем они отличаются друг от друга?

С.ДОРЕНКО: Кто?

А.ОНОШКО: Вообще убийства людей разные.

С.ДОРЕНКО: Я хочу тебе сказать, что убийства людей отличаются. Если ты побежишь спасать ребенка на пожаре, напорешься на какую-то железку и умрешь, то это будет одна гибель. А я тебя, например, звал, сказал: Оношко, беги, беги. Я тебя послал на смерть, в сущности, как выяснилось потом. Это одно убийство. Есть другое убийство, третье убийство. Есть убийства, как тебе кажется, для блага. Есть убийства на чужой земле, куда тебя не звали. Убийства все разные. Я тебе могу со всей уверенностью сказать, что убийства все разные. Когда ты говоришь, они ничем не отличаются, я тебе объясню: каждое отличается от другого. Каждое убийство отличается от другого. Тем не менее я хочу вернуться к тому, что Михаил прав, клеймя тутошних палачей, но не прав, произнося это через запятую. Потому что, произнося это через запятую, он отмазывает гитлеровское нашествие. Да, дорогая.

А.ОНОШКО: Он же не говорит, что это хорошо. В чем отмазывание? Смысл слова «отмазывание»?

С.ДОРЕНКО: Он говорит: гитлеровское нашествие плохо, но… Он сразу говорит «но». Таким образом, от абсолютного зла он уводит гитлеровское нашествие.

А.ОНОШКО: Он говорит: плохо и… Он не говорит «но», он говорит «и». И значит, то зло, которое у нас тут происходило, допустим, любое другое…

С.ДОРЕНКО: Оношечка, вы говорите простую вещь. Вы не балуйтесь со смыслами. Баловство в смыслах заставляет вас подозревать в том, что вы против нас. Настенька, не балуйся со смыслами. Есть абсолютное зло. Сказав об абсолютном зле, нашествие на твою родину, это абсолютное зло, сказав об этом, всегда сделай паузу и предайся скорби. А не говори, «но»…

А.ОНОШКО: И…

С.ДОРЕНКО: И… Вот это означает, что ты нас ставишь, людей, например, моего деда, который служил в Красной армии, ты считаешь, что мой дед, значит, был пособник Сталина, с твоей точки зрения, он участвовал в финляндской, в финской войне, боевого Красного знамени получил за финскую. Ты его ставишь в сообщники Сталина и так далее. То есть ты говоришь: ну, Гитлер, конечно, плохой, но и твой дед, Сережа, тоже говно. И вот когда ты это делаешь через запятую, Настенька, это огромная политическая ошибка и нравственная ошибка, и гражданская ошибка, Настенька. Потому что, сказав о нашествии, замри и предайся скорби, а не надо сразу превращаться в сварливую бабку и перечислять все двойки мои по природоведению в 5-м классе. Если ты превратишься в сварливую бабу, ты заболтаешь Гитлера и ты его, в сущности, оправдаешь, Настенька. А это плохо, Настенька, оправдывать Гитлера. Плохо. Не надо затрепывать абсолютное зло. Просто скажи, зло, и помолчи в скорби. Не трыньди, не тарахти, умоляю.

 

НОВОСТИ

 

С.ДОРЕНКО: 10 часов 5 минут.

А.ОНОШКО: У нас новости. 16 часов назад. Предприятие «Газпром добыча Ямбург», оказывающая поддержку гимназии из Нового Уренгоя, не оплачивала поездку школьников и не платила никогда.

С.ДОРЕНКО: «Газпром» спонсор этой школы.

А.ОНОШКО: Но он отказывается, говорит, поездки школьников не оплачивают. 58 минут назад. «Газпром» спонсор…

С.ДОРЕНКО: «Газпром» спонсор этой школы.

А.ОНОШКО: Журналисты выяснили, что он спонсор, в то же время уже они официально отказались.

С.ДОРЕНКО: В любом случае они такие хорошие, чудесные и такие все образованные, причесанные, в хороших пиджаках, потому что, вероятно, отчасти, потому что «Газпром» спонсирует эту школу. Ничего больше не говорю. Давайте про доллар. Вы в этом угаре забудете про деньги. 59,41. О главном можно поговорить? 59,40. А вчера было 59,37. То есть там же мы. 69,76 по евро. 62,33, а вчера было 62,41, по-моему. 1,1743. Ровно там же мы и стоим по главной паре. У меня ощущение, что у меня зависла какая-то фигня. Kursorub.com. Те же самые данные. 1,1743. Дальше. Что хорошо? Это биткоин. Настенька, надо было нам по 6800 брать.

А.ОНОШКО: Было 3115, когда я начала всеобщее внимание обращать, сейчас 479780 рублей за биткоин. Но еще не поздно. Я думаю, будет больше.

С.ДОРЕНКО: А в долларах 8084… 8095. Видишь, как он скачет. У него довольно быстрое движение. 8095 биткоин, товарищи. Вот где счастье настоящее, отрыв от всего, от горестей земных, просто улетаешь в космос.

А.ОНОШКО: Где?

С.ДОРЕНКО: В богатстве. Получаешь 100 миллионов долларов, становишься экстратерриториальным, экстракорпоральным, экстранациональным, все тебе пофиг. 100 миллионов долларов и выше. Единственное, что для тебя остается неизменным, мать, это гравитация и смерть. Вот если бы еще гравитацию и смерть отменить, вообще был бы кайф.

А.ОНОШКО: Зачем смерть-то отменять?

С.ДОРЕНКО: А чего, гравитацию ты хочешь отменить.

А.ОНОШКО: Она такая хорошая. И гравитацию отменять тоже не надо.

С.ДОРЕНКО: Если бы тебе предложили, Насть, на выбор. Вот у тебя есть 100 миллионов долларов, ну, хорошо, 200, так, чтобы с избытком. Купишь остров, самолет, машину, яхту, вот тебе сотка улетела. Я к тому, что у тебя 100 осталось. А если ты могла бы отменить смерть или гравитацию, что бы ты отменила?

А.ОНОШКО: Я вообще бы ничего не стала отменять.

С.ДОРЕНКО: А тем не менее тебе придется.

А.ОНОШКО: Гравитацию точно нет.

С.ДОРЕНКО: Тогда отменишь смерть.

А.ОНОШКО: В смысле, отменять гравитацию нельзя. Вы не понимаете, к чему это приведет.

С.ДОРЕНКО: Ха-ха!

А.ОНОШКО: Пусть лучше смерть останется. Новые детишки народятся. Туточки хочется. Я не хочу никуда, чтобы меня смело сейчас ветром космическим.

С.ДОРЕНКО: Нужна тогда планета, которая не вращается относительно собственного ядра. То есть ядро планеты не жидкое и не имеющее магнитных сил, планета не будет вращаться, он будет как прилипшая стоять. Ты находишь планету. Очень просто.

А.ОНОШКО: С вечным понедельником.

С.ДОРЕНКО: С вечным воскресеньем. Ты находишь планету, находишь на ней такую температуру, потому что площадь, обращенная прямо к твоему солнцу, будет горячей, а площадь, обращенная от твоего солнца, будет иметь, скорее всего, температуру абсолютного нуля. Ты находишь на границе где-нибудь такую Калифорнию, какую-нибудь точку посередине между Форосом, Севастополем и Турцией.

А.ОНОШКО: Вы продолжаете мечтать о Земле на самом деле.

С.ДОРЕНКО: Я говорю о климате. Климат хороший, чтобы было все время +23, +27. Днем 27, утром 23. Кстати, я знаю такой город. Каракас.

А.ОНОШКО: Какие-то странные вы названия называете.

С.ДОРЕНКО: Венесуэла.

А.ОНОШКО: Представляете, там надо пойти, узнать, где поликлиника, где детский сад, где лучше в магазине продукты покупать, где прачечная.

С.ДОРЕНКО: Сказочный климат. После 100 миллионов у тебя остается только гравитация и смерть, все остальное от тебя отступает. После 100 миллионов.

А.ОНОШКО: Мне кажется, у меня уже отступило.

С.ДОРЕНКО: Ты знаешь, гравитация и смерть где отступают? После страшного суда.

А.ОНОШКО: Да, наверное.

С.ДОРЕНКО: Ты знаешь?

А.ОНОШКО: Я так, приблизительно.

С.ДОРЕНКО: Там все уже, люди легкие становятся, смерти больше нет, потому что страшный суд. Я правильно толкую. Кто знает, что там после страшного суда, гравитация и смерть ведь не остаются. «Отменить гравитационное фундаментальное взаимодействие – это кирдык вселенной». Но вы материалист. Александр мне пишет: кирдык вселенной. Нет, вы материалист, а я в качестве абсолютного идеалиста и пантеиста рассуждаю. Я к патриарху.

Патриарх пугает концом света. Ты читала это?

А.ОНОШКО: Да.

С.ДОРЕНКО: А что в конце света? Кто знает? Я помню, о конце света очень подробно, тщательно был информирован Гейдар Джемаль покойный, но он взял и помер.

А.ОНОШКО: От его имени кто-то продолжает, кстати, постить в интернет посты.

С.ДОРЕНКО: Гейдар Джемаль очень четко знал, что там в учениях авраамических написано про конец света, но я позабыл сейчас. Здравствуйте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. Елена из Кунцева.

С.ДОРЕНКО: Елена, что там в конце света? Конец света и царствие божие начинается?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Сергей, я хотела сказать немножко о смерти, о легенде о Сизифе. Он же, кажется, поймал смерть, ее привязал, и народ перестал умирать, в общем-то, за это он был наказан, вот это поднятие камня наверх. А потом я еще хочу сказать, что неизменны смерть, гравитация и налоги, потому что даже за доброе дело вам иногда следует злое, то есть налог на доброе дело. Так что налоги тоже неизменны.

С.ДОРЕНКО: Спасибо. Тем не менее, а что в страшном суде? Я «Символ веры» вчера читал, и там написано, что снисходяха на земляха и вечно потом царица.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Сергей, я тоже читала об этом, но я единственно могу сказать, что это…

С.ДОРЕНКО: Я умоляю, не разрушайте мою веру в то, что вы религиозный человек. Здравствуйте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Сергей, доброе утро.

С.ДОРЕНКО: Гурген точно знает что там в конце света.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Я точно знаю, исходя из иудейской эсхатологии.

С.ДОРЕНКО: А она у нас основная.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: У пророка Малахи, как вы помните, написано: и взойдет солнце, и праведники исцелятся в крылах его. То, что мы имеем окончательно для человека, имеется в виду воскрешение из мертвых. Это тоже описано. Имеется в виду, какой стимул, что нужно сейчас, в этой жизни делать. Это стараться соблюдать 613 заповедей, насколько это возможно, часть из них нельзя исполнить, потому что не было третьего храма пока еще, но имеется в виду восстановление третьего храма и пришествие… нового мира. То есть, так или иначе, попирающего смерть в том смысле, что ее отрицающего.

С.ДОРЕНКО: То есть смерти не будет.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Абсолютно. Это самое главное.

С.ДОРЕНКО: А гравитация останется или нет?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Гравитация неизбежно останется.

С.ДОРЕНКО: Но будет необременительной.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Она будет необременительна, некошерные животные приобретут признаки кошерности, свинья будет жевать жвачку отныне и многое изменится в лучшую сторону. По меньшей мере, мы можем сказать, если серьезно, что отрицается смерть как таковая, которая имеет место сейчас в нашем несовершенном предварительном мире.

С.ДОРЕНКО: Если позволите, я обращу вас до известной степени, ваше внимание, не к иудаизму, а к христианству. Там есть «Символ веры» так называемый, в этом «Символе веры» есть точное указание о царстве божьем, когда после конца света приходит сын божий, снова Христос возвращается, и правит вовеки, навсегда. То есть навсегда воцаряется его, Христа, царство на земле.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Я на эту тему вспомнил хороший пассаж. Спускается из самолета компании «Элал» человек 33 лет с распущенными волосами и с одной стороны журналисты иудейской печати ему говорят, скажите, вы же впервые здесь, а с другой стороны, международной, журналисты ему говорят, скажите, ну, вы же бывали уже здесь один раз.

С.ДОРЕНКО: Ну, да. Смотрите, как написано: «И паки грядущего со славою судите живым и мертвым. Его же царствию не будет конца». То есть приходит Христос грядущий, со славою он будет судить живых и мертвых, а его царству не будет конца. Все. Точка. Смерти не будет больше.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Сергей, это разворот очень характерный, видимо, христианский.

С.ДОРЕНКО: Точно христианский.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Потому что, в принципе, как мессия, царь, который должен прийти, вы прекрасно помните, что это Илья Пророк, не являющийся никаким сыном божьим, а всего лишь взятый на небеса, как описано в Ветхом Завете. Пусть господа христиане обратят на это внимание как минимум. Они не хотят.

С.ДОРЕНКО: Не хотят. Давайте не ссориться тем не менее с ними. Спасибо вам большое. Смотрите, есть концепция царства божьего (Настенька, ничего не поделаешь), которой, концепции, доктринально следует патриарх. Он доктринально следует идее, что эта концепция верна, что она хорошая. Он сам, его церковь, собственно говоря, защищает эти идеалы, эту доктрину, если я правильно ориентирован. И он говорит нам, патриарх, что нужно сплотиться, чтобы не допустить царства божия. Как это? Что он имел в виду? Ты понимаешь или нет?

А.ОНОШКО: Так, смутно.

С.ДОРЕНКО: Подожди. Ты склонна была к философии предыдущие полтора часа, именно к философской апперцепции. Попробуй продлить это воззрение свое философическое.

А.ОНОШКО: Давайте тогда цитату его найдем.

С.ДОРЕНКО: Я найду. «Сегодня время сплочения всех здоровых сил. И церковь, и искусство, и культура, наши писатели, ученые, все те люди, которые любят родину, должны быть сегодня вместе, потому что мы входим в критический период развития человеческой цивилизации». Понятна мысль?

А.ОНОШКО: Да, очень.

С.ДОРЕНКО: «Нужно сплотиться, в особенности публичным людям. Осознать ответственность за Россию и за род человеческий и затормозить…» Внимание, мы все должны сплотиться, чтобы затормозить наше сползание в бездну окончания истории. Цитата: «Мы должны затормозить наше сползание в бездну окончания истории». Это точно описано. Окончание истории, конец света, это и есть начало царствия божьего.

А.ОНОШКО: Это вы уже говорите.

С.ДОРЕНКО: Я тебе говорю, в его доктрине так написано, в «Символе веры» так написано. Так написано в «Символе веры». Он же верит в бога или нет? Я не знаю.

А.ОНОШКО: Я думаю, то, что он говорил, вообще не имеет отношения к «Символу веры». Он как самый обычный дарвинист рассуждает.

С.ДОРЕНКО: «Символ веры» говорит о том, что в конце времен, в конце истории, в конце света придет судья, Христос, и навсегда станет царем здесь, на земле. Царство божье здесь, на земле, без смерти, смерти больше не будет.

А.ОНОШКО: Да и жизни тоже, скорее всего.

С.ДОРЕНКО: На самом деле, я не уточнял, не знаю. Мне кажется, стояние будет. Что говорит патриарх? «Мы должны сплотиться, чтобы затормозить наше сползание в бездну окончания истории». То есть мы должны все сплотиться, чтобы не допустить царствия божьего? Что он говорит?

А.ОНОШКО: Нет. Он говорит просто, как дарвинист настоящий, что все идет к вырождению полному.

С.ДОРЕНКО: Так хорошо, все идет к царствию божьему.

А.ОНОШКО: Про царствие божье отдельно. Когда оно придет, уже никого здесь не останется.

С.ДОРЕНКО: Как это?

А.ОНОШКО: Ну, так, мы сползем.

С.ДОРЕНКО: А какая ему разница? Он же воскресит мертвых. Какая ему разница?! Ему безразлично, будем мы живые или мертвые. Какая ему разница, живые мы или мертвые? Он же придет править, воскресив нас.

А.ОНОШКО: Поэтому об этом речь сейчас и не идет, а речь идет о том, что плохо просто нам физически здесь сейчас.

С.ДОРЕНКО: Секундочку. Первое послание апостола Петра 4.17. «Ибо время начаться суду с дома божьего. И если прежде нас, с нас начнется, то какой конец не покоряющимся Евангелию божию?» Дом божий – это церковь. Это очевидно. «Иисус же сказал им: истинно говорю вам, что вы, последовавшие за мною, в паки бытии, когда сядет сын человеческий на престоле славы своей, сядете и вы на 12 престолах судить 12 колен израилевых».

А.ОНОШКО: Это вот они рассуждали категориями тогдашних времен.

С.ДОРЕНКО: «Ибо время начаться суду с дома божия». Сначала судить будут церковь, сначала Кирилла будут судить. Об этом апостол Петр говорит: «Ибо время начаться суду с дома божьего». То есть начнут они с церкви, судить будут церковь сначала: Чаплина, Кирилла и так далее. Мы будем пока на галерке сидеть, ждать своей очереди. Вот так. Я тебе рассказываю. Так патриарх, получается, говорит, давайте сплотимся, чтобы этого не было. Или чего? Кто-нибудь из верующих, объясните мне, пожалуйста, я, честное слово, ничего не понимаю. Я пытаюсь понять. Они пытаются избежать царствия божьего. Как? Зачем? Почему? Какие они испытывают затруднения в царствии божьем? Что им там не угодило? Чем им там плохо-то? Вроде все хорошо. Я и то собираюсь туда попасть. Здравствуйте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте...

С.ДОРЕНКО: … Заблокировать. Я предупреждаю, что я блокирую людей, которые лексически не выдержаны, и я их блокирую таким образом, что они никогда не будут разблокированы. Вот эта ваша минута, как вам кажется, триумфа, на самом деле безымянна. То есть вы получаете свою секунду позора абсолютно безымянно, никто не знает, что вы герой, и вдобавок вы получаете полный блок. А впоследствии, я вот все время угрожаю, но не делаю этого, но это не значит, что я этого не сделаю, просто помните об этой опции, я буду подавать в органы. Потому что ваш телефон же есть. Вот человек, который сейчас выругался в эфире, он совершил уголовное преступление, это уголовное преступление. Ваш телефон 53-93 мы знаем. Я не знаю точно, передадим мы его в органы или нет, заинтересуются органы или нет, но, в сущности, вы совершили уголовное преступление, вы уголовник. Захочу – передам, вот так скажу. Может быть не на вас, а на следующего, а может быть на вас. Попрошу референта подготовить письмо и отправим вас в суд. В тюрьму вас не посадят, дорогой мой, я не верю, что вас посадят в тюрьму, это будет публичное сквернословие, статья «хулиганка» часть первая, ну, может быть, полгода условно или год условно. В любом случае испаскудим вам, исковеркаем вам биографию, чтоб вы знали. Если вы пенсионер и вам все равно, тем не менее вы походите по судам с полгода. Просто походите по судам, будете следователю объяснять. Это утомительно.

А.ОНОШКО: А там, может, компенсацию какую назначат.

С.ДОРЕНКО: Это утомительно, а потом, да, какую-нибудь компенсацию…

А.ОНОШКО: Из пенсии вычитать.

С.ДОРЕНКО: Нет, из пенсии вычитать не будут. Какую-нибудь компенсацию будут давать пенсам, чего-нибудь ко Дню Победы очередному, какую-нибудь хрень, а вы будете уголовник. Поскольку вы уголовник, то вы будете лапу сосать сидеть. Правильно? Молодец. Поздравляю вас.

Возвращаемся к царствию божьему, но совсем коротко, чтобы поставить какую-то точку. Царствие божье, насколько я понимаю от людей верующих, это желанный момент. Насколько я понимаю, верующие его жаждут, страждут и алчут, и хотят получить царствие божие. А еще бы не хотеть, ведь землей будет править Иисус Христос. Планетой Земля будет править Иисус Христос. Чего же плохого-то? Это как бы твой господь будет править в царствии божьем, там уже совсем все правильно.

А.ОНОШКО: А все остальные будут грустить в сторонке.

С.ДОРЕНКО: Другие, ты имеешь в виду планеты.

А.ОНОШКО: Нет, другие конфессии.

С.ДОРЕНКО: Нет. Христос же говорит: нет для меня ни иудея, ни эллина… Не он, это Павел. Это Павел, по-моему, сказал. Или он? Не знаю. Во всяком случае, Павел этим воспользовался. Послушай меня. В 1492 году произошло несколько знаменательных событий, Настенька. Одно из этих знаменательных событий – открытие Америки. 12 октября 1492 года Колумб, снаряженный католическими королями Испании, открыл Америку, Вест-Индию. 1492 год. Также, кстати, в 1492 году произошло изгнание иноверцев из Испании. Всех мавров и евреев выгнали вообще, просто выгнали или крестили. То есть им было предложено креститься или убыть к чертовой матери в Марокко. И в 1492 году в то же время в далекой, холодной России новгородский архиепископ Геннадий писал, это есть письменный источник, что «испортили евреи конец света», потому что русские православные люди в 1492 году надеялись на конец света, были знамения, и люди ждали конца света. Больше того, хлеб в тот год не сеяли. Хлеб не сеяли крестьяне. Вот слушай. «Новгородский архиепископ Геннадий негодовал на жидовствующих в связи с тем, что они сорвали конец света.

А.ОНОШКО: А как сорвали-то?

С.ДОРЕНКО: Тем, что не верили в него. «Своим неверием отвратили Христа от снисхождения на землю». Он должен был снизойти, а жидовствующие не верили, и поэтому он не снизошел, пишет архиепископ Геннадий. А люди в тот год хлеб не сеяли и спать ложились в гробах, потому что верили в конец света. Почему? Потому что это был 7-тысячный год от сотворения мира. 1492-й от рождества Христова был 7-тысячый от сотворения мира. Поэтому православные были убеждены в том, что это последний год и что будет царствие небесное. Поэтому они отказались сеять хлеб, может быть, не все, но массово.

А.ОНОШКО: Я так себе и представляю эту историю физически, фактически сцену эту. Несколько дворов…

С.ДОРЕНКО: Я прочитаю как написано. Что значит, несколько дворов? По-твоему, архиепископ Геннадий должен был рассказывать тебе про несколько дворов? Просто прочитаю и все. Твой едкий комментарий, Настенька, молодец, конечно, спасибо. В 1492 году… Конец света - желанная мысль для христиан. Христиане ждут царствия небесного, они ждут царствия божьего здесь, на земле. Они считают, что это позитивный сценарий. А Кирилл считает, что это негативный сценарий, таким образом, противоречит доктрине. Послушай меня. Новгородский архиепископ Геннадий сказал, что жидовствующие сорвали конец света, который ждали православные, даже хлеб в тот год не сеяли и спали в гробах, ожидая конца света.

 

НОВОСТИ

 

С.ДОРЕНКО: Есть разъяснение, как стреляли, когда вот сейчас стреляли, Росгвардия с бандитами стрелялась, и Росгвардия защищала уголовных авторитетов, вот эта вся прекрасная сцена перестрелки в башне «Око» делового центра «Москва-Сити». Появилось некое разъяснение очень важное. «Московский комсомолец» побеседовал со специалистом, который организовывал, собственно говоря, все это. МК выяснил любопытные подробности о самом банкете в честь юбиляра, авторитетного бизнесмена Дмитрия Павлова. Представитель фирмы, занимавшейся организацией торжества, рассказал. «Кто был заказчиком?» «Юридическое лицо». «Заказчик рассчитался с фирмой?» «Да, насколько я понимаю». Просто подробности. Мы же микробы, живущие на краю стола богатых людей. Вы знаете, что один процент людей в России, даже по официальной статистике, владеет, по-моему, 75% всего достояния народного. 1 процент – 75-ю. Если не ошибаюсь, 10% владеют всей Россией, в сущности. То есть такого неравенства нигде в мире больше нет. Ну, я смотрел таблицы, есть еще страны с неравенством, но мы, по-моему, как бы в ней чемпионы. По неравенству, по многим другим тоже вещам. Аренда зала стоила 500 тысяч рублей. Кухня – около 1,5 миллионов рублей. То есть уже 2 миллиона. Это кухня без алкоголя. 1,5 миллиона рублей. Программа торжества и алкоголь, он говорит, мы не знаем, сколько стоили. Потому что, ты знаешь, что там были артисты, выдающиеся, так сказать, деятели русской культуры были заявлены, которые должны были петь все это. Хорошо. «Я находился в зале с самого утра. Банкет был рассчитан на 260 персон. Были также резервные столы. Для каждого гостя были предусмотрены парковочные места из расчета 1+3». Так как один гость приезжает, плюс три – это охрана его. 1+3. То есть рассчитывали, что на каждого гостя есть машина, на которой он приедет, и три машины охраны и сопровождения. Всем гостям вешали специальные браслеты. Ты знаешь, как в этих…

А.ОНОШКО: Al inclusive.

С.ДОРЕНКО: Да-да.

А.ОНОШКО: Еще в детский уголок когда ребеночка сдаешь, там тоже.

С.ДОРЕНКО: Всем гостям вешали специальные браслеты, чтобы отличить своих от тех, кто просачивается на такие банкеты. Оказывается, есть спортивные люди, которые специально, собственно говоря, этим живут, что просачиваются на банкеты.

А.ОНОШКО: Самое выгодное на свадьбу просочиться, потому что там встречаются две категории людей, которые никогда раньше не пересекались.

С.ДОРЕНКО: И кричать «горько» как можно ожесточеннее. Горько! «Было множество приглашенных официантов». Официантов, я помню, было 80. Десяток поваров, посудомойки и так далее. «Должны были выступать творческие коллективы… Был роскошный кардебалет»...

А.ОНОШКО: Цирка дю Солей не было.

С.ДОРЕНКО: Разве «кардебалет» пишет через «а»?

А.ОНОШКО: Вообще «корде».

С.ДОРЕНКО: Это же «корд». Эй, «Московский комсомолец», «Московский комсомолиц», это corps de ballet …

А.ОНОШКО: Хор балетный как бы, да, перевод если делать дословно.

С.ДОРЕНКО: Не знаю. Я думал, что это «тело» балета, как corps de ballet.

А.ОНОШКО: Пишется через «о».

С.ДОРЕНКО: Как corps, как corps de ballet. Поэтому нельзя писать «кардебалет». Ну, хорошо. «Московский комсомолец», дайте там по шее, кто так делает. «Выступление девушек в белых нарядах с перьями очень понравилось гостям… Было горячее. Сначала были поданы поросята, затем после поросят (я считаю, неправильно) крабы».

А.ОНОШКО: Почему неправильно? Наоборот в начале.

С.ДОРЕНКО: Конечно. Конечно.

А.ОНОШКО: Почему? Они более легкие?

С.ДОРЕНКО: Я бы начал с крабов. Причем я бы перешел от холодных крабов… Я бы сначала дал холодных краб и тотчас, вслед за крабами холодными, подал бы горячих крабов.

А.ОНОШКО: В темпуре, по-японски.

С.ДОРЕНКО: Вот здесь был бы нежный переход, совершенно незаметный, холодные крабы, а потом горячие крабы. «Сначала были поданы поросята, затем крабы, затем должны были быть накрыты перепела…» И опять неправильно. Поросят бы после перепелов.

А.ОНОШКО: Ну, к вечеру же уже неправильно, по ЗОЖ.

С.ДОРЕНКО: Я бы поросят подал после перепелов. Товарищи, можно я в этом смысле подсиживаю здесь организаторов. Товарищи, ну, конечно, крабы, крабы, крабы, потом перепела, а потом уже…

А.ОНОШКО: Осетровый стейк в конце должен был бы, после перепелов, уже к 12.

С.ДОРЕНКО: И с паузой хорошей. Я бы подавал так: сначала крабы, потом перепела, потом поросята, и мужчины удаляются в курительную комнату выкурить трубку, потом женщины, вообще женщины, в перьях, танцовщицы, на каблуках и так далее, а потом, в конце, уже многие разъехались, подаются стейки из осетра. Да, стейки из осетра, ты очень права.

А.ОНОШКО: Так там так и было, я вычитала в газете.

С.ДОРЕНКО: Они так и были. Ну, хорошо. «Ущерба не было, мы практически ничего не лишились, сотрудники не пострадали. В настоящее время последствия ликвидированы. Кровавые загрязнения, но с ними уже справились наши уборщицы». Это прекрасно. Когда ты посмотришь однажды сериал «Американская история ужасов», там есть такая прачка в отеле, в четвертом, по-моему, сезоне, или в пятом, есть гостиница и там есть прачка, которая все время отстирывает кровь. Она могла бы служить теперь в «Москва-Сити», отстирывать кровь. Прекрасно. «Полицейские не только не препятствовали нам наводить порядок, они даже демонтировали часть декораций».

А.ОНОШКО: В надежде найти там что-то.

С.ДОРЕНКО: В надежде что-нибудь найти. «А что с оставленными вещами?» «Все личные вещи и одежду мы уже раздали владельцам. Сразу после прибытия полицейских мы складировали все оставленное в отдельное помещение, и сейчас там осталось несколько пуховиков и несколько телефонов».

А.ОНОШКО: В пуховиках.

С.ДОРЕНКО: Настя, зайди, или давай вместе зайдем, скажем, наши телефоны затерялись.

А.ОНОШКО: Это сложно.

С.ДОРЕНКО: Почему?

А.ОНОШКО: Они, знаете, как начинают говорить? «А ну-ка скажите номер, я сейчас на него позвоню». Ты должен назвать номер, человек, который выдает телефон.

С.ДОРЕНКО: А я не знаю, у меня было шесть номеров, например.

А.ОНОШКО: Он набирает номер названный, и если он не звонит, то все.

С.ДОРЕНКО: Хорошо. Ну, пуховик-то отдадут.

А.ОНОШКО: А чего пуховик? Почему не шубы? Игры в демократию что ли?

С.ДОРЕНКО: Да. Все понятно. И дальше в конце там сказано, что неправильно была организована высадка высоких гостей, что это тоже искусство. Вот тебе профессия. Чем не профессия? Высадка высоких гостей так, чтобы им было приятно друг с другом здороваться. Например, высаживают сначала тебя, машина подходит, а ты еще идешь к фойе в самом начале, ты еще только идешь, и высаживается Доренко.

А.ОНОШКО: Семен Петрович… Сергей Леонидович.

С.ДОРЕНКО: А я такой: Настена, сколько лет, сколько зим. Еще какого-нибудь говна высаживают, который омерзителен, и мы вдвоем его избиваем. И начинается стрельба.

А.ОНОШКО: Нет, вот тут, оказывается, есть специалисты, обученные, проинструктированные, которые следят, кто за кем выходит.

С.ДОРЕНКО: Третий выходит и говорит: ну, что, мрази. А мы такие на него: ааа…. И все.

Выступила Яровая. Яровая назвала европейский стандарт сексуального образования развращением ребенка.

А.ОНОШКО: О, моя любимая тема.

С.ДОРЕНКО: Да. Вице-спикер Госдумы Ирина Яровая выступила против раннего сексуального образования, которое, по ее мнению, ведет к развращению детей, и против гендерного равенства, поскольку неравенство укоренено в российской традиции. Эти взгляды она изложила, выступая в рамках Всероссийского молодежного форума Госдумы в дискуссии «Большая семья: да или нет». «Я против. Я честно вам скажу, вот этого внедренного по европейским стандартам раннего сексуального образования. Это ничего, кроме развращения и непонимания, у ребенка не вызывает».

А.ОНОШКО: Откуда она это берет?

С.ДОРЕНКО: Она помнит свое детство.

А.ОНОШКО: То есть ей казалось, что полное такое облачко… Вот это интересный вопрос, кто, во сколько. Сергей, среди наших слушателей очень много людей…

С.ДОРЕНКО: Я очень поздно, мать, уже после 30 лет. После 30 лет я узнал только.

А.ОНОШКО: Понятно.

С.ДОРЕНКО: Что? И я до сих пор ошарашен.

А.ОНОШКО: А я помню, как мне что-то объясняют…

С.ДОРЕНКО: Сколько тебе лет было?

А.ОНОШКО: То ли первый, то ли второй класс. Стою и думаю, надо делать такое лицо удивленное, я про себя думаю, будучи конформистской, как будто я ничего не знаю, чтобы никто не подумал, что я уже на самом деле все это знаю. Я, правда, не могла припомнить, откуда…

С.ДОРЕНКО: …ты знаешь.

А.ОНОШКО: Как бы основные принципы были понятны уже.

С.ДОРЕНКО: То есть тебе было семь или восемь.

А.ОНОШКО: Восемь, наверное, может быть, семь.

С.ДОРЕНКО: Мне было семь.

А.ОНОШКО: Раскрыться и сказать, да, бросьте мне объяснять, я сама, что хочешь объясню, было неудобно. Я понимала, что от меня этого не ждут. Пришлось делать вид, что да-да-да.

С.ДОРЕНКО: Мне было семь, когда мне сказали, откуда дети вылезают. Семь.

А.ОНОШКО: Мерзость сплошная.

С.ДОРЕНКО: Я испытал чувство глубочайшего омерзения.

А.ОНОШКО: А я как ужаснулась.

С.ДОРЕНКО: Я обвинил человека, который мне это сказал, во лжи и даже хотел нанести ему оскорбление действием и, кажется, даже ударил его в плечо. Я. Потому что мне казалось, что это личный выпад, что он на меня намекает, что я мог из такого места появиться. Это было ужасно.

А.ОНОШКО: А мне сказали, что «тебе предстоит»...

С.ДОРЕНКО: Ну, это-то ладно.

А.ОНОШКО: Нет, это-то не ладно. Это страшно. Представьте, вам говорят, у вас есть, например, какое-то место, ухо, допустим, вы знаете его размеры примерно, вы понимаете, что какое-то вторжение механическое, в смысле, вам нужно через уход родить кого-то, вас это точно должно напугать. Причем до холодного, липкого страха, внутри где-то, неизбежность этого, ужас, возможно, попытка избежать в конце концов каким-то образом, увернуться и не сделать.

С.ДОРЕНКО: А то, что в тебя будут тыкать штучкой перед этим?

А.ОНОШКО: Это просто отвратительно само по себе, в живого человека… Вы знаете, в интернете ходит… Это ужасно, из этого самого места, название которого вызывает хохот у всех громкий, дружный. Я хочу вернуться к Яровой. Потому что ведь есть же статистика определенная. Вы представляете, что дети, которые информированы о том, как они устроены, причем с обеих сторон, обоих полов, как происходят болезни, зачатие, беременность и так далее. Дети, которые информированы, они позже вступают в эти связи, потому что у них вопросов меньше в этой связи, перспективы они себе понимают достаточно четко, что может произойти, а главное – интерес спадает.

С.ДОРЕНКО: Можно, я тебе скажу интересную вещь. Мне кажется, что сельская жизнь спасает от необходимости что-либо объяснять. Сельская. Когда дети живут в селе либо в маленьких городочках, либо по счастью у них бездарное руководство города... Вот у нас, например, талантливое руководство города и, кстати говоря, в четверг в 10 здесь будет мэр города Москвы Сергей Семенович Собянин, чтобы ответить на ваши вопросы. Я думаю, мы дойдем до полутора вопросов, ни больше. Да ладно врать-то, я дам вам возможность задавать вопросы, все нормально. Чего ты сразу ежиком свернулась? Настя, если бездарное руководство или село, то ты постоянно видишь, как все трахаются, с детства, ты, собственно, в этом растешь. Первый твой прокол, когда ты бежишь к родителям с целью, чтобы вызвали ветеринарную команду, потому что собачки склеились. Ты бежишь реально к родителям.

А.ОНОШКО: Насекомые, кстати, тоже.

С.ДОРЕНКО: Черт с ними. Нет, собачками. И ты точно понимаешь, когда приключилась беда, потому что у них глаза такие, как будто они обдолбанные, у обеих собачек, глаза такие мутные, и ты думаешь, что они не могут расклеиться и, наверное, им реально плохо, потому что по глазам видно, что плохо. Ну, по глазам видно, что плохо. Если бы было хорошо, у них бы чертики были в глазах и бабочки в животе. А нет ничего такого, бабочек нет. Понимаешь?

А.ОНОШКО: Да.

С.ДОРЕНКО: И ты бежишь к родителям. А родители говорят, да ты не ходи туда, отвернись, не смотри. Почему не смотри? Им плохо. И вот ты начинаешь постепенно понимать. Когда ты живешь в селе, там все время все друг на друга карабкаются, а на сельском празднике уже и люди начинают карабкаться друг на друга, постоянные скабрезные шутки, постоянно паскудндые, пошлые шутки в селе. Я был в селе, я тебе серьезно говорю. Я отдыхал в селе, там все постоянно, причем при детях все это, «ну, чего ты своей-то вдул», вот так. Я клянусь тебе. По пьяни начинается вот это все. И мне кажется, что русская деревня в этом смысле кладешь знаний. А вот, конечно, когда в городе, дети ничего не знают, да и неоткуда узнать, ведь интернет-то…

А.ОНОШКО: В советское время не говорили ни о каком ни о домашнем насилии, ничего этого же не было, как многого другого, темы замалчивались. Происходили всякие разные чудовищные вещи, о которых никто не знал, и была иллюзия у остальных, кто в это не был вовлечен, что все хорошо.

С.ДОРЕНКО: Про бабочек в животе, вдруг вспомнил вчерашнюю песню Despacito. В мою папку кинул вчера Даня. Посмотрите, пожалуй, Despacito должна быть песня, новая версия, нескромная, про бабочек в животе. На самом деле образование не нужно было деревенскому мальчику. И городскому раньше не нужно было. Почему сейчас нужно? Потому что люди отчуждены, в сущности, от природы. И городскому не нужно. Потому что он видел, как папа прижал где-то гувернантку, так сказать, на лестнице, все он видел, как приказчик на сено кого-то потащил и так далее. Он видел. Просто вся его жизнь была напоена этим, пропитана этим. Городские существа, лишенные интернета, вот им надо какое-то образование. Мне интересно было спросить Яровую: когда она узнала, как делаются дети и как появляются, когда она лично узнала. А, может, она не знает до сих пор.

А.ОНОШКО: Но у нее есть сын.

С.ДОРЕНКО: Сын есть, но, может, она не знает, она думает, что это какая-то ошибка природы, что действительно он вылез из уха или еще что-нибудь. Ну, хорошо. Нам звонит бывший директор колхоза. Здравствуйте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Доброе утро.

С.ДОРЕНКО: Скажите, что в селе непрерывная череда, запах вот этого размножения, жизни.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Сергей, дайте сказать. Во-первых, меня Яровая бесит. Сейчас объясню. Надо посмотреть на статистику абортов, заболеваний, разводов и прочего, прочего, прочего. Сравнить нашу замечательную Россию с отличным образованием сексуальным с загнивающей Европой, эти параметры.

С.ДОРЕНКО: Да, я сравнил. У нас разводов кощунственно много, более половины всех браков распадается.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: А абортов?

С.ДОРЕНКО: Аборты я не смотрел, к сожалению.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Абортов до 16 лет, заболеваний и так далее. По этим параметрам надо смотреть воспитание школьников, вот критерий.

С.ДОРЕНКО: Говорят, нас бьет по безнравственности только Украина в некоторых раскладах, а в некоторых мы бьем даже и Украину.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Это правда. Я просто хочу сказать, что Яровой бы надо язык прикусить, мне кажется, и все ее доводы убрать куда-то подальше.

С.ДОРЕНКО: Скажите мне теперь про жизнь в деревне.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Поддерживаю вас полностью, абсолютно, все эти доводы, потому что там уже с малого детства все это более-менее понятно и так далее. Абсолютно.

С.ДОРЕНКО: И постоянно похабные шутки еще.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Нет, неправда.

С.ДОРЕНКО: Я жил с деревенскими людьми на границе с Намибией в Анголе и я видел, что они непрерывно, постоянно у них похабные шутки.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Сергей, вот, например, деревня под Краснодаром, там нет похабных шуток.

С.ДОРЕНКО: Так у меня-то на границе с Намибией были белорусы и украинцы, у них постоянные похабные шутки.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Понятно. А вот русские люди на Кубани, там на самом деле нет похабных шуток и все достаточно скромно, целомудренно, вот честно могу сказать.

С.ДОРЕНКО: Ну, хорошо, не буду спорить.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: В конкретном месте. Никаких похабных шуток нет, скажем так, вся эта распущенность, достаточно на нее косо смотрят.

С.ДОРЕНКО: Давайте я подпущу похабство. Есть такая Маша Говори, которая переделывает… Вы знаете об этом, или нет?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: К сожалению, нет.

С.ДОРЕНКО: Я вас чуть-чуть познакомлю. Это Маша Говори, которая переделывает знаменитые западные шутки примерно как «Мальчик едет в Тамбов».

 

(Песня)

 

С.ДОРЕНКО: Вот тебе похабщина нормальная, которая возвращает тебя, в сущности, к пониманию биологии. Мне кажется, через похабщину довольно быстро приходишь к биологии. Правда.

А.ОНОШКО: Ну, давайте придем скорее.

С.ДОРЕНКО: Нет-нет, мы уже ушли. В движении. Самое плохое место на планете Земля сейчас в движении в Москву – это Новая Рига и Красногорск. Новая Рига, которую построили - поменяли асфальт и все на свете, расширили – к декабрю 2013 года. А сейчас, соответственно, мы движемся к декабрю 2017 года То есть прошло четыре года. И эта дорога больше не нужна, потому что она больше не работает, она больше не дорога, она один сплошной тупик.

А.ОНОШКО: А Кремлевская набережная.

С.ДОРЕНКО: Кремлевская набережная была построена несколько раньше, но не едет, прям от Котельников не едет. Одним словом, 6 баллов. Я объясню. Когда плохая погода, а погода, в общем, неважнецкая, люди стремятся посидеть в этих своих железных коробочках, выставив +22.

А.ОНОШКО: И еще подогрев сиденье.

С.ДОРЕНКО: И подогрев сиденье и +22, и они сидят в железных коробочках вместо того, чтобы ехать. Вот это национальный спорт. Вместо того, чтобы пойти энергично, разминаясь на ходу, греясь ходом, пойти к метро пешком, без автобуса, там размяться немножко, почувствовать общность, почувствовать, что русским духом пахнет, потом выйти, поработать, все это бодро, бодро, бодро. Нет, они садятся и четыре часа в сутки сидят в своих железных коробочках. Как это объяснить с точки зрения разума, не понимаю. Это просто отлынивание от работы. Они отлынивают.

Хорошо. Мы пойдем и проживем его, этот вторник, 21 ноября.