С.ДОРЕНКО: 8 часов 38 минут. Вторник, 8 мая. Здравствуй, великий город! Здравствуйте, все! Это радио «Говорит Москва»! Говорит Москва! Анастасия Оношко — ведущая этой программы.

А.ОНОШКО: И Сергей Доренко. Доброе утро.

С.ДОРЕНКО: Я вчера ходил на инаугурацию, в отличие от тебя. Я очень гордился. Потом оказалось, что лучший кадр вчерашний все-таки Кононенко сделал. Наталью Поклонскую.

А.ОНОШКО: Он сам сфотографировал?

С.ДОРЕНКО: Да. Он запостил, да.

А.ОНОШКО: Это мем, всё, со вчерашнего дня. Она стоит… Знаете, подписи какие?

С.ДОРЕНКО: Поклонская.

А.ОНОШКО: Она стоит и грустит в одиночестве, будучи привлекательной и симпатичной женщиной.

С.ДОРЕНКО: Просто красивой.

А.ОНОШКО: Да, да, да. Там у стеночки.

С.ДОРЕНКО: Я заметил, что у нее сумка такого же цвета, как туфли. Она старалась.

А.ОНОШКО: Поза 19 века действительно, немножко облокотившись, задумчивый взгляд. Подписи в интернете видели, какие делают?

С.ДОРЕНКО: Да.

А.ОНОШКО: Во-первых, ее вырезают и подставляют везде. Говорят, твое лицо, когда ты пришел в очередной раз на инаугурацию Николая II, Николай опять не пришел и т.д. Шуток было много. А вы с ней пообщались?

С.ДОРЕНКО: С Натальей? Нет. Я упустил огромное число людей. Потом я выяснил. Как-то много было разных людей, которых я упустил. Я тебе скажу, что происходило. Я пошел на Спасскую башню пешочком, от сих, прямо с работы, пришел ногами. Там какое-то невероятное количество длинных «семерок» BMW, невероятное количество S-класса Mercedes. Весь Васильевский спуск как есть, был уставлен Mercedes S-класса и BMW «семерками», просто все в них! Какие-то несчастные, забытые богом люди, обиженные судьбой может быть на «пятерках» BMW приезжали, но это уже, конечно, исключение. Сановное. Очень много мигалок, мигалок, мигалок! Я шел через это и испытывал чувство сопричастности к великому делу. Мигалки на меня действуют, делается приятно, и ты понимаешь, что мы великая страна, а не хрен собачий. И передо мной вдруг человека одного, опаньки, подхватили и отвели в сторонку. И что ты думаешь, это кто был? Посол Соединенных Штатов Америки.

А.ОНОШКО: Мормон? Я только это о нем помню.

С.ДОРЕНКО: Хорошо бы тебе знать еще то, что он мотоциклист. У него Harley. Я смотрю, его начали пытать, там чего-то такое, отводят. Потом бежит грузный, огромный мужчина, такой боевой мужчина, гигантский медведь бежит и тащит ему удостоверение. Оказывается, он удостоверение оставил в машине. Он взял с собой приглашение, которое тоже именное, очень красиво выписано и все, но не взял удостоверение свое.

А.ОНОШКО: Личности своей.

С.ДОРЕНКО: Совершенно верно. Думал, что его должны знать, но его не знали. Мне это показалось забавным. Я всю дорогу шел с танзанийским послом, мы беседовали о Танзании, об Африке.

А.ОНОШКО: А тот не забыл удостоверение?

С.ДОРЕНКО: Нет, нормально. Мы через весь Кремль шли с послом Танзании и беседовали обо всем.

А.ОНОШКО: А он в национальном костюме был или в европейском?

С.ДОРЕНКО: У него был значок с национальным флагом, почему я его и узнал. Я сказал ему: «Вы из Танзании?» Он: «Да, я из Танзании». Мы долго обсуждали чувство Африки в душе.

А.ОНОШКО: На каком языке?

С.ДОРЕНКО: На английском. Когда подошли снова к шмону очередному, там много раз проверяли нас, скажем так, раз шесть, наверное. Еще на мосту меня проверяли, имею ли я право сойти с моста.

А.ОНОШКО: А Немцова портреты убрали?

С.ДОРЕНКО: Оставался.

А.ОНОШКО: Остались, да?

С.ДОРЕНКО: Я, кстати говоря, может быть их до известной степени спас. Потому что с ними беседовали двое полицейских…

А.ОНОШКО: С портретами?

С.ДОРЕНКО: С активистами, которые охраняли цветы около Немцова. И в тот момент я слышал слово «безопасность». «Но ведь безопасность», — говорили полицейские абсолютно мирными голосами, без агрессии.

А.ОНОШКО: Там застрелили человека…

С.ДОРЕНКО: Они говорят: «Но ведь безопасность». А тот говорит: «Да какая безопасность? Посмотрите на себя, посмотрите на меня». Дядька такой в возрасте, худощавый, он говорит: «Вы посмотрите на меня. Какая от меня опасность?» И он меня узнает и им говорит (а я мимо прохожу): «Вот он пусть скажет, журналист пусть скажет, какая от меня опасность?» «Решительно никакой» — сказал я, подошел, пожал ему руку, этому дядьке худощавому. Он говорит полицейским сразу же: «А сфотографируйте нас вместе».

А.ОНОШКО: Растаял и все, да?

С.ДОРЕНКО: А полицейские говорят: «Хорошо». Он дает им камеру, Sony. Я говорю: «Вы бы дали мобильный телефон. Что вы?» Он: «Вот у меня только камера». То есть у него, наверное, телефон без фотоаппарата. Видишь, человек может быть не обязательно обеспеченный, правильно? И полицейские говорят: «Нет, мы не знаем, тут камера, это совсем другое дело, мы думали, просто нажать». И он тогда: «Давайте меня, вот мы вместе». То есть я до известной степени растопил этот лед, и слово «безопасность» перестало звучать. Но потом, когда я шел назад, его уже не было.

А.ОНОШКО: А портрет?

С.ДОРЕНКО: Цветы были. Портрет был. Росгвардия рядом была. Дядьки не было. Может быть его уговорили посидеть в тенечке.

А.ОНОШКО: А что, какая-то опасность?

С.ДОРЕНКО: Нет, может быть его попросили посидеть в тенечке где-то, отойти чуть-чуть, не подводить людей. Так бывает. Все там фотографировались активно с Кадыровым.

А.ОНОШКО: Кадырова видели?

С.ДОРЕНКО: Я Кадырова видел. Но он в этот момент был занят господином Тимати, если я правильно ориентируюсь.

А.ОНОШКО: Они прямо дружат на самом деле действительно.

С.ДОРЕНКО: Что-то такое прослеживалось, да.

А.ОНОШКО: Это не картинка для Instagram.

С.ДОРЕНКО: И он также здоровался с сановниками в каких-то маршальских звездах, господин Кадыров, поэтому я не стал его отвлекать. Я подумал, что мне и Евкурова хватит. Нет, дружить с вайнахами надо, но вайнахи же есть такие и такие, поэтому можно с Евкуровым, например, можно с Кадыровым. Я с Евкуровым.

А.ОНОШКО: Они между собой на ножах? Извините.

С.ДОРЕНКО: Кто? Я не знаю.

А.ОНОШКО: Нормально.

С.ДОРЕНКО: Я не думаю.

А.ОНОШКО: Тимати пригласили, я правильно поняла? Певцов тоже позвали.

С.ДОРЕНКО: Да, да, да. Еще был, насколько я понимаю, господин Маликов. Был господин, который представился мне биологическим братом Гурцкой, на этом основании он был на инаугурации. Он сказал: Гурцкая. Это «Евровидение», сказал мне господин. Я говорю: так. Он говорит: я ее брат. То есть в виду биологического сходства ДНК его позвали на инаугурацию, глянь чего. Хорошо, что у меня нет братьев, а то бы там ходили сотни моих братьев. Они говорят: я брат Доренко, на этом основании нас позвали. Пожалуйста, очень просто. Это вот такая инаугурация интересная.

Начиная с 11:20, дядька из приемника, их радио, начал говорить, что скоро начнется церемония. Врал, непрерывно врал, да. Врал постоянно: пройдите в зал, скоро начнется церемония, сейчас начнется церемония. Это было вранье в чистом виде. Мы-то знали, что в 12 церемония начнется. Поэтому вранье его никто не слушал, все слонялись там и сям. Я пошел признаться в любви военным. Я чувствую себя, скорее, военным человеком, чем гражданским. Я лично. Я вырос в гарнизонах и т.д. Я познакомился, подружился с начальником ВКС, Воздушно-космических сил. Посмотри, кто у нас командующий ВКС, мне интересно. Сергей Суровикин, совершенно верно, Сергей Владимирович, правильно. Цаликов ему говорил: Сережа.

А.ОНОШКО: Он?

С.ДОРЕНКО: Да. Когда он родился? В 1966-м. Он родился у нас там, на Дальнем Востоке. Ты знаешь об этом? Я тебе говорю, он дальневосточник, нашенский человек. Я вчера с ним дружил. Я ему объяснял вчера где, какие гарнизоны, всякую фигню. Он мне говорил Вяземское что, сейчас не помню. Он окончил омское училище имени Фрунзе! Боже мой! А я из Омска. Ну, на тебе! Он говорит теперь, что он в Новосибирске родился. А вчера мне казалось, он говорил другое. Неважно. Он тоже был на Дальнем Востоке, в гарнизоне, Вяземское, по-моему, они жили там, рядом Чугуевка, вот это, это Приморский край. А я Переяславке. Он знает прекрасно Переясловку и все. Отлично. Мы вчера с ним, можно сказать, побратались по-нашему, по-авиационному, в смысле, я выразил ему восхищение и признательность, а он типа…

А.ОНОШКО: Принял их.

С.ДОРЕНКО: Принял восхищение и признательность. Также я выразил восхищение и признательность начальнику Генерального штаба. Думаю, а что?

А.ОНОШКО: А вы как их отличаете?

С.ДОРЕНКО: Что я, сломаюсь пополам? Дай покланяюсь пойду.

А.ОНОШКО: По погонам определяете?

С.ДОРЕНКО: Прямо по лицам. Некоторых по лицам, лицо вижу, думаю, опаньки, вот он идет. Я думаю, дай покланяюсь, оно хрен знает, может сгодится потом. А с другой стороны, я правда его уважаю. А с третьей стороны, чем он плохой человек? Он хороший человек. Вэкаэсовский, Суровикин, он же серьезный человек, интересный человек, и начальник Генерального штаба. По-моему, очень интересный человек, я считаю, в этом моя убежденность. Потом ко мне подходили какие-то люди, человек 20, которых я не знаю, но они меня знают, такое ощущение.

А.ОНОШКО: Они, наверное, родились в семье журналистов.

С.ДОРЕНКО: Ха-ха-ха-ха!

А.ОНОШКО: Все детство по редакциям, чувствуют поэтому себя немножко близкими.

С.ДОРЕНКО: Жили внутри Бульварного кольца, поэтому чувствуют, что надо подойти ко мне. Потом вдруг входит штандарт! Нет, там так: входит знамя Российской Федерации!

А.ОНОШКО: Ой, мне плохо.

С.ДОРЕНКО: Все такие: а! Идет знамя, знамя, знамя!

А.ОНОШКО: А как коридорчик выстраивается? Там все сначала входят, броуновское движение, да?

С.ДОРЕНКО: Веревочки, да. Потом: входит штандарт президента Российской Федерации! Все такие: а!

А.ОНОШКО: Играет какая-то музыка?

С.ДОРЕНКО: Идет штандарт. Эти мужики идут, они пытаются сломать паркет. То есть там фигня в том, чтобы они сильно били ногами.

А.ОНОШКО: Ой, не надо.

С.ДОРЕНКО: Они идут, каждый шаг у них такой – бам, бам, бам! Поняла, да?

А.ОНОШКО: Страшно.

С.ДОРЕНКО: Я думаю, паркет сломают, господи! Моя мещанская душа, она оказалась в этот момент мещанской, думаю, боже, сломают паркет! Боже, какой красивый паркет! Что творят? Валенки надели бы им, лучше вышло бы. Ну, ладно. Потом: президент… Проходит президент.

А.ОНОШКО: Он в качестве бывшего пришел?

С.ДОРЕНКО: Трудно сказать. Мне кажется, в качестве избранного.

А.ОНОШКО: А предыдущий? Вот если бы у нас менялись, у меня вопрос.

С.ДОРЕНКО: А тебе скажу.

А.ОНОШКО: Тогда сцена по-другому бы немножко выстраивалась, нет?

С.ДОРЕНКО: Там говорят, что на подиум взойдут выдающиеся государственные деятели Российской Федерации, а именно госпожа Матвиенко и господин Володин. В этот момент осознаешь небывалые для себя вещи, что они и есть выдающиеся государственные деятели современной России. А кто? Выдающиеся государственные деятели современной России восходят на подиум рядом с бывшим президентом, чтобы встретить будущего.

А.ОНОШКО: Нового.

С.ДОРЕНКО: Кто эти выдающиеся государственные деятели? Я тебе рассказываю — Матвиенко, Володин.

А.ОНОШКО: А еще кто? Все?

С.ДОРЕНКО: Шредер.

А.ОНОШКО: Вы смеетесь?

С.ДОРЕНКО: Я не смеюсь, он в качестве иностранного гостя.

А.ОНОШКО: Герхард?

С.ДОРЕНКО: Герхард, Герхард, друг Герхард, абсолютно верно. Потом Владимир Михайлович Гундяев. Владимир Михайлович, Кирилл. Еще кто? Кто-то вот еще. Вот это все. И должен там быть прежний президент.

А.ОНОШКО: И прежний, и новый должен.

С.ДОРЕНКО: А новый идет. А прежний его ждет у власти.

А.ОНОШКО: И как же это было решено?

С.ДОРЕНКО: Никак.

А.ОНОШКО: Просто пришел новый и все?

С.ДОРЕНКО: Пришел новый, а прежнего не было. Прежний не пришел. Не захотел. Так бывает. Идет новый. Это уже эль-…, это все, это последнее, высшее… Всех трясет.

А.ОНОШКО: Он должен поклясться.

С.ДОРЕНКО: Нет, в Георгиевском зале стоят не лучшие, а в Георгиевском зале стоят, как бы тебе сказать, полу… Трудно сказать. Совсем уж … не назовешь все-таки. Напротив меня стоял посол Соединенных Штатов, посол Германии. Так не назовешь.

А.ОНОШКО: Сколько человек было там?

С.ДОРЕНКО: В Георгиевском? Тысячи! Сотни людей! А в следующем, в Андреевском зале или в каком, вот там уже были люди получше. Туда пускали тех, кто знает гимн. Потому что гимн все время надо было петь. И там были женщины, которые громко, вот как ты умеешь, рот раскрывали «союз нерушимый республик свободных» жахнули. Видно было, что рты раскрывают со знанием и с чувством. Если бы я знал слова, меня может быть тоже взяли в Андреевский зал. Но меня не взяли, я не знаю слова. Я могу только грянуть первые строчки. «Союз нерушимый республик свободных сковала навеки великая Русь!» — вот это я знаю, больше ничего не знаю.

А.ОНОШКО: «Да здравствует…», — в стиле северокорейских ведущих.

С.ДОРЕНКО: Так далеко мои познания никогда не шагнули, нет. Кто там «да здравствует», я так и не выяснил в конце. Я никогда не дослушал до конца. Мои мысли скачут как блохи и ускакивают. Когда «сковала навеки великая Русь», уже отсюда мои мысли ускакивают куда-то, не будучи скованными ни великой Русью, ни чем другим. Там стояли другие. Потом все это закончилось. А все стоят и млеют…

А.ОНОШКО: А суть присяги, в смысле суть вот этого всего, инаугурации.

С.ДОРЕНКО: Человек клянется и все.

А.ОНОШКО: Вот он подошел. На чем? Руку вот так держит? Как он? К сердцу ее прикладывает? Библию берет, что?

С.ДОРЕНКО: Нет, конечно, там Конституция. Входит Конституция! Сначала вошла Конституция. Внесли. Вносят Конституцию!

А.ОНОШКО: И на полочку ее.

С.ДОРЕНКО: Не видел. Потому что нам нельзя…

А.ОНОШКО: А, вы самое главное…

С.ДОРЕНКО: Объясню. Некоторое время мы были введены в заблуждение. Нам казалось, что президент, вступивший в должность, может пройти тем же коридором назад. И от счастливого предвкушения, что мы в слезах будем его благодарить…

А.ОНОШКО: Лобызать.

С.ДОРЕНКО: Нет, благодарить в слезах. Лобызать, еще залобызаешь, нет. Мы думали, что мы в слезах будем благодарить, мы так, вперившись в этот проход, и стояли.

А.ОНОШКО: А он не вернулся?

С.ДОРЕНКО: А он не вернулся. Нет, мы еще стояли, вперившись в проход, потому, что этого требовала камера трансляции. Ходил дядько с трансляцией, с камерой, со steadicam на поясе.

А.ОНОШКО: На плече носил.

С.ДОРЕНКО: На поясе! Steadicam такой, чтобы не колыхалось. И он требовал, чтобы все пялились в проход. Ему нужно было для трансляции. Поэтому мы отвернулись от президента. Потому что если президент был в телевизоре, сзади мы не видели живого президента, он был в телевизоре. Но дядька с телевидения требовал, чтобы мы не смотрели на президента, а смотрели на него, как если бы он был президент. И мы смотрели, прослезившись, на дядьку из телевизора. Понятно?

А.ОНОШКО: Да.

С.ДОРЕНКО: Прослезившись.

А.ОНОШКО: А потом телевизор выключили.

С.ДОРЕНКО: Иногда он говорил, что он уходил, и тогда все опять смотрели на президента, могли отвернуться, наконец. Потом опять. Места не теряли ни в коем случае, потому что мы думали, вдруг он пойдет назад по этому же коридору, а тут мы и прослезимся. Но нет! Он взял и ушел по другому. И он вышел из дворца и пошел к людям, которые на улице еще были. Трибуны и люди, и люди, и люди, на улице. Счастливые москвичи и гости столицы, волонтеры и всякие другие счастливые люди, он с ними беседовал. И все это время нас заперли и сказали: стоять на местах. И мы запертые стояли. Все время, пока был парад каких-то людей, какие-то военные люди шли мимо президента, коробочками такими красивыми, маршировали. Он беседовал с какими-то волонтерами прекрасными и т.д. Все это время нас заперли и все, никто нас не выпускал.

А.ОНОШКО: Но вы общались?

С.ДОРЕНКО: Нам сказали: стоять и все! Как? Мы такие напряженные стоим, на дверь смотрим, когда нам разрешат выйти. 10 минут стоим как идиоты. Было полное ощущение, что про нас кто-то забыл вообще.

А.ОНОШКО: Шарики кидали.

С.ДОРЕНКО: Нет, нам не велели двигаться никуда! Я стоял с человеком в шляпе, как выяснилось потом, это был Боярский. Есть такой.

А.ОНОШКО: Поет песни. Я знаю даже.

С.ДОРЕНКО: Боярский, кто это?

А.ОНОШКО: Д’Артаньян.

С.ДОРЕНКО: Д’Артаньян. «Поpа-поpа-поpадуемся на своем веку». Вот этот дядька стоял рядом со мной.

А.ОНОШКО: Харатьян был?

С.ДОРЕНКО: Харатьяна не было. Харатьяна не взяли.

А.ОНОШКО: Ха-ха-ха-ха! Вспоминаю всяких симпатичных звезд.

С.ДОРЕНКО: Не было. Только Боярский. Я смотрел на него и время от времени у нас…

А.ОНОШКО: В зенитовской «розе» был? Нет?

С.ДОРЕНКО: Не знаю. Он был в шляпе. Он казался таким худощавым очень.

А.ОНОШКО: И вы ему завидовали?

С.ДОРЕНКО: Да, да, я завидовал его болезненности. Я полыхал здоровьем, а он рядом со мной был болезненный, и я ему страшно завидовал. Время от времени, видя, что он раздражен тоже, как и я, я ему говорил: так надо. И нас держали бесконечно долго в этом зале, пока там шли парады и все это. Потом нам говорят: ну все, идите. И открыли одну дверь. Мы ломанулись туда.

А.ОНОШКО: Началась паника.

С.ДОРЕНКО: Как бычки-трехлетки на пароход в Великобританию.

А.ОНОШКО: Ха-ха-ха-ха!

С.ДОРЕНКО: Мы ломанулись как бычки-трехлетки, а потом кто-то догадался вторую створку открыть, тогда легче стало чуть-чуть.

НОВОСТИ

С.ДОРЕНКО: 9 часов 6 минут. Вторник, 8 мая. Здравствуй, великий город! Здравствуйте, все! Это радио «Говорит Москва»! Говорит Москва! Анастасия Оношко — ведущая этой программы.

А.ОНОШКО: И Сергей Доренко. Доброе утро.

С.ДОРЕНКО: Скажи мне, пожалуйста, «союз нерушимый», мне говорят, что «сплотила навеки великая Русь».

А.ОНОШКО: Конечно, «сплотила».

С.ДОРЕНКО: «Сплотила»?

А.ОНОШКО: Да.

С.ДОРЕНКО: Я не знал.

А.ОНОШКО: Я думала, вы шутите так.

С.ДОРЕНКО: Я так могу шутить? Мне кажется «сковала» правильнее. Я тебе скажу, почему «сковала» правильнее. Потому что это было при Сталине. А само слово Сталин, сталь, ее куют.

А.ОНОШКО: Сталь закаляют.

С.ДОРЕНКО: Некая поэтика. Ее закаляют, но ее куют.

А.ОНОШКО: Чугун.

С.ДОРЕНКО: Некая поэтика кузнечного дела, я бы даже сказал.

А.ОНОШКО: Есть в этом что-то.

С.ДОРЕНКО: Поэтика кузнецов.

А.ОНОШКО: Есть такая песня.

С.ДОРЕНКО: Да! «Куем мы счастия ключи, ключи, ключи!» Поэтому мне казалось, «великая Русь сковала», имея в виду кузнечное дело. Не можешь этого понять. Было бы гораздо лучше. Чугун куют. Это анекдот, Настя! Почему не куют чугун?

А.ОНОШКО: Разве не куют чугун? Чугунные, кованые в Петербурге везде на лестницах…

С.ДОРЕНКО: Я бы ковал. Если бы я был чугун, я позволял себя ковать. «Мы кузнецы», давайте эту песню дадим. Настя, оказывается, не знала об этой песне. «И дух наш молод! Куем мы счастия ключи. Ключи! Ключи!»

А.ОНОШКО: Девочки поют, да?

С.ДОРЕНКО: Да. Сейчас жахнем.

ПЕСНЯ «МЫ КУЗНЕЦЫ И ДУХ НАШ МОЛОД КУЕМ МЫ СЧАСТИЯ КЛЮЧИ»

А.ОНОШКО: Ничего не понимаю.

С.ДОРЕНКО: Тебе так не дойдет. Тебя должно просто пробить хорошенечко.

А.ОНОШКО: А все, нету. Ее тогда забыли, спели, больше не пел никто.

С.ДОРЕНКО: «И дух наш молод».

А.ОНОШКО: Есть «и дух наш молот». Я смотрю варианты.

С.ДОРЕНКО: Ха-ха-ха-ха! Ужасно, ужасно, какое-то глумление я бы сказал. Но нет, мы должны вернуться к истинному пропению.

ПЕСНЯ «МЫ КУЗНЕЦЫ И ДУХ НАШ МОЛОД КУЕМ МЫ СЧАСТИЯ КЛЮЧИ»

А.ОНОШКО: Я половину слов не понимаю.

С.ДОРЕНКО: Я тоже. Я тебе пропеваю последнее слово каждого куплета, чтобы ты врубилась.

А.ОНОШКО: «В стальную грудь себе стучим».

С.ДОРЕНКО: Неважно. Какая тебе разница? Зачем ты придираешься к молодости мира?

А.ОНОШКО: Я просто переспрашиваю.

С.ДОРЕНКО: Все нормально. Поэтому, товарищи, «сплотила навеки великая Русь», мне кажется, не так хорошо. Что значит «сплотила»? На клей «Момент», на что она его сплотила? Что значит «сплотила»? Сплотила — это сделала плотным. Как сплотила? Утоптала. Как она сделала плотно? Великая Русь, как она сделала плотным союз нерушимый? Утоптала? Прислюнявила? Поставила на клей БФ? БФ-6, БФ-12, на какой клей? На клей «Момент»? На что, я не понимаю. «Сковала», согласитесь, намного лучше. «Сковала навеки». «Мы кузнецы и дух наш молод», правильно?

А.ОНОШКО: Да. Вы недорассказали. Вот вы как молодые бычки, трехлетки. Я себе так и представила.

С.ДОРЕНКО: Вчера был важный для меня день, я пожал руку Юрию Михайловичу Лужкову.

А.ОНОШКО: А он вам.

С.ДОРЕНКО: А он мне. И мы пожали друг другу руки. И нам стало хорошо. Мне стало хорошо. Для меня было важно, я считаю, что Лужков человек очень искренний, очень порывистый даже, человек такой, какой-то спонтанной порывистости. И он наверняка старше меня, чего-то такое, я помню, ему за 70 может быть. Не знаешь?

А.ОНОШКО: Да.

С.ДОРЕНКО: Я думаю, вот так помрет, а хочу ему руку пожать. Думаю, дай-ка я воспользуюсь этой возможностью. Надо сказать, что он очень крепкий, и рука крепкая. Он разговаривал с Федором Бондарчуком. Федор Бондарчук — это человек с блистательной головой.

А.ОНОШКО: 81 год.

С.ДОРЕНКО: Кому?

А.ОНОШКО: Лужкову.

С.ДОРЕНКО: Что ты говоришь!

А.ОНОШКО: Да. Как вы говорите, зря не напишут.

С.ДОРЕНКО: Легко побьет Познера. Если бы довелось драться Лужкову против Познера.

А.ОНОШКО: А Познеру сейчас сколько?

С.ДОРЕНКО: Познеру 82. Если бы сейчас спустить их с цепи, Познера и Лужкова, то Лужков бы легко побил Познера, я считаю, у него рука ух!

А.ОНОШКО: Кстати, он же тоже в теннис играет.

С.ДОРЕНКО: Кто?

А.ОНОШКО: Лужков. Мне почему-то кажется, что я видела фотографии, где он в такой…

С.ДОРЕНКО: Нет, он сейчас коней на скаку останавливает под Калининградом где-то. Я тебе другое хочу сказать. Я подошел. Я смотрел на Лужкова и думал, встретимся ли мы взглядами. Почему-то в этот раз… Я его видел и прежде, но я прежде проходил мимо, а тут мне захотелось обязательно что-то ему сказать доброе. Вдруг. Бывает такое. На меня вчера накатила доброта. Может быть это в связи с тем, что я поменял трубы на Bonneville 120, на мотоцикле. Я поставил Vance Hines, новые трубы. На меня накатила доброта. Может быть в связи с погодой, может быть с солнцем. Скорее всего, все-таки с трубами на мотоцикле. И я решил, что я ему что-то скажу доброе в этой связи. Я стоял, смотрел на них, как бы двое: Федор слева, Лужков справа. А Лужков отводил глаза. Он меня узнавал и отводил глаза. Федор посмотрел на меня как бы вопросительно, чего это я вдруг пришел тут постоять?

А.ОНОШКО: А Бондарчуку 50.

С.ДОРЕНКО: Что ты говоришь? Хорошо. И я ему говорю: Федор, он меня так и не простил. Но Лужков слышит. И Федор показывает рукой: Юрий Михайлович, ну, что? Сцена какая-то такая, странная. И Юрий Михайлович сует мне руку. Я ему говорю: «Юрий Михайлович, для меня важно сказать вам следующее, что я вам лично как человеку, как личности, больше всего на свете желаю здоровья и долгих лет. Здоровья, здоровья, здоровья». Говорю, вот это вы поймите правильно. «А там, — я говорю, — мы критиковали функцию, это ладно». И он мне говорит: «Да ладно, чего там, нормально все». Он очень коротко: да ладно, чего там, нормально все.

А.ОНОШКО: И вы отошли или вы остались стоять?

С.ДОРЕНКО: Нет, я сказал: «Это важно для меня, Юрий Михайлович, пойду». Я пошел. Я пошел, потому что у меня были цели другие, мне надо было снять, как Путин садится в лимузин, вот это я хотел снять для нашего сайта. Но для меня что важно? Что я Лужкову сказал, с моей точки зрения, что человек и функции, которые он осуществляет, с моей точки зрения, сегодня должны быть разделены. То есть я могу критиковать функцию и Лужкова как функцию, но как человека, я не должен оскорблять человеческое достоинство, я не должен растаптывать его совсем в грязь как личность. Понимаешь, в чем дело?

А.ОНОШКО: Да.

С.ДОРЕНКО: Вот это ко мне пришло теперь, понимание этого. И я это ему и сказал. Ну, чего, клево?

А.ОНОШКО: Да.

С.ДОРЕНКО: Поздравь меня с этим.

А.ОНОШКО: Поздравляю.

С.ДОРЕНКО: Я как Чингачгук, раскурил трубку мира, считай что, с Лужковым.

А.ОНОШКО: Да. Хорошо.

С.ДОРЕНКО: Мне кажется, просто все уже, томагавки зарыты.

А.ОНОШКО: Да, все. Сколько можно?

С.ДОРЕНКО: Спасибо, что ты меня поздравила. Он хороший человек, потому что он мог убить меня, а не убил.

А.ОНОШКО: Как убить?

С.ДОРЕНКО: Лужков мог убить меня, но не убил. У Лужкова были связи. У него, во-первых, в то время было 100 тысяч милиции, его московской милиции, 100 тысяч человек. У него были черкизоны и все эти банды, этнические группировки все до единой. Он мог меня убить. Но не убил. Черт, как я ему благодарен. Я абсолютно серьезно сейчас говорю.

А.ОНОШКО: Да он, наверное, и не собирался.

С.ДОРЕНКО: Он может не собирался, но мог собраться. Но не собрался. Все руки не доходили. Дай ему бог здоровья, честное слово. Ха-ха-ха-ха! Да, мог убить одной левой, абсолютно верно. «Видно, что для вас это событие», — говорит Костас. Да, да, да. «Сегодня многие вспоминают Лужкова с теплом». Не знаю. С каким теплом?

А.ОНОШКО: Голосование «Лужков против Собянина» не будем. Потому что есть же страдающие по прошлому люди.

С.ДОРЕНКО: Я хочу сказать, что Лужков был человеком спонтанной эмоциональности. Я помню хорошо, когда я приехал к нему… И, надо сказать, что в 1994 году, вы не поверите сейчас, Россия смертельно боролась за импортозамещение.

А.ОНОШКО: Да?

С.ДОРЕНКО: Да. В 1994 году. Я это очень хорошо помню, что Россия была в смертельной схватке со злом, она делала все, чтобы произвести импортозамещение. И я приехал к Лужкову, в его кабинет в мэрии. Я ему говорю: «Юрий Михайлович, давайте так, мы с вами сидим, на вас костюм иностранный, машина ваша иностранная. Какое на фиг импортозамещение?» Он такой, человек пылкий был, и он трясет себя за брюки и говорит: «Но трусики-то у меня отечественные, маечка отечественная под рубашкой». В этом было что-то милое.

А.ОНОШКО: А мне про него знаете, что рассказывали? В МГИМО преподавательницы, они же переводчики мидовские. Лужков очень же хорошо поэзию знал и знает, видимо, до сих пор.

С.ДОРЕНКО: Я бы не сказал. У него есть любимые произведения, которые он знает от корки до корки, например, «Руслан и Людмила».

А.ОНОШКО: И он внезапно на переговорах или они идут с партнерами корейскими, делегация, и вдруг к слову ему приходится, начинает декламировать. И переводчику приходится… Он не думает совершенно о переводчике в этот момент. Переводчику приходилось очень сложно сразу так…

С.ДОРЕНКО: Лужков при мне, по крайней мере я с ним виделся, не знаю, может быть 5 раз всего, за всю жизнь… нет, хорошо, исключаю вчерашний, хорошо — 6. Один раз мы с ним ужинали, несколько раз я брал с ним интервью. Один раз я с ним ездил по субботам, вот эти его объезды, я ему сказал: Unimog делают немцы, и все остальное делают немцы. Он сказал: они делают, а мы имеем. Вот это хорошая тоже у него была фраза «они делают, а мы имеем», как с трусиками отечественными. Но я хочу сказать, как бы тебе сказать, из шести раз, что я его видел, по крайней мере два он совершенно спокойно эдак минут по 5 цитировал «Руслан и Людмила», из чего я делаю вывод, дорогая, что он эту книгу… Знаешь, как бывает с людьми в тюрьме, когда ты получаешь из тюремной библиотеки книгу…

А.ОНОШКО: Еще летом на даче. Ведь раньше много-то не возьмешь, что привезли.

С.ДОРЕНКО: Еще это бывает в больнице, когда сломался транзистор и батарейки никак не привезут, ты получаешь какую-то одну книгу, например, столярное ремесло, и ты уже дальше ее прочитываешь от корки до корки, потом снова.

А.ОНОШКО: Начинаешь любить ее.

С.ДОРЕНКО: Столярное ремесло. Ты уже потом думаешь, что когда выйдешь из больницы, обязательно обзаведешься мастерской и т.д. Я думаю, что Лужков попал в какие-то обстоятельства, может быть в клинике лежал, я не знаю, сейчас пытаюсь спекулировать, где на полке лежала «Руслан и Людмила», и он ее выучил как человек, у которого в тюрьме было три книги, он их выучил наизусть.

А.ОНОШКО: Но кое-кто даже этого не знает. Я все время с собой сравниваю.

С.ДОРЕНКО: Пожалуйста, «Бой Руслана с головой…», подробно, может вот так встать и захреначить страниц 20 подряд, серьезно говорю. Потрясающий человек. «Он же не помер, — вот говорит нам 72-й, — когда помрет, тогда расскажете». Я хотел сказать, давайте проголосуем.

А.ОНОШКО: Давайте. За что?

С.ДОРЕНКО: Вы премьерство Медведева приветствуете?

А.ОНОШКО: Такое впечатление, что из старого ведра в новое… 

С.ДОРЕНКО: Позвольте вам сообщить, что вы… Я сейчас про вас, я про слушателей. Можно я про вас расскажу вам? Вы ни хрена ничего ни в чем не понимаете по жизни. Люди дремучие, думающие, что где-то живут люди о двух головах и всякой хренью занимаетесь. Кто вам говорил, что Медведев останется в премьерах железно до 2018 года? Начали подсиживать Медведева весной 2013-го. Проклятые всякие заказные материалы пошли с марта 2013 года, я просто напомню. И все меня спрашивают: ну, что, ну что? Я отвечал: Путин с Медведевым пошли либо срок за срок, либо четыре года за четыре года. Успокойтесь, никто не тронет Медведева. Год назад, больше года назад, опять примерно в марте 2017 года меня спросили: кто будет будущий премьер? Я вам сказал: Дмитрий Анатольевич Медведев. Документально я говорил в марте 2017 года. Посмотрите выпуск, я же это в эфире говорю. Теперь месяца два-три назад меня спросили: а кто будет преемником Путина? Я сказал: если сегодня на сегодня, не знаю. Ситуация меняется, но если сегодня на сегодня, то единственный преемник, номер один, у Путина — Дмитрий Анатольевич Медведев. 24-й, 30-й, 36-й может быть годы. Понятно, да? Президент Российской Федерации, будущий.

Я вчера встречал депутатов, которые охреневшие были. Депутаты, которые уже знали, что будет Медведев: а! Я говорю: «Как? Вы не слушаете «Подъем» просто». Товарищи, вы дремучие, вы дезактуализированные лохи. Если бы вы слушали «Подъем», вы бы знали об этом год назад.

Вы приветствуете назначение Медведева премьер-министром России. Да — 134-21-35. Нет — 134-21-36.

Вчерашние какие-то обескураженные: а, а! Я не буду сейчас фамилии называть. Ребят, я фамилии знаю, но я не буду называть.

А.ОНОШКО: А кого ждали вместо него? Даже если те, кто удивляется, кто не ожидал, допустим. А что они думали, что будет кто? Матвиенко? Володин? Кто?

С.ДОРЕНКО: Я не знаю. Я говорил об этом вам с марта 2017 года — будет Медведев. А с февраля 2018 года я вам говорю, что он главный преемник. Вы чего, не понимаете? Ну, что вы не видите? Я не знаю. Мы подходим к окну все вместе и смотрим на одно и то же. Вы видите одно и то же, и я вижу одно и то же. Почему? Вы слепцы. Вы слепые карлики. Почему вы не видите, что Медведев не только премьер, но и преемник? Чертовы слепые карлики.

6% приветствуют. 94% не приветствуют. У меня 600 голосов. 6% приветствуют то, что Медведев стал, 7% — стал вновь премьер-министром.

Давайте говорить об этом. Давайте поговорим. У нас 9:26, поговорить не удастся, но это не значит, что я зажму тему. Я не зажму тему. Давайте, лучше я сейчас протреплюсь до новостей, а после новостей вас подключу. Хотите? Можем и раньше начать.

Я остановлю голосование, потому что у меня действительно уже 700 человек проголосовало. Ребят, 7 на 93. Вы приветствуете — 7%, пожелавших позвонить. 8! Не дай мне соврать — 8.

А.ОНОШКО: Да.

С.ДОРЕНКО: Она не даст мне соврать. 8 на 92. 8% людей, пожелавших позвонить в это антинаучное голосование… 8% из 700, это не так мало. 92% нет, не приветствуют назначение Медведева. Что ж такое? Смотрите, как вас легко огорчить. Здравствуйте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Доброе утро. Я просто не знаю, волосы, наверное, придется рвать на пятой точке от ужаса.

С.ДОРЕНКО: Расскажите. Неужели вы не видели этого изначально? Почему? Как это ускользнуло?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Я не верил, в душе я надеялся, что кто-то типа Глазьева, не знаю, условно.

С.ДОРЕНКО: Я Глазьева вчера встретил на выходе из Спасской башни.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Постарел.

С.ДОРЕНКО: Ему идет. Почему? Он такой, не толстый.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Его видно, он выступал недавно на канале, забыл как называется, в общем, рассказывал, Медведева вроде как, но особо не выявлял… Ситуация какая? Как человека, который 6 лет стагнации, а сейчас попытается снова все по-новому делать? В три часа его будут в Госдуме заслушивать коммунисты и «Справедливая Россия». Пощекочут его, я надеюсь.

С.ДОРЕНКО: Я умоляю, никто не пощекочет. Смешные люди. Они где-нибудь сейчас поймают курочку…

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Согласитесь, противоречия назревают. Вот как ваше мнение, есть ли противоречие, вот народ и Медведев? Противоречия назревают или нет?

С.ДОРЕНКО: Просто поймите такую вещь, наша экономика — это вообще от нас никак не зависит, ни от вас, ни от меня, ни от Медведева, ни от кого. Она зависит от того, будут ли американцы потреблять китайские товары. Когда вы поймете эту математику…

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Я согласен.

С.ДОРЕНКО: Мне кажется, есть аквариум, в нем живут рыбки. Рыбки говорят: давайте кого-нибудь выберем. Ну, давайте. А зависят они от Петра Петровича, алкоголика, который сидит на кухне и им даст дафний или не даст дафний.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Но я не хочу себя чувствовать…

С.ДОРЕНКО: Вы не хотите — не чувствуйте. А я чувствую, я точно знаю, что наша русская экономика не зависит ни от меня, ни от вас, ни от кого вообще никак, зависимость ее ровно ноль. Экономика зависит от того, как в будущую пятницу и субботу американцы поедут на моллы. Американцы поедут на моллы на своих тачках огромных, на всяких «Лексусах» и т.д., на «Фордах», на Tahoe, американцы везде, везде, везде поедут на моллы. Они там будут ходить со своими толстыми детьми красивыми и т.д., которые будут есть сахарную вату, мороженое и всякую шнягу и пончики. И они там будут покупать то, что сделала их американская промышленность, которая называется китайская экономика. Китайская экономика — это часть американской промышленности. Они будут это потреблять. И в зависимости от этого будут дафнии у рыбок в аквариуме, которые думают, что они, рыбки в аквариуме, намолили себе дафний. Ни хрена, они не намолили себе дафний. Они говорили: мы хорошо молились, и нам дали дафний. Но это неправильный способ, не так делается экономика, нет.

НОВОСТИ

С.ДОРЕНКО: Я обещал, что мы продолжим — мы продолжим. Мой тезис главный заключается в том, я повторю его, что в России экономики, собственно говоря, нет. Мы некий придаток других экономик. Поэтому экономика не зависит от вас, от ваших трудов. Экономика не зависит от нас, от моих трудов, вообще ни от каких трудов. Экономика зависит от того парадоксальным образом, как американцы поедут на моллы и станут покупать. Американцы станут покупать, поехав на моллы, китайскую продукцию. Китайская продукция — это на самом деле продукция американской промышленности, перенесенная в Китай. Так вот когда американцы станут покупать американскую продукцию, произведенную в Китае, Китаю понадобятся гидрокарбюранты, понадобится нефть, газ. И вот когда Китаю понадобится… Китаю, то есть американской промышленности, перенесенной в Китай, понадобится нефть, мы немножко станем лучше жить. А когда Китаю понадобится меньше нефти, мы немножко хуже будем жить. Таким образом, мы зависим от того, как толстые американки на своих огромных джипах Tahoe приедут на моллы в эту пятницу и субботу, и как они будут покупать. Будут покупать — будет жизнь у нас нормальная. Не будут они покупать — не будет у нас нормальной жизни. Не зависит это от вас. И от премьера Медведева не зависит. Угомонитесь, наконец, все хорошо.

Вы можете не работать. Вот вы ходите работать, потребляете протеины, каким-то образом сжигаете энергию жизненную, лучше вам лечь и полежать. Не ходите вы работать вообще, мне кажется, будет больше пользы, но не столько же. Как хотите, хотите — идите работать. 73-73-948. Здравствуйте. Слушаю вас.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Добрый день, Сергей. Спасибо, что вывели в эфир.

С.ДОРЕНКО: С удовольствием. С восхищением.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Очень приятно с вашей стороны и с моей тоже. По делу. Насчет Медведева. К чему слова? Давай дела. Изобрети что-нибудь такое, хоть немножко для народа, елки-палки. А на счет экономики мы только все констатируем, уважаемый Сергей Леонидович, публичному лицу в общем-то всегда к лицу, только мы выводим за рубеж столько-то миллиардов рублей. Но хоть посочувствуй этому делу, как-то сделай, чтобы поменьше выводили, уважаемый товарищ Медведев.

С.ДОРЕНКО: Так деньги хотят хорошее место, они туда и уходят.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Уходят. Но почему другие страны… Если вы работаете там, 25% оставляйте себе, остальное вливайте в ту страну, где находитесь. Не буду тыкать пальцем, вы отлично знаете.

С.ДОРЕНКО: Виктор, но деньги уходят куда, в какие страны? Не в Уганду же? Они в Уганду не уходят.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: … три часа, а я только за одну секунду мог охарактеризовать, куда они уходят.

С.ДОРЕНКО: Я вас понимаю. Деньги уходят в хорошее место. Деньги не любят странных мест. Они не уходят в Африку, например, в больших количествах. Деньги. Из Африки, из России, из разных других мест прекрасных деньги уходят куда?

А.ОНОШКО: Есть же более прекрасные места.

С.ДОРЕНКО: Туда, где им нравится, где деньгам нравится, где деньгам клево, вот куда уходят деньги. Как бы это очевидно. Так всегда и будет. Деньги уходят туда, где им нравится. Не в Уганду, а, например, в Швейцарию. Понимаешь, да? А почему же они идут в Швейцарию, а не в Уганду? Мы не знаем. Это таинственный вопрос, на который нет ответа. Здравствуйте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте, Сергей, Настя. Хорошее утро, солнечное.

С.ДОРЕНКО: Это правда.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Хочу поздравить нас всех, что наш будда ходил к Путину. Будда, будда. Вы же были вчера?

С.ДОРЕНКО: Были разные монахи, да.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Вы один наш, самый главный монах ходил.

С.ДОРЕНКО: Вы имеете в виду, что там были буддисты? Там были буддисты. Там были мусульмане.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Имею в виду, что вы ходили.

С.ДОРЕНКО: Господи, помилуй! Спасибо вам огромное. Нет, я видел там мусульман, я видел там буддистов, я видел там иудеев, прекрасные бороды, это я видел действительно. Они были на менее почетных местах, чем Владимир Михайлович. Владимир Михайлович все-таки был покруче. 73-73-948. Здравствуйте. Слушаю вас.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Доброе утро. По поводу Китая можно сказать? И американцев.

С.ДОРЕНКО: Скажите.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Дело в том, что Китай сам по себе настолько развился уже, что там громадный внутренний рынок. Я думаю, что китайское потребление достаточно быстро сравняется с американским просто в силу того, что там население в три раза больше.

С.ДОРЕНКО: Но не сегодня.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Не сегодня, но достаточно быстро, поэтому говорить о том, что мы зависим от американцев, не совсем так.

С.ДОРЕНКО: Мы зависим от Кимерики, от этой общей гигантской экономики, да.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Примерно так.

С.ДОРЕНКО: Есть киамериканская экономика, от которой зависит вся планета земля. И Аргентина, и Уганда, и Россия зависят от этой гигантской экономики, вот и все.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: В этом смысле попытка построения Таможенного союза… и вот этого вообще экономического пространства — это, собственно говоря, попытка создать сильно уменьшенное, раз в 10, но что-то похожее. Со своим внутренним рынком, который будет сам потреблять и за счет этого подкачивать экономику.

С.ДОРЕНКО: Но дело в том, что эта прекрасная конструкция включает в себя очень плохих потребителей, как то киргизов, армян и белорусов.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: У нас других нет.

С.ДОРЕНКО: Они плохие потребители. Что потребляют киргизы? Ну, все.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Во-первых, там тоже все не стоит на месте.

С.ДОРЕНКО: Я понимаю.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Во-вторых, так или иначе с чего-то надо начинать. В-третьих, все-таки еще есть и внутрироссийский рынок, который да, он, конечно, маленький, но тем не менее имеет место быть. И что самое главное, на мой взгляд, на данный момент прозрачность и жесткость фискальной системы выстроена уже настолько, что через пару лет значимый бизнес российский станет абсолютно белым…

С.ДОРЕНКО: Это правда. И давайте скажем нашим слушателям, что это делает кроме ФСБ Набиуллина. То есть ЦБ и ФСБ вместе двигаются в направлении обеления бизнеса. И это прямо вот действительно видно.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Это даст некоторую прозрачность системы и понимания, сколько денег есть, может быть и т.д.

С.ДОРЕНКО: И сколько из них может быть истрачено на Сирию, совершенно справедливо. Но это никак не ведет нас к развитию.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Развитие должно иметь под собой какую-то минимальную почву.

С.ДОРЕНКО: Какая почва?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: И в этом смысле, мне кажется, это очень важно.

С.ДОРЕНКО: Нет, я это замечаю тоже. Закрытие черных обменок, контроль и т.д., все это прямо видно.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Да.

С.ДОРЕНКО: Видно что? Какие видны успехи? Можно мы остановимся на том, что сказал наш слушатель? То, что он сказал, очень важно. Действительно экономика России становится все более цивилизованной. Во всяком случае денежный оборот в России становится существенно более цивилизованным, это действительно правда. Если ты сравнишь даже 5 лет назад, даже 3 года назад, это просто шагами огромными мы движемся. Я знаю, кто этим занимается. Этим занимается ФСБ, Федеральная служба безопасности, ЦБ и ведомства, которые ниже. То есть ФСБ и ЦБ, мне кажется, во главе этого движения. А люди, которые поменьше… Это действительно заметнее. И хороший результат. Но этот хороший результат ведет нас к прозрачности, но не ведет нас к развитию.

А.ОНОШКО: Вы думаете, это не взаимосвязанные вещи?

С.ДОРЕНКО: Не знаю.

А.ОНОШКО: Взаимосвязанные. Конечно, когда все понятно, чисто и не меняется годами, веками, то тогда что-то может развиться и вырасти. А если вы постоянно все меняете…

С.ДОРЕНКО: Прямо скажем, с точки зрения любого администрирования понятность и прозрачность есть доблести, в любом случае это хорошо.

А.ОНОШКО: Да, да, конечно.

С.ДОРЕНКО: Это не плохо, а хорошо, прямо скажем. Прозрачность, понятность и четкость — это доблести, это не дефект. Однако же через сколько лет это само по себе даст результат экономический, мы не знаем, то есть точного ответа нет. Здравствуйте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. Елена из Кунцева. Сергей, я не согласна. Посмотрите, какое строительство идет! Это же производство. Строительство не зависит от экономики.

С.ДОРЕНКО: Развивайте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Сергей, посмотрите. Вы не видели, что напротив наших домов по Рублевскому, дом 18, дом 16 уже стоит опора моста, уже там пролет моста?

С.ДОРЕНКО: Пешеходный переход делают или что?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Какой пешеходный, вы что? Там трасса идет. А наша зеленая ветка…

С.ДОРЕНКО: Подождите. Вот эта фигня, я думал, что это еще один проход готовят. Нет?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Нет, это идет трасса, идет мост. И я там в ужас пришла. Я позавчера была. Наша ветка открытая метрополитена, ее же настолько всю, вообще полностью реконструировали. Я тут имела неосторожность проехаться, я прошла веселый квест от метрополитена, я не могла с «Курской» попасть на «Филевский парк», мне это не удалось.

С.ДОРЕНКО: Но это же…

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Это производство.

С.ДОРЕНКО: Ну и что?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Оно не зависит совершенно от Америки. Это совершенно наше производство — строительство домов, строительство дорог, строительство метрополитена.

С.ДОРЕНКО: Это правда. Лен, извините, пожалуйста, можно я так фамильярно Лен скажу?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Пожалуйста.

С.ДОРЕНКО: У меня есть одна фраза, заготовленная на этот счет, я говорю вам, что 65 млн лет назад здесь бродили динозавры, но из этого не следует, что это бурное развитие. Мы все равно в фарватере чужого развития. 30 тысяч лет назад на этой земле, где дом 16 по Рублевскому шоссе, были мамонты, ходили на водопой туда, вниз. А 100 лет назад на месте Кунцева, там где дом 16, умирали дети от дизентерии. Конечно, какое-то развитие есть. Другое дело — мы ли ведем развитие планеты Земля или мы следуем в фарватере других стран? Я утверждаю, что в фарватере.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Сергей, и да, и нет, но все-таки на 30% нет. Я тут недавно обнаружила, что телевизор, подаренный моей маме, оказался нашим производством.

С.ДОРЕНКО: Не наш, это привозят просто.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Я понимаю, что по их технологиям, но производство…

С.ДОРЕНКО: Нет, нет, просто собирают здесь и все.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Мужчины ходят на работу к нам…

С.ДОРЕНКО: Это хорошо, это правда. То, что мужчины ходят на работу, то, что дети чистые, умытые, одетые и накормлены — это все хорошо.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Что творит «Гормост» у нас на Кунцевской, вы не представляете, что они сейчас творят везде по нашему Кунцевскому району, это ни пройти, ни проехать.

С.ДОРЕНКО: Это деньги, понятно. Но эти деньги прекрасные заработал Собянин. Давайте просто похвалим.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Заработал Собянин, но они на оплату кому? Очень симпатичным веселым мужчинам.

С.ДОРЕНКО: Ну и хорошо. Я тоже оптимист. И таковым буду пребывать еще пару месяцев, потому что скоро опять зима. Но я понимаю, что мы все равно следуем в фарватере глобального развития.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Может быть по космическим технологиям только. Но «не шмогла».  

С.ДОРЕНКО: Есть развитие, мне говорит Елена из Кунцева справедливо. Действительно Москва преображается. Действительно, все, что делает Собянин, с огромным удивлением говорим, что это клево, это все правда. Но и 30 тысяч лет назад здесь бродили мамонты, а уже не бродят, что-то меняется, это правда. Но мы в фарватере.

А.ОНОШКО: Но ваша риторика пораженческая. Ведь если мы, например, можем объяснить успех Китая, списать, что у них там было народа много, поэтому у них такой ресурс. А ведь если мы возьмем мою любимую Южную Корею, там не 500 тысяч лет, там 50 лет назад ничего не было! Ну, 60. В пятидесятые годы, вот эта война, там была сельскохозяйственная страна, которая никому не была интересна.

С.ДОРЕНКО: Забудь сразу. Твоя Южная Корея забита американскими военными базами. Она, в сущности, с точки зрения других, оккупирована Америкой.

А.ОНОШКО: Да.

С.ДОРЕНКО: Америка смотрит над ними и стоит с палкой над головой. Америка. Эта страна принадлежит Америке.

А.ОНОШКО: Да. Хорошо.

С.ДОРЕНКО: Хорошо, не хорошо, не знаю.

А.ОНОШКО: Я поняла, как штат Америки, дополнительный со специфическим населением, да?

С.ДОРЕНКО: Это как бы штат Америки, который не может не развиваться в связи с тем, что этот штат Америки. Он развивается. Разные есть аффилированные территории у Америки — есть, например, Пуэрто-Рико и есть Южная Корея, которая также в известном смысле аффилированная территория. Южная Корея развивается быстрее, чем Пуэрто-Рико, потому что они трудолюбивые и прочее. А эти танцуют зато хорошо, и они хотят трогать твои самые сокровенные места, вот в этой песне последней. Помнишь?

А.ОНОШКО: Ой, у меня сын очень любит.

С.ДОРЕНКО: Desposito.

А.ОНОШКО: Все время просит ему включить.

С.ДОРЕНКО: Крайний эротизм этих слов тебя не смущает?

А.ОНОШКО: Поскольку я не знаю.

С.ДОРЕНКО: Я переведу тебе. Сыну не переводи, договорились? Я тебе сейчас найду эту песню и переведу тебе, чтобы ты знала.

Южная Корея плохой пример, потому что это аффилированная американская территория. Американская территория под военными американскими базами, совершенно другая фигня. Она была инкорпорирована как бы в американскую экономику тоже, и они, конечно, строят танкеры, Daewoo и так далее, вот эти концерны. Совершенно другая история. Мы-то не аффилированны в американскую экономику, мы защищаем суверенитет.

А.ОНОШКО: Пора? Представляете, такая программа — включение в американскую экономику! Это было бы интересно.

С.ДОРЕНКО: Я тебе переведу Desposito один раз и навсегда, чтобы ты знала, что это непристойная песня. Я буду останавливать по ходу. Детям не давайте ее слушать ни в коем случае. Зачем?

А.ОНОШКО: А то они выучат испанский или что?

С.ДОРЕНКО: Они могут выучить. Это Луис Фонси.

А.ОНОШКО: Долго запрягают они.

С.ДОРЕНКО: Они томятся.

ЛУИС ФОНСИ ПЕСНЯ DESPOSITO

С.ДОРЕНКО: «Знаешь, я уже некоторое время смотрю на тебя. Намерен танцевать сегодня с тобой. Я обратил внимание, что твой взгляд уже зовет меня и показывает мне дорожку, по которой я пойду. Ты, ты магнит, а я металл. Я приближаюсь и сооружаю план (план захвата), компенсировать то, что у меня увеличивается пульс». Зачем компенсировать? Неважно. У него увеличивается пульс. «Ты мне нравишься уже больше, чем нормально. Больше, чем обычно мне нравится. Все мои чувства просят еще больше».

А.ОНОШКО: Это Пуэрто-Рико, да?

С.ДОРЕНКО: Это Пуэрто-Рико, два «р» в начале. Он говорит, главное не торопиться в этих делах.

А.ОНОШКО: Что такое Desposito?

С.ДОРЕНКО: «Тихонечко». «Я хочу дышать твоей кожей тихонечко. Я буду говорить тебе кое-какие вещи прямо на ушко. Чтобы ты помнила, что ты со мной».

А.ОНОШКО: По-ти-хоньку. Потихоньку, потихоньку, потихоньку.

С.ДОРЕНКО: Слушай дальше. «Я покрою тебя поцелуями постепенно, тихонечко. Я пройду по всем станем твоего лабиринта. Я прочту твое тело как манускрипт. Поднимайся, поднимайся, поднимайся!» Кому он говорит, мы не знаем. «Хочу танцевать. И быть твоим ритмом, дать тебе ритм». Мы начинаем подозревать недоброе. Что там? Он говорит: «Что-то такое губами, я хочу, чтобы ты показала моему рту свои самые любимые места». «Покажи моему рту самые любимые места. Дай мне пройти сквозь твои зоны опасные. Я хочу пройти их так, чтобы спровоцировать твои крики. Я хочу сделать это так, чтобы ты забыла, как тебя зовут. А если я попрошу тебя поцелуй, дай мне поцелуй. Твое сердце делает со мной вот так, бам-бам». Много про рот, он ртом что-то делает. Но мы не можем догадаться. «Я хочу медленно-медленно пройти это путешествие». Он путешествует по ее телу. Pasito a pasito — это шаг за шагом. Шажочек за шажочком, pasito a pasito. Нежно-пренежно. «Шажочек за шажочком, нежненько, нежненько. Мы склеимся вместе» и так далее. А?

А.ОНОШКО: Давайте куплет дослушаем. Хочется потанцевать.

С.ДОРЕНКО: Я весь пунцовый от этих слов, а ты даешь сыну слушать. Как ты могла? «Шажочек за шажочком. Нежненько-нежненько. Мы должны улететь. Хочу дышать твоей шеей». Это повтор. Настенька, дальше все повторяется.

А.ОНОШКО: Я знаю.

С.ДОРЕНКО: Все время он хочет пройти по ее лабиринту и найти такие места, от которых она забудет, как ее зовут, вот такие вещи. И все это ртом. Но чего-то он тоже кричит: sube, sube, sube, поднимайся. Кому кричит «поднимайся», мы не знаем. Но может быть, что… Ты знаешь это? Когда ты спрашиваешь латиноамериканцев, что им больше всего нравится в сексе, они говорят всегда…

А.ОНОШКО: А что это?

С.ДОРЕНКО: Латино нравится идти вниз.

А.ОНОШКО: Ой. Не знаю, не знаю.

С.ДОРЕНКО: Но так они говорят. Мы не знаем, что это значит.

А.ОНОШКО: Поэтому у них так плохо дела идут в экономике.

С.ДОРЕНКО: Да?

А.ОНОШКО: Сразу понятно, чем они заняты.

С.ДОРЕНКО: Им нравится идти вниз. Что это значит? Черт его знает. Я их слушаю. Другой раз думаешь, язык понимаешь, а что это значит, не понимаю. А?

А.ОНОШКО: Бывает.

С.ДОРЕНКО: Не знаю. Мкртчян пришел, он тоже по-испански говорит и знает, что значит… Мы не знаем. Никто не знает. По нижнему регистру, говорит Мкртчян. Он в курсе регистров. Настя не в курсе. И Настя дает эти песни слушать ребенку.

А.ОНОШКО: Я сказала, что он просит поставить.

С.ДОРЕНКО: Запретить.

А.ОНОШКО: А что я даю слушать — нет.

С.ДОРЕНКО: Запретить! Пусть попадья Кузнецова скажет, чтобы запретили эти песни на территории Российской Федерации.

В ДВИЖЕНИИ

НОВОСТИ

С.ДОРЕНКО: 10 часов 5 минут. Вторник, 8 мая. Здравствуй, великий город! Здравствуйте, все! Это радио «Говорит Москва»! Говорит Москва! Анастасия Оношко — ведущая этой программы.

А.ОНОШКО: И Сергей Доренко. Доброе утро.

С.ДОРЕНКО: Открой, будь другом, хорошая девочка Настя, пожалуйста, kursorub.com, а то у меня телефон занят на другом деле.

А.ОНОШКО: Вы что хотели увидеть там?

С.ДОРЕНКО: 62,70 я хотел бы увидеть, господи!

А.ОНОШКО: Ждете, да? Хотите купить что ли?

С.ДОРЕНКО: Ничего не хочу. 62,98 по доллару. 75,07 по евро. 62,98, здесь же мы торчим всю неделю. И предыдущую, в конце. 75,56, видишь, нефть какая дорогая, прелестная. Мы говорили, 80 будет. Я говорил, будет 80. Если Израиль еще ударит по Сирии хорошенечко, с таким, с ракетным обстрелом, с бомбежками и все такое, и может быть Трамп выйдет из ядерной сделки по Ирану, и может быть Израиль ударит тогда еще и по Ирану, увидим мы и 90. Да и 100 увидим. Счастье вернется на наши лица. Улыбка вернется на наши лица. 1,1923 главная пара. Ну и хорошо, здесь мы тоже уже привыкли.

Настенька, надо что-то армейское исполнить, мне кажется. А?

А.ОНОШКО: Про 9 мая?

С.ДОРЕНКО: 9 мая. Мы же должны как-то отпраздновать. Завтра нас не будет. И будет все время в милитаристском угаре что-то такое. Но мы могли бы уже начать.

А.ОНОШКО: Это электрички едут за город с дачниками.

ПЕСНЯ

С.ДОРЕНКО: Обрати внимание, как марши хорошо ложатся, если бы это была рысь. На рыси иду, мать.

А.ОНОШКО: Вы мало чем от лошади отличаетесь.

С.ДОРЕНКО: А ты?

А.ОНОШКО: А у меня рассада взошла.

С.ДОРЕНКО: Выясним это чуть позже. Есть женщины-птицы, есть женщины-кошки, есть женщины-собаки, есть женщины-лошади — все женщины делятся на четыре разновидности. Ты птица, лошадь, собака или кошка?

А.ОНОШКО: Собака, конечно, даже думать нечего.

С.ДОРЕНКО: Правда?

А.ОНОШКО: Сейчас за ушком почешу.

С.ДОРЕНКО: А я, по-твоему, жеребчик?

А.ОНОШКО: Стуча локтем об пол.

ПЕСНЯ

С.ДОРЕНКО: Скажи, что хорошо. Тебе сделалось хорошо?

А.ОНОШКО: Нет.

С.ДОРЕНКО: Ты вибрировала в унисон? Вернемся к тому, что ты собака. Объясни, пожалуйста, как это ты выяснила? Есть женщины-птицы, женщины-кошки, женщины-собаки и женщины-лошади. Лошади в полной степени представляют все коневодство — есть лошади огромные такие, а есть такие худощавые, на нервах все такие, то есть лошадки очень разные. А ты собака?

А.ОНОШКО: Да. Морская свинка.

С.ДОРЕНКО: Ха-ха-ха-ха! Ты женщина – морская свинка?

А.ОНОШКО: Да. Я теперь увлечена морскими свинками поневоле.

С.ДОРЕНКО: Неожиданно. Это должно восполнить мое понимание, я теперь думаю, что женщины-грызуны тоже есть.

А.ОНОШКО: Бывают и суетливые такие, а есть наоборот — степенные.

С.ДОРЕНКО: Спасибо тебе большое. Послушаем еще что-нибудь. «Мы армия народа», есть еще такая песня. Надеюсь, там нет мата.

ПЕСНЯ

С.ДОРЕНКО: Тенорам как-то больше верится, согласись? Тенора — это расходный материал истории, они как раз идут в бой. Ими руководят баритоны.

ПЕСНЯ

С.ДОРЕНКО: Это тенора, ты думаешь? Отвратительно. Скорее бы они пошли в бой уже. Ты чувствуешь прилив милитаризма?

А.ОНОШКО: Нет. Отлив.

С.ДОРЕНКО: Ты не вибрируешь вместе с народом.

А.ОНОШКО: Нет.

С.ДОРЕНКО: Ты должна вибрировать вместе с народом. У тебя должен быть прилив милитаризма. Пожалуйста, испытай. «Со времен Бородина» имеется в виду битва при Бородине, как вы помните, которую мы проиграли. Это московская битва, в которой мы сдали Москву, может быть все забыли просто. Мы потерпели поражение и сдали столицу, одну из столиц. Как тебе это нравится? Объясни свой скепсис. Ты не мне не нравишься, ты у меня начинаешь вызывать подозрение. Думаю, не напустить ли на тебя казаков?

А.ОНОШКО: С нагайками?

С.ДОРЕНКО: Может быть с нагайками.

А.ОНОШКО: А я с битой против них.

С.ДОРЕНКО: Как-то ты не вибрируешь вместе с народом. А надо вибрировать в унисон со своим народом.

А.ОНОШКО: Жабрами?

С.ДОРЕНКО: Вибрировать сердцем. Сердца должны биться в унисон. Надо стараться. Ты попробуй развить это в себе. Я вижу, сейчас какая-то музыка будет.

А.ОНОШКО: Идет марш, а музыка неподходящая, грустная.

С.ДОРЕНКО: Грустная. Но это ошибка. Вот еще «В путь есть». Давай играть музыку. Не хочется говорить о правительстве. Какая нам разница, в сущности?

А.ОНОШКО: Мутко, не Мутко.

С.ДОРЕНКО: Мутко! Мутко! Слава тебе, господи! Мутко и слава богу! Это же хорошо. Хотите «Солдатскую доблесть»? Пожалуйста. Сейчас дядечка споет. Думаю, он тоже тенор, вид у него такой, как если бы он был тенором. Напоминаю, ими руководят баритоны.

ПЕСНЯ

А.ОНОШКО: В мультфильмах такое часто бывает, вытягивая ножки, идут какие-то эти.

С.ДОРЕНКО: В колготах пошли голубые, мне кажется, сейчас в колготах, в голубых причем. В голубых колготах, высоко поднимая, ноги должны идти гомосексуалисты. А на самом деле нет, это какой-то старинный марш оказывается. Нет, нет, так нельзя, это чересчур. Давай жахнем «Сталин дал приказ», «артиллеристы», это, наконец, прочистит всем мозги. «Артиллеристы, Сталин дал приказ», такая фигня. Товарищи, замрите, пожалуйста, я вас очень прошу.

ПЕСНЯ

С.ДОРЕНКО: Жена, подруга — это перечисление или жена-подруга через черточку? Она сказала: узнай, родная мать, узнай, жена подруга. Там запятая между «женой» и «подругой» или нет? Мать, завтра парад.

А.ОНОШКО: В вас что-то такое северянинское в голосе «завтра парад, дорогая».

С.ДОРЕНКО: А что?

А.ОНОШКО: Планируете ли вы?

С.ДОРЕНКО: Я иду.

А.ОНОШКО: Куда?

С.ДОРЕНКО: Переполненный восхищением. На парад, дорогая.

А.ОНОШКО: Маршировать?

С.ДОРЕНКО: Нет. Восхищаться, кричать.

А.ОНОШКО: Где вы будете?

С.ДОРЕНКО: Я буду на левой трибуне.

А.ОНОШКО: Вы что, на трибуну идете?

С.ДОРЕНКО: Конечно.

А.ОНОШКО: А как?

С.ДОРЕНКО: Пешком я пойду. Тебе сказать, как я пойду?

А.ОНОШКО: И вас пропустят?

С.ДОРЕНКО: Да. Я пойду на «Тургеневскую». С супругой. Я перееду с «Тургеневской» на «Китай-город». На «Китай-городе» я выйду и далее планирую по Никольской сквозь строй всевозможных людей, которые будут смотреть на меня и проверять непрерывно паспорт, я пойду по Никольской и выйду на Красную площадь и, наконец, я окажусь на левой трибуне, где-нибудь рядом с Никитой Сергеевичем Михалковым.

А.ОНОШКО: Он стремительно становится похож на своего отца.

С.ДОРЕНКО: Да.

А.ОНОШКО: Я должна констатировать, я фотографии вижу…

С.ДОРЕНКО: Я его вчера видел. Когда Путин зашел в какой бы то ни было собор рядом с Георгиевским залом, вот здесь, Большим Кремлевским дворцом, Путин зашел в собор, и в этот момент там у крыльца самые опытные царедворцы столпились в надежде поймать последний взгляд государя. Перед тем, как он сядет в машину. Напутственный я бы даже сказал. Казалось, надо поймать государя совсем уже у кареты. Последнего, кого он увидит, он запомнит. И что же ты думаешь, кто там толпился? Разрешите доложить?

А.ОНОШКО: Кто?

С.ДОРЕНКО: Михалков! И я! Мы двое царедворцев абсолютные. И в какой-то момент я смутил его тем, что я стал это комментировать. Я взял трубку телефона и вот это стал говорить, как будто я говорю кому-то по телефону. «Здесь Михалков — сказал я. — Вот он! Он ловит государя у крыльца!» Михалков насупился, буркнул и ушел. Я остался один. Я оказался более…

А.ОНОШКО: Ловким.

С.ДОРЕНКО: Я оказался более ловким царедворцем. Как тебе нравится?

А.ОНОШКО: Мне нравится.

С.ДОРЕНКО: Но Путин не посмотрел на меня, нет. Он смотрел вдаль, он прозревал горизонты. А я, какой-то маленький червь сбоку слева, зачем? Он не смотрел на меня, нет. Это было ужасно. Я хочу сказать, что завтра я опять встречусь с Никитой Михалковым. Я постоянно встречаюсь с Никитой Михалковым, который говорит мне ужасные гадости все время.

А.ОНОШКО: Да?

С.ДОРЕНКО: Да.

А.ОНОШКО: Первый начинает?

С.ДОРЕНКО: Последний раз он встретил меня и сказал: «Сергей, почему вы за глаза говорите обо мне какие-то мерзости?» Я ему сказал: «Никита Сергеевич, могу и в глаза повторить».

А.ОНОШКО: Боже мой!

С.ДОРЕНКО: Я с удовольствием, пожалуйста, нет проблем. Когда он сделается 81-летним стариком… Сколько ему лет? Я пожелаю ему здоровья. Как Лужкову. Мы встретимся, я, наконец, пожелаю ему здоровья.

А.ОНОШКО: На очередной инаугурации Путина?

С.ДОРЕНКО: На какой-нибудь инаугурации, может быть в тридцать шестом, я не знаю. Никита Михалков, мы обязательно с ним встретимся, я пожелаю… Михалкову. Что тут такого? Господи! Ты так тяжело…

А.ОНОШКО: Ему 72.

С.ДОРЕНКО: Значит через 9 лет я скажу ему, что я желаю ему здоровья. Через 9 лет. Как Лужкову вчера. Я вчера беседовал с Лужковым, я уже рассказывал.

Скажи, пожалуйста, что мы празднуем 9 мая? Я хотел бы сопоставить, подумать об этом и поговорить, если у вас есть охота. Потому что я вспоминаю свою бабулю… Я совсем мало знал бабушку, бабушку Лушу, Лукерью. Лукерья Петровна, бабушка Луша мы ее звали. А вторая бабушка Олена Димитровна, Елена Дмитриевна по-русски. И они обе считали, что война — это запредельное, на грани жизни и смерти испытание для всех, тяжелое испытание. Понимаешь, да?

А.ОНОШКО: Конечно.

С.ДОРЕНКО: Они, например, не хотели бы повторить. Олена Димитровна и Лукерья Петривна, вы хотите повторить Великую Отечественную? Они бы сказали: нет, ни в коем случае. Одна перебивалась, в Янгиюль ее увезли с маленькой дочкой, четырехлетней, это в Узбекистане, в эвакуацию. А уже убили ее мужа в Уманском котле. А вторая оказалась в зоне оккупации. Одна с пятью детьми. Детей 5, из которых двое погибли, умерли от болезней. То есть она сумела выжить с тремя. Она выжила сама и трех детей спасла, а двое умерли. Болели, всякие бывают с детьми неприятности. Вот если сказать: «Лукерья Петривна, вы хотите повторить? Повторить бы хорошо». Она бы сказала: «Больные на голову люди, честное слово». А Олена Димитровна сказала бы то же самое, она бы сказала: что-то такое с ними случилось, с головой.

Это страшнейшая вещь, которая могла только… на грани жизни и смерти, страшнейшая вещь. Не только повторить, а вспоминать страшно.

А.ОНОШКО: Я понимаю. Но, мне кажется, что не все.

С.ДОРЕНКО: Не все понимают.

А.ОНОШКО: Да. Это же такая связка произошла, подмена. Окончилось тяжелейшее испытание невероятной ценой в итоге, и оно по прошествии времени начало ассоциироваться просто со всем русским, с русским миром. А русские как бы преемники коммунистов на самом деле идеологически… То есть это вообще несколько прыжков совершенно не связанных, по большому счету, между собой, если вдуматься. Коммунисты, русские, русский мир, отказ от русского мира и плюс еще… Параллельно развивается история превращения в бал-маскарад, в фарс, когда детей начинают рядить и так далее, как бы такой Новый год второй с продукцией брендовой, соответственно, с георгиевской ленточкой. И расхождений несколько эстетических и смысловых. Потому что когда ты только начинаешь, например, морщить нос при виде георгиевской ленты как против переосмысления тех событий, тебя могут обвинить в том, что ты ведешь себя неприлично, что ты против русских, например.

Вчера нам в эфир звонили с Дашей и говорили, что за георгиевскую ленточку погибали в Одессе в Доме профсоюзов. То есть георгиевская ленточка, …вся эта связка пошла дальше смысловая. И тут становится по-настоящему опасно вообще на самом деле об этом говорить и рассуждать, потому что есть люди, которые по-своему понимают всю эту ситуацию. И поскольку они реальные участники реальных боевых действий бывают сейчас, до сих пор… Вот новая статистика…

С.ДОРЕНКО: Я расскажу, что я знаю. Я продолжу свою линию войны как страшного, невероятного запредельного несчастья. Несчастья на грани смерти и жизни и, конечно, за пределами человеческого достоинства, далеко за пределами человеческого достоинства. Это история про то, что баба Луша, Лукерья Петривна, моя бабушка Лукерья, она отца моего отдала деду с бабкой в деревне Троицкой. Деревня Троицкая — это Луганская область. Сейчас Троицкая под Украиной. А Кадиевка, потом куда они переехали, под ЛНР. Тогда была деревня Троицкая. Батя был в деревне Троицкой у своих бабушки с дедушкой. Там они кормились с огорода, картошечка, как-то так проживали. Там сколько-то детей было у бабы с дедкой, она разделила этих пятерых. И она потом мне рассказывала сама, Лукерья Петровна, как она раскатывала на работе… Она работала на хлебозаводе на каком-то, и она раскатывала тончайшее тесто, мукой его не посыпала, а сырое тесто приклеивала к животу под платье. На живот клеила лист теста, и она с ним уходила с работы, чтобы детей кормить. Еще раз, у нее было пятеро — двое умерли, а трое выжили. Трех она сумела выкормить в войну. Я ее спросил как-то: бабуль… Она, кстати, по-русски не говорила, но она по-русски понимала. То есть она отвечала по-украински. И я понимал. Я говорю: «Бабуль, а вот, что ты тесто приклеивала к животу и уносила, чтобы детишек кормить, это когда было, при Гитлере?» Она говорит: «И при Гитлере, и при Сталине». Как то было одинаково. То есть ей казалось… Потому что в 1947 голод опять был. В 1947-м был голод страшный. У них, там, на Украине. И поскольку это был страшный голос 47-го и 46-го, то ей было, в общем, все равно, как-то параллельно, что при Гитлере, что при Сталине. Она вынуждена была, чтобы дети не умерли… Но часть умерло, я напоминаю, из пяти двое умерли. Чтобы дети не умерли, все пятеро, она вынуждена была красть листы теста, на животе выносила. Потом сцарапывала и делала детям суп с галушками, из теста делала галушки. А ей как-то было почти все равно, при Гитлере или при Сталине. Она знала, что дети умирают, а там Гитлер или Сталин, какая, в общем, если разобраться, разница? Дети умирали, ее личные дети. Вот это ее воспоминания о войне, что она детей от смерти спасала постоянно. И только трех спасла из пяти. Я не знаю, у меня такое воспоминание от бабушки. А другая бабушка рассказывала, как она мою мать везла в паровозной топке. Не в паровозной, простите, в вагонной топке. Потому что ее выгнали… Ехали мужчины в эвакуацию, а она была женщина, одна, без мужа, у нее же муж погиб на войне. Ее выгнали в тамбур, она маму мою клала в вагонную печку, чтобы та там поспала немножко, стоя же не поспишь.

НОВОСТИ

С.ДОРЕНКО: Я вижу телефон, помеченный: Роман из Истры. Роман, перезвоните, пожалуйста. Я думаю, что вам есть, что добавить. Вы ведь звоните по какому-то важному делу, верно? Позвоните, пожалуйста. Знаешь, у меня есть «Марш советских танкистов». «Марш авиаторов». Мы не можем без «Марша авиаторов» пройти. Сначала можно Медведева, как он говорит…

А.ОНОШКО: Давайте.

С.ДОРЕНКО: Про новое правительство.

Д.МЕДВЕДЕВ: Работы на спортивном треке, предполагается, что могла бы координировать вице-премьер Ольга Юрьевна Голодец. А почему нет? Вы считаете, женщина к спорту не способна? Я думаю, это хорошо. Еще одна интересная идея, которая существует, и с учетом опыта, и с учетом персональных характеристик, и в то же время имею в виду то, что мы стараемся никогда не прогибаться под внешними обстоятельствами, есть предложение по назначению вице-премьером Виталия Леонтьевича Мутко, для того чтобы он занялся вопросами строительства, а также региональной политики.

С.ДОРЕНКО: Хохочут люди в зале. Медведев говорит, люди хохочут.

А.ОНОШКО: И Медведев сам улыбается. Вообще, честно говоря, я сейчас посмотрела, это предложение или это уже решение… Сегодня в прессе как решение это уже преподносилось.

С.ДОРЕНКО: Подожди, ну, как же.

А.ОНОШКО: Не то, что давайте подумаем все вместе.

С.ДОРЕНКО: Премьер-министр, сегодня в три его утвердят, и он как бы заявляет еще накануне о том, каков его план. И вот Мутко — это его вице-премьер, то есть заместитель Дмитрия Анатольевича. Секундочку. Роман, здравствуйте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте, Сергей. Здравствуйте, Анастасия. Мы еще о войне говорим?

С.ДОРЕНКО: Я уже перешел к Медведеву, но, тем не менее, я думаю, что у вас есть какое-то важное соображение.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: У меня отчим, он был намного старше матери, он прошел всю войну артиллеристом. Был ранен. Полуглухой был и хромал. Вот он никогда не смотрел фильмов о войне.

С.ДОРЕНКО: Конечно.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Сейчас, когда обсуждают, какие фильмы о войне нравились ветеранам, какие не нравились, он их вообще никогда не смотрел. Он никак не ажитировал, он просто или уходил, или переключал канал, то есть он избегал. И он никогда ничего не рассказывал о войне, то есть никогда ничего. Представить себе, что он говорил: вот сидим мы в окопе… Вообще, в принципе!

С.ДОРЕНКО: «Делай, как я!» — воскликнул комиссар. Нет, ничего такого?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Мне даже представить себе такое смешно. Единственное, что он иногда рассказывал, это какие-то вещи несуразные и смешные, как немцы сбросили с бомбардировщика пианино на парашюте, вот такого плана вещи, какие-то приколы. А вот ничего серьезного. Хотя человек прошел всю войну, был несколько раз ранен.

С.ДОРЕНКО: Объясните мне, нынешний пафос и воспаленное желание повторить, мы можем повторить.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Говорит только о том, что раны затянулись, и вместо боли и горечи, слез и крови пришла просто клоунада и глупость.

С.ДОРЕНКО: Клоунада, которая требует новой войны.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Да, вот есть люди, которые пока по морде не получат, они не понимают всю серьезность происходящего.

С.ДОРЕНКО: То есть, значит, раны затянулись, а ума не прибавилось?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Конечно! А когда раны затягиваются, откуда ума прибавится? Человек не понимает всю серьезность происходящего, пока не почувствует на своей шкуре.

С.ДОРЕНКО: Интересно. Спасибо. Я помню у людей, которые видели войну, 9 мая помню их тосты, они все были поминальные. То есть никакого праздника, а поминальные как бы, вспомним того, вспомним того. И очень грустные. Если вообще были, то есть они как бы старались избегать, но если... давайте поминальную рюмку, то есть помянем. То есть это был очень грустный праздник, со слезами на глазах, я бы сказал, ничего, кроме слез. То есть на самом деле не со слезами на глазах, а только со слезами. Это был праздник поминальный. Здравствуйте. Слушаю вас.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Доброе утро, Сергей. С праздником наступающим! Я хочу сказать про своего дядю. И про тех, кто хочет повторить. Они что хотят повторить, 2,5 млн пленных 1941 года? Они хотят повторить миллион погибших в Сталинграде? Они хотят что повторить, миллион человек Ржевско-Вяземской, Вяземской и Ржевско-Сычевской операции? Что они хотят повторить? Они помнят об этом? Или они помнят только о флаге над рейхстагом? Ведь это же такой вопрос, надо…

С.ДОРЕНКО: 120 или 130 тысяч, я сейчас не помню, Уманский котел и так далее.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Больше. Уманский котел — 640 тысяч, это второй после Вяземского.

С.ДОРЕНКО: Уманский, да?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Да, Уманский — это крупнейший.

С.ДОРЕНКО: 640 тысяч.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: 640 тысяч. И 1 млн 100 тысяч Вяземский котел.

С.ДОРЕНКО: В Уманском 640 тысяч. Я сейчас вспомнил, в Уманском 640 тысяч убитых, и 110 тысяч взятых в плен. Немцы взяли в плен 110 тысяч.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Я понял. Наоборот цифры, вы путаете взятых в плен и убитых.

С.ДОРЕНКО: Я все время всю свою жизнь, в детстве надеялся, что мой дед попал в плен и остался жив.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: У меня дядя. В марте 1943 года. Лейтенант. Под Ржевом пропал без вести. Это не рядовой, — лейтенант. Март 1943-го. Это не 1941-1942 год. Он пропал без вести. И я ничего про него не знаю. Мой родной дядя, брат моей мамы. Эти люди, которые что-то хотят повторить, они безумны, они просто безумны. И надо им это все объяснять, пусть это помнят. Помнят всё — и трагедию Крымского фронта, 200 тысяч на Керченском полуострове. У вас там памятники стоят в Керчи, там все это помнят, знают.

С.ДОРЕНКО: Там часть людей ушла в Аджимушкайские каменоломни.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Сколько там? 8 тысяч человек. Которых потом газом травили, они все там тоже легли.

С.ДОРЕНКО: Да, это правда.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: О чем речь?

С.ДОРЕНКО: Там были какие-то у нас вторые каменоломни, в которых человек 10 выжило. А там газом действительно всех убили.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Не газом. Уксусом. Газ выделялся углекислый. Не применение химического оружия. Это просто уксус лили — известняк, выделение, предельно просто. Что мы вспоминаем? А может быть кто-то хочет вспомнить 650 тысяч в блокаде погибших? Так, для простоты. Давайте это все не забывать. А те безвестные люди, кто лег на линии Сталина, на линии Молотова, о которых вообще никто не знает, которые стояли до конца в безнадежной ситуации? Как это? Где эти люди? Это хотим повторить?

С.ДОРЕНКО: Это страшно.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Минск отдали на пятый день. Что мы хотим повторять? Ведь без этого нет того, что было в 1945-м. Когда вы говорите о войне, я вам предлагаю, вы пропагандист-агитатор, поэтому вот этот момент всегда тоже для этих людей можем повторить на машинах…

С.ДОРЕНКО: Ну, да.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Почему-то на немецких. На наших не пишут вот эти плакаты.

С.ДОРЕНКО: А нашими машинами что вы можете назвать? Итальянские? Здравствуйте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Доброе утро. Михаил. Я постарше всех вас. 1965-й год, когда впервые… Праздник. Вот у меня в глазах этот день, солнечный такой день очень, 9 мая 1965 года. Первый раз был выходной. И вот что я видел в праздник? Готовились к нему. Костыли, слезы, ордена.

С.ДОРЕНКО: Да. И поминальные тосты.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Только слезы. Только тосты. Я был в квартирах, где фронтовики. Фронтовиков было море. Мой отец был еще молодой фронтовик, всю войну прошедший без царапины, но на передовой. И только тосты, в глазах смятение у всех, кто воевал, у всех. Никаких рассказов, я, немца в бок — ничего! Про окружение рассказывал, когда…

С.ДОРЕНКО: Им было страшно вспоминать, конечно, страшно.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Ужасающе по-другому было! Если как-то характеризовать высоко, это была патетическая трагедия. А сейчас это эстрадный флер. Я скажу, что Ржевскую операцию, правильно заметил звонивший, сколько лет о ней было ни слова! Потому что и Жуков, и Сталин, извините, обкакались, сбросив войска совершенно в другом направлении. 8 раз Ржев переходил. 1 млн 200, я вам могу просто доказать. Не 800, 1 млн 200 легло. Сегодня если вы поедете туда, Сычев, Ржев, вы увидите сегодня там все как есть. Ситуация тяжелейшая.

С.ДОРЕНКО: Ничего, кроме войны, не выставляет нашу бездарность в таком кричащем…

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Я шоке просто, потому что я помню эти костыли. Сплошные инвалиды! Крестный ход… Особенно меня возмущает, я помню этот крестный ход на периферии, в деревне, в Тверской области. Богатые были, раскулаченные, семья отца, я там бывал в пятидесятых… Я помню этот крестный ход — огромное количество людей. Хотя запрещали, кстати говоря. Я помню только сплошные костыли! Инвалиды, которых несут. Когда я сегодня вижу Maybach сплошные, и стоянку регулирует у церкви в крестный ход в белой сорочке гаишник, меня просто возмущает это все. Maybach, Mercedes. Та вчерашняя элита, которая была, она вся на этот крестный ход, стоят там ночами в своих Donna Karan. Это перерождение в чистом виде.

С.ДОРЕНКО: Я понимаю. Хорошо. Настя, нам нужно резко сменить тему. За двором весна. Мы не исправим идиотов.

А.ОНОШКО: Нет.

С.ДОРЕНКО: Идиоты останутся идиотами. Давайте никого не лечить. Давайте скажем следующее, что если ума нет, то мы обязательно сделаем глупость. Если ума нет, то мы ее обязательно сделаем. И не будем сейчас гадать, какую. Мы сделаем глупость, какая подвернется. Давайте чего-нибудь веселенькое.

А.ОНОШКО: Давайте.

С.ДОРЕНКО: Я предлагаю вернуться к прекрасному назначению Мутко. Просто хочу спросить наших слушателей, почему все ржут? Все ржут же там. И улыбается, как будто бы говорит что-то юмористическое Дмитрий Анатольевич Медведев, председатель правительства бывший и будущий, исполняющий обязанности и будущий наш премьер-министр. И всем смешно. Вот это можно мне объяснить каким-то образом? Послушайте внимательно.

Д.МЕДВЕДЕВ: С учетом опыта, и с учетом персональных характеристик, и в то же время имею в виду то, что мы стараемся никогда не прогибаться под внешними обстоятельствами, есть предложение по назначению вице-премьером Виталия Леонтьевича Мутко для того, чтобы он занялся вопросами строительства, а также региональной политики.

С.ДОРЕНКО: Все смеются. И смеется Медведев.

А.ОНОШКО: Ужасно. Или не ужасно? Или это все равно? Так и не смогла для себя, будучи маленьким человеком, чуть-чуть прикоснувшись с самого края к огромным корпорациям, министерство иностранных дел или Samsung…

С.ДОРЕНКО: Но все смеются.

А.ОНОШКО: Там, в самом низу ты не можешь прорваться сквозь поролон какой-то рутины, мало значимой. Ты не понимаешь на самом деле, когда и в какой момент ты можешь перейти, когда решения какие-то принимаются, ну, хотя бы своим участием. Это очень далеко. Но когда ты видишь сверху все это в новостях, в таких видео, ты видишь, что людей меняют… То есть одних и тех же людей переставляют вне зависимости от того, какой был результат, был ли скандал какой-то, именно производственный даже, или нет, все равно это не имеет, оказывается, значения. И тогда возникает вопрос, либо не имеет вообще значения…

С.ДОРЕНКО: Есть вещи, которые трудно понять. Виталий Леонтьевич Мутко, при рождении Виктор Мутко, родился 8 декабря 1958 года в станице Куринская, Апшеронский район  Краснодарского края. Российский государственный деятель. Как же все это шло? Он родился в Краснодарском крае. В юности прошел путь от секретаря ВЛКСМ Ленинградского речного училища до главы администрации Кировского района Санкт-Петербурга. То есть он из Кубани переехал в Петербург и дальше комсомольская начинается его карьера. Потом матрос-моторист. Затем член КПСС с 1980 года. Работал инструктором, заведующим отделом по социальным вопросам, секретаря райисполкома. Председатель исполкома Кировского районного Совета народных депутатов Ленинграда. Затем заочно окончил Институт инженеров водного транспорта. Избран депутатом. То есть он матрос, в сущности, речного судна и ВЛКСМ секретарь. Депутат Кировского райсовета. Председатель исполкома Кировского райсовета. Глава администрации Кировского района города.

В 1992 году приглашен в правительство Санкт-Петербурга на должность заместителя мэра города по социальным вопросам. А, то есть Собчак, то есть это команда Собчака, приглашает по социальным вопросам у вас там, в Питере, с 1992 года руководить. Он зам Собчака. Затем без отрыва от работы заочно заканчивает СПбГУ. Защищает диплом на тему «Должностные преступления на примере спортивных мероприятий». Затем в Совете Федерации что-то такое и так далее. То есть он зам Собчака, короче, вот и все.

Но надо сказать, что он оскандалившийся человек, МОК вынес ему пожизненный запрет на посещение Олимпийских игр навсегда. И он исключен из состава Оргкомитета чемпионата мира по футболу ровно потому, что он оскандалившийся человек. Он идет вице-премьером по строительству. В этом есть что-то, что мы не знаем, не понимаем. Все смеются над этим.

А.ОНОШКО: А мы нет.

С.ДОРЕНКО: Но мы тоже смеемся, но мы не понимаем… Мы как бы смеемся и озираемся по сторонам, чтобы понять, из-за чего смех. Мы из вежливости смеемся. Медведев смеется, и депутаты смеются. А мы из вежливости смеемся, не знаем точно по какому поводу, чего мы смеемся-то?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Сергей, нормальные люди никто не смеется.

С.ДОРЕНКО: Я смеюсь тоже. Я смеюсь из вежливости.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Во-первых, Олимпиада. Он кинул всех. По итогу все олимпийские объекты построены на деньги тех, кто их строил, и все они не введены в эксплуатацию. А некоторые люди так обанкротились, я забыл, кто вот эти трамплины строил, он даже уехал от долгов. Люди построили, все олигархи построили на свои деньги все олимпийские объекты. Им, естественно, не заплатили. Давайте Рогозин, у него там 200 человек рабочих на «Восточном» забастовали, он сразу туда поехал и деньги платить, и решать вопросы. Но у нас так не делается. Он вообще не на месте. Что такое? Рабочие забастовали, и он сразу поехал платить. А теряют… Стадион в Ленинграде, там все украли еще до начала строительства. Там 5 строительных компаний поменялось. Они не хотели строить без денег. Мутко все разрулил, все построил. Человек более чем на месте. Ему не надо в «май харт», хотя его роль, говорят, и в Олимпиаде, и в чемпионате мира очень велика, он и тусовал эти вопросы вместе с Жуковым и с Козаком. Он, конечно, это все тусовал, и его роль там тоже велика, мы получили и то, и другое. Поэтому давайте смотреть на Мутко по-другому. Да, оскандалился. Да, на него наехали. Но он сейчас в суды пойдет, я думаю.

С.ДОРЕНКО: То есть все клево? Подождите, у меня начинают плечи расправляться, все слава тебе, господи, все хорошо?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Нет, Мутко ровно на своем месте. А по строительству, конечно, будут все строить, а деньги платить им не будут, как раз его для этого и взяли.

С.ДОРЕНКО: А!

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Сейчас все будут строить… Конечно, не как мост, там 120% финансирования на мост было, нет. Все будут все строить у Мутко, а платить не будут, будет 100-процентное кидалово.

С.ДОРЕНКО: Глянь чего. Значит хорошо все. Настенька, расправляй плечи. У тебя должна появиться такая лихость гражданская во взоре. Здравствуйте. Слушаю вас.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Сергей, Анастасия, доброе утро. На самом деле очень печально, грустно, что на таком уровне… Кто-то вообще позволяет себе смеяться над премьером, да? Второе лицо государства, люди сидят, смеются, да?

С.ДОРЕНКО: Так он сам смеется.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Сергей Леонидович, мне кажется, когда генералы смеются, майоры с прапорщиками или кто присутствуют, они в ус могут чуть-чуть ухмыляться, а ржать не будут, правильно?

С.ДОРЕНКО: Правда.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: А по сути, это нам всем, обществу, бизнесу, я не знаю, один очень простой сигнал: ребята, вот есть Кремль, там в действительности решаются вопросы по-настоящему. Это реально на самом деле. А то, что здесь ребята, это, знаете как, почетные жители города, их нельзя никуда деть, вот давайте их назначим, пусть они тут сидят.

С.ДОРЕНКО: Ясно.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Это мое мнение.

С.ДОРЕНКО: Я понимаю. Товарищи, мы так и не поняли, почему смеялся премьер-министр, а также депутаты, которым он говорит, они хохочут в связи с назначением Мутко. Почему они смеются? Мы из вежливости подхихикиваем, ха-ха-ха, рядом, но мы не можем понять, из-за чего. Знаете, бывают глупые сельские родственники, которые приезжают, но из вежливости… Я тоже такой глупый сельский родственник, я из вежливости посмеиваюсь, но понять не могу, почему. Давай жахнем что-нибудь предпраздничное. Это уже к празднику.

ПЕСНЯ

С.ДОРЕНКО: А чей разум нам дал стальные руки? Но не наш, нет. Я смотрю на женщин, танцующих на Красной площади. Обрати внимание, Настенька, что они все крупненькие, они все такие, чапаритас, они коренастенькие все. Порода людей была совершенно другая, обрати внимание.

А.ОНОШКО: Селекционеры другие были просто.

С.ДОРЕНКО: Они плотненькие такие, такие мясомолочные. Красивые своей какой-то жизненной силой. Я думаю, кто они были по шкале Кинси? Не по шкале Кинси, извините меня, а кто они были по индексу Кетлера? Сколько было, 28, 29 где-то, к 30 приближалось, судя по всему. Они похожи на белорусок, белоруски сегодня такие. Скажи, что все сплошь белоруски. Такие, даже с животиками.

А.ОНОШКО: Так в детский садик захотелось вдруг, гороховый суп.

С.ДОРЕНКО: Мы встретимся с вами в четверг. Мы пойдем и проживем его, этот вторник, 8 мая.