С.ДОРЕНКО: 9 часов 6 минут. Вторник. 26 февраля. Здравствуй, великий город! Здравствуйте все! Это радио «Говорит Москва»! «Говорит Москва»! Анастасия Оношко.

А.ОНОШКО: И Сергей Доренко.

С.ДОРЕНКО: Анастасия Оношко кормила меня сегодня рассказом Григория Остера «Котлеты от жадности». Я вам прочитаю.

Маме одного мальчика купили новое платье, сережки, туфли на стройных каблуках. Мама надела, папа ахнул: «Пойдем по улице погуляем, пусть все видят, какая у меня красавица-жена». «Пошли!» - обрадовалась мама. Родители мальчика спустились во двор. Папины знакомые соседи увидели маму в новом платье, стали завидовать: «Ух ты! Круто! Неслабая жена! Где такую отхватил?». «Это вы еще не видели, - похвастался папа, - как она танцует, и не слышали, как поет. А попробовали бы ее котлеты, сразу бы загрустили от зависти». Мама улыбнулась. Папа хотел еще хвастаться женой, но мальчик, который все слышал, выглянул из открытого окна и сделал папе замечание: «Плохое дело – хвастовство, это плохая черта. Будешь хвастать, никто с тобой не станет дружить». «Не буду, - пообещал папа, - только по улице с мамой погуляю и все». «А можно, - попросил один знакомый, - мне чуть-чуть, одну минуточку, совсем немножко по двору с твоей женой пройтись, погулять? Если, конечно, она не возражает».

Мама пожала плечами, поглядела на папу. «Нет, нельзя! – хотел крикнуть папа, но увидел, что мальчик неодобрительно смотрит на него из окна, передумал. – Ладно, только недалеко, до того столба и обратно». Знакомый взял маму под руку, вежливо провел к столбу. Целую минуту папа терпел, потом не выдержал, побежал, догнал парочку, пошел рядом. «Нечестно, - заметил знакомый, бережно переводя маму через маленькую лужицу. – Так не договаривались. Мы уже втроем гуляем, это не считается». Папа вздохнул, отстал. Знакомый не спеша довел маму до столба и еще медленней повел обратно. «Иди быстрее!» – крикнул ему папа. «Быстрее нельзя, - возразил знакомый. – Не с работы торопимся, гуляем. Гуляют медленно». Нетерпеливо переступая с ноги на ногу, папа дождался, когда знакомый наконец-то довел маму до него. «Отдавай жену! – потребовал папа. – Минуточка давно кончилась».

А.ОНОШКО: Чисто детские такие разговоры.

С.ДОРЕНКО: «Нет, мы не отсюда гуляли, вот от той скамейки», - не отдал маму знакомый. Возле скамейки папа хотел взять маму под руку, но его отпихнул другой знакомый: «Куда без очереди?» «Какая очередь?!» – испугался папа. «С женой гулять!» Папа оглянулся, увидел знакомых, которые выстроились вдоль всей скамейки в длинный хвост. «Нет, - тихо сказал папа, - это же не ваша жена. Моя! Не хочу, чтобы вы все с ней гуляли». – «Да мы не все сразу, по одному». – «Все равно нет!» - «Не жадничай. Что, тебе жалко?» - «Да, - краснея, буркнул папа. – Жалко. Мы уходим домой». Мама взяла папу под руку. Папа шагал алый, как мак, а мама шла с очень серьезным лицом, изо всех сил старалась не засмеяться. «Жадина-говядина! - кричали вслед папе знакомые. – Жила, жмот!». «Ты поступил неправильно, - сказал дома мальчик, - пожадничал. Это некрасиво. Друзья не будут тебя уважать. Жадность – отвратительная черта характера, - сказал мальчик. – С ней надо бороться». «Мама – моя жена, - упрямо сказал папа, - не их». «Вот, - вздохнул мальчик, - «моя», «мое», «не ваше» - любимые слова жадины. Смотри, не сумеешь победить жадность, сам перестанешь себя уважать. Подумай об этом». И так далее. Это Григорий Остер, «Котлеты от жадности». Какого года этот прекрасный рассказ?

А.ОНОШКО: Лет пять-семь в «Макдональдсе» эту книжку давали как подарок вместо игрушки, я выбрала. Я не знаю, она вроде нигде больше не опубликована.

С.ДОРЕНКО: Это коммунистическое свингерство, товарищи. Ну ладно, хорошо. Это свингер-клуб, абсолютно порнорассказ, конечно.

А.ОНОШКО: А вы никогда детям не говорили не жадничать, Сергей?

С.ДОРЕНКО: Наоборот. Мне кажется, у детей очень важный период отделения себя от мира, от «мы» к «я». Это принципиально важный период, с моей точки зрения, когда человек осознает себя как «я», следующая его точка это «мое». Я есьм. То есть он отделяет себя от всех и от мамы, в том числе, и он говорит: я есть. И дальше следующая категория – «мое». Мое. Это очень правильное для взросления. Потому что, если ты не поймешь, что есть твое, ты-твое, то это приведет к кретинизму. Это очень опасно. Поэтому я наоборот, пестую.

А.ОНОШКО: Давно вы на детских площадках не гуляли.

С.ДОРЕНКО: Не забывай, дорогая, что мои дети – это дети украинца, я ведь украинец. Поэтому категория «мое» для меня принципиально важна.

Фотография, на которой сидит Березовский, Малашенко и Немцов, вот эта фотография, о которой некоторые люди писали в соцсетях, она сейчас передо мной. Спасибо, Александр. Наш слушатель Александр прислал мне ее. Надо сказать, что все трое мертвы, и надо сказать, что они, в общем, могли бы жить. Березовскому было бы 73, соответственно, Малашенко было 64, а Немцову было 59 бы. Пятьдесят девять.

А.ОНОШКО: То есть они преждевременно как-то…

С.ДОРЕНКО: Ну да. То есть они, как бы это сказать, они не одряхлели. Когда человек через дряхлость уходит, это как-то вызывает горечь, но и понимание. А когда человек не успевает одряхлеть, а просто, так сказать, птица влет, это не вызывает понимания, это вызывает какое-то огорчение невероятное и, в общем, страх – страх не только за них, но и за себя, с какого фига. Вот я просто вам говорю, Настя на прошлой неделе хоронила приятеля, ездила в Питер. 37 лет. Парень шел, посинел, присел и все, и умер. Прямо на пол. Да?

А.ОНОШКО: Ну да. Да. Еще этому предшествуют какие-то симптомы, а ты думаешь, ну сейчас я «Нурофен» приму, температура повышается, понос и все.

С.ДОРЕНКО: Что-то такое заболело… Вот у Насти. Я сейчас говорю не про возраст. Малашенко 64 года, я понимаю, и там, наверное, самоубийство. Но, в принципе, как-то много смертей, вокруг стало много смертей, говорит Настя. Много, слишком много. У нее на прошлой неделе просто приятель школьный шел, присел на пол, посинел и умер. Все. На прошлой неделе хоронили. Никакой долгой болезни, вообще ничего. Понимаете, как-то много смертей вокруг и как-то получается густовато. «Потому что бухают люди». Я не думаю. Я не думаю, что Малашенко бухал.

А.ОНОШКО: Да нет, там вообще другая ситуация. Для всех это, когда только что, еще вчера какие-то были обсуждения, люди делились, какой-то был план у человека, краткосрочные, среднесрочные действия, вдруг раз и все.

С.ДОРЕНКО: Не знаю. Здравствуйте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Доброе утро.

С.ДОРЕНКО: Вы знали Малашенко Игоря? Нет?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Нет. Вы как раз говорили про смерть.

С.ДОРЕНКО: Я хочу сказать, как-то густовато пошло.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Дело не в этом. У нас в стране нет такого нормального, хорошего института смерти. Мы не умеем умирать правильно. Несколько спикеров в нашей стране пытаются об этом сказать, я из того же числа. Нужно научиться нормально умирать. Нужно отделить морги от системы здравоохранения. Тогда жизнь явно будет лучше.

С.ДОРЕНКО: Понимаете, в чем дело, мы живем в культуре авраамической, ее ответвление христианство, а христианства ответвление – православие, православие ответвление – Русская православная церковь московского и так далее. Это какая-то тема, в которой прямо сказано, что жизнь нынешняя – есть испытание, приготовление к жизни вечной, а там, после смерти, жизнь, начинается настоящая жизнь. То есть здесь жизнь не настоящая, а после смерти – настоящая. Соответственно, никто в это не верит, насколько я понимаю по практике, потому что все ужасно огорчаются вместо того, чтобы радоваться. Вместо того, чтобы радоваться. Там же жизнь вечная, товарищи, чего вы огорчаетесь-то?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Горечь-то тогда? Какой смысл горевать?

С.ДОРЕНКО: Да никакой. Все правильно. Абсолютно верно. Все плачут. А чего вы плачете? Вы же христиане. Чего вы плачете, христиане? С какого фига вы плачете? Там же ваша настоящая жизнь. Это же была не настоящая. Эта-то так себе жизнь.

А.ОНОШКО: А если я материалист?

С.ДОРЕНКО: Ты материалист, можешь поплакать, но остальные-то здесь у нас почти все христиане, а христиане наоборот, радоваться должны. Радоваться. Перешли наконец-то, слава тебе, господи, в мир вешний, вышний, как там у них, высший, вешний. То есть это клево.

А.ОНОШКО: Но нужно честно себе сказать, что, конечно, ты плачешь, оплакивая себя.

С.ДОРЕНКО: Себя не надо.

А.ОНОШКО: Исключительно жалость к себе…

С.ДОРЕНКО: И тебя ждет рай.

А.ОНОШКО: Да нет, если ты материалист, ты тоже лишаешься как бы радости общения с этим человеком и, конечно, ты по этому поводу больше всего страдаешь. Но все равно хочется же, все равно очень грустно.

С.ДОРЕНКО: Значит так. Есть два аспекта, на которых я хотел бы остановиться. Я знал Игоря Малашенко, во-первых. Дай мне какой-то реквием пропеть и так далее. Я его знал. Он был из ЦК КПСС. Чем он, кстати говоря, гордился. Потому что элита тогда, так же как и в 20-е годы 20 века, выдающиеся люди, они служили, имели звания, какие-то георгиевские кресты еще при царе. Таким образом, Малашенко тоже гордился этим. И надо сказать, что у них было сообщество – Гусинский, человек, в общем, выдающейся энергии и чутья, друживший с Юрием Михайловичем Лужковым. Во многом, может быть, благодаря этому Юрий Михайлович помогал (Лужков) Гусинскому. Это первое. И Гусинский по образованию был, по-моему, театральным критиком. Они учились вместе с Сашей Минкиным. То есть Гусинский и Минкин, знаменитый Александр Минкин, они учились, по-моему, вместе в институте, они, если не одногруппники, то однокурсники или что-то в этом роде. Гусинский, к тому времени уже олигарх и медиа-олигарх уж точно. Он создал газету «Сегодня», потом создал НТВ и понеслась. Игорь Малашенко, который ключевая фигура абсолютно. Потому что у Гусинского, кроме НТВ… Хотя надо сказать, что Гусинский день и ночь создавал НТВ тоже. Гусинский не то, что давал указания и забывал на месяц, Гусинский жил этим проектом тоже. Гусинский, Малашенко, Олег Добродеев, который сейчас руководит ВГТРК, Женя Киселев, который сейчас в Киеве, Таня Миткова, которая… Я не знаю, насколько Миша Осокин принимал участие в конструировании. То есть он был больше ведущий или он принимал участие в конструировании. У меня не создалось впечатление, что Миша Осокин был как бы в штабе. Он был важной персоной в строящемся НТВ, но в штабе была, например, Таня Миткова - да, а Миша, я не могу сказать, что да. Не создалось впечатления. Игорь Малашенко был абсолютно как бы стержнем этой конторы. Энергией этой группы был Гусинский, а стержнем был Игорь Малашенко абсолютно. Я с ним контачил мало. Я работал на Первом канале. Но надо сказать, что он мало касался нас, не лез в наши дела. Надо сказать, что в это время, когда он занимался всем этим, я был… какой год, 1991-й, 1992-й, не помню. В 1991-м я ушел на «Вести». То есть мы как бы не совпали с Игорем. А вот когда он делал НТВ, мы с ним контачили часто. И мы часто контачили, я любил с ним спорить. И еще я любил над ним подтрунивать. Я сейчас в хорошем, никогда не было зла, никогда между нами не было зла. Никогда. Поэтому, когда я подтрунивал, это было веселое, какое-то товарищеское подтрунивание.

Дело в том, что Игорь был изумительно интеллигентен не только внутренне, но и внешне. Он был рафине-рафине. Он был ультрарафинированный интеллигент, в том числе по одежде, по манере поведения, по жестам, по выражению лица.

А.ОНОШКО: Вы писали, что всегда рубашки, всегда запонки.

С.ДОРЕНКО: У него были запонки. Это меня все бесило. Я понимаю, когда человек умен, я понимаю, когда человек интеллигентен. Но когда человек рафине именно в каждой детали одежды, это меня бесит, потому что я и тогда ходил в говноступах и в джинсах всюду и так далее. Я помню, что я подтрунивал над ним, именно над манерой его быть чрезвычайно утонченно-чистым. Он чрезвычайно утонченно-чистый такой весь. На дне рождения Березовского или что-то были, соответственно, из ЮКОСа, и Игорь Малашенко был. И вдруг входит… Вдруг я смотрю, что они построились. Они построились.

А.ОНОШКО: В шеренгу.

С.ДОРЕНКО: Да, в шеренгу, именно в шеренгу. Они построились и так, как-то скромно переминаясь, стоят. Я думаю, а чего случилось-то. И вдруг вижу со спины, в три четверти, Таня Дьяченко идет. Они построились перед ней как перед президентом. Потому что Таня Дьяченко реально решала все вопросы. Это 1997 год, наверное. Построились. И она идет от одного к другому, переходит как королева, и они что-то ей тю-тю-тю, тю-тю-тю. Я стал их дразнить из-за спины. Она поворачивается. Я говорю: простите, Тань, но это дико смешно, то, что происходит. Она: а чего смешно-то? Я говорю: они построились как перед королевой. Тогда как раз она подходила к Игорю. У Игоря видна была реакция. Я еще раз говорю, он был ультрарафинированный интеллигент. Поэтому он, конечно, не позволил себе… Он такой саркастичный, юморной, но при этом ультрарафинированный. Он не позволил себе ответить грубым выпадом на выпад, но он что-то такое сказал, сейчас не помню, тихим голосом, в общем, что я выпендриваюсь, типа того. Потом я приходил к нему в гости. Он сидел в «книжке» СЭВ в кабинете Сережи Зверева. Я сейчас не помню этаж. Вот Сережа Зверев где сидел в «книжке» СЭВ (кто был, помнит), а потом Игорь занял этот кабинет. Давай Сереже позвоним. Вдруг Сережа на связи, Зверев. Потому что он ему отдал кабинет, они из одной группы МОСТ. И он там поставил, несмотря на то, что кабинет был не такой уж и большой… У меня нет телефона Сережа Зверева. Ну хорошо. Несмотря на то, что кабинет был не очень большой, Игорь поставил там себе напольный гольф. И он играл в гольф.

А.ОНОШКО: Кто из нас играет в гольф?

С.ДОРЕНКО: Он играл в гольф, сняв пиджак. Он снимал пиджак…

А.ОНОШКО: Вешал на спинку кресла.

С.ДОРЕНКО: Да, абсолютно верно, и выходил в кабинет и тыкал этой клюшечкой немножечко, аккуратненько, тихонечко, в своей рубашке, которая полыхала 200 долларами, и запонками не меньшей стоимости, и он играл в гольф.

А.ОНОШКО: И парфюм, наверное, хороший.

С.ДОРЕНКО: Да, и хороший парфюм. Вообще, все, что было у Игоря, было ультрарафинированное. Ультрарафинированное.

А.ОНОШКО: Мне тоже захотелось в гольф сыграть. Надо купить. Сейчас пойду, на Aliexpress что-нибудь куплю.

С.ДОРЕНКО: Рядом с Игорем ты всегда чувствуешь, что ты грязный какой-то, весь грязный, грязно одет, да стоило бы и душ принять уже давно. Потому что Игорь был абсолютно чистым. Абсолютно чистым. И у меня это вызывало чувство протеста. Поэтому я, заходя в кабинет, забрасывал ногу, одну правда, две у меня не получалось, одну ногу забрасывал ему на журнальный столик такой стекляненький и начинал материться. Вы знаете, что я не ругаюсь. Я не ругаюсь и никогда не ругался.

А.ОНОШКО: Но для сцены, когда надо, вы можете, Сергей.

С.ДОРЕНКО: Для Игоря я начинал говорить: да это там пофиг.

А.ОНОШКО: А он что? Он не позволял себе, конечно.

С.ДОРЕНКО: А он наоборот, он поджимал губы, ему было дико неудобно. Нет, он тоже начинал бы, может быть, не знаю, но в моем присутствии не мог, потому что я давал такой образец грязи, человеческой, словесной, вербальной, невероятной, я вел себя как пьяная матросня. Как пьяная матросня. Специально, чтобы его шокировать. Мне казалось, что это забавно. Я не знаю, почему, но мне казалось, что это забавно. У нас был спор принципиальный, несколько раз мы к нему возвращались, относительно роли звезд и метода устройства телеканалов или радио, или СМИ, любого СМИ. Игорь исповедовал точку зрения еще тогда, что метод важнее звезд. Он говорит: ты думаешь, что все строится на звездах, но пойми, у нас на НТВ даже звезды – это работники метода, и они устанавливают методы, та же Таня Миткова, она тоже, она строит метод. Метод важнее, говорил Игорь, чем… Давай попробуем позвонить. Почему они все молчат? Миткова молчит. Все молчат. Никто не говорит об Игоре. Это же большая часть их жизни. Я не знаю, почему они молчат, мне очень это странно. Он говорил, что даже звезды, та же Таня Миткова, - это не звезда как бы в моем понимании тогдашнем, а это человек, устанавливающий метод, методообразующий человек. И надо сказать, что прошло каких-то жалких почти 30 лет, и я думаю, что Игорь был прав, а я – нет, я не был прав.

А.ОНОШКО: Вот так все-таки.

С.ДОРЕНКО: Вот, собственно говоря. И я должен сказать к тому, чтобы вы понимали, что жизнь во многом, конечно, парадоксальна, Игорь возглавлял процессы охоты на Немцова после «Связьинвеста». Когда «Связьинвест» обидели Гусинского, а Березовский присоединился, Гусинский стал мстить всеми своими ресурсами Чубайсу, который вчера, кстати, очень достойно выступил, очень достойно, с соболезнованием по поводу смерти Игоря. Претензии были к Чубайсу, который, как казалось тогда (я не пытаюсь выяснить, что на самом деле), отдал в пользу Потанина и сегодняшнего Прохорова, Михаила Прохорова, тогда был Потанин фронтмен «ОНЭКСИМа», отдал в пользу Потанина «Связьинвест», обидев Гусинского и его людей. И Гусинскому стал помогать Березовский. И тогда мы виделись с Игорем, в частности, по поводу «дела писателей», в частности, по поводу гонорара Чубайса за книги вот эти знаменитые, Чубайс, Кох, Мостовой, еще какие-то люди. Игорь возглавлял штаб по разгрому Чубайса. И тогда полез Боря Немцов в эту кашу защищать Чубайса по-товарищески. И я говорил Немцову: Боря, эти ножи летят не в тебя, зачем ты ловишь их грудью? Боря, Боря, эти ножи летят в Чубайса, зачем ты подставляешь свою грудь под чужие ножи? Это чужие ножи, Боря. Немцов.

А.ОНОШКО: Интересно, что каждый, кто не любит Чубайса среди наших слушателей, подумает, что на самом деле не не любит Чубайса, а он просто продукт работы людей типа

С.ДОРЕНКО: Малашенко, моей. Моей, Малашенко.

9 часов 36 минут. Программа «Подъем» на радио «Говорит Москва». С ведущей, блистательной ведущей Анастасией Оношко. Через полчаса у нас будет две Анастасии. Мы рождены, чтоб сказку сделать Рыбкой!

А.ОНОШКО: Вы сможете загадать желание наконец-то.

С.ДОРЕНКО: К нас едет вторая Настя. Анастасия Рыбка. Вашукевич. Ага.

Божена Рынска только что написала в Фейсбуке: «Я должна похоронить Игоря рядом с папой и самой лечь к нему. Мы были неразлучниками с ним, но боюсь ехать в Россию, на меня налетят стервятники, будет травля, как во время НТВ, когда Игорь не выдержал и уехал. Будут караулить у дома. Адрес мой слила некто Наталья Герден. Журналистам, я вас очень прошу, воздержитесь от искушения фотографировать меня у дома. Да, я старая, страшная, я виновата, я недолюбила, не долетела за ним. Надо было. А он так убедительно и радостно разговаривал с нотариусом гибралтарским, так жестко написал мне, чтобы я не думала прилетать. Не надо сейчас ловить меня у дома. Все тут, я пишу, больше ничего не могу сказать. Божена Рынска». Божена Рынска. Я с ней совсем мало был знаком, совсем мало. Наверное, вполглаза вижу ее.

Я хотел сказать про Игоря. Женщинам, вам, теткам, можно я сейчас обрушусь с сексистской критикой? Вам, теткам, легче вести животноводческую жизнь, легче жить в животноводстве. У вас есть все время какие-то смыслы, подсказанные вам физиологией, природой, живой природой. Ну подожди. Ты молодая женщина, ты выучила кучу языков, тыры-пыры, потом у тебя чего-то пошло в карьере, не пошло, начала рожать. Шлеп – один, два, три. Вот у Насти трое детей, она как бы обеспечена, все время есть, чем заняться. У одного насморк, у другого стул, «был сегодня, ты какал сегодня, да, нет, почему нет, надо подумать, может быть, кефиру». Еще что-то, еще что-то, еще что-то. Как только ты закончишь этот чудесный цикл, когда им станет лет по 15, у тебя начнутся новые тревоги. Им станет лет по 15, они перестанут требовать с тебя заботу как бы, но будут требовать деньги, но они будут нуждаться в заботе не меньше. Потом, когда ты их поставишь на крыло, ближе к тридцати, у тебя опять появятся животноводческие дела: кто-то родит, дочь, невестка, еще что-то, учить, кормить, чтоб не было мастита, как сделать так, что есть во время кормления ребенка, какой температуры трубочка.

А.ОНОШКО: Как я ненавижу, когда мне начинают это советовать.

С.ДОРЕНКО: Неважно! Они нужны, извини. Когда у нее будет 40 с маститом температура, она тебе сама позвонит. Дальше. Ребенка в школу, оставить, давайте, нет, нужно везти на кружки, да, но некому, хорошо, я поведу на кружки, дайте мне, можно на каникулы ко мне…

А.ОНОШКО: Если мне совсем нечем будет заниматься, то да, конечно.

С.ДОРЕНКО: Дорогая моя, я тебе просто говорю о том, что у тебя есть второй слой. Любая баба, извините, женщина, в хорошем смысле, вы можете стать космонавтками, я понимаю, вы можете, каждая из вас, тетеньки, сделаться космонавтками. Это понятно. Вы можете стать великими учебными, Кюри. Это я понимаю. Вы можете стать великими художниками, танцорами, миллиардершами, еще чего-то, что с вами бывает редко, но например. Но у вас всегда есть второй слой.

А.ОНОШКО: Но ведь и у мужчин он тоже есть. Почему вы говорите, что его нет?!

С.ДОРЕНКО: Нет второго слова.

А.ОНОШКО: Те же самые дети с теми же самыми внуками.

С.ДОРЕНКО: Нет, дорогая, нет окситоцинов.

А.ОНОШКО: Надо развивать его в себе, принимать таблеточку, и будет окситоцин, и привязанность, и интересы.

С.ДОРЕНКО: Ты знаешь, что окситоцин на женщин и мужчин действует по-разному?

А.ОНОШКО: Да. Эмпатия у женщин увеличивается при увеличении окситоцина.

С.ДОРЕНКО: Окситоцин. Мужики не эгоисты. Мне пишет одна из слушательниц: «Мужики эгоисты». Нет, это неправда. Просто мы гормональное устройство, мы – устройство, мы – биороботы с другими функциями. Если на тебя действует окситоцин, то у тебя выделяется молоко, ну например, и ты начинаешь любить детей, у тебя возникает связь с ребенком, то у мужчин, если у них выделяется окситоцин, а он тоже у них выделяется, например, во время секса и так далее, начинается странная функция. Мужчины начинают быть дружественны к группе своих в племени и враждебны к группе чужих. То есть мужчины хотят воевать с чужими, защищая своих, на окситоцине. Никаких детей при этом, детей они нафиг не видят, нет, не видят они детей. Они видят группу своих, то есть как бы племя. Мужчина на окситоцине хочет драться за племя с чужими, а женщина на окситоцине хочет ухаживать за детьми. Один и тот же гормон, дорогая. Это ровно разные действия, из чего следует, что мужчина – другое устройство. Другое устройство.

Слушай меня. Игорь Малашенко – человек, который управлял большими процессами, большими. Все, что он делал, он делал хорошо. Все, что делал Игорь, делал хорошо. Хорошо это или плохо? Критика какая-то, он высаживал Зюганова на выборах 1996 года и так далее. Я сейчас не говорю об этом. Я сейчас говорю, что все, что он делал, он делал хорошо, совершенно, и сам он был рафинированный, точный специалист. О’кей. Теперь слушай меня. Как бы из него вынули стержень…

А.ОНОШКО: То есть вот это занятие.

С.ДОРЕНКО: Да, управление большими процессами. Из него вынули стержень, ему стало тяжко. И так со всеми мужчинами происходит, в отличие от женщин, потому что женщины, в принципе, ближе к животным, в живой природе, в своем втором слое, природном слое. У вас есть природный слой. А мужчина труднее адаптируется. А чего ему делать? Ходить, за письку себя дергать? Что он должен делать?! Вот ему нечего делать. Что он должен делать? Ну что он должен делать?!

А.ОНОШКО: Вы же сами говорили, что какое-нибудь хобби типа строгания или любое занятие.

С.ДОРЕНКО: Сергей Рыбка, который у нас ведет «Хороший вопрос», он высказался в этом смысле гениально, что нужно что-то делать руками. Нужно что-то делать руками мужчине. Мужчине надо что-то делать руками. Ты можешь управлять государством, можешь управлять Вселенной, можешь управлять чем угодно, гигантскими процессами. Кроме этого, надо что-то делать руками. Не знаю, гончарное производство, столярка какая-то. У меня хороший был пример, очень хороший пример, у меня одногруппник из моего универа, это сын Юрия Афанасьева, Андрюша Афанасьев. Андрей Афанасьев, мой одногруппник. Я был у них в гостях, когда Юрий Афанасьев уже начинал потихонечку отходить от активного руководства историко-архивным институтом. Как он называется, историко-архивный?

А.ОНОШКО: РГГУ.

С.ДОРЕНКО: Да, РГГУ, да-да, историко-архивный. Юрий Афанасьев, основатель РГГУ и ректор, он начинал потихонечку отходить от активной деятельности. И сын заботливый, Андрей, он ему построил на Пироговке (у них небольшой совсем домик, совсем небольшой) довольно просторную мастерскую в подвале. Там подвал такой цокольный, там немножко есть света. Построил в подвале хорошую мастерскую, с хорошим столом столярным, с хорошими инструментами, и Юрий Афанасьев… Никто не знает. Это Сахаров, Рыжов, Афанасьев – это была меж какая-то парламентская, республиканская, межреспубликанская. Сахаров, Рыжов, Афанасьев, они были группой вот этой демократов в советском парламенте, еще при Горбачеве. Такие ветераны демократии. Юрий Афанасьев. Он занимался столяркой. Он мне сам показывал: вот это я сделал, вот это я сделал. У него столярные станки были, чего хочешь, фреза какая-то, еще что-то. Вот мужикам надо уметь что-то делать руками. Межрегиональная депутатская группа. Спасибо большое, Игорь Беспрозванный. Надо мужикам что-то уметь делать руками обязательно. Если ты делаешь руками, тебя вышвырнули из больших процессов, ты делаешь руками. Я специалист, например, работаю языком.

А.ОНОШКО: Да.

С.ДОРЕНКО: В хорошем смысле.

А.ОНОШКО: Да. И давайте выберем вам какое-нибудь занятие.

С.ДОРЕНКО: Почему? Я могу продолжать работать языком. Язык-то все равно у меня будет хороший, даже при импотенции… я, извини, про другое. Можно продолжать языком.

А.ОНОШКО: Тут есть опасность на самом деле. Ваша работа может, например, иметь все меньший спрос, и вас это будет расстраивать, вам больше не захочется. Вам нужно такую работу, такое дополнительное занятие, которое, неважно, вы просто его делаете и видите результат, делаете и видите результат. Это важно очень. Выбирайте прямо сейчас.

С.ДОРЕНКО: Я могу писать ревью порносайтов. Five the best Orgy.

А.ОНОШКО: А там все время разнообразие, Сергей, скажите, или там все время одно и то же.

С.ДОРЕНКО: Можно всегда делать вид, что там разнообразие. Можно делать вид.

А.ОНОШКО: А если будет все меньше и меньше читателей у вашего блога, то что? Вы же будете испытывать фрустрацию, наверное, по этому поводу.

С.ДОРЕНКО: Ну надо двигаться, все время надо двигаться с аудиторией. Надо все время двигаться. Надо идти за молодежью, за Дудем.

А.ОНОШКО: Да, сейчас к нам придут гости…

С.ДОРЕНКО: Сейчас к нам придет Настя Рыбка, может быть, и нужно по-дудевски, так сказать, спросить.

А.ОНОШКО: Сколько раз, когда…

С.ДОРЕНКО: Когда ты последний раз, последний раз когда… И все.

А.ОНОШКО: Я спрошу, сколько. Сразу все начинают уходить от ответа.

С.ДОРЕНКО: Я хотел сказать, что проблема мужчин, гигантская проблема мужчин, в отличие от женщин, что они не могут себя найти с выдернутым стержнем. В то время как у женщины есть всегда второй слой. Первый слой – это что она профессиональная, а второй – она вот эта вот родительница-самка. И когда ты из нее выдернешь профессиональность, например, она все равно будет родительницей-самкой. И в 60 она будет родительницей-самкой, такой, которая будет учить молодых самок, и в 80 она будет родительницей-самкой и так далее. Из нее можно выдернуть большой стержень. Из мужчины мы выдергиваем большой стержень, он умирает. Он умирает, все, нет его, до свидания.

А.ОНОШКО: Березовского нет, Малашенко нет, Немцова убили, все-таки он не собирался...

С.ДОРЕНКО: Немцова убили. У него был какой-то стержень. Он занимался спортом на самом деле. Мне говорил Борис Надеждин, что Немцов практически в тот день, в те выходные, предыдущие выходные, подтягивался 23 раза на перекладине. Он сам говорил Надеждину. 23 раза на перекладине. Извини. У меня никогда не было, ни в 15 лет, ни в 20, ни в 30, никогда не было периода в жизни, когда бы я мог подтянуть свое тельце 23 раза, никаким хватом. Ни внутренним, ни внешним - никаким. Вообще никогда. Мне кажется, что в самые блистательные тренированные годы я мог семь раз подтянуться, ну может быть. Ну нет, я думаю, может, я приврал. Беганский сидит у камеры. Махни ему рукой в камеру.

А.ОНОШКО: Кто такой Беганский?

С.ДОРЕНКО: Мы не платили Рыбке гонорар, я хочу вам со всей определенностью сказать, а также не брали денег с нее. То есть мы делаем это абсолютно free. Ни мы, ни она, no money, only love.

А.ОНОШКО: Да, конечно.

С.ДОРЕНКО: Нас объединяет только любовь. «Мы замутим мотоклуб, самый лучший, - говорит Андрей, - если вас выгонят». Ладно. Давайте. Погнали дальше. Я смотрю, люди звонят. Что делать мужчинам, которых выгнали с работы? Что делать мужчинам, которые потеряли свое место в жизни? Что делать, если у них нет, чего делать руками? 73-73-948. Ведь мужчина не может, как бы сказать, из него выдернули этот стержень как хребет, он просто рушится и умирает. Здравствуйте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Доброе утро. Леонид. Во-первых, можно жениться, чтобы прокормиться, как в песне Шнура, «жрать будет нечего – женюсь». Ну ладно, это шутка. А если серьезно, если тебя выгнали с работы, попробуй сам стать работодателем. Может быть, у тебя есть коммерческий талант.

С.ДОРЕНКО: Я знаю, что этот выход есть. Больше того, начиная с какого-то возраста тебя уже никуда не берут, если только не ты берешь людей. Но ведь работодателей ограниченное число, ты не можешь обязательно всегда успеть. Работодателей ограниченное число, их не столько, сколько рабочих. Здравствуйте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. Ну как генералы в Российской армии? Бежали в Крым, наверное, там женились, отставные военные.

С.ДОРЕНКО: Отставные военные женились в Крыму…

А.ОНОШКО: Но ведь это не всегда может спасти.

С.ДОРЕНКО: Он-то женился на Божене.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Рыбалка, наверное, еще что-то.

С.ДОРЕНКО: Не знаю. Он жил в Сотогранде. Вы знаете Сотогранде?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Вот примерно Крым, только зимой еще тепло.

С.ДОРЕНКО: Там теплее. В Сотогранде я как-то отваживался прыгнуть в бассейн в январе. Правда, он был холодный, гад такой, но в бассейне вода была, может быть, 18. То есть там днем может расканефолиться до 22 спокойно в январе. В Сотогранде хороший климат. Здравствуйте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Доброе утро.

С.ДОРЕНКО: Михаил, прошу вас. Что делать мужчине, которого выдернули из стержня, который управлял большими процессами?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Ну вас удивит то, что я скажу. Ваш экзистенциальный экскурс в области рефлексии мужчин не совсем точен. Великий Толстой дал нам самый непонятый женский образ в истории литературы Анна Каренина. Это апофеоз рефлексии. Уж если женщина в этом смысле начинает рефлексировать, если она отторгает от себя обыденные смыслы, которые вы уважаемой Оношко приписали, мне немножко здесь стыдно. Она все-таки человек, выходящий из ряда, общего ряда женщин. Так вот Толстой, непонятый образ совершенно. Все думали, что «Анна Каренина» - это роман об отторжении общественного вкуса, от отторжения ситуации общественным вкусом. Нет совсем. Он показал, что у женщины нет предела рефлексии, что ничего не может остановить ее состояние, когда она сама не знает, что она хочет. Мне кажется, Толстой от бессилия закончил это рельсами, потому что это страшно, когда женщина испытывает неудовлетворение от жизни.

С.ДОРЕНКО: Я, во-первых, вам благодарен. Во-вторых, вы абсолютно правы. Но тем не менее согласитесь, что у женщины второй слой есть, на который она может приземлиться.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Вы правы, но все очень индивидуально. Потому что все счастливые семьи счастливы одинаково, каждая несчастная судьба, она индивидуально.

С.ДОРЕНКО: Я понимаю. Анна не смогла приземлиться, а Оношко может приземлиться, я ей приписываю такое качество. Но у мужчины более тяжелая ситуация.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Малашенко, трагедия этого человека понятна. Он сам пошел на отторжение себя, своей внутренней рефлексии от всего общества. Он, конечно, был не удовлетворен… Я, кстати говоря, его совершенно не обвиняю в этом. Он был не удовлетворен состоянием культуры в России, поэтому он бросал вызов, но закончил…

С.ДОРЕНКО: Он довольно долго сидел на RTVI, насколько я понимаю, он руководил RTVI. RTVI тогда сидел на Манхэттене и так далее. Он был человеком чрезвычайно брезгливым, таким брезгливым. Мне кажется, это была защита…

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Да, я это имел в виду, Розанов в мирных условиях. Внутренне он очень был не удовлетворен жизнью, потому что всякий человек, столь рафинированный как он, он выстраивает внутри себя целый мир, и всегда реальный мир этому не соответствует. Но это и есть то, о чем Сартр писал, писал, писал, и никто ничего не читал. Это трагедия человека в обществе, где культура трансформировалась в цивилизацию, и цивилизация, видите, какая, она ни для Малашенко, ни для Насти, ни для меня.

С.ДОРЕНКО: Это правда. Спасибо вам огромное. Игорь был человеком чрезвычайно брезгливым. Чрезвычайно брезгливым. Эта брезгливость была связана… Это было, конечно, от ранимости. Он ранимый. Вот эта ранимость, для того, чтобы защититься от грязи общества, от несовершенства общества, поскольку он сам был невероятно утончен и интеллигентен, он воспринимал мир как боль, потому что мир не соответствовал его критериям. Он воспринимал его как боль. Мне кажется, он причинял себе боль соприкосновением с миром, который прикрывал иронией и сарказмом, но до конца не мог совладать. Понимаешь, да, о чем я говорю? Он как бы презирал мир, с одной стороны, брезговал, с другой стороны, иронизировал над миром, чтобы стерпеть. Чтобы стерпеть, иронизировал. Но в какой-то момент перестал иронизировать, и понесся депрессняк. В последние годы я его не видел. Но я понимаю его на RTVI. Он поехал на RTVI, он руководил RTVI на Манхэттене. Я отправился работать на RTVI в марте 2004 года, на Манхэттен. У меня все было готово, я как бы эмигрировал, в сущности, в марте 2004 года. И я в отчаянии убежал оттуда через две недели. Как бы это другой мир, он крошечный, там маленький мир. Он слишком маленький для меня. Мне тогда лучше работать грузчиком на автокаре, где-нибудь полеты возить в «Волмарте» в Нью-Джерси, чем быть на RTVI, лучше быть грузчиком. Это правда. Потому что тот крошечный, микроскопический мир, он какой-то удручающе-гнетущий, понимаешь.

А.ОНОШКО: Либо как осколок большого.

С.ДОРЕНКО: Да, да. Я бежал через две недели. Это был 2004 год. Я бежал через две недели и решил потешить себя здесь, в России, сделав что-нибудь на Украине. И я поехал сразу в Киев. Я поехал в Киев, и дальше вы знаете, чем дело кончилось, а именно – я достиг успеха. Я достиг успеха. То есть то, что я сделал, я сделал. В смысле, я не все сделал, естественно, народ Украины участвовал, еще кто-то. А если бы мне понравилось, я бы уехал на RTVI, я бы не делал то, что я делал в Киеве. Я бы не делал. Всякий раз вот так. В 1999 году я уехал в эмиграцию, потому что против меня были уголовные дела в конце марта, я уехал в эмиграцию в Америку. В 1999 году. Через две недели я сказал: черт с ними, я вернусь под арест. Я сделал 1999 год. В 2004 году я уехал в эмиграцию в Америку, через две недели я вернулся и сказал: черт с ним, я поеду чего-нибудь замутить на Украине. Ха-ха-ха!

А.ОНОШКО: Не хочется, значит, да.

С.ДОРЕНКО: Значит, если бы я остался в 1999-м или остался в 2004-м, я бы не замутил эту хрень. Ну ладно, все равно, ну очень смешно. «У него были судебные разбирательства с участием детей. Дочь предоставила суду переписку с отцом. Это могло ранить его очень сильно», - пишет нам один из слушателей. Когда дети вмешиваются в бракоразводные процессы, раздел имущества и так далее, это может ранить мужчину, конечно, тем более такого, как Игорь. Я еще раз говорю, Игорь был ультрарафинированный интеллигент, абсолютно болезненно воспринимавший, хоть и с юмором, но болезненно воспринимавший грязную действительность. «Божена, - пишет слушатель, - вместо того, чтобы успокоить его, скорее всего, хотела участвовать в войне». Она такая, воинственная. И Божена, поскольку она воинственная, она его готовила к войне, а скорее надо было его успокаивать, потому что он был человеком очень ранимым, это правда. Хорошо. Ладно. Игорь Малашенко. Еще одна страница, она закрыта. В живых-то кто остался?

А.ОНОШКО: Ну вы вот еще.

С.ДОРЕНКО: Я, да Путин. Поехали дальше.

 

Новости

 

С.ДОРЕНКО: 10 часов 6 минут. Вторник. 26 февраля. Здравствуй, великий город! Здравствуйте все! Это радио «Говорит Москва»! «Говорит Москва»! Анастасия Оношко, ведущая этой программы. С нами Настя Рыбка и Алекс Лесли. Здрасьте.

А.ЛЕСЛИ: Здравствуйте.

С.ДОРЕНКО: Вы привлекли к себе колоссальное внимание. Надо сказать, что… как это сказать, экстраординарные события, связанные с вами, вдруг какие-то олигархи, вдруг какие-то движения, вдруг… Давайте с начала, с вашего приключения таиландского. Я верну нас сюда, в эту студию, год назад, прямо перед вашим вылетом в Таиланд я звонил Алексу Лесли из эфира, и он говорит: ну все, мы собрались, ну все, мы полетели. Чуть ли не за день или день в день, может быть, если у вас был ночной рейс, может быть, день в день.

А.ЛЕСЛИ: Какого числа это было?

С.ДОРЕНКО: Я теперь не помню, но я помню, что вы мне говорите: либо завтра летим, либо сегодня летим. Вы летели в Таиланд, это было давно запланировано, фигня, или вы хотели, в общем, смыться из России.

А.ЛЕСЛИ: Это была очень веселая история. Мы позвонили одному человеку, который в свое время работал с разведкой, со спецслужбами, и он говорит: слушайте, ребята, вы понимаете, что вас ищут, вас скоро найдут. Я говорю: почему ты так считаешь? Он говорит: просто я знаю, что вас скоро найдут, поэтому, вы знаете, смойтесь куда-нибудь. Я говорю: а, собственно, мы можем в Дубае остаться. Он говорит: в Дубае нежелательно, лучше просто куда-нибудь полетите, потому что… Мы решили, чего мы будем долго придумывать, у нас тренинг в Таиланде, вряд ли кто-то нас на тренинге будет искать, и мы решили полететь. А потом, уже на тренинге, мы расслабились, и нас взяли.

С.ДОРЕНКО: Но взяли одетыми.

А.ЛЕСЛИ: Да.

С.ДОРЕНКО: То есть этот тренинг подразумевал эпизоды, когда вы не были бы одетыми?

А.ЛЕСЛИ: Нет.

С.ДОРЕНКО: То есть этот тренинг всегда одетыми.

А.ОНОШКО: Это очень целомудренный тренинг.

А.ЛЕСЛИ: Вообще тренинг по соблазнению, который у нас происходит обычно в зале, там все люди в одежде обычно. Бывают исключения, конечно. Но вот этот тренинг, мы понимали, что до нас хотят докопаться, кто-то хочет точно докопаться, будут придумывать причину, за что.

С.ДОРЕНКО: Вы думали, что это государство.

А.ЛЕСЛИ: Да весь мир.

С.ДОРЕНКО: Весь мир… Это государство или спецслужбы…

А.ЛЕСЛИ: Спецслужбы.

С.ДОРЕНКО: …олигарха.

А.ЛЕСЛИ: Да нет, это спецслужбы Трампа.

С.ДОРЕНКО: Я умоляю, начинается!

А.ЛЕСЛИ: Я серьезно говорю.

С.ДОРЕНКО: Да я умоляю! Начинается. Почему?

А.ЛЕСЛИ: Я не понимаю, почему, когда я об этом говорю, мне все говорят, «ты что, с ума сошел», это кажется невероятным.

С.ДОРЕНКО: Алекс, мне кажется, тоже.

А.ЛЕСЛИ: Когда Навальный кричит, «вот она свидетель вмешательства России в выборы в США, вот она знает, спросите у нее», честное слово, возникает желание спросить или ее убить.

С.ДОРЕНКО: Логично. То есть она повредила в этом смысле Трампу, потому что… Это о вас все, Насть.

А.ЛЕСЛИ: Просто она шутила об этом, она много шутила раньше. Она шутила о том, что она соблазнила олигархов, а потом выяснилось, что это правда; она шутила про компромат, и тоже выяснилось, что это правда.

С.ДОРЕНКО: Насть, ну скажите хоть слово, а то вы сидите тихонечко.

Н.РЫБКА: Не-не-не, я слушаю, мне интересно.

С.ДОРЕНКО: Я скажу, что делает Настя Рыбка. Она абсолютный подросток в смысле поведения. Она сидит в своем смартфоне. Причем это S Max, iPhone S Max, вот этот, последний. Да?

Н.РЫБКА: Наверное. Я не знаю.

С.ДОРЕНКО: Как, не знаю?! А кто знает?

Н.РЫБКА: Я его не покупала, мне подарили.

С.ДОРЕНКО: Как патриарх Владимир Михайлович, он про часы. Он говорит: я не знаю, сколько они стоят, потому что мне их подарили.

Н.РЫБКА: Ну да.

С.ДОРЕНКО: Как все-таки устроена жизнь забавно. Ну хорошо. Чисто подросток. Она сидит и постит в инсту, да, все?

Н.РЫБКА: Ну да.

С.ДОРЕНКО: Это стрим идет.

Н.РЫБКА: Да.

С.ДОРЕНКО: Классно. Слушай, скажи мне, пожалуйста, что значит, Трамп… Вы не пытаетесь, как бы сказать, стать остроактуальными, придумывая Трампа? Все просто: Олег обиделся, решил, так сказать… Нет?

Н.РЫБКА: Вы его немножко переоцениваете, влияние Олега на мир.

С.ДОРЕНКО: Да?

Н.РЫБКА: Он, конечно, классный чувак, властный и все такое, но не настолько.

С.ДОРЕНКО: Не настолько? Почему? У него же есть спецслужбы.

Н.РЫБКА: Ну, конечно, они у него есть.

С.ДОРЕНКО: Охрана, так сказать, они ветераны чего-то, они какие-то полковники, генералы. Правильно?

Н.РЫБКА: Если бы меня посадили в Краснодаре, у меня бы не было вопросов. Но просто это немного другая страна, другая юрисдикция.

С.ДОРЕНКО: А… То есть то, что именно посадили в Таиланде, попахивает другой юрисдикцией.

Н.РЫБКА: Ну просто влияние в Таиланде вообще ни разу не у русских, русские там никто.

А.ЛЕСЛИ: Именно как посадили. То есть просто посадить могли, взять, использовать какого-нибудь полицейского и посадить, подбросить там наркоты. А тут, как посадили? Нас арестовали под контролем шести генералов и контрразведки.

С.ДОРЕНКО: Обалдеть.

А.ЛЕСЛИ: Это у нас в протоколе ареста написано. Вот у нас есть протокол ареста, там написано: руководил нашим задержанием подполковник… это контрразведка тайская.

С.ДОРЕНКО: Обалдеть. На самом деле я думаю, что это может быть… Сейчас я пытаюсь угадать ответ в конце учебника. Это может быть почему? Потому что ведь американцы сидят там, начиная с вьетнамской войны, очень плотно. Паттайя была базой отдыха американских военных во время войны во Вьетнаме.

А.ЛЕСЛИ: Да, и там база ЦРУ, там тюрьмы ЦРУ есть.

Н.РЫБКА: База отдыха, вы правильно сказали. Именно базой отдыха она являлась.

А.ЛЕСЛИ: Перевалочным пунктом.

С.ДОРЕНКО: Перевалочным пунктом и базой отдыха. Почему там, собственно, так много разврата, в Паттайе? Это от американцев осталось. Хорошо. И поэтому вы считаете, что это американцы?

А.ЛЕСЛИ: Грубо говоря, Таиланд считается пятидесятым штатом и это проамериканская территория, это не секрет. Поэтому, когда такие аресты происходят с такими людьми, то есть когда именно такие люди вовлечены, когда генералы и разведывательные какие-то организации вовлечены в арест, ну понятно, Россия не может так брать и использовать контрразведку Таиланда в своих целях. Пока что не может.

С.ДОРЕНКО: Нет, не может.

А.ЛЕСЛИ: Не может. А Америка может.

С.ДОРЕНКО: А деньги? Если закатить по сотке тысяч баксов на рыло, шесть генералов – 600 тысяч долларов.

А.ЛЕСЛИ: Я не думаю, что Олег Владимирович настолько… настолько был…

С.ДОРЕНКО: Мстительный?

А.ЛЕСЛИ: Заинтересован, чтобы столько заплатить, сколько заплатили этим ребятам американцы, скорее всего.

С.ДОРЕНКО: Я понимаю. Я вернусь еще к… Есть мужчины, которые щедры, когда мстят. А они мстят, когда любят. Может быть, эти худенькие плечики… Эти худенькие плечики, они того… Это может быть. Это может быть или нет?

А.ЛЕСЛИ: Может быть. Может быть. Все может быть.

С.ДОРЕНКО: Хорошо. Вопрос. Сразу через сутки, нет, через неделю после того, как вас посадили, может быть, через 10 дней, в Таиланд полетел самолет Вексельберга. Нет, мы не знаем, летал ли туда Вексельберг. Мы знаем, что его личный борт пошел в Таиланд.

А.ЛЕСЛИ: Кто только туда не летал, про Патрушева говорили, теперь Вексельберг.

С.ДОРЕНКО: Вексельберг – точно. Я потом виделся с ним на фотовыставке на острове, у «Красного Октября», и я его спросил, он не ответил. Я сказал, что: вы были в Таиланде, и занимались ли вы Алексом и Настей? И он как-то развернулся и пошел, ну как-то избежал вопроса. Я теперь спрошу вас: Вексельберг не приезжал выручать вас?

А.ЛЕСЛИ: А какого числа примерно?

С.ДОРЕНКО: Ну… через 10 дней после того, как вы сели в тюрьму.

А.ЛЕСЛИ: Нас просто многие… к нам многие люди приходили туда, в иммиграционную тюрьму, и они говорили, что «мы вам поможем, мы вам поможем». Они каждый раз, когда приходили и говорили, что «мы вам поможем», мы дольше сидели. И я не знаю, кто там конкретно помог, но наверняка кто-то мог помочь. Вообще, может быть все, что угодно.

С.ДОРЕНКО: Но вам это неизвестно? То есть вам не говорили, что вот Вексельберг за вас впрягся.

А.ЛЕСЛИ: Нет. Вокруг нас были в основном люди с американскими паспортами.

С.ДОРЕНКО: С паспортами.

А.ЛЕСЛИ: Да.

С.ДОРЕНКО: Имеется в виду те, кто говорил, что поможем, или которые сидели в кутузке?

А.ЛЕСЛИ: Которые говорили, что поможем.

С.ДОРЕНКО: Ребята, пишите, но только без страшных высказываний, опишите как-то медицински корректно, что это за обстоятельства сидения. Как сиделось?

Н.РЫБКА: «Жопа» можно говорить?

С.ДОРЕНКО: «Жопа» - можно, а матом – нельзя.

Н.РЫБКА: Ну вот, вот это – жопа.

С.ДОРЕНКО: Жопа в хорошем смысле или в плохом?

Н.РЫБКА: Нет, в плохом.

С.ДОРЕНКО: Ну хорошо, ну дай распорядок… Ничего, что я с вами на «ты»?

Н.РЫБКА: Вам можно уже.

С.ДОРЕНКО: Спасибо.

Н.РЫБКА: После того, что между нами было.

С.ДОРЕНКО: Ха-ха-ха! Мать, спасибо.

Н.РЫБКА: Ну с матерью не стоит, а все остальное можно.

С.ДОРЕНКО: Хорошо. Скажи мне день, распорядок. С утра, вот 6 утра или 5 утра, или во сколько?

Н.РЫБКА: В 5.30.

С.ДОРЕНКО: 5.30.

Н.РЫБКА: Да.

С.ДОРЕНКО: Подъем! Эта передача называется «Подъем». Рота, подъем! Или как там у них?

Н.РЫБКА: Все потихонечку начинают вставать, шуршать, одеяла складывать.

С.ДОРЕНКО: А соседи кто, женщины тайские?

Н.РЫБКА: Женщины. К сожалению, не мужчины, женщины.

С.ДОРЕНКО: Почему, к сожалению? Ты думаешь, ты бы стала королевой как Анжелика какая-нибудь?

Н.РЫБКА: Я думаю, что если бы я сидела в тюрьме с мужчинами, у меня бы все было гораздо проще, интереснее и эмоционально спокойнее.

С.ДОРЕНКО: Установила бы отношения.

Н.РЫБКА: Конечно.

С.ДОРЕНКО: Скажи мне, пожалуйста. Женщины, они начинают шуршать, вставать, готовятся, выстраиваются в очередь в туалет, еще что-то, зубы чистить.

Н.РЫБКА: Да-да-да, просыпаешься под чудесные звуки, как кто-нибудь срет в углу.

С.ДОРЕНКО: Почему звуки? Они же не овцы.

А.ОНОШКО: А там прямо параша стоит, прямо в помещении?

Н.РЫБКА: Я не знаю, что такое параша. Там огороженный туалет, он огорожен, где-то на метр, наверное, бортики такие. То есть вы не все видите, но вы слышите всю акустику. Ну, в углу, короче, в углу комнаты. И в комнате 60 человек, им всем обязательно нужно с утра сходить по большому, и как бы все запахи и звуки наполняют ваше утро.

С.ДОРЕНКО: Но есть же какие-то форточки, какие-то форточки.

Н.РЫБКА: Форточки там есть, но когда стокилограммовая баба срет, это не помогает.

С.ДОРЕНКО: Ага.

А.ОНОШКО: А там туалетную бумагу выдавали или у вас своя должна была быть?

Н.РЫБКА: Тайцы вообще моют попу водичкой, ручкой, потом они споласкивают руки.

А.ЛЕСЛИ: Туалетная бумага запрещена жестко, потому что засоряется канализация. И вообще, если найдут туалетную бумагу, это все, хана.

С.ДОРЕНКО: Хорошо. Потом завтрак, или они начинают курить что-нибудь специфическое?

Н.РЫБКА: Нет, в тюрьме не курят. То есть там…

С.ДОРЕНКО: Здоровый образ жизни.

Н.РЫБКА: Ну да, там запрещены сигареты.

С.ДОРЕНКО: Значит, завтрак. Что же завтрак? Рис? С кузнечиками.

Н.РЫБКА: Они там чего-то едят, свою местную какую-то еду, но мы это не могли есть.

А.ЛЕСЛИ: Рис. Все время рис. Утром, вечером, в обед – всегда рис.

С.ДОРЕНКО: Рис. Но он с чем-то снабжен или это просто соусы какие-то?

А.ЛЕСЛИ: Там капуста-рис, капуста с…

Н.РЫБКА: С рыбьими костями.

А.ЛЕСЛИ: Перемолотыми.

С.ДОРЕНКО: Это реально здоровая жрачка.

Н.РЫБКА: Это не здоровая жрачка. Вот, короче, как пахнет из помойки, знаете? Проходишь мимо этих чанов, вот тот же запах.

А.ЛЕСЛИ: Запах плохой, да.

С.ДОРЕНКО: Плохой. Может быть, капуста чуть-чуть подгуляла.

А.ЛЕСЛИ: Там иногда черви.

Н.РЫБКА: Но у них есть такие чудеса поварского искусства, например, суп из огурцов. То есть там просто огурцы, которые сварили, там больше нет ничего.

С.ДОРЕНКО: Я вас хочу, дорогая моя, предупредить, что с нами петербурженка, это Настя Оношко. А у них жарят огурцы в Петербурге. Это дикие люди.

А.ОНОШКО: Неправда. Мы жарим корюшку, а не огурцы.

С.ДОРЕНКО: Как вас земля носит?! Вы жарите огурцы в Питере, я знаю! Они жарят огурцы, клянусь. Они дикие люди.

А.ОНОШКО: Нет, мы большие деньги платим здесь в китайских ресторанах за суп из огурцов натуральный. Я когда прихожу, я выбираю…

Н.РЫБКА: Это не тот суп, за который вы платите, поверьте.

А.ОНОШКО: Возможно, да.

Н.РЫБКА: Это разные супы.

А.ОНОШКО: А что же вы ели? Вам разрешалось как-то заказывать еду себе или что?

Н.РЫБКА: Да. В каждой тюрьме есть возможность за деньги, положить деньги себе на счет на личный.

С.ДОРЕНКО: Это, наверное, небольшие деньги.

А.ЛЕСЛИ: Там ограниченное очень меню. Там просто очень ограниченное.

А.ОНОШКО: А европейцы были еще, кроме вас, рядом содержались с вами?

А.ЛЕСЛИ: Сколько у вас было в камере человек, Насть, европейцев?

Н.РЫБКА: У нас русских было четыре человека, ну периодически Европа залетала, но на короткий срок.

С.ДОРЕНКО: Вы создавали какую-то группировку, чтобы стоять друг за дружку, или…

Н.РЫБКА: У нас да, все фаранги, получается.

С.ДОРЕНКО: Фаранги за себя. Фаранги – это иностранцы.

А.ЛЕСЛИ: Женская тюрьма – очень жесткая тюрьма. Очень жесткая. Не такая, как мужская, потому что у них были драки постоянно, конфликты. Последний конфликт был в январе. Мы общались с замначальника тюрьмы. Настю вызвали, меня неожиданно вызвали, смотрю, сидит Настя, сидит Манун, замначальника, очень хороший парень, вот, он говорит: ребята, все будет хорошо, только, пожалуйста, не сообщайте консульство, я все разрулю. Я говорю: что случилось? Настя сидит и рассказывает: со мной подралась командорша. То есть просто практически отметелила ее.

С.ДОРЕНКО: Команда, это сколько человек.

А.ЛЕСЛИ: Командорша – это…

С.ДОРЕНКО: Которая держала камеру как бы.

А.ЛЕСЛИ: Не-не, это…

Н.РЫБКА: Это офицер.

А.ЛЕСЛИ: Это офицер.

Н.РЫБКА: Там работают садисты долбанные просто, которые… ну они тащатся…

А.ЛЕСЛИ: Она съехала с катушек… Просто у них был конфликт, они пришли просто попросить ее о помощи. Настя села на пол, сидела там час где-то, ждала, когда ее примут. Эта командорша подошла, дала ей по ноге, сказала: у тебя злой взгляд. Настя пошла… История была такая, что она решила нажаловаться на нее. И командорша подослала какую-то тайку, которая не говорит вообще на английском, и эта тайка пыталась устроить конфликт и подраться. После этого девчонки Настю просто как бы изолировали и побежали жаловаться.

Н.РЫБКА: Мои оттащили ее, получается. Я написала рапорт главному командору, говорю: как у человека мог случиться со мной конфликт, если мы разговариваем на разных языках, она не разговаривает по-английски, я не разговариваю по-тайски.

С.ДОРЕНКО: Может быть. Можно надавать пощечин - и будет конфликт без всякого языка. Может быть.

Н.РЫБКА: Фишка в том, что командорша подослала девочку якобы меня побить. Но у меня там тоже сильное комьюнити было, поэтому там как бы…

А.ЛЕСЛИ: Ну и там такая ситуация, что замначальника тюрьмы, он понимает, что женщины crazy, он говорит: женщины – сумасшедшие.

Н.РЫБКА: У всех ПМС, все годами сидят.

А.ЛЕСЛИ: Он лично пошел за нее впрягаться.

С.ДОРЕНКО: А дерутся больше на ПМС или на овуляции? Когда больше дерутся? На овуляции же тоже хочется надавать кому-нибудь. Нет?

Н.РЫБКА: Вообще там это постоянная тема. Там вот эта энергетика, одна начинает с утра психовать, это идет сразу валом по всей тюрьме, все психованные. То есть, если утром начался скандал в душе, все, хана, вечером кого-нибудь по-любому побьют.

С.ДОРЕНКО: Ага. То есть они как бы залипают на скандал и не могут вырваться эмоционально.

А.ЛЕСЛИ: Я Насте писал: Настя, не деритесь.

Н.РЫБКА: Некуда снимать.

А.ЛЕСЛИ: Какой-то шампунь у нее украли, и они пытались из-за этого устроить конфликт. Из-за просто шампуня за 30 рублей могут просто избить человека.

Н.РЫБКА: Ну а… она лезет взять мой шампунь?

С.ДОРЕНКО: Ту-ту-ту… осторожно.

А.ЛЕСЛИ: Настя, она очень хотела дать кому-то.

С.ДОРЕНКО: Осторожно.

А.ОНОШКО: А вот, если вернуться, собственно, к причине посадки, то там получается, Настя знает какую-то информацию, которую хотели получить американцы. Ну ты сдала наших, все рассказала, и поэтому вас выпустили, или ничего не рассказала, или ты ничего не знаешь?

Н.РЫБКА: Кто они мне такие, чтобы что-то сдавать.

С.ДОРЕНКО: Ну хорошо. А почему освободили?

А.ЛЕСЛИ: Вы знаете, мы оттуда ну просто вырубались. Нас не должны были освободить. То, что мы сейчас здесь сидим, это чудо. Это так сказал Женя Беленький, который там работает журналистом РИА уже очень давно и знает об этой истории, сказал консул. То есть все сказали, что «это чудо, что вас отсюда освободили, это была работа людей, которые помогали нам». И мы просто показали суду, что будет происходить дальше, если нас сейчас не уберут из страны срочно.

А.ОНОШКО: А что будет?

А.ЛЕСЛИ: А у нас там было огромное количество доказательств фабрикации дела, преступлений прокурора, преступлений следователя, преступлений судьи, преступлений сотрудников суда, которые нас фактически похитили. То есть это был не арест, это был вооруженный налет и похищение.

А.ОНОШКО: А они там этого боятся?

А.ЛЕСЛИ: Конечно, боятся. Если бангкокский суд узнал бы об этом, там паттайский суд просто расформировали бы, поставили другого начальника. Потому что фактически там был такой момент, что мы вышли под залог, и под залогом нас похитила иммиграционная полиция прямо из здания суда, что она не имела права делать. И сотрудники суда, они помогали.

С.ДОРЕНКО: Я вот думаю, вот если бы я был американцем и вас бы похитил, то я бы похитил по разным причинам. Первая – просто заставить замолчать. Ну просто подприсадить, как говорится и забыть. Ну там узники замка какого-то, Иф. А второй вариант – это я бы к вам подвалил поговорить, узнать, чего вы знаете. Понимаете?

А.ЛЕСЛИ: Логично.

С.ДОРЕНКО: Если бы я был американцем, я бы вас посадил для двух вещей: первая – сгноить, ну сгноить и все, нет людей, вторая – все-таки поговорить, может, вы чего-то, так сказать, знаете интересное.

А.ЛЕСЛИ: Они разговаривали.

С.ДОРЕНКО: Разговаривали?

А.ЛЕСЛИ: И у нас такая версия, одна из основных версий нашего детектива, он сказал, что на самом деле это дело уже мало, кому интересно, к тому моменту, когда мы уже выбрались оттуда. То есть хотят посадить просто, чтобы не обосралась судебная система тайская и чтобы не показать всему миру, что как бы тайцы продажные и могут посадить кого угодно. Но, кстати, такая схема посадки, она работала и с Бутом точно так же. Вот тот же человек, который расследовал наше дело, он расследовал дело Бута, сказал, схема посадки та же самая.

С.ДОРЕНКО: Хорошо. Такой вопрос. Ну, они вас выслали. Теперь вы не можете пересекать границу, это страшно?

А.ЛЕСЛИ: Нет, смотрите, мы можем пересекать границу, но реально это страшно.

С.ДОРЕНКО: Страшно.

А.ЛЕСЛИ: Ну, конечно.

С.ДОРЕНКО: То есть сейчас поедешь куда-нибудь на Мальдивы, там приберут или еще где-нибудь приберут.

А.ЛЕСЛИ: Я думаю, что уже, наверное, нет.

С.ДОРЕНКО: Уже нет.

А.ЛЕСЛИ: Потому что уже все проверили.

С.ДОРЕНКО: Тема проехала, да?

А.ЛЕСЛИ: Да, все проверили. Но тем не менее могут опасаться. Могут опасаться, может быть, мы не знаем, что Настя что-нибудь там скажет, ее могут как-то использовать.

С.ДОРЕНКО: Чем вы живете? Что вы делаете, чтобы жить, я имею в виду деньги.

А.ЛЕСЛИ: Сейчас я запускаю онлайн-тренинг, который у нас был до того, как нас посадили, это шикарный наш проект - обучение людей по всему миру онлайн-соблазнению. До того, как нас посадили, мы были очень увлечены этим проектом.

С.ДОРЕНКО: Что значит, соблазнению? Вот мне интересно, соблазнению. Я уже много раз говорил здесь в эфире, цитируя Пушкина, «пришла пора, она влюбилась». Вот соблазняешь, а ему не хочется, вот не хочется и все.

Н.РЫБКА: Хреново, значит, соблазняешь.

С.ДОРЕНКО: Нет, ну подожди. Ну соблазните. Ну вот передо мной обаятельная женщина молодая. У нее, правда, мне нравится на ваших фотографиях, Настя, ваши худенькие плечики. Они открывают во мне что-то отеческое. Мне хочется позаботиться о ваших плечиках. И вы начинаете что делать? Делать что? Делать что… Я не знаю.

А.ЛЕСЛИ: Действовать.

С.ДОРЕНКО: А как действовать? Что, действовать?

Н.РЫБКА: Вы на себя сейчас намекаете?

С.ДОРЕНКО: Нет. Я просто спрашиваю.

Н.РЫБКА: Вы знаете, в тренинге Алекса, в базовой, по-моему, программе есть такая тема: «А что бы ты сделала, чтобы соблазнить меня?» Это настраивает мысли женщины на то, как влюбить вас, она сама влюбляется от этого.

С.ДОРЕНКО: В себя?

Н.РЫБКА: В вас. Когда она пытается.

С.ДОРЕНКО: Вы влюблены в Олега Дерипаску?

Н.РЫБКА: Да, конечно.

А.ОНОШКО: А в Алекса Лесли вы влюблены?

Н.РЫБКА: Вообще, насчет денег мы не закончили…

С.ДОРЕНКО: Ну правда. Алекс-то… Алекс – главный в вашем сердце? Алекс?

Н.РЫБКА: У меня, кто со мной вечер проводит, тот и главный в моем сердце, знаете, кто ближе, как Wi-Fi.

С.ДОРЕНКО: Как Wi-Fi… Классное сравнение. Но Алекс все равно близок.

Н.РЫБКА: Ну как бы в данный момент, здесь и сейчас вы два для меня близких человека, вы и Алекс.

С.ДОРЕНКО: Ха-ха-ха! Ну хорошо. Ну мозг, ваш мозг, ваше сердце, мозг, они все равно настроены все время, как бы tune to Alex. Нет? Настройка на Алекса.

А.ЛЕСЛИ: Если бы на меня был настроен, она бы, наверное, соблазнением уже точно не занималась. Она все-таки занимается соблазнением.

А.ОНОШКО: С легкой обидой сказал Алекс.

С.ДОРЕНКО: Насчет денег. Вернемся к деньгам.

Н.РЫБКА: Ну меня содержит моя любовница.

С.ДОРЕНКО: Любовница. Ну у нее есть деньги, то есть она делает что-то, чтобы жить.

Н.РЫБКА: У нее есть деньги, да.

А.ЛЕСЛИ: Она прилетела из Лос-Анджелеса и действительно, я свидетель, это просто… Я не думал, что все этим закончится, но она ушла к любовнице. Она ушла от Олега Дерипаски, от меня, от всех к женщине.

Н.РЫБКА: Я никого ни ради кого не бросала. Все просто, сейчас вот так.

С.ДОРЕНКО: Сейчас так, а потом может быть как-нибудь еще.

Н.РЫБКА: Конечно. Все может измениться.

А.ЛЕСЛИ: Ну вас нафиг, мужики, у вас слишком сложная жизнь, какие-то спецслужбы.

С.ДОРЕНКО: Вы человек спонтанный, то есть вы человек спонтанного выражения чувств. Спонтанный.

Н.РЫБКА: Наверное.

С.ДОРЕНКО: То есть вы чувствуете в данный, настоящий момент это и точка, все.

Н.РЫБКА: У меня есть какие-то глобальные чувства к кому-то.

С.ДОРЕНКО: А вы не устаете вообще от чувств? Вот у вас нет такого, ну вот этого знаменитого ПМС, когда, в общем, все пофиг?

Н.РЫБКА: Ну я же разными вещами занимаюсь, не только тем, что я кого-то соблазняю, не только общением.

С.ДОРЕНКО: Какими еще?

Н.РЫБКА: Ну вот я тоже делают школу для девочек сейчас. И мы помогаем ребятам, кто в Таиланде сейчас сидит, это два больших проекта.

С.ДОРЕНКО: Кстати, да, да, вы же расстались с ребятами, которые остались, те, из камеры.

Н.РЫБКА: Вот мы на завтрашний день покупаем билет девочке, которая осталась там, в IDC, мы собирали в Instagram.

А.ЛЕСЛИ: IDC – это иммиграционная тюрьма.

Н.РЫБКА: Я считаю, что, ну, наверное, это я буду вести всю жизнь, вот эту деятельность, которая началась там.

А.ЛЕСЛИ: Просто из иммиграционной тюрьмы никто людей не достает реально. Россия не заботится об этом, и это очень стыдно. И мы решили сами доставать русских из иммиграционной тюрьмы.

Н.РЫБКА: Сидят по полгода, по году люди, у которых просто нет денег на билет.

С.ДОРЕНКО: Тогда нужен какой-то бюджет.

А.ОНОШКО: А за что ни там сидят?

А.ЛЕСЛИ: Потому что не было визы, они нарушили, возможно, визовый режим.

С.ДОРЕНКО: Это нужен бюджет. Куда ни кинь - нужны деньги.

Н.РЫБКА: Ну да. Поэтому сосать придется все-таки…

С.ДОРЕНКО: Ой…

Н.РЫБКА: Ну, понимаете, у меня благая цель.

С.ДОРЕНКО: Благая цель для создания вакуума.

Н.РЫБКА: Да.

С.ДОРЕНКО: Давайте не говорить «сосать», а, скажем, «создавать вакуум». Придется создавать вакуум.

Н.РЫБКА: Ну как скажете, можете это так называть.

А.ЛЕСЛИ: Чем больше Настя сосет, тем больше людей из тюрьмы выйдет, получается.

Н.РЫБКА: Видите, какая красивая прогрессия, высокоморальная.

С.ДОРЕНКО: Что с этим самым… с Белоруссией? Вы говорили, что вас вытащил Лукашенко, и вы говорили, что вы пойдете на выборы. Это все игра в слова, да?

Н.РЫБКА: Почему?

С.ДОРЕНКО: Ну скажите.

Н.РЫБКА: Лукашенко сделал официальное заявление, чтобы помочь мне выйти. Ну просто я хочу в Беларусь приехать по красной ковровой дорожке. Пока это не готово, я все это пытаюсь организовать. Поэтому я пока туда не езжу.

С.ДОРЕНКО: Но это заявление с целью привлечь внимание.

Н.РЫБКА: Почему? Заявление Лукашенко?

С.ДОРЕНКО: Подожди. Ну вы собираетесь опрокинуть Лукашенко на выборах – это нереально. Ну это нереально.

Н.РЫБКА: Ну, возможно, мы договоримся.

С.ДОРЕНКО: Правда?

Н.РЫБКА: Конечно.

С.ДОРЕНКО: Ну хорошо. Как договоритесь? Что он вас оставит в преемницу. Но у него есть Виктор. У него есть сын Виктор, у него есть сын Коля и так далее, у него масса всяких людей.

Н.РЫБКА: Можно же посадить кого-то на престол. Меня устраивает.

С.ДОРЕНКО: Ладно. Спасибо огромное. Спасибо вам огромное. С нами были Настя Рыбка и Алекс Лесли. Я считаю, что вы – люди, наделенные каким-то невероятным обаянием, интересные люди. Мне по кайфу. Вот, что я вас хочу попросить, дайте мне чертовы фотки. Они не могут мне скинуть фотки, потому что я на «Самсунге».

10 часов 36 минут. Давай говорить… о чем еще? Мы говорили об Игоре Малашенко, Божена Рынска сделала ряд заявлений, мы уже опубликовал его, о том, что хотела похоронить Игоря рядом с отцом, то есть здесь, в России, и сама впоследствии надеется быть захороненной в этом же месте.

И еще. Есть суда, который отпустил вчера Вячеслава Дацика. Я не знаю, это курьез или что, но ты знаешь, что в связи с декриминализацией статьи об экстремизме людей отпускают. Демушкина отпустили, Дацика отпускают. Санкт-Петербургский городской суд изменил приговор националисту Вячеславу Дацику, освободив его от на наказания по двум из трех инкриминируемых статей УК РФ. Дацик освобожден из-под стражи в связи с отбытием наказания. Он отбыл наказание. Надо сказать, что последнее его уголовное преступление было эпатажным и таким высказыванием нравственным.

А.ОНОШКО: Давайте освежим в памяти.

С.ДОРЕНКО: Дацик – это мускулистый Милонов. Он обрушился на жилище, там занимался побоями. То есть он ворвался в квартиру, такую нехорошую квартиру, где был бордель.

А.ОНОШКО: И?

С.ДОРЕНКО: И потом заставил дам и клиентов отправиться строем в отделение полиции обнаженными по улице. Он вел их обнаженными.

А.ОНОШКО: То есть он не чужд такого режиссерского какого-то, сценарного…

С.ДОРЕНКО: Да. Дацик в марте прошлого года был приговорен за нападение на подпольный публичный дом в мае 2016-го. То есть он в мае 2016-го еще напал. Он ворвался в бордель… Ты знаешь, что бордель и бардак – одно и тоже слово, значение.

А.ОНОШКО: Это какое-то устаревшее.

С.ДОРЕНКО: Просто я объясняю, вы же не знаете, бордель и бардак – это одно и тоже. Когда ты заходишь к детям и говоришь, «у вас тут бардак», ты имеешь в виду, что «у вас тут публичный дом».

А.ОНОШКО: Так оно и есть в основном, да.

С.ДОРЕНКО: А почему ты думаешь?

А.ОНОШКО: Там прост бардак натуральный.

С.ДОРЕНКО: Когда он ворвался в бардак (в бордель) и заставил работающих там женщин и клиентов, что очень важно… Мне казалось всегда, что клиенты - это полицейские.

А.ОНОШКО: Не всегда. Они только по субботам туда заходят.

С.ДОРЕНКО: Ах вот как. Потому что, если бы Дацик нарвался на целую кучу полицейских клиентов… Мне кажется, полицейские как раз придерживаются простоты нравов. И потом обнаженными отправил их по улице в полицию. Его задержали, когда он пошел уже в другой бордель. То есть он из этого отправил в полицию, довел до двери…

А.ОНОШКО: Задержала его полиция, не выдержав сцены.

С.ДОРЕНКО: Совершенно верно. Он был рыжим Тарзаном в боях без правил в свое время. Потом он отправился в Норвегию и так далее. У нас есть люди из Петербурга (я хотел обратить твое внимание на Петербург), которые, в общем, эксцентрики. Вот ваш Милонов - это разновидность Дацика. Ну да.

А.ОНОШКО: Ну, а почему? Если человек, он обрел такую из ничего весомость, почему бы ему ее терять? Он продолжает, это его работа.

С.ДОРЕНКО: Я поэтому и думаю, что Дацику следует идти в Думу. Я думаю, что Дацику сейчас судьба идти в Думу.

А.ОНОШКО: В местную, региональную или сюда прямо, в Москву?

С.ДОРЕНКО: Нет, Милонов пошел сначала в региональную, а уж после в центральную. Можно начать с центральной, а уж после в региональную. Вариантов множество. Хорошо.

Серьезная тема… Нет, Путин не эксцентрик. Путин чрезвычайно практичный, четкий юрист, юрист с юридическим сознанием, не эксцентрик точно. Абсолютно точно. Человек с юридическим сознанием. Даже, может быть, суховатым таким сознанием юриста. Путин.

Давайте двигать дальше. «Песня про ядерную бомбардировку США в Исакии…» Я не знаю об этом. Я хотел бы двигать дальше, к «Леваде». Нет, давай из «Левады» прямо прыгнем на Bloomberg, у нас времени не так много.

Bloomberg поставил Россию… Вообще, это важная вещь, какие места больше приспособлены для жизни. Bloomberg поставил Россию между Кабо-Верде и Вануату в рейтинге здоровых стран.

А.ОНОШКО: Это хорошо или плохо, для вас? В смысле, насколько они здоровы?

С.ДОРЕНКО: Я подумал одну важную вещь. Я попробовал занять позицию индивидуальной медицины, а не массовой. Ведь Bloomberg ставит Россию между Кабо-Верде и Вануату…

А.ОНОШКО: Пытаясь унизить.

С.ДОРЕНКО: Не пытаясь унизить, абсолютно неправильно. Пытаясь все-таки нас позиционировать, классифицировать, нас классифицировать. Ползают какие-то существа, надо как-то классифицировать. Россия заняла 95-е место в рейтинге стран по уровню здоровья населения. 95-е место на планете Земля. А стран-то здесь почти 200.

А.ОНОШКО: 200, да.

С.ДОРЕНКО: И, таким образом, мы где-то посередке. Мы между Вануату, Кабо-Верде. Лучше нас Куба. Ну, Куба, там всегда было здравоохранение блистательное, при социализме во всяком случае. Чили лучше нас, Турция, Иран, Белоруссия, Украина и Венесуэла. Украинцы всегда жили дольше. Украинцы всегда жили дольше, потому что они закусывают.

А.ОНОШКО: Мне кажется, это все уже уходящая натура, уже никто не пьет.

С.ДОРЕНКО: Дорогая моя, как ты серьезно ошибаешься. Ты серьезно ошибаешься.

А.ОНОШКО: Не знаю. В моем мире вообще почти уже нет места алкоголю.

С.ДОРЕНКО: В моем мире нет ни одного курящего, вообще ни одного курящего. Но ты не должна о шибаться, твой мир не должен стать для тебя розовыми очками. Иди и посмотри на людей. Посмотри на людей. Посмотри людей в пивчиках и так далее. Посмотри на них. Они выходят гурьбой курить. Я тут проезжал мимо «Жан Жака», одного из «Жан Жаков», там человек 50 молодых ребят стояло, курило, у двери «Жан Жака. На самом деле это было. Но не тот, который на Никитском, а другой.

А.ОНОШКО: На Ленинском есть еще.

С.ДОРЕНКО: Не на Ленинском, нет.

А.ОНОШКО: На Фрунзенской.

С.ДОРЕНКО: Может быть, на Фрунзенской, кстати. Нет, на Льва Толстого. Там человек 50, у «Жан Жака», молодых ребят, которые, вероятно, после митинга Немцова, марша Немцова, человек 50 как минимум стояли, курили. То есть оппозиционер курит и много курит, я тебе хочу сказать. Вот бы, чем заняться Навальному, чтобы они бросили курить. Венесуэла лучше, чем Россия, несмотря на голод. Украина лучше, чем Россия. Тем не менее мне бы хотелось не говорить о России, хотя вот этот аспект, про которых я тебе хотел, можно создать индивидуальную систему здравоохранения и индивидуальную систему питания. Индивидуально. Космически оторваться от России можно же?

А.ОНОШКО: Ну да. В частном порядке, за собственный счет, да, конечно.

С.ДОРЕНКО: Россия ужасная страна в смысле здравоохранения. Абсолютно ужасная. В смысле здоровых привычек – ужасная. В смысле продолжительности жизни – ужасная. Ужасное место с точки зрения здоровья. Ужасное место. Есть какие-то более ужасные вещи, например, Конго Киншаса. Конго Киншаса еще более ужасное место.

А.ОНОШКО: Да.

С.ДОРЕНКО: Но кто-то же живет в этом Конго Киншаса сто лет припеваючи. Я имею в виду, что ты можешь создать индивидуальную систему своего здравоохранения.

А.ОНОШКО: Да, конечно.

С.ДОРЕНКО: В этом ужасном месте ты можешь создать систему. Когда три месяца нет солнца в России, ты можешь спокойно пить витамин D, K7, чтобы он усваивался. Специальный какой-то витамин D. Потом, когда начинается солнышко, ты можешь прогуливаться и так далее. Условно говоря, место ужасное и система ужасная, но ты можешь индивидуально выскочить из этой системы.

А.ОНОШКО: Купить здоровье за деньги буквально, в буквальном смысле, конечно, можно. Для этого нужны деньги.

С.ДОРЕНКО: Слушай дальше. Но тем не менее есть места, которые априори хорошие. На первом месте… Сейчас я скажу что-то, что вас удивит. На первом месте на планете Земля, на этой планете, Испания. Испания. Место, где абсолютно много курят, очень много курят…

А.ОНОШКО: А по каким оценивали критериям это здоровье, по количеству диагнозов или что там?

С.ДОРЕНКО: Я тебе скажу. Я найду. Это ожидаемая продолжительность жизни при рождении, например, Испания на первом месте. Самая продолжительная жизнь в Европе, вообще в Европе, у испанцев. За ними Швейцария (я беру весь мир), Япония, Сингапур. Испания, Швейцария, Япония, Сингапур – по продолжительности жизни. Дальше. Доступность медицинской помощи, профилактические медуслуги, помощь детям, обученные медсестры, неотложная медпомощь для детей и так далее, и так далее. Канада, например, индекс 16, 16-е место, США – только 35, США не очень хорошее место в этом смысле. Если сказать, что Куба - 30, а США – 35, то на Кубе здравоохранение и продолжительность жизни лучше в Америке. На Кубе лучше. Самое нездоровое население - Гаити, Афганистан, Йемен… Самое здоровое в регионе на Маврикии. Я перейду из нашей статьи в Bloomberg и посмотрю, что написано здесь про страны, которые выигрышно смотрятся. На первом месте Испания. Это индекс здоровья населения. Не продолжительность жизни, но индекс. 96,56. Италия на втором месте на планете Земля. Тоже курят как сукины дети, они же постоянно курят.

А.ОНОШКО: Не знаю.

С.ДОРЕНКО: Италия. Женщины курят, прокуренными мерзкими голосами говорят итальянки.

А.ОНОШКО: Да я знаю, я же работала. Но это прошлый век. Разве там не меняется вместе со всем миром вся эта ситуация? Мне кажется, что это наши стереотипы когдатошние, 80-е, 90-е годы, может даже начало 2000-х. Все уже поменялось, вымерли все с раком легких, новые уже и не курят, джоггингом занимаются, бег, что у нас сейчас модно, марафоны.

С.ДОРЕНКО: О чем ты сейчас мне говоришь? Ты говоришь о своих окружающих, дорогая моя, получающих по 500 тысяч в месяц. Ну зачем ты сейчас мне говоришь? Ты иди к народу, выйди к народу. Видишь, чем стон раздается над великой русской рекой?

А.ОНОШКО: Итальянский стон.

С.ДОРЕНКО: Ничего подобного. Испания на первом месте, на втором месте Италия. На третьем месте Исландия, в которой скверный климат, как ты знаешь.

А.ОНОШКО: Как это, скверный? Вы знаете, что там, несмотря на название? У них, конечно, не бывает огромной жары летом, вот этой ужасной, испепеляющей какой-нибудь испанской, там плюс 20, ни больше, но и зимой у них ниже ноля не опускается температура.

С.ДОРЕНКО: Дорогая моя, я смотрю сериал «Викинги», и там все сцена из Исландии, из брандспойта идет дождь. Постоянно идет дождь. Совершенное свинство.

А.ОНОШКО: Может быть, да.

С.ДОРЕНКО: Постоянно идет дождь. Может быть, от этого чистая атмосфера, но настроение от этого никак не исправится. На четвертом месте Япония. На пятом месте Швейцария. Обрати внимание, несмотря на то, что у них зоб…

А.ОНОШКО: Не у всех. Это у пастухов был зоб, потому что они уходили надолго наверх.

С.ДОРЕНКО: На шестом месте Швеция, а седьмом – Австралия, на восьмом – Сингапур, на девятом – Норвегия, на десятом – Израиль. И далее: Люксембург – на одиннадцатом, Франция, Австрия, Финляндия, Нидерланды, Канада, Южная Корея, Новая Зеландия, Великобритания, Ирландия. Вот первая двадцатка. Я назвал вам первую двадцатку. Если вы хотите хороший климат по-настоящему, то вы должны выбрать Испанию или Италию, или Израиль, или Францию, может быть, юг Франции. Вот они входят в первую двадцатку. Все остальные страны, как вам не будет сейчас смешно, со скверным климатом, Великобритания, Ирландия, Норвегия, Исландия – это все скверный климат, при этом они живут как черти постоянно. Их просто ломом не добьешь. Что-то я видел еще нам близкое. И мы на каких-то ужасных местах, мы на 95-м месте, я говорил. Поэтому, если вы собираетесь где-то накопить бабла и наконец погулять последние 20 лет своей жизни, когда уже не нужно работать, например, вы накопите столько, что вам не нужно работать, и вы эгоистически куда-то свалите, парадоксальным образом это Испания и Португалия… Нет… А где Португалия? Мама, а где Португалия? На 22-м месте, она после Кипра. Вторая двадцатка, смотри, как идет: Кипр, Португалия, Германия. Это уже плохой, это уже вторая двадцатка. Первая двадцатка лучше. Испания и Италия.

А.ОНОШКО: А вы думаете, что вы, туда переехав, обретаете их свойства? Нет.

С.ДОРЕНКО: Переехав туда, я что обретаю? Я обретаю их воздух.

А.ОНОШКО: Чуждый вам, да.

С.ДОРЕНКО: Нет, не чуждый. Хороший воздух – это хорошо, в особенности если я на побережье, не в Мадриде. В Мадриде тоже хороший воздух. Там, по-моему, 400 метров высота над уровнем океана, Мадрид. На побережье я обретаю стойкие, хорошие ветра, например, где-нибудь в Малаге, Сотогранде, где покончил с собой Игорь Малашенко, я обретаю стойкий, хороший азорский антициклон, постоянно солнце ослепительное, я обретаю превосходный ветер постоянный, чистый, холодное, правда, море, к сожалению, и так далее. Я обретаю чистую жрачку, я обретаю рыбу, которая сейчас. Тунец, который не пришел откуда-то фиг знает на пароходах, а который сегодня рыбаки сдали в ресторан. Тунец, которого они поймали в Гибралтаре и продали в ресторан. Это тунец, который вот сейчас пойман, здесь. Вся эта хавка поймана только что прямо здесь. Я обретаю салат, из которого, когда я кусаю лист салата, брызжет сок, в Испании, брызжет сок, можно испачкаться.

А.ОНОШКО: Где вы там продукты покупали, мне просто интересно.

С.ДОРЕНКО: В ресторане. Причем, внимание, даже когда в Испании ты приходишь в «Макдональдс», attention, ты получаешь очень хорошее светлое пиво и очень хороший салат, из которого брызжет сок. В «Макдональдсе». Я не ошибся, нет, это испанский «Макдональдс». Просто на других условиях испанцы не сядут есть, они просто очень привередливые. Вот тебе весь сказ. Ты едешь в Испанию, не то, что ты приобретаешь волшебные свойства их, у них нет никаких волшебных свойств. У них есть просто здоровый образ жизни. При этом, правда, я не понимаю, почему они курят все время. Они все время курят и им пофиг. Я не знаю. Здравствуйте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Доброе утро. Ростислав. Только что вернулся как раз из соседней, правда, республики.

С.ДОРЕНКО: Из Португальской республики или из Французской республики?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Из соседней синеокой, из Ольгиной республики. Кстати, ей привет, Ольге Данилевич.

С.ДОРЕНКО: Господи, что вы несете? А, из Белорусской республики.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Да. Это, сейчас у нас говорят, с системой борются. А представляете, они стали бы, Испания, себя нахваливать или как Германия, раньше «Немецкая волна» вещала. Я, допустим, хочу предложить директору радио «Русский Берлин»… его слушателей звонить на «Говорит Москва». …пивная очень понравилась…

С.ДОРЕНКО: Много сейчас было слов, я в какой-то момент думал, что я понимаю, а потом опять понял, что не понимаю.

А.ОНОШКО: Сорвалось.

С.ДОРЕНКО: Сорвалось, да. То есть я в какой-то момент начал думать, что я понимаю, что он говорит, а потом перестал так думать. Здравствуйте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Добрый день. Денис. Я с вами согласен, что климат – это самое главное.

С.ДОРЕНКО: Климат и то, что мы жрем.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Да. Я могу немножко другой пример привести. Я в Таджикистане прожил некоторое время по работе. Могу сказать, какие там фрукты и какие там овощи, рыба речная.

С.ДОРЕНКО: Да, но там же брюшной тиф.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Это вопрос, не ходите туда, где брюшной тиф, ходите туда, где нет брюшного тифа, где нормальные условия, нормальные туалеты, нормальное все. Там тоже это есть. Баранина свежайшая.

С.ДОРЕНКО: У меня друзья были в Таджикистане в командировке и чистили зубы с «Кока-колой», когда не было воды, потому что там был брюшной тиф.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Не знаю, Сергей, нормальная вода шла, брюшного тифа не было. Там пугали полиомиелитом, его тоже не было. Так что я согласен, что климат и еда.

С.ДОРЕНКО: Климат и еда. То, что мы запихиваем внутрь себя здесь, в России, к сожалению, ужасно, абсолютно мерзотно. И то, что мы видим, чем мы дышим, вызывает горечь. Огорчение. Здравствуйте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. Игорь. Я думаю, они потому и курят много, потому что воздух чистый.

С.ДОРЕНКО: Слишком чистый. Со мной такое было, когда я был курильщиком… Вы курильщик?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Очень мало, ограниченно.

С.ДОРЕНКО: Я был курильщиком. Приехал в Кито (Эквадор). А там высота три километра. И поскольку кислороду маловато, у меня это ассоциировалось, что мне хочется курить. Я не знаю, это парадокс.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Типа того. Они находятся постоянно в таком заблуждении, всю жизнь, поэтому всю жизнь и курят.

С.ДОРЕНКО: Они опьянены воздухом настолько, что им кажется, что уже пора…

А.ОНОШКО: Слишком хорошо.

С.ДОРЕНКО: Слишком хорошо и надо как-то это компенсировать в интересах правды. Здравствуйте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. Дмитрий. Сергей, вот у нас, вы говорите, еда. А мы не можем это изменить, с едой-то? Я думаю, что можно.

С.ДОРЕНКО: Я думаю так, надо в индивидуальном порядке, на родину надежды никакой, ноль. В индивидуальном порядке. Но как?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Ввозим санкционку из Европы. Вот в Германии был две недели назад, нормально оттуда приволок.

С.ДОРЕНКО: Себе, да?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Себе любимому. И пивка хорошего, и еды нормальной.

С.ДОРЕНКО: Я понимаю. Я думаю вот о чем. Настя, у нас нет надежды на родину никакой. У родины заняты руки, глаза, сердце, родина занята великими делами какими-то.

А.ОНОШКО: Да, справедливостью в мире и так далее.

С.ДОРЕНКО: Да, родина занята справедливостью в мире и другими более важными делами. Поэтому думать о собственном здоровье придется индивидуально.

А.ОНОШКО: Да.

С.ДОРЕНКО: Но как думать? Значит, надо как-то построить систему воздуха, чтобы был воздух правильный, и при этом город один. Еще раз, внимание, город один, здесь нет второго города.

А.ОНОШКО: Ставить очистительные системы у себя, заказываете правильную еду в правильных местах и все, и живете. Как в Испании. Я тут в магазин зашла рыбный, говорю: откуда у вас это, размороженное? Они говорят: нет, мы только самолетами возим.

С.ДОРЕНКО: Самолетами.

А.ОНОШКО: Вот сегодня поймали, сегодня привезли.

С.ДОРЕНКО: Знаешь, что они все равно эту рыбу...

А.ОНОШКО: Да, конечно, все равно, я понимаю.

С.ДОРЕНКО: Они эту рыбу, которую сегодня поймали, сегодня привезли, на самом деле купили на оптовом рынке, привезли три дня назад.

А.ОНОШКО: На «Фуд Сити».

С.ДОРЕНКО: Нет, не на «Фуд Сити». Они купили на оптовом рынке, где продают для магазинов. Три дня назад все было поймано, потом привезено и три дня еще лежало. Знаешь, почему оно все время имеет свежий вид? Потому что его поливают составами с антибиотиками. То есть антибактериальные вещества, антибиотики, просто берут и поливают эту рыбу, чтобы она не гнила, иначе бы микробы сели на нее. То есть все, что не портится, вызывает удивление и страх. Оно должно портиться. В этом смысле, может быть, лучше, если жидким азотом заморозили эту рыбу, и она будет вонять ацетоном, когда ты ее будешь размораживать, и опять это ужасно, но это лучше, чем есть якобы свежую, которую залили антибиотиками. Я не знаю, у меня все время сомнения. Ладно. Хорошо. В движении.

Мы пойдем и проживем его, этот вторник, 26 февраля.