Смотрите интервью на нашем YouTube-канале.

Е.ВОЛГИНА: «Кто у нас основные конкуренты?» — спросил Владимир Владимирович Гутенёв, но тут у нас начался эфир. Микрофон, пожалуйста, к себе добавьте.

В.ГУТЕНЁВ: И появилась возможность улизнуть от ответа, да?

Е.ВОЛГИНА: Почему «улизнуть от ответа»? Просто это не про наш с вами диалог. Вы же у меня в гостях, а не я у вас, понимаете.

В.ГУТЕНЁВ: То есть гость не имеет права на вопросы, только отвечает.

Е.ВОЛГИНА: Да.

В.ГУТЕНЁВ: К стене и вопросы.

Е.ВОЛГИНА: Да ну бросьте, к стене, вы что? Вы тут и с водичкой, и в хорошей студии, вид какой, две ёлочки. Что у нас ещё? Воздух кристаллизуется фактически, дезинфицируется.

В.ГУТЕНЁВ: А вид из окна на миллион вообще.

Е.ВОЛГИНА: Вот. Это программа «Умные парни». Владимир Гутенёв с нами, председатель комитета Госдумы по промышленности и торговле.

Наши координаты: 73-73-948 — телефон, SMS +7-925-88-88-948, Telegram для ваших сообщений govoritmskbot, YouTube-канал «Говорит Москва», стрим там начался, поэтому, пожалуйста, подключайтесь. Можно на нас посмотреть, можно нас послушать и в чат нам написать, по возможности буду зачитывать сообщения, Владимир Владимирович на них отвечать.

Давайте же начнём, наверное, с итогов года. Что бы вы самое главное выделили в своей именно работе и в своей сфере, которую по факту вы курируете, даже формируете, потому что вы председатель законодательного органа.

В.ГУТЕНЁВ: Действительно, зона ответственности стала гораздо больше, чем в предыдущие годы. Потому что комитет по промышленности ещё обрёл такой блок, как торговля. Это и электронная торговля, внешняя, внутренняя, сетевые рынки. Плюс мы курируем ФТЭК — это экспортный контроль. Ну и, конечно же, чрезвычайно важный блок, который, наверное, интересует в первую очередь радиослушателей, — это защита прав потребителей и Роспотребнадзор тоже в нашем периметре.

С одной стороны, мы завершали работу по тем законопроектам, которые нам достались из предыдущего созыва. Но очень много интересных законов, в том числе закон о защите прав потребителей, который мы приняли в первом чтении и который, я думаю, в ближайшее время обретёт силу закона, пройдя и второе, и третье. Это закон, который защищает нас от тех позиций в соглашениях, в договорах, которые мы вынуждены заключать, которые теперь будут признаваться ничтожными.

К примеру. Мы раньше вынуждены были подписывать договора, где мелким текстом было написано, что перед подачей в суд, в случае, если нарушены наши права, мы должны вначале заниматься досудебным урегулированием. Как? Зачем? Какая процедура? И где именно? Потому что очень часто нас вынуждали подавать иски по месту регистрации компании, которая производит товар или поставляет услугу.

Вот мы с вами живём в Москве, а её зарегистрировали в Дудинке. Вот давайте-ка мы за какой-то гаджет стоимостью полторы тысячи рублей будем иск подавать в Дудинке.

Теперь же на наш выбор мы сможем подавать иски или по месту приобретения товара, или по месту нашего жительства, что нам, вне всякого сомнения, удобно, ну или по месту нахождения компании-ответчика.

Таких примеров очень много, таких позиций уже сейчас более 25, которые нельзя будет включать в договора, это в наших интересах. Но этот список открытый. Поэтому с большим удовольствием будем и от радиослушателей тоже получать ценные предложения, что бы ещё включить, чтобы нас не обманывали.

Е.ВОЛГИНА: Это закон о защите прав потребителей, в смысле, когда люди просто идут в магазин? Или секторально?

В.ГУТЕНЁВ: Нет, это закон о защите прав потребителей общий, здесь различные услуги, различные товары — всё, что мы приобретаем и где нарушаются наши права. Это внесло правительство целый ряд поправок, мы сейчас в этот законопроект довносим ещё те предложения, которые формируют различные среды. Есть общество защиты прав потребителей, причём не одно, различные.

Конечно же, здесь очень важно сохранить баланс. И я понимаю обеспокоенность, в том числе крупнейших сетевых магазинов, которые видят, что происходит в странах Западной Европы и в Соединённых Штатах Америки.

Е.ВОЛГИНА: «Потребительский терроризм» в смысле?

В.ГУТЕНЁВ: Абсолютно верно, когда можно подскользнуться и обжечься горячим кофе в McDonald’s и потребовать пару миллионов долларов.

Е.ВОЛГИНА: Знаете, я тут на днях так сильно подскользнулась на тротуаре…

В.ГУТЕНЁВ: Можно поздравить с парой миллионов долларов?

Е.ВОЛГИНА: Да кто же мне их заплатит-то, пару миллионов долларов?! Главное — к кому иск подавать? За то, что раны мои заживают уже неделю.

Но по факту, смотрите, хорошо. Рискну предположить, что могут появиться претензии потребителей в случае введения закона о QR-кодах. В смысле: я пошёл в магазин, а почему мне туда нельзя, почему какой-то охранник спрашивает у меня что-то, хотя этот охранник даже не имеет права у меня паспорт спросить или задержать меня, или вещи мои досмотреть, если у него вдруг возникли какие-то подозрения. Как с этим быть? Это входит в рамки этого закона?

В.ГУТЕНЁВ: Конечно, это не входит. Это не то, что попадает под этот закон в части прямого его действия.

У нас действительно была очень серьёзная, большая дискуссия, причём её инициировали, как ни странно, представители КПРФ, среди которых абсолютное большинство привитые. Но желание поймать хайп и в последние дни осенней сессии украсить свои кресла плакатами, чего я в думе за три созыва не помню, вызвало вполне понятные эмоции не только у коллег, но и у избирателей. Я получил массу возмущённых писем, особенно тех, которые с этим соприкоснулись.

Вы знаете, мне на эту тему очень легко говорить, поскольку фактически все члены моей семьи переболели. Я сам, несмотря на прививку, находился в больнице. Знаю, что такое капельница, знаю, что такое реанимация, видел, как люди там находятся. В конце концов, 29 декабря я уже как год потерял отца, который от COVID умер. Поэтому всем тем товарищам, которые во главу угла ставят некие эфемерные права, я бы посоветовал реально посмотреть, как мучаются не только пожилые люди, обременённые тяжёлыми какими-то заболеваниями, но атлетичного сложения юноши и девушки, и маленькие дети. Я просто знаю, чем это заканчивается, поскольку предприятия ОПК довольно много поставляют специализированного, в том числе и неантологического оборудования для новорождённых. Это действительно страшно.

Поэтому здесь нужно очень чётко провести линию между тем, что наши права самые разнообразные, право выбора должно защищаться. Но, с другой стороны, наши права заканчиваются там, где начинаются проблемы других.

Е.ВОЛГИНА: Это понятно. Но здесь же можно вам контраргумент такой, что нельзя под эгидой борьбы с COVID забывать о правах тех, кто почему-то лишается права на медицинскую помощь, потому что госпитали перевели…

В.ГУТЕНЁВ: Вы знаете такие случаи?

Е.ВОЛГИНА: Ну, помните, женщину, которая делала операцию самой себе и так далее. Но есть и другие аспекты про права человека, безусловно. То есть так же можно далеко зайти. Или вы считаете, что эта дискуссия вообще пока неуместна? Опять же, про тех же самых охранников, которые будут проверять в торговом центре эти QR-коды и, скорее всего, огребут по полной программе.

В.ГУТЕНЁВ: Понимаете, мы сами начинаем сочинять, что может быть. Но когда я вижу, какой полицейский режим в Штатах и в Европе…

Е.ВОЛГИНА: Ой, да бог с ними, чего у них там происходит.

В.ГУТЕНЁВ: Подождите. Ну как это, бог с ним?

Е.ВОЛГИНА: Мы же про Россию говорим.

В.ГУТЕНЁВ: Нет, мы говорим о существующих практиках. И когда нам говорят о том, что мы находимся в жёсткой ситуации… К примеру, об иноагентах. Вчера навеяло мне выступление президента абсолютно точное понимание: если нам достаточно просто записать, что это СМИ иноагент, а я вижу, какому давлению в той же Германии подвергается RT, то у меня возникает вопрос, всё ли правильно мы делаем?

Е.ВОЛГИНА: А вы хотите, как там тогда?

В.ГУТЕНЁВ: Слушайте, если есть чрезвычайно высокие штрафы для тех людей, которые нарушают национальное законодательство (сейчас я говорю о COVID), и эти штрафы весьма велики, а у нас пока мы ограничиваемся достаточно мягкими мерами по доступу на те или иные мероприятия, ведь согласитесь…

Е.ВОЛГИНА: В Австрии ещё не приняли этот закон, кстати.

В.ГУТЕНЁВ: Мы убрали рассмотрение закона, изменения в Воздушный кодекс и на ж/д транспорте. И это как раз было именно благодаря, вот как ни парадоксально, не тем крикам, которые мы слышали от представителей КПРФ, а именно на заседании фракции «Единая Россия» как раз и возник этот разговор с Голиковой, именно там была инициирована идея. Потому что мы прекрасно понимали, что невозможно дважды — и на момент покупки QR-код, и на момент того, когда ты пользуешься. Именно там начался диалог и пришли к мнению, что не нужно это вводить.

Е.ВОЛГИНА: Ну да.

В.ГУТЕНЁВ: Мне кажется, что это вообще крайне чувствительная тема и её всё-таки лучше обсуждать с профессиональными медиками, с представителями Санэпиднадзора. Можно, конечно, обозначив тему инфляции в промышленности, задавать мне вопросы по QR-кодам, я как обыватель постараюсь на них ответить, но это не позиция профильного комитета думы. Я говорю просто как гражданин, как житель России, который, к сожалению, столкнулся с этой крайне неприятной болезнью.

Е.ВОЛГИНА: Владимир Владимирович, вы здесь, возможно, не уловили. Вы начали с закона о защите прав потребителей…

В.ГУТЕНЁВ: Да, я очень хорошо уловил.

Е.ВОЛГИНА: Вот. Как раз я смоделировала ситуацию. Это же про потребителей, которые приходят в магазин и что-то там начинают требовать. Поэтому было интересно, как закон о QR-кодах, который будет приниматься, гипотетически может трансформироваться в повседневную жизнь.

В.ГУТЕНЁВ: Надеюсь, никак не будет трансформироваться.

Е.ВОЛГИНА: Вот это интересно.

В.ГУТЕНЁВ: Я думаю, что сейчас нам удалось кардинально изменить количество вакцинируемых. Мы видим, что у нас устойчивое идёт падение как количества заражений, так и количества смертей, что не может не радовать. Поэтому у меня есть абсолютно чёткое ощущение, что мы к марту-апрелю выйдем в нормальный режим, и мне кажется, что сами по себе темы с QR-кодами просто рассосутся.

Е.ВОЛГИНА: Возможно. Это мы посмотрим и с врачами будем, как вы сказали, с людьми из профиля общаться.

В.ГУТЕНЁВ: Да.

Е.ВОЛГИНА: Про инфляцию. Есть у вас ответ на вопрос, что с ней всё-таки происходит, с этой инфляцией? И так ли важно смотреть на то, что вот за границей у них тоже инфляция, поэтому у нас тоже инфляция, это плата за нашу открытую экономику, изолироваться мы не можем. Что с ней происходит?

В.ГУТЕНЁВ: Мне кажется, что здесь есть абсолютная ясность, что наши усилия, которые были направлены на снижение инфляции, поскольку в мире инфляция была от полутора до трёх-четырёх процентов, у нас несколько лет назад инфляция была очень высокой. То, что мы смогли её снизить до четырёх, трёх с половиной процентов, была большая заслуга Центробанка, правительства. Но сохранение ситуации с инфляцией в таких объёмах сейчас было бы просто трагедией.

Е.ВОЛГИНА: Почему?

В.ГУТЕНЁВ: Я объясню, почему. Потому что, да, мы, в отличие от других стран, стран Западной Европы, Соединённых Штатов Америки, не пользовались эмиссионным станком, а если пользовались, то в минимальных размерах. И когда в наиболее развитых экономиках мира для того, чтобы не допустить остывания, охлаждения экономики, вливали очень много необеспеченных денег мировых резервных валют, прежде всего, евро, доллара, и сформировали инфляцию выше восьми процентов… По оценкам профессиональных экспертов, не публичных, а профессиональных…

Е.ВОЛГИНА: А публичные не профессиональные?

В.ГУТЕНЁВ: Вы знаете, очень часто не совпадают. Очень часто. И есть закрытая информация, которая должна, скажем так, где-то успокоить рынки. Вот в Евросоюзе по различным группам товаров от восьми с половиной до двенадцати, в Соединённых Штатах Америки по большинству позиций предполагается, что она будет двузначной, то есть более десяти процентов.

И мы сейчас могли бы абсолютно легко сохранить нашу инфляцию в пределах 3,5-4%, поскольку большие доходы даёт рост цен на энергоресурсы, мы видим рекордные цены на нефть, на газ, эти позиции востребованы. Мы видим, как растёт металл, особенно металл для строительства, армированной стали преднапряжённые.

Вот представьте ситуацию, что доллар и евро слабеют по отношению к рублю. С такой сложностью, с такими большими затратами проведённое импортозамещение в том же сельском хозяйстве с чем бы столкнулось? Столкнулось с тем, что сетевые магазины за дешёвый доллар, за дешёвое евро начали бы переориентировать спрос на товары зарубежные.

Е.ВОЛГИНА: Так у нас эмбарго для этого существует продуктовое.

В.ГУТЕНЁВ: А вот по поводу этого эмбарго давайте послушаем, что говорит ВТО. Несмотря на то, что у нас есть санкции по отношению…

Е.ВОЛГИНА: Им не нравится наше импортозамещение.

В.ГУТЕНЁВ: Конечно, не нравится, потому им важны рынки, рынки сбыта для их товаров. Поэтому мы вынуждены для того, чтобы не сформировать разрыв… Вот представьте, у них на протяжении некоторого времени будут цены на товары расти быстрее, чем у нас. Соответственно, наши товары, которые имеют экспортный потенциал, и речь сейчас не о сырье, а речь идёт именно о высокотехнологичных товарах, они станут менее конкурентоспособны. То есть в долларах за рубежом они станут стоить дороже, им тяжелее будет конкурировать. Поэтому мы вынуждены держать паритет, чтобы цены, а, точнее, инфляция была примерно одинакова.

Е.ВОЛГИНА: Хорошо. Да.

В.ГУТЕНЁВ: Здесь очень важно, чтобы был адекватный рост зарплат, социальных пособий, финансирования социальных проектов, жёстко увязано с инфляцией. Тогда мы как потребители не почувствуем, что наши доходы стали меньше.

Е.ВОЛГИНА: Но если по поводу социальных выплат, там более-менее всё понятно, особенно по МРОТу, к которому привязаны льготы, пособия и так далее, то вопрос, конечно, другой возникает, что инфляция съедает доходы работающих граждан.

В.ГУТЕНЁВ: Абсолютно верно.

Е.ВОЛГИНА: Которые работают на одной, на двух, на трёх работах и так далее, но этот эффект нивелируется, потому что цены растут так, что просто за ними не успевают. Есть другой момент. Есть момент такой, что российская жёсткая денежно-кредитная политика Центрального банка — это следствие, понятно, внешней конъюнктуры, может быть, ещё принятие этих мер, который рассматривает финансовый блок правительства и так далее. Но многие экономисты говорят, что нельзя вечно, во-первых, складывать деньги на чёрный день, а, во-вторых, действительно упираться в то, что нашим компаниям экспортно ориентированным невыгоден сильный рубль, потому что им выгодно всё то, о чём вы сказали.

В.ГУТЕНЁВ: Он невыгоден никому. Невыгоден ни туристической отрасли, тогда к нам приезжать не будут.

Е.ВОЛГИНА: Сильный рубль нам с вами здесь выгоден, как гражданам Российской Федерации.

В.ГУТЕНЁВ: Почему выгоден?

Е.ВОЛГИНА: Потому что будет подешевле. Разве нет?

В.ГУТЕНЁВ: Нет, конечно.

Е.ВОЛГИНА: В смысле?

В.ГУТЕНЁВ: Конечно же, нет.

Е.ВОЛГИНА: То есть разницы, доллар по 80, доллар по 30, нет.

В.ГУТЕНЁВ: Всё зависит от того, какая будет идеология крупнейших вендеров, дилеров. Наверное, вы замечали, что когда мы столкнулись с падением покупательной способности рубля, аппетиты крупнейших поставщиков, начиная от товаров лакшери, заканчивая весьма средними автомобилями, они умерили свои аппетиты и сократили наценку. К сожалению, существует динамичное ценообразование — это когда они видят, что спрос большой, и они увеличивают свою маржу.

Посмотрите, что происходит на автомобильном рынке. Это полнейшее безобразие. Дефицит автомобилей привёл к тому, что покупателю навязывают ненужные функции или говорят, становись в очередь.

Е.ВОЛГИНА: Это про регулирование.

В.ГУТЕНЁВ: Государство не может это отрегулировать, к сожалению.

Е.ВОЛГИНА: Государство пыталось масло отрегулировать, а тут автомобили не может.

В.ГУТЕНЁВ: Напомните мне, когда мы пытались масло отрегулировать?

Е.ВОЛГИНА: Масло подсолнечное пытались отрегулировать, в итоге дешёвое масло стало стоить за 100 рублей, а стоило 79. Сахар.

В.ГУТЕНЁВ: Нет. Пытались попросить торговые сети, чтобы на социально значимые товары они сократили торговую наценку, и в какой-то степени это, конечно, удалось сделать. Это хорошо. Потому что аппетиты бесконечные. Но я не представляю, как мы можем зарубежную дилерскую сеть отстроить по наценкам. Я думаю, что необходимо вносить изменения в нормативные и законодательные акты, которые бы не позволяли навязывать дополнительные услуги, и мы это очень хорошо видим на примере…

Е.ВОЛГИНА: Закон о защите прав потребителей.

В.ГУТЕНЁВ: Да, конечно. Конечно.

Е.ВОЛГИНА: О котором поговорили. Нет, правда, единственное стоит отметить, что цены на машины поднялись изначально фактически в два раза, когда обвалился рубль, ещё пять лет назад. А сейчас добавилось то, что Малайзия не может выйти из пандемии, поэтому там полупроводники, кристаллы, вот это всё затормозилось для всего мира и так далее, и тому подобное. Но по факту тот рост цен, который в Российской Федерации мы наблюдаем, — это же комплекс факторов. Это, правда, слабый рубль…

В.ГУТЕНЁВ: Он не слабый у нас. Вспомните, у нас он как стоит 72-75 и на протяжении очень долгого…

Е.ВОЛГИНА: Экономисты говорят, хорошо 58 было бы, нормально, было бы лучше.

В.ГУТЕНЁВ: Для кого?

Е.ВОЛГИНА: Для всех. Для экономики страны.

В.ГУТЕНЁВ: Нет, это было хорошо для сырьевиков, которые бы продавали за рубеж энергоносители, металлурги, которые с низкими переделами продавали бы.

Вот вы привели пример по поводу стоимостью автомобилей. Но как она изменилась в долларах. Ведь за последние два года в валютах изменение цены от 12 до 20 процентов.

Е.ВОЛГИНА: А в рублях — на пятьдесят. Мы же за рубли живём здесь.

В.ГУТЕНЁВ: Везде, к сожалению, идёт инфляция. Но здесь, опять же, это политика дилеров. Когда мы видим, что есть дефицит автомобилей, они могут поднимать цены, в том числе, из-за того, что не хватает электронных компонентов. У нас недавно был случай, «АвтоВАЗ» вынужден был приостановить работу. К сожалению, это происходит. И именно поэтому на нужно проводить импортозамещение, чтобы не зависеть от зарубежных комплектующих.

В.ВОЛГИНА: А мы можем сделать предприятие полного цикла? Если весь мир уже настолько глобализирован, что по факту Boeing собирается, в том числе, за счёт Российской Федерации, потому что мы им титан поставляем.

В.ГУТЕНЁВ: Мы поставляем им некую титановую продукцию и ряд других вещей, но мы нигде не являемся доминирующими поставщиками. И на каждую позицию есть два-три поставщика, чтобы была конкуренция. С другой стороны, у них обязательно есть и складские запасы, и свой национальный производитель. Поэтому по большинству позиций мы абсолютно способны импортозаместиться. И сейчас благодаря тому, что пару лет назад был принят закон, правда, это в какой-то степени, наверное, калька с американского закона 1933 года, который назывался «Покупай американское, нанимай американца», который очень жёстко регламентирует госзакупки, ну закупки за счёт бюджетных денег в каждом штате, в каждом графстве, районе. Если не дай бог чиновник приобретёт зарубежный товар, американский чиновник, и при наличии этого же товара, пусть чуть дороже, но национального, ему грозят настолько сумасшедшие кары, что вы не можете даже представить. Вот мы приняли похожий, но гораздо более мягкий закон. И вот в рамках двух важнейших законов, регулирующих закупку, это 44-й и 223-й федеральные законы, законы о госзакупках, в уходящем 2021 году было закуплено российских товаров более чем на четыре триллиона рублей в рамках госзакупок. Сумасшедший рост.

В.ВОЛГИНА: Это много, мало? Не могу понять.

В.ГУТЕНЁВ: По одной из позиций, это 223-й закон, это более 80% было закуплено российских товаров. Это понуждает зарубежных производителей на территории России создавать совместные предприятия, инвестировать сюда, в первую очередь, даже не деньги, а инвестировать сюда свои компетенции и технологии.

Кстати, не могу не упомянуть. Есть такой закон «СПИК 2.0» (Специальный инвестиционный контракт). Так вот СПИК 1 проработал буквально несколько лет и там основной критерий, точка отсечения для получения льгот, был объём финансирования. То есть, если вы принесли много денег как инвестор, вы получаете налоговые льготы. СПИК 2.0 говорит другое: объём важен, но не определяющий, основное — это то, что должны завезти технологии, аналогов которых у нас нет. И сейчас благодаря этому в течение года более 700 технологий были привезены на российскую землю. Это очень большое достижение.

В.ВОЛГИНА: От наших слушателей много вопросов. Спрашивает Михаил: «Слабый рубль. Но это всё-таки плохо, например, для конечного потребителя, так как конечный продукт, который мы покупаем, изначально покупается за доллары или цена на российский товар устанавливается эквивалентно ценам зарубежных товаров».

В.ГУТЕНЁВ: Вы знаете, я думаю, что слабый рубль — это плохо и сильный рубль — это тоже плохо. Мне кажется, что очень важно, чтобы был стабильный рубль.

Давайте мы посмотрим, растёт учётная ставка.

В.ВОЛГИНА: Ключевая, в смысле.

В.ГУТЕНЁВ: Ну, ключевая, процентная, неважно. Растёт ключевая ставка ЦБ, соответственно, растёт и стоимость заёмных денег, кредитов в банке. И стоимость заёмных денег, кредитов в банке как для юридических лиц, так и для физических. И вроде бы депозиты тоже должны расти, но вот это запаздывание делает нас беднее. Как и рост зарплат, рост пособий, который вроде бы и компенсирует инфляцию, но вот это запаздывание тоже, к сожалению, делает наши доходы меньше.

На мой взгляд, нам очень важно, чтобы была синхронизация с крупнейшими мировыми валютами. Нам очень важно находить разумный баланс между интересами тех, кого интересует сильный рубль, и тех, кого устраивает слабый рубль. Всегда есть извечный спор между покупателем и продавцом. Если мы пошли бы на поводу у некоторых коллег, не буду говорить, из какой фракции эти ребята, но они нам предложили законопроект, на который мой комитет дал отрицательное заключение: давайте мы ограничим торговую наценку в кафе, ресторанах, сетях, магазинах, у переработчиков. Давайте мы сделаем, чтобы сети зарабатывали не больше 10%. Но я вам открою тайну, что при нынешней наценке в 25-30%, которая ограничена в крупных торговых сетях, у них рентабельность не превышает 3-4%.

Мне очень понравилось, как Денис Валентинович Мантуров…

В.ВОЛГИНА: Глава Минторга.

В.ГУТЕНЁВ: Да, глава Минпромторга. В рамках встречи с депутатами отвечал вроде бы на вопрос, который вызывает положительные эмоции: а давайте мы разрешим и даже обяжем магазины, входящие в торговые сети, для развития региональных поставщиков поставлять продукты прямо в магазины. Они должны будут какую-то долю товаров закупать на месте, напрямую, не через центральные склады, не через логистические большие центры, а напрямую. И Денис Валентинович привёл несколько конкретных примеров, начиная от сугубо бытовых: представляете, что будут испытывать люди, когда завозятся не два раза в день товар и сразу сгружается весь, а бесконечная вереница автомобилей, которые в разное время, перекрывая подъезды к дому, начинают сгружать. То есть мы мало того, что формируем транспортный коллапс, мы ещё и не позволяем снижать издержки торговым сетям за счёт централизации логистических услуг.

В.ВОЛГИНА: Ну это отрегулировать тоже можно, Владимир Владимирович.

В.ГУТЕНЁВ: У нас экономика должна быть более либеральная и свободная.

В.ВОЛГИНА: Куда уж либеральнее-то?

В.ГУТЕНЁВ: А вы предлагаете регулировать.

В.ВОЛГИНА: Куда уж либеральнее?

В.ГУТЕНЁВ: Я считаю, что экономика должна быть саморегулируемая. Мы должны формировать такие законы, которые заставляют и покупателя, и продавца находить баланс.

В.ВОЛГИНА: Государство не может зайти в магазин, но государство может отрегулировать деятельность этого магазина. То же самое, что в какой-то момент существует предел вот этому взаимоотношению продавца, который хочет подороже, и покупателя, который хочет подешевле. Потому что у покупателя в какой-то момент просто не будет денег купить тот товар, когда-то привычный ему.

В.ГУТЕНЁВ: Конкуренция. Должна быть конкуренция.

В.ВОЛГИНА: Так торговые сети — это монополизм.

В.ГУТЕНЁВ: Вот сейчас снова наши коллеги из нашей парламентской фракции КПРФ вышли с предложением. Причём, знаете, это вбросили под занавес, буквально 28 или 29 августа. Уже депутаты прежнего созыва на каникулах, уже идут выборы, но права ещё вбросить законопроект есть. Вот они под занавес вбрасывают законопроект, не говорю об аффилированности с торговыми сетями. Но такие мысли возникают, поскольку предлагают увеличить с 25 до 30 процентов, возможность торговых сетей занимать доминирующее положение в регионе. То есть, если сейчас превышает 25% от объёма продаж конкретная сеть, ей не разрешают брать в аренду новые магазины, развиваться, расширяться, коммунисты предлагают увеличить до тридцати. Мы выступили против. Мы считаем, что должна быть конкуренция. И сокращение цены приходит от переизбытка предложения, когда за нас конкурируют. А когда не хватает приобретать автомобили, мы начинаем конкурировать между собой, готовы платить за допы, переплачивая за машины десять, пятнадцать, двадцать процентов.

В.ВОЛГИНА: Хорошо. Но для этого существует… Например, наличие торговых сетей крупных всё равно приводит к риску, например, картельного сговора. Здесь, конечно, работа ФАС, и, я насколько понимаю, у ваших однопартийцев была тоже какая-то идея чуть ли не вызвать ФАС и спросить, а что вы сделали для того, чтобы цены не росли. Но, может ли в этой связи сделать что-то ФАС? То есть такое впечатление, что одни на других перекидывают, Минфин говорит, ну это потому что заграницей, депутаты говорят, ну это потому что вот так вот, а ФАС говорит, да я вообще не при делах. А в итоге всё дорожает, и люди только говорят: на тысячу рублей можно было месяц назад то-то купить, а сейчас в два раза меньше.

В.ГУТЕНЁВ: Вы знаете, в целом ФАС работает неплохо. И если и возникают какие-то вопросы, они периодически возникают лично у меня к Минфину. Я приведу в пример проблему, которую удалось решить, и здесь очень важна была помощь, поддержка руководства Государственной думы, поскольку Минфин и правительство предложили изъять избыточные доходы у металлургов не очень корректно.

Если вы помните, было такое высказывание, которое цитировали, высказывание Белоусова о том, что металлурги нахлобучили экономику на 500 или 600 миллиардов рублей.

Действительно, сверхдоходы, которые были сформированы, в том числе и за счёт наших национальных потребителей, цены выросли невероятно на металл, необходимо было изъять для реализации социальных каких-то программ. Но способ их изъятия был выбран не самый рациональный. Решили изъять через акцизы тех предприятий, которые выплавляют металл, так называемая жидкая сталь.

На мой взгляд, это была вопиющая несправедливость. Потому что прибыль получали те, кто от руды до конечного продукта в удобной для себя точке прибыли мог эту прибыль саккумулировать и получить. Но если мы берём предприятия машиностроения, оборонно-промышленного комплекса, то откуда у них прибыль от руды? Они берут по рыночным ценам металлопродукцию. Даже если мы возьмём сталеплавильные заводы, которые работают с металлоломом, у них маржа шесть, семь, восемь процентов, ни больше. То есть они берут лом по текущим ценам.

В.ВОЛГИНА: А текущие цены привязаны к бирже, скажут вам.

В.ГУТЕНЁВ: Конечно. Конечно, к бирже. Поэтому сверходоходов нет. Сверхдоходы возникают у тех, у кого горно-обогатительные комбинаты и они от руды доходят до финального продукта.

В.ВОЛГИНА: А 6-8% это не сверхприбыль?

В.ГУТЕНЁВ: 6-8 — это мизер. Это мизер. Это мизер для тех, кто покупает металл, его обрабатывает. Ну есть же отходы, фрезеровка, есть стружка, она потом идёт в переработку, но тем не менее.

Есть ещё такой вопрос, как спецстали, которые повторно использовать нельзя, это трубная промышленность. И нам удалось буквально в последний день благодаря позиции Минпромторга, руководства думы мы заставили (такое бывает нечасто) Минфин изменить закон и внести самостоятельно. Они внесли эти поправки в закон, которые по списку Минпромторга для предприятий оборонно-промышленного комплекса и машиностроения, а также для заводов, которые ни больше тысячи тонн в месяц стали выплавляют, то есть малый и средний бизнес, не распространять на них акциз. Также изменить формулу цены для трубной промышленности. То есть мы смогли добиться справедливости, и наш потребитель не увидит увеличения роста цены на целый ряд товаров. Если бы мы это не сделали, к сожалению, был бы рост цен.

В.ВОЛГИНА: Да. Но, правда, это может быть нивелировано тем, что происходит, например, в лесопереработке, почему куб доски стал стоить так много. Да, можно сказать, что в США тоже было шесть долларов, стало 36 долларов. Но в данном случае нас всегда интересует, прежде всего, что происходит в Российской Федерации.

В.ГУТЕНЁВ: Отлично. Лес — это здорово. Приведу статистику. С 1 января будущего года начинает действовать запрет на экспорт необработанной древесины хвойных и ценных твердолиственных пород. Мы к этому шли 15 лет.

Государство инициировало почти 160 (158) проектов по глубокой переработке древесины. Поскольку нужно было создать мощности, на создание мощностей ушло частных и государственных инвестиций 650 миллиардов рублей.

В.ВОЛГИНА: А мощности построены?

В.ГУТЕНЁВ: Построены, в том-то и дело.

В.ВОЛГИНА: За год?

В.ГУТЕНЁВ: Почему за год? Эта программа более шести лет реализуется.

В.ВОЛГИНА: Но президент только в этом году говорил, что нельзя экспортировать.

В.ГУТЕНЁВ: Слушайте, эту программу Минпромторг реализует уже долгие годы. Из вот этих 158 проектов больше100 уже завершены и работают. То есть, как только мощности были созданы и мы можем там перерабатывать, мы фактически ставим запретительные налоги, запретительную пошлину на вывоз необработанного кругляка.

В.ВОЛГИНА: Хорошо. Но в этой связи вам сразу скажут, что, а неужели все вытянулись во фрунт, Погранслужба, кто там ещё, люди, которые добывают этот лес…

В.ГУТЕНЁВ: Чёрные лесорубы, которые незаконно.

В.ВОЛГИНА: Да. Все выстроились, и больше мы не увидим этих кадров, чудовищных абсолютно, с этой вырезанной тайгой и вот эти огромные поезда, которые вывозят кругляк. Неужели всё? Неужели егерь, которому встретятся эти лесорубы, может быть, даже они были легальными, он скажет: всё, товарищи, вы нарушаете закон. Потому что до сих пор, скорее всего, у этого егеря либо пройти мимо, не заметят, либо взять денег, либо выйти оттуда вперёд ногами. Ну это правда.

В.ГУТЕНЁВ: Это маленькая часть правды. Потому что пять-шесть лет назад началась достаточно эффективная кампания борьбы даже не только с чёрными лесорубами, а с теми нечестными арендаторами лесов, которые под предлогом санитарных рубок или рубок ухода на самом деле рубили ценный лес, затем устраивали пожары и, таким образом, порхали с одного участка на другой, заключая длительные конституционные договоры, не занимаясь лесовосстановлением. Как только с помощью ДЗЗ (дистанционного зондирования Земли) спутников появилась возможность ретроспективно не просто увидеть, что происходит… Ведь раньше за деньги небольшие подмахнуть документ лесопатологам, которые говорили о том, что лес поражён теми или иными букашками, именно поэтому его срубили. После того, как лес срубили и вывезли, как докажешь, был он поражён или нет? Вот современные средства дистанционного зондирования Земли позволяют из космоса определять, был ли больной лес тогда или нет, а фотоархивы хранятся более двух лет. Поэтому ситуация стала намного лучше. Но я с вами согласен, она не идеальная. Я уверен, что будут фиксироваться нарушения, я уверен, что будут посадки отнюдь не саженцев и деревьев, а нарушителей. И это та борьба, которая, наверное, никогда не приведёт к абсолютной победе. Но то, что есть положительный тренд, я думаю, это очевидно.

В.ВОЛГИНА: Хорошо. Но почему тогда всё равно… Вот слушатель нам пишет: «Паллет в начале 2021 года стоил 150 рублей, сейчас 600. Просто дерево и даже не первый сорт». Что происходит с ценами на древесину?

В.ГУТЕНЁВ: С ценами, не только на древесину, происходит вакханалия. И я думаю, что как только появляется сверхприбыль какой-то одной позиции, в это начинают вкладывать деньги. Вспомните, средства индивидуальной защиты. По чём мы с вами покупали обычные маски, простейшие? Ну что пошить эти маски? Это даже не комбинезоны. Вы помните, сколько платили? Я помню, доходило до 50-70 рублей за маску. Это было вообще горе. Сейчас мы достаточно крупный экспортёр средств индивидуальной защиты, у нас даже мощностей чуть больше, чем нужно.

Изготовление паллет — это настолько простая операция…

В.ВОЛГИНА: Примитивная.

В.ГУТЕНЁВ: Примитивнейшая, вы абсолютно правы. И поэтому не может быть маржинальности двести, триста, четыреста процентов. Буквально через короткий промежуток времени начинают выпускать так много, что маржинальность становится отрицательной. Это те колебания рынка, которые, к сожалению, бывают. Но то, что сейчас радиослушатель столкнулся с такими амплитудами, ну, значит, надо немножко переждать. Если я вижу, что товар в два-три раза дороже, чем он стоит, и я могу снизить потребление сегодня, я стараюсь. Допустим, я бы не пошёл сейчас в строительство дома при том росте цен на металл, который есть, и я уверен, что с лета мы увидим сильное, на двадцать, двадцать пять, а то и тридцать процентов снижение на металлы.

В.ВОЛГИНА: Цены будут падать?

В.ГУТЕНЁВ: На металл — однозначно, который мы используем в строительстве. Они сейчас перегреты. Перегреты эти цены. И я думаю, что падение мы увидим уже с мая-июня, причём оно будет довольно существенное.

В.ВОЛГИНА: Просто интересно, эта перегретость чем обеспечивается? Вот даже люди, которые строят жильё себе, например, дачку, вот был клеёный брус за одну цену, например, два года назад, сейчас это стоит минимум в два раза дороже. Вопрос: почему? И где, главное, перспективы того, что что-то где-то как-то будет дешеветь?

В.ГУТЕНЁВ: Ну, в данном случае я не могу сказать, что будет дешеветь конкретно клеёный брус. Потому что, как мы уже говорили, инфляция довольно серьёзная, и падает потребительский спрос, поэтому производитель пытается за счёт большей маржи сохранить свою доходность, но это путь в никуда. Я считаю, что нужно бороться за долю рынка, а не за текущую прибыль. И я вижу, как очень много компаний сейчас активно расширяются, работая фактически с нулевой рентабельностью. Мы видим эту конкуренцию и между торговыми сетями. Если мы возьмём X5 и «Магнит», то мы видим сейчас, что и одни, и другие пытаются за счёт экспансии, несколько даже снижая свою маржинальность, захватить большие рынки.

В.ВОЛГИНА: У них обороты. Вы в данном случае говорите про людей, которые формируют этот рынок. Я же говорю про потребителей, которые или пытаются купить квартиру, и сейчас она каких-то странных денег стоит, или пытаются достроить свой домик, например, или расширить свой участок. А в итоге всё упирается, черепицу возьмёшь — в два раза дороже, корм для собак возьмёшь — в два раза дороже, клеёный брус или пеньку какую-нибудь возьмёшь, дом пенькой сделал — 800 тысяч рублей стоит. Ну что это такое? Пенька.

В.ГУТЕНЁВ: Вы считаете, это надо регулировать законом?

В.ВОЛГИНА: Я не знаю. У меня вопрос к вам, потому что вы специалист в этой связи и вы можете ответить.

В.ГУТЕНЁВ: Но не в пеньке точно. Я думал, что мы сегодня обсудим очень важное событие, событие грандиозное — это то, что именно сегодня прошла лётная сертификация нашего самолёта МС-21. Сумасшедшая победа, потому что три года назад…

В.ВОЛГИНА: С две тысячи какого-то года его сертифицировали, очень долго.

В.ГУТЕНЁВ: Нет. Он был сертифицирован, но наши друзья, которые по контрактам должны были нам поставлять композитные материалы для чёрного крыла, это американцы, канадцы, японцы…

В.ВОЛГИНА: И французы.

В.ГУТЕНЁВ: В нарушение всех договоров прекратили это делать. В кратчайшие сроки Росатом, «Ростех» разработали не просто композитные материалы и препреги, они разработали выкладочные машины, которые эту композитную ленту укладывают. Это тоже очень сложная технология. И нам пришлось для того, чтобы самолёт мог вновь обрести право летать, уже с чёрным крылом, которое делают в Ульяновске…

В.ВОЛГИНА: Да, на эти цели дополнительные миллиарды выделяли из бюджета.

В.ГУТЕНЁВ: Речь не о деньгах. Речь о технической возможности. И вот, реализовав эту проблему, сейчас мы, считайте, повторно сертифицируем самолёт. Но я должен сказать, что он вызывает сумасшедший интерес. Мне посчастливилось в ноябре нынешнего года быть на авиасалоне в Дубае. Меня больше, конечно, интересовали продажи вооружения и военной техники, но тем не менее экспозиция, которая была представлена российскими авиастроителями, очень впечатляла.

Во-первых, была линейка Aurus. Это не только автомобиль, который сейчас одна из стран в очень значительном количестве из арабских приобретает. Это вертолёты в исполнении Aurus и бизнес-джет на базе Sukhoi Superjet 100 с душевой кабиной для шейхов и эмиров, которые…

В.ВОЛГИНА: Бизнес-джеты, шейхи, эмиры купят.

В.ГУТЕНЁВ: Слушайте, это деньги в бюджет. Это наши рабочие места. Это доходы государства.

В.ВОЛГИНА: Мы столько на бизнес-джетах сделаем? Каждому шейху по SS100, хотите сказать?

В.ГУТЕНЁВ: Дай бог, чтобы они, может, и не по одному взяли. Это же хорошо.

В.ВОЛГИНА: А про МС-21.

В.ГУТЕНЁВ: Так вот там был МС-21 с новым салоном. МС-21 вообще отличается от одноклассников тем, что у него более широкие проходы, большие кресла, он более комфортабельный.

В.ВОЛГИНА: Когда полетит?

В.ГУТЕНЁВ: Он уже летает. Когда пойдёт в серию, и мы сможем на нём летать? Я думаю, что в 2024 году некоторые из нас будут иметь возможность, в зависимости, на каких линиях, не так много самолётов будет строиться на начальном этапе, но тем не менее мы на них уже начнём летать с 2024 года.

В.ВОЛГИНА: А он сейчас, тот, который летает, лётные испытания проходит, он на ПД-14 или на Pratt & Whitney.

В.ГУТЕНЁВ: ПД-14. Нет, Pratt & Whitney мы не берём. Pratt & Whitney тягой 30 тысяч фунтов. Мы их рассматриваем теоретически, как, возможно, экспортный вариант по желанию покупателя. Такая опция тоже есть. Но мы, разумеется, делаем ставку на ПД-14. Очень хороший двухконтурный двигатель, и по своим техническим характеристикам, и, что самое главное, по ресурсу. Ведь, помимо цены, очень важно, чтобы двигатель служил долго и легко обслуживался.

В.ВОЛГИНА: Это правда. Только другое дело в авиаотрасли мало — построить самолёт. Ну это своего рода подвиг, безусловно.

В.ГУТЕНЁВ: Да.

В.ВОЛГИНА: Важно и сервисные центры. С чем конкурировать? Если у Boeing, Airbus эти сервисные центры по всему миру и запчасти на годы вперёд, а вот что касается что SS100, что МС-21, тут проблема.

В.ГУТЕНЁВ: Знаете вы наши темы. Поэтому мне и нравится ваша радиостанция, что глубоко погружены. Но есть гораздо большая проблема, которую мы видим и которую пытаемся сейчас решить. На авиасалоне МАКС было принято решение о серьёзном финансировании авиастроительной отрасли, 1,8 триллиона рублей до 2030 года, более 800 машин. Это и вертолёты, и самолёты. И вроде бы этому нужно радоваться, но — существует дефицит трудовых ресурсов. Вот на том же ульяновском «Авиастаре-СП», которое производит 76-е военно-транспортные самолёты, Ил-76, и на их базе топливозаправщики, чтобы удовлетворить существующий спрос, необходимо, со второй линейкой, ещё и набрать около трёх с половиной тысяч новых сотрудников.

В.ВОЛГИНА: Так.

В.ГУТЕНЁВ: Вот до тех пор, пока маржинальность по гособоронзаказу, а, точнее, доходы будут настолько низки, что мы не можем платить те деньги, которые должны получать авиастроители, выбор вуза всегда будет в сторону юридических, экономических, а не Московского авиационного института. И поэтому для нас сегодня очень важно формировать тот кадровый задел, который нам потребуется завтра.

В.ВОЛГИНА: Вот вы только смеялись по поводу пеньки, а в России проект по выпуску пеньки оценили в два миллиарда рублей, между прочим, четыре тысячи тонн планируется. Это проект 2021 года, если что.

В.ГУТЕНЁВ: Дай бог, чтобы два миллиарда долларов.

В.ВОЛГИНА: Владимир Гутенёв был с нами, председатель комитета Госдумы по промышленности и торговле. Владимир Владимирович, спасибо, приходите ещё.

В.ГУТЕНЁВ: С наступающим Новым годом. Счастья и удачи.