С. РЫБКА: Здравствуйте, Павел Семенович. Это радио «Говорит Москва».

П. ЛУНГИН: Здравствуйте.

С. РЫБКА: Прежде чем поговорить о смыслах, серьёзных вещах, связанных с вашей работой, можно о технической стороне дела несколько вопросов? О том, как над сценарием работали? Потому что когда смотришь первые эпизоды вашей «Родины», глаз цепляется чуть ли не за кадры, которые буквально дублируют то, что в американской версии можно было видеть. Как работали над сценарием? Просто сели, отсмотрели американскую версию или взялись писать свой?

П. ЛУНГИН: Знаете, то, что кадры вам кажутся одинаковыми, это, честно говоря, просто игра подсознания, чтобы вы понимали. Мы купили формат, мы купили сюжет сценария. Поэтому в этом была задача. Задача была не изменить его, а наоборот, воплотить, так сказать, сделать ту же историю, но наполнить её отечественным материалом. Понимаете, это только в гаражах каких-нибудь в Лианозово улучшают двигатель «Мерседеса», такие есть любители. Это как раз было куплено как некоторый совершенный аппарат. Мы умеем снимать, у нас замечательные актёры. Мы не умеем сценарии делать, мы не умеем сделать такую потрясающую историю, которую смотришь захватывающе, не отрывая глаза. Поэтому мы не смотрели, там это сделано по сценарию, но там все кадры как раз разные. Там по-разному играют актёры, там разные образы, например, этих людей, разные семейные ситуации. Там совершенно отличается политическая вся составляющая, которая с каждой серией становится важнее и важнее. Но просто глаз, тебе кажется, ты узнаешь какие-то опорные ситуации, тебе кажется: «О, боже мой, я это видел!» Но это не так. Я считаю, что у нас снят как раз лучше в смысле, не знаю, как сказать, по качеству, по материалу, по дороговизне. Потому что тот же в таких в совсем таких абстрактных интерьерах сделан.

С. РЫБКА: У вас чуть более реально, материально?

П. ЛУНГИН: Да. Мне кажется, что да. Но история всегда, я не скрывал это, мне было интересно, смогу ли я. Всю жизнь работал по собственным сценариям. Мне было интересно, могу ли я войти, так сказать, в этот формат.

С. РЫБКА: Павел Семёнович, но основная-то линия всё равно сохраняется. Почему нельзя было нашему зрителю предложить ровно ту американскую версию? Из-за каких-то сцен, которые просто для нашего федерального ТВ слишком жёсткие? Есть ведь там и такие. Зачем нужно было как-то переосмысливать?

П. ЛУНГИН: Я не знаю. Американское про американцев, русское про русских.

С. РЫБКА: Но вы готовы назвать эту историю, «американскую броуди историю», история Брагина в России универсальными?

П. ЛУНГИН: Мне кажется, что да. Вот скажите, Чехова играют в Африке и в Японии?

С. РЫБКА: Играют.

П. ЛУНГИН: Это есть интерпретация, понимаете. Я ещё раз говорю, что не говорю, что это на уровне Чехова или Шекспира. Но в принципе, если брать ранжир сериала как отдельной составляющей, если выделить из этого зерно. Какое зерно? Вот человек отсидел шесть лет в плену у исламистов. Он герой или не герой? Он герой или ненавидит? Он герой или завербованный? И он сам, как бы его личность раздвоена. Мы до конца, пока не закончится сериал, не поймём кто. Ему противостоит женщина. Она гений или она сумасшедшая? Она одержимая? Одержимая. И вот это та ситуация, эти качели психологические – это как Чехов современного сериала. Поэтому это можно сделать и в России, я думаю, это можно сделать и во Франции. У них свои исламисты.

С. РЫБКА: Павел Семёнович, вы не первый, кто сравнивает искусство современного сериала с искусством литературной классики. Но почему тогда у нас никто не может эти качели изобразить? Почему у нас нет сценариев? Вы сами на это жалуетесь. Я читал, вы говорите, что сами писать сценарии не любите. А где найти того, кто любит писать сценарии, может эти качели нам нарисовать?

П. ЛУНГИН: Не знаю. Я думаю, что они появятся. Сейчас сериалы становятся лучше. Был какой-то период отчаянной халтуры, когда люди, подмигивая, виновато подглядывая: «Ну, я написал дерьмо, конечно, понимаю». Почему-то считается, что надо писать мгновенно, за неделю серию, что надо делать такие диалоги, которые потом и прочитать-то невозможно. Я не знаю. Но очевидно, что уровень будет повышаться. Я просто боюсь, что людей уже подсадили на такой элементарный. Понимаете, можно людей подсадить и на портвейн дешевый, а можно приучить их к качественному вину. Поэтому мне очень интересно как пройдёт этот сериал, потому что он заставляет всё время интеллектуально как-то работать. Там надо догадываться, отгадывать. Там нет такой простейшей какой-то ситуации, как в большинстве наших сериалов. Пойдут ли люди на этот интеллектуальный вызов? Сиди, переживай, волнуйся и думай уйдёт он или не уйдёт. А переживай на другом уровне – патриот, не патриот, родина, не родина, где, что, где же правда в этих людях. Это мне кажется более интересным.

С. РЫБКА: Скажите, обязательно ли для того, чтобы сделать качественное произведение в формате сериала, оно должно быть сложным? Вы сейчас говорите о том, что сейчас это практически эксперимент, такое усложнение жизни. И вы предлагаете это зрителю. Это обязательно усложнять?

П. ЛУНГИН: Мне кажется, что да. Мне кажется, что все эти высококачественные сериалы, мы их знаем, это «Во все тяжкие», «Босс» про мэра Чикаго, целый ряд этих сериалов. Посмотрите, как они богаты по сюжету, как они все отличаются ненормативным героем. Вы нигде не найдёте простого героя. Он или какой-то чокнутый, или чем-то болен и пытается выкарабкаться, или он делает какие-то вещи против закона, но во имя каких-то благих. Это всегда ненормативные люди. И герои этого сериала тоже ненормативные абсолютно.

С. РЫБКА: Павел Семёнович, позвольте заметить, когда мы смотрим на Керри в американскую версии, она там совсем ненормативная, прямо за пределами всего, и даже за пределами своего коллектива ЦРУшного. А когда мы смотрим на нашу Анну, всё-таки, она женщина, русская женщина. Здесь, наоборот, форматности добавляется. Или я ошибаюсь? Вы не так её видели?

П. ЛУНГИН: Чёрт его знает. Я не знаю. Мы пытались её почувствовать. Там же очень много даёт актриса. Вы просто досмотрите всё-таки сериал до конца. Потому что там вы судите уже по результатам каких-то четырёх сезонов, это раскатывается много. Её сцены безумия, ненормативности впереди. Но вы увидите, что это выдающаяся роль Виктории Исаковой, она ещё удивит всех тем, как она будет себя вести. Но вообще дело в этом. Дело в том, что это какой-то первый шаг. Я прочитал отчёт. Меня, честно говоря, порадовало, что цифры такие хорошие.

С. РЫБКА: Да, вы чемпионы.

П. ЛУНГИН: Да, я не ожидал этого. Но видите, что такой хороший сценарий?! Он как двигатель, я ещё раз говорю, «Мерседес». Этот движок двигает. Но с другой стороны, я увидел там, что мужская аудитория вернулась на второй канал. Я увидел, что молодёжи больше на 30%. Это потрясающие цифры в том смысле, что люди хотят более сложного. Мне кажется, что наше будущее – это качественные, усложнённые сериалы.

С. РЫБКА: Вы до конца уверены, что именно эта сложность сработала? Не готовы допустить, что, возможно, какой-то ностальгический элемент сработал, по крайней мере, для мужской аудитории, потому что нам там показаны 90-е? Насколько серьёзно относились к тому, чтобы эпоху воспроизводить?

П. ЛУНГИН: Хочу повиниться. Я плохо воспроизвёл эпоху. Главной для меня была не эпоха. Просто эта история очень хорошо укладывалась в 1999 год со второй чеченской войной, с некоторым безвластием, что какие-то группы тогда силовиков стремились прийти к власти и т.д. Это просто было похоже. Первые теракты, сама атмосфера страха. Но вообще это не посвящено реконструкции. У меня не было ни сюжета, ни времени, потому что реконструкция – это вообще тончайшая вещь. Вообще я хотел, чтобы было просто интересно.

С. РЫБКА: Вы сами смотрели англоязычные сериалы, которые не сложны, но интересны? Потому что есть масса комедийных сериалов, которые становились такими же международными хитами. Они очевидной сложностью не обладают. Почему у нас в этом направлении даже попыток нет? Вы пытаетесь усложнить сериал. Но сделать хорошую, качественную комедию, кажется, никто даже не пытается.

П. ЛУНГИН: Ну почему! На ТНТ, СТС они чего-то делают. Я просто, честно говоря, не очень люблю комедийные сериалы. Это вообще моя идея фикс. Мне кажется, что одна из главных проблем современной России это то, что люди хотят простых решений, принимают вообще жизнь просто. А жизнь сложная. Поэтому они бьются, обманываются. Им кажется, что их обманывают, и они несчастны. Они не могут перейти на какое-то многоступенчатое, многосложное понимание жизни. Они как бы живут ещё в системе оценок, пропаганды советского какого-то упрощенного идеологического времени. И мне кажется, что дело искусства - как раз говорить о сложном, о тупиках, потому что каждый день в тупике, и надо из него выходить. Это и есть жизнь – выходить из тупика, выходить из предательства, из обмана, из проблем на работе, из того, что жена тебя разлюбила, или ты ей изменил, а что делать со своим сыном, если он не совсем обычный, не совсем нормальный, а как вообще жить?! Про это вообще никто не говорит, понимаете?!

С. РЫБКА: Понимаю. Павел Семёнович, спасибо, что уделили время на этот разговор.

П. ЛУНГИН: Ладно. Надеюсь, вам было интересно. До свидания.

С. РЫБКА: Да. Всего хорошо.